Его последний приказ

XXV

14.10, 199.776.М41

Осколочные Равнины, Штаб

Спаршадская Боевая Зона, Анкреон Секстус

Он ждал часами, почти, но не вполне заключенный, в спартанской камере на борту одного из командных Левиафанов. Он продолжал смотреть на свой бедный, разбитый хронометр, смотря, как медленно ползет время.

Двери камеры раскрылись внутрь на электрических моторчиках. В дверном проеме стоял Комиссар Фарагут.

Фарагут с презрением смотрел на Гаунта.

— Вытащили счастливую соломинку, Фарагут? — спросил Гаунт. — Вы, должно быть, очень счастливы. В затылок, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ваше лицо было последним, что я увижу. — Фарагут напрягся, но наживку не проглотил. — Лорд генерал ожидает вас, — сказал он.

Вон Войтц был в главном командном тактическом центре Левиафана. Повсюду вокруг него была большая активность. Сотни голосов говорящих одновременно, сотни логических машин, щелкающих и жужжащих. Гололитические экраны на главной ямой стратегиума быстро менялись: цветные модели и очертания, символизирующие эффекты от громадной работы по координации.

Вон Войтц увидел приближающегося Гаунта.

— Ибрам, — сказал он, и сделал круговой жест. — Все это, Ибрам.

— Сэр?

— На этом все, Фарагут, — сказал Вон Войтц, и комиссар покинул их.

Вон Войтц повел Гаунта к более тихому боковому помещению, где восемь тактиков, включая Антонида Байоту, тихо обсуждали свою область работы вокруг активированного стола с экраном.

— Могу я попросить вас удалиться, джентльмены? — спросил Вон Войтц. — Байота, ты останься. — Остальные тактики вышли.

— Было некоторое предварительное расследование, Гаунт, — сказал Вон Войтц. — Ордо Ксенос, различные астропаты. Никакого твердого доказательства, что внутри Монса есть какая-то варп-сеть.

— Ясно, — сказал Гаунт.

— Но это все было поспешно, предварительно, как я сказал. Время не на нашей стороне.

— Нет, сэр.

Вон Войтц вздохнул. — И это именно то время, когда лорд генерал отрабатывает свою зарплату. Доказано или не доказано, но должны быть сделаны решающие тактические решения, основанные на лучшей информации. Ты, должно быть, слышал аргументы против, среди старшего состава этим утром. Я едва не пристрелил парочку из них. К тому же, в лазарете есть два Гвардейца – один «запятнанный» Призрак из твоей команды с Гереона, другой, определенно, нет – которые достаточно пришли в себя, чтобы дать показания о том, что они видели прошлой ночью. Я поговорил с ними обоими лично...

Вон Войтц посмотрел на Гаунта. — Я знаю, когда люди лгут, и эти люди не лгали. Их слова испугали меня. А когда я читаю независимые показания, письменные утверждения от людей, как Новобазки, я понимаю, что был бы дураком, если бы отверг то, на что ты наткнулся.

Лорд генерал бросил взгляд на Байоту.

— Тридцать восемь минут назад, — сказал тактик, — был отдан официальный приказ о незамедлительном отступлении сил Имперской Гвардии из Спаршад Монса и других степных городов на этой планете. Проводятся орбитальные маневры, чтобы разместить Флот на геостационарной орбите для орбитальной бомбардировки. Они, примерно, выйдут на огневые позиции через восемь часов.

— Я собираюсь отдать приказ около полуночи сегодня, — сказал Вон Войтц.

— Вы собираетесь уничтожить города... — сказал Гаунт.

— Я собираюсь стереть их с лица Вселенной, — сказал Вон Войтц. — Как и хотел, между прочим, все время. Черт подери эту осаду.

— Это благоразумное решение, — сказал Байота.

— Быстрая и полная победа здесь должна быть тем, что нужно Второму Фронту, — сказал Вон Войтц. — Твердое заявление об Имперском доминировании. Конец долгой, медленной, истощающей борьбы, которая высасывает соки и уничтожает боевой дух.

— По-моему мнению, сэр, — сказал Гаунт, — проблемами Гвардии здесь являются – дезертирство, болезни, психозы – большинство из которых можно приписать на счет порчи в городах. Воздействие этих мест искажало умы и души людей, даже если они не знали об этом. Порча, которую Балшин так отчаянно выкорчевывала, здесь реальна и весьма, весьма губительна. Но в целом по Второму Фронту, проблема проста и заключается в том, что Макарот дал вам молодую, неопытную армию. Они напуганы, у них нет должной поддержки, они учатся вести войну по ходу дела. Здесь, в Спаршаде, для меня было честью служить вместе с молодыми людьми, которые никогда до этого не видели битвы. У них храбрые сердца, генерал, я могу поручиться за это. У них просто не хватает уверенности, чтобы использовать эту отвагу.

