Панджшерское ущелье, Базарак
Хан сидел и слушал хрипы в легких Сандры, затем вынул из ушей стетоскоп и повернулся к Кохистани.
— Я предупреждал тебя, что это может случится. Ее организм боролся с инфекцией десять дней, и теперь у нее пневмония. Она умрет через неделю.
Кохистани смотрел на увядающую американку. Сандра спала. Глаза ее глубоко запали внутрь лица.
— Ты не ошибаешься?
— В чем? В том, что у нее пневмония или в том, что она умрет через неделю?
— И в том, и в другом.
— Нет, — заключил Хан, — не ошибаюсь. Одного пенициллина мало. Я тебе говорил.
Кохистани возмутила дерзость деревенского доктора.
— Тебе лучше попридержать язык за зубами, доктор, не то тебя прилюдно будут бичевать перед всей деревней.
Губы Хана превратились в тонкую линию, а взгляд стал вызывающим.
— Почему бы тебе не попросить у американцев лекарств для нее? Они бы привезли их на вертолете.
Кохистани покачал головой.
— Если они заподозрят, что она умирает, то предпримут попытку спасти ее — им уже нечего терять. Раненая нога заживает?
— Да, наконец-то. Но сейчас это меньшая из ее проблем.
— Понятно. — Кохистани стоял, поглаживая бороду. Он хотел, чтобы американка еще пожила, но смерть, увы, была неизбежна, хотя, признаться, американка и отработала большую часть его плана. Последние две недели были самыми важными для защиты ущелья. Если на то будет воля Аллаха — она выживет, даже невзирая на отсутствие лекарств. Доктора слишком много внимания уделяют таблеткам и слишком мало — воле Всевышнего.
Он повернулся к охраннику-подростку, который точил в углу нож. Мальчик был сыном его покойного брата.
— Они могут прийти за ней в любую ночь, племянник, — сказал Кохистани на арабском, чтобы ни Бадира, ни Хан не поняли ни слова. — Когда деревню станут бомбить… а бомбить ее станут… ты перережешь горло сначала американке… а потом этому дерзкому доктору.
— Я все сделаю, дядя.
— Очень хорошо.
Кохистани удалился.
Когда он ушел, Сандра открыла воспаленные глаза и посмотрела на Бадиру.
— Что случилось?
Бадира отвела взгляд.
— Кохистани послал за лекарством.
Сандра закашляла и саркастически усмехнулась.
— Конечно, так и побежал. Он хочет, чтобы я, наконец, умерла. Он боится, что американцы сделают что-то ужасное, если узнают, что я не выживу… правда?
Бадира посмотрела на Хана, начала что-то говорить, но вдруг остановилась и покачала головой.
— А он прав? Твои люди атакуют нас, если узнают, что ты умираешь?
Сандра подтянула одеяло к подбородку: ее знобило.
— Даже не знаю, что еще они могут сделать. Можешь дать мне немного опиума… пожалуйста?
— Нет. Хан говорит, это ослабит твои легкие.
— Ох, ради всего святого, Бадира. Я умираю. Какая, к черту, разница? Просто дай мне наркотик, чтобы забыться.
Хан различил в голосе Сандры раздражение.
— Чем она расстроена?
— Она хочет опиума.
Хан потянулся за сумкой на столе.
— Я могу дать обезболивающее.
— Нет, у нее не болит нога. Она хочет забыться.
Хан помотал головой и встал со стула.
— Если так, то нет. Опиум ускорит разрушение легких. Если она умрет раньше положенного срока, Кохистани взвалит всю вину на меня.
— Может, в таком случае сделаешь ей укол, — предложила Бадира. — У нас есть героин.
И снова Хан отказался.
— Дай ей обезболивающее для ноги и держи ее в тепле. Давай ей пить… обильно пить… много воды и горячего чая. И, по меньшей мере, каждый час поднимай ее на ноги и проследи, чтобы она сидела как можно дольше.
Бадира вздохнула.
— Может, мы еще посадим ее на лошадь и отправим играть в бузкаши вместе с родом Каримовых?
Хан мягко улыбнулся, вспоминая их нежные любовные объятья прошлой ночью. Бадира согласилась откинуть бурку только при задутых свечах.
— Я понимаю, что вы подружились. Но если ты хочешь, чтобы она и дальше жила, ты должна быть к ней строга.
— Что он говорит? — спросила Сандра, раздражаясь из-за непонятных разговоров вокруг. — Он говорит, что не даст мне опиума, да?
— Да, — ответила Бадира. — А еще он говорит, что тебе надо больше двигаться и ходить.
— Конечно, — еще более рассерженным тоном сказала Сандра. — Почему бы не отправить меня сразу играть в футбол, раз уж на то пошло?
Глаза Бадиры сверкнули из-под вуали.
— Я сказала ему то же самое… но ты должна попытаться. А еще тебе надо пить больше чая.
— Да он на вкус как козлиное дерьмо. Хан вообще сам пил этот чай?
Хан, не привыкший к тому, что женщины могут так громко говорить, с любопытством смотрел на Сандру.
— Что она теперь хочет?
— Ей не нравится чай.
Он фыркнул.
— Ты же не сказала ей, из чего он?
— Думаешь, я такая дура? Но она почти угадала.
— Так из чего же чай? — спросил подросток в углу.
— Из забродивших грибов, — небрежно ответил Хан. Он знал, что при атаке американцев тот мгновенно зарежет Сандру, и за это его ненавидел.
Сандра медленно приподнялась на кровати и села напротив стены, натягивая одеяло до подбородка.
— Вы двое, вы уже сделали это? — внезапно спросила она. — Поделитесь со мной, пока я не умерла. Ну что, голубки, было у вас или нет?
Глаза Бадиры вспыхнули из-под вуали.
Хан заметил это и спросил:
— И что на этот раз она говорит?
Сандра уловила интонацию любопытства в его голосе и, хихикнув, показала жестом, был ли у них секс. Для этого она оттопырила большой палец одной руки и зажала его четырьмя остальными.
— Секс, Хан. У вас уже был секс?
Хан понял жест и слово секс. Он посмотрел на Бадиру и засмеялся, немного краснея.
— Американцы, — сказал он, качая головой. — Несносны до безобразия.