Двойник с того света

I

Клим с трудом разомкнул глаза. Голова гудела. Губы трескались от жажды. Он сел на кровати и огляделся – всё тот же флигель. Получается, что вчера вечером он всё-таки не поддался уговорам Волкова гулять до утра и вернулся на Большую Казанскую. Он налил из графина воды и осушил стакан, потом отворил окно. В комнату ворвался свежий ветер. Стало легче. Часы показывали девять утра. Пистолет, деньги и документы были на месте, и от души сразу отлегло. Клим закурил. «Хорошо бы вспомнить вчерашний кутёж… Прямо с пристани мы помчались в лучший ресторан города – «Черноозерский». Подавали стерлядь в шампанском, жаркое из дичи и бог знает что ещё… Негоциант не скупился. Сначала пили только водку. Волков расхвастался, что ему нет равных в «Русской пирамиде». Пришлось прервать ужин и перейти в бильярдную комнату. Заказали бутылку «Мартеля» и бутерброды с икрой. Коммерсант проиграл три партии, расстроился и предложил вернуться в залу. Принесли бочонок пива с солёным горохом и раками. Играл женский оркестр. Потом были кофе с шартрезом и горячий шоколад с коньяком… А Волков-то – заводной! Велел ресторанному лакею собрать корзину с вином и фруктами и подать лихача. Хотел посмотреть, как полная луна отражается в Волге! Конечно, в темноте мы ничего не разглядели. А вот что было потом – вспоминаю отрывками. Опять куда-то мчались, стреляли шампанским, поили каких-то дам… Точно! Мамзель с хитрыми восточными глазами пыталась снять с меня рубашку. Еле-еле вырвался. Слава богу, извозчик подвернулся… Неужели в таком виде я предстал перед вдовой? Нет-нет, этого не может быть… Она, верно, уже почивала. Поздно же было…»

Послышался стук в дверь.

– Да-да, – отозвался студент.

– Клим Пантелеевич, барыня просят вас к завтраку.

– Передайте Елене Константиновне, что я буду через четверть часа.

– Хорошо.

Ардашев подошёл к умывальнику и, увидев себя в зеркале, ужаснулся… Он чистил зубы, плескался, мылил лицо и смывал пену. Затем побрился, смазал усы венгерской помадой и вновь глянул на своё отражение. «Ну вот, человеческий облик постепенно возвращается», – с удовлетворением заключил он, брызгая себя «Гелиотропом».

Уже через пять минут Клим сидел перед Папасовой и пил кофе.

– Где же вы вчера так набрались, Клим Пантелеевич?

– А я надеялся, что мы не виделись.

– Так и было. Я не дождалась вас и легла спать. Горничная рассказала, что вы чуть ли не строевым шагом шли по дорожке, чтобы – не дай Бог – никто не подумал, что вы были подшофе. – Она вздохнула и добавила: – Все мужчины одинаковые…А злодея вы вчера отыскали?

– Я ошибся. Волков невиновен. У него есть алиби.

– И какое?

– Он не мог подготовить убийство Александрова, так как к тому моменту уже выехал из гостиницы. В банкира угодила пуля из устройства, привязанного к камере. Механизм сработал во время фотографического сеанса. Хозяин ателье покрутил колёсико, отдаляя аппарат от посетителя, верёвка натянулась и произошёл выстрел.

– Какой коварный способ!

– И безопасный для преступника.

– Получается, Двойник входил в окружение Ипполита Матвеевича? Иначе откуда бы он знал, что тот собрался фотографироваться?

– Это одна из гипотез.

– Но мужа Волков мог отравить?

– Думаю, нет. Если бы он замыслил убийство, то не стал бы устраивать сцену на даче, чтобы не попасть под подозрение.

– Как всё сложно!.. Клим Пантелеевич, вы совсем ничего не едите, пьёте только кофе.

– Благодарю, пока не очень хочется… Елена Константиновна, а вы не знаете историю Ксении? Из какого приюта её взяли?

– Из Николаевского, что на Большой Проломной в здании бывшего городского магистрата, рядом с церковью Николы Магистратского. Это всё, что мне известно. В нашей семье эта тема была под запретом. Муж заставил меня поклясться, что я никогда не расскажу Ксении о том, что она ему не родная дочь.

– Туда я сейчас и отправлюсь. Спасибо за завтрак.

– И всё-таки, Клим Пантелеевич, мне кажется, что вчера вы вели себя несколько легкомысленно, а убийца ходит рядом.

– Возможно.

– Возьмите мой выезд.

– Благодарю.

Ардашев уже дошёл до двери, потом вдруг повернулся и сказал:

– Насколько я помню, вы собирались к модистке. Было бы безопаснее, если бы я сопроводил вас к ней.

– После того как я удостоверилась в тексте завещания, у меня пропало всякое желание облачать себя в траурный наряд. Хватит чёрной шляпки и вуали. Теперь меня заботят не похороны, а устройство своей личной жизни.

Ардашев слегка склонил голову и вышел.

II

С Большой Казанской улицы кучер свернул на Левую Театральную, проехал Николаевскую площадь, потом миновал Университетскую и уже оттуда коляска попала на Большую Проломную. Ардашеву было неведомо, что своё название улица получила из-за того, что раньше здесь проходила стена, в которой был сделан пролом при штурме Казани Иваном Грозным в 1552 году. Сейчас Большая Проломная, шедшая параллельно Воскресенской, представляла собой главную торговую артерию города.

Коляска остановилась у здания сиротского дома. Привратник пропустил Ардашева беспрепятственно, но попросил подождать, пока придёт дежурная сестра милосердия.

– Что вам угодно, сударь? – осведомилась уже немолодая женщина.

– Скажите, есть ли среди служащих приюта те, кто смотрел за детьми ещё двадцать два года назад?

– Нет, я вот уже двадцать лет здесь. Старше меня была только нянечка Халида Закирова из люлечного отделения, но её разбил паралич. Лежачая она. За ней дочь ухаживает. А больше я никого не знаю.

– Вы дадите мне её адрес?

– А зачем он вам?

– Двадцать два года назад сюда подбросили одну девочку… Родители скрывали от неё, что она была удочерена. Её мать скончалась, а вот отца недавно отравили, но перед самой его смертью какой-то «друг» подкинул барышне письмо, в котором сообщил, что на самом деле она из другой семьи. Есть подозрение, что аноним и убийца отца – одно и то же лицо. Вот потому я пытаюсь его отыскать и очень надеюсь на вашу помощь.

– Халида Закирова живёт в Татарской слободе. Третий дом на Симбирской улице от Каменной мечети.

– Благодарю вас. Позвольте ещё один вопрос: вы храните сведения о подброшенных детях? Когда и при каких обстоятельствах их подкинули? Может, с ними были записки, вложенные в пелёнки?

– Да, храним. Если малютку усыновляют, то вручаем записку его новым родителям, если нет – всё остаётся здесь, до совершеннолетия воспитанника. Потом ему всё и выдаём.

– Вы очень мне помогли. Большое спасибо!

– Храни вас Бог!

До Татарской слободы путь был неблизкий. Сначала пришлось миновать Ямскую слободу, потом ехать вдоль озера Ближний Кабан и, не достигнув завода Крестовникова, свернуть вправо. Дальше шла просёлочная дорога с выбоинами и ухабами. Версты через две показалась Татарская слобода, сплошь состоящая из жалких деревянных хат. Вот уж где царили бедность и запустение! Только местных жителей, как и власть, такая жизнь вполне устраивала.

Экипаж остановился у того самого дома, где и жила бывшая нянечка из приюта. Клим едва постучал круглой ручкой в калитку, как залаяла собака, и вскоре появилась молодая татарка.

– Здравствуйте, – проговорил Ардашев, – не могли бы вы провести меня к Халиде Закировой. Этот адрес мне дали в Николаевском приюте.

Судя по лицу девушки, она поняла по-русски только «Николаевский приют» и упоминание имени нянечки. Кивнув, она пригласила в дом.

Внешняя убогость жилища вполне соответствовала и внутренней. Пройдя сени, студент оказался в небольшой комнате. На грязных простынях, сшитых из лоскутов материи, лежала пожилая женщина и смотрела в потолок, а на лавке спал большущий чёрный кот. Увидев незнакомца, он зевнул, спрыгнул на пол и начал тереться о ноги вошедшего, выпрашивая еду. Мухи и тараканы тоже считали себя полноправными хозяевами избы. Несмотря на открытые окна, запах стоял невыносимый.

Девушка заговорила по-татарски, и женщина повернулась. Клим достал из бумажника три рубля и положил на табуретку, потом придвинул к кровати лавку и уселся.

– Вы говорите по-русски? – осведомился студент.

– Да, – ответила женщина.

– Ваш адрес мне дали в Николаевском приюте. Я приехал к вам, чтобы получить сведения о настоящих родителях Ксении Папасовой. Дело в том, что какой-то злопыхатель подбросил ей анонимное письмо, упомянув, что она не родная дочь господина Папасова, а приёмная. Для Ксении это было большим потрясением. Вскоре отец, воспитавший её, был отравлен. Я пытаюсь найти убийцу фабриканта, и поэтому мне нужна ваша помощь. Известна ли вам судьба её настоящих родителей?

– Но ведь вы не из полиции, так? – усталым голосом осведомилась бабка.

– Нет, я друг Ксении.

– Я так и поняла. Полицейский никогда бы не дал денег, а вы добрый человек, и я вам пособлю. Да и жительствовать мне осталось недолго… Малышку подбросили. Сначала мы не знали, кто её принёс. Но через несколько лет мне стало известно, что это сделала горничная, служившая в одной молодой, но несчастной семье. Её глава – русский дворянин, имевший кожевенный завод, а его жена – татарка из богатого рода. Она приняла православие, но её родственники не простили ей этого. Всё у них шло хорошо, но потом муж исчез. Ходили слухи, что он попал в тюрьму. А в тот год на Казань напала холера, и мать девочки померла. Вот горничная и положила дитя на порог сиротского дома и, постучав в дверь, сбежала. Девочка хорошенькая была, рыженькая, как и её отец. Не в мать пошла.

– А фамилия? Какая у того дворянина была фамилия?

– Болотов. Он приходил ко мне в прошлом году, справлялся о судьбе дочери. Так же как и вы, деньги оставил.

– Как он выглядел?

– Больной сильно. Кашлял всё время в платок, как чахоточный. Глаза уже провалились в глазницы. Не жилец он.

– Сколько ему лет?

– Полвека уже пожил.

– Седой?

– Немного, он же рыжий. У них седина не так сильно видна.

– Больше ничего не помните?

– Мои слова о семье Папасовых очень его расстроили. Сидел, молчал и смотрел в пол. Потом поднялся и ушёл. Даже не попрощался. Несчастный он.

– Благодарю вас. Всего доброго. Выздоравливайте, – выговорил Клим и вышел.

– Выздоровею обязательно, но уже на кладбище. Прощай, соколик, – донеслось ему вслед.

Клим велел кучеру возвращаться на Большую Казанскую. Солнце палило нещадно, озлобляя не только людей, но и животных. Свора бездомных собак лаем сопровождала экипаж до конца какой-то татарской улицы с разбитой дорогой. «Мне кажется, что в казанских слободах и окраинах ничего не поменялось с тех пор, как через город проезжал ссыльный князь Меншиков, – подумал Ардашев и принялся мысленно рассуждать: – Если представить, что именно Болотов написал анонимку, то как его отыскать? Да и с какой стати он должен мстить Папасову, а не благодарить его за удочерение девочки? А зачем ему отцеплять вагон и убивать вдову? Ну а старый банкир чем ему не угодил?.. Что делать дальше? Где искать этого Болотова? Обратиться в справку? Так в городе населения сто тридцать тысяч! И этих Болотовых будет несколько сотен. Можно, конечно, пойти в полицию или к судебному следователю, рассказать им всё как есть и попросить отыскать бывшего дворянина Болотова. Понятное дело, если он был осуждён и живёт здесь, то бывшего каторжанина найдут быстро. Только вот согласятся ли они конвоировать подозреваемого в Ораниенбаум, чтобы служащие Папасова опознали в нём того самого коммивояжёра, что принёс образцы тканей? Постановление о его доставке должен вынести господин Ковбаса, коему я обещал отбить телеграмму в случае поимки Двойника. Казанского следователя убийство на берегу Финского залива не интересует. Ему надобно отыскать злодея, прикончившего банкира Александрова. Глядишь, ещё и ко мне привяжутся. Стоп! А ведь я первый оказался на месте преступления, не считая фотографа Лекке. И с Ораниенбаумом я связан, и на даче у Папасовых жил, и вагон свой мог отцепить, чтобы потом с него спрыгнуть, когда он пойдёт мимо насыпи… Да и корыстный мотив у меня имеется: влюбить в себя Ксению и, прикончив всех, женится на ней, как на богатой наследнице. А почему нет? Вполне рабочая гипотеза. Господи! По-моему, мне проще самого себя оговорить, чем отыскать злодея. Это тупик… Жара, чёртова жара. Из-за неё и мысли путаются. Вроде бы и Волга с Казанкой рядом, а парит, как в степном Ставрополе. – Студент попытался вынуть из нагрудного кармана пиджака платок, чтобы вытереть пот, струившийся по лбу, и вдруг почувствовал болезненный угол. – Вот чёрт! Штопальная игла! Про неё совсем забыл. Бросил в карман и забыл… Игла, игла, игла…»

– Послушай, Прохор, – крикнул Ардашев кучеру. – Маршрут меняется. Едем на Воскресенскую, в фотографию Лекке, что рядом с нотариусом.

– Это где вчерась банкира Александрова порешили?

– Именно туда.