— Имперская Победа на Анкреон Секстусе, — сказал Вон Войтц, ударив кулаком по краю стола. — Это добавит им огня в кишки. Они увидят, что Второй Фронт способен что-нибудь довести до конца.

Гаунт посмотрел на схематичные изображения внешних отсеков на дисплее. — Вы собираетесь отдать приказ о начале бомбардировки около полуночи, сэр? — спросил он.

— Приблизительно, сразу, как только это станет осуществимо.

— Это будет, в самом деле, логистическое чудо, чтобы вывести такое огромный контингент войск и машин из городов к тому времени. Особенно в ситуации, когда за них цепляется враг. — Вон Войтц бросил неловкий взгляд на Байоту. — Мы организуем настолько полный вывод, насколько возможно, — сказал тактик. — Прискорбно, но могут быть небольшие потери.

— Ты имеешь в виду, черный крест? — сказал Гаунт.

— Да.

— Так значит, любое подразделение Гвардии, слишком медленное, чтобы выбраться из городов к сроку... или любое, которое не сможет оторваться от врага...

— Будет принесено в жертву, — спокойно сказал Байота. — Такие потери прискорбны, но, до определенной доли, считаются приемлемыми, по сравнению с общим стратегическим преимуществом.

— Антонид имеет в виду, — проворчал Вон Войтц, — что если бы мы застряли с осадой, мы бы, почти наверняка, потеряли чертовски больше людей, чем тех, кто отдаст свои жизни во благо сегодня ночью.

— Я понимаю, что он имеет в виду, — сказал Гаунт. — Бедному арьергарду достанется худшее.

— А разве не всегда так?

Гаунт отвернулся от дисплея и посмотрел на Вон Войтца. — Сэр, я прошу разрешения вернуться на фронт. Дисциплина будет решающим фактором того, как быстро и чисто может пройти отступление. Будет страх и паника, а, так же, небрежность. Вам нужен каждый комиссар, которого сможете найти, для управления.

— Я ожидал, что ты это скажешь, — сказал Вон Войтц. — Если ты должен, тогда...

— Я хочу отправиться в пятый отсек, сэр.

Вон Войтц позволил легкой улыбке появиться на губах. — Да, думаю ты можешь. Они ведь там, так ведь?

— Да, сэр.

— Идите, Комиссар Гаунт.

Гаунт забрал Эзру Ночь из камеры, куда Комиссариат поместил его, и они вместе забрали свое конфискованное оружие и пожитки у дежурного.

Взлетные платформы наверху корпуса бурлили активностью в ослепляющем дневном свете. Лифтеры, штурмовики и другие летательные аппараты уже доставляли персонал из Монса. Сервиторы выгружали оборудование, а команды техников, в защищающих от солнца одеждах, оперативно увозили его. Гаунт нашел смотрителя палубы, который сверился со своим списком и сказал Гаунту, что будут места на одном из тяжелых транспортников типа «Боевой Конь» через пятнадцать минут.

Гаунт с Эзрой ждали у ограждающего поручня. Собрались другие пассажиры, по большей части офицеры и медицинский персонал. С высокой точки, Гаунт мог видеть внизу лагерь Осколочных Равнин, растянувшийся под белым солнцем, жарящимся на жаре. После дней в сером, сыром микроклимате Монса, накрытым дымом, это ощущалось, как другой мир.

Лагерь гудел. Даже Штаб Осколочных Равнин собирался отступить подальше от Монса до полуночи. Гаунт наблюдал, как временный город медленно разбирает себя.

Позади него взлетела с палубы пара Валькирий, и он повернулся посмотреть на них. Они по дуге взлетели в яркое голубое небо и полетели к огромному, темному облаку на горизонте.

Палубный смотритель позвал их, и они пошли с остальными людьми к одному из больших Боевых Коней. Это был уродливый, толстый летательный аппарат, с шелушащимся серым корпусом. Боковой люк был открыт, и они забрались в потрепанный, металлический грузовой отсек и закрепились в небольших настенных стропах.

Другой Боевой Конь поднялся в воздух с огромным шумом и в облаке летающего песка. Двигатели их транспортника начали разгоняться.

— Две минуты! — крикнул палубный смотритель.

Снаружи, в солнечном свете, появилась фигура, и забралась в отсек, последняя добавка к пассажирам. Он пошел к Гаунту и Эзре.

— Привет, Ладд, — сказал Гаунт.

— Я слышал вы были... Я имею в виду, я думал, что смогу...

— Пристегнись, — сказал Гаунт.

— Это будет тяжело, так ведь? — сказал Ладд. — Будет трудно вывести людей вовремя.

— Особенно, если они в арьергарде, — сказал Гаунт. — Первым вошел, последним вышел. — Ладд посмотрел на Эзру Ночь.

Медленно, осторожно, как ритуал, партизан размазывал воуд по своему лицу, готовый к войне.