Эльминстер должен умереть!

Глава 12 Мрачнее и мрачнее

Смуглый красивый мужчина заставил свое последнее приобретение удариться лицом о стену.

Боевой маг Рорскрин Мрелдрейк застонал, отшатнулся от стены, и, немного покачиваясь, продолжил свой торопливый путь по коридору.

Мэншун скептически выгнул бровь. Его власть над этим червяком была полной, но плохие инструменты делают скверную работу. Этот трус Мрелдрейк был боевым магом, да, и небесполезной парой рук, но не слишком крупной добычей. Явно неподходящим инструментом для той задачи, которую Мэншуну нужно было решить.

Мрелдрейк, Рендарт и Наландер должны исчезнуть или замолкнуть навеки, чтобы королевский маг и его заместитель получили правильное сообщение: делать что-либо с дворцовыми печатями — очень плохая идея. Затем настанет время усыпить Ганрахаста и Вэйнренса, прежде чем у них появятся другие блестящие мысли. Кроме того, их устранение без убийства оставит боевых магов в растерянности на какое-то время — которое он надеялся растянуть как можно дольше — пока не установится новая командная цепочка.

Сначала, однако, нужно заняться более срочным делом.

Энергичный юный Грозозмей вот-вот собирался стать жертвой обычного предательства, и его необходимо было спасти. Нельзя допустить, чтобы предметы, связанные с Девяткой, которые он заполучил, попали не в те руки — в результате Сюзейл погрузится в утомительную борьбу, когда боевые маги и различные амбициозные дворяне и волшебники — а также как независимые, так и управляемые тенью сембийцы, не говоря уже про наемных волков Западных Врат — пронюхают о чем-то ценном и попытаются заполучить это себе.

Нет, чересчур храброго молодого дурака надо было выручать. Быстрым и жестким способом, требовавшим кого-то куда более компетентного, чем Мрелдрейк. Кого-то, кто хорошо знает дворец и служит Кормиру — по крайней мере, собственному виденью Кормира — с яростной верностью. Некой немертвой госпожи, которой управляет Мэншун.

Рыцаря смерти, именуемого в мрачных сказках, рассказываемых шепотом в комнатах дворца, «Госпожой Темный Доспех». Тарграэль, чей искаженный разум уже принадлежал ему.

Улыбнувшись, Мэншун прошептал заклинание и отправил свою волю вниз, в пыльную, холодную тьму.

Ниже, ниже, в старую, почти заброшенную гробницу глубоко во дворце.

Тарграэль улыбнулась во мраке.

Она снова очнулась от слишком долгого сна и чувствовала другой разум, наблюдающий, обволакивающий ее собственное сознание. Сильный, зловещий, ужасный разум, который уже овладевал ею прежде...

Тарграэль резко заставили перевести свое внимание с этого затаившегося присутствия на точку прямо перед ее носом. На гладкую каменную плиту.

— Я последняя и самая лучшая леди старший рыцарь, — яростно прошептала она крышке гроба.

Когда-то она действительно была безумна, как среднестатический бормочущий волшебник, да, но это осталось в прошлом; Тарграэль прекрасно осознавала свое посмертие и понимала, во что превратилась.

И находила это крайне подходящим собственной безжалостной натуре.

Смерть — интересная вещь. И прекрасная Каледней, и героическая Алусейр погибли совсем не так, как считали все — правда, пока она не нашла следов Каледней во дворце. С Алусейр же все было иначе...

Тарграэль обнаружила, что даже от простого воспоминания начинает дрожать от ярости, и волевым усилием вернула себе холодное спокойствие.

Терпение. Величавое терпение.

В конце концов, я есть Кормир. Его единственный истинный страж; все Лесное Королевство и каждый его житель зависят от меня, хоть они этого и не знают.

И потому я неустанно — ее губы скривились в пренебрежительной усмешке, ведь она либо терялась в забвении, либо бодрствовала, не нуждаясь во сне — крадусь по Сюзейлу и вокруг него, убивая неугодных. Я решаю, кто будет жить и править Лесным Королевством, а кто падет. На протяжении многих лет, пока бдительность страны угасает, а ее враги становятся все сильнее и сильнее, я играю немалую роль в обороне от Сембии и шадовар, пытающихся тайно завоевать королевство с помощью своих обычных методов: подкупа, магического воздействия, шантажа лордов. Если бы не я, они давно бы добились своего — и это дает мне право, как самому эффективному его защитнику, решать, каким должен быть и будет Кормир.

Только три неудачи. Трое тех, кто смогли противостоять мне. Захватчики из Долины Теней, волшебник Эльминстер и та девка, Шторм... Ба. Смешно.

Попытка уничтожить их должна была увенчаться успехом, но прошла неудачно. Внезапно на ее пути встала Алусейр, жестокая и угрожающая, провозгласив, что эти двое под ее защитой и если Траграэль навредит им, ничем хорошим для нее это не закончится.

Конечно, рыцарь смерти посмеялась над этим, но Алусейр схватила ее за горло и сделала что-то, опалившее самую ее неживую суть.

Шея Тарграэль болела еще долго, целые месяцы. Ее голос превратился в шипящий, грубый шепот, и всякий раз, когда она гневалась, вокруг шеи загоралось призрачное пламя.

Так что во дворце Траграэль проявляла осторожность, насколько возможно, избегая призрака принцессы и этих двоих, и чаще наблюдая, чем убивая.

Но сейчас холодное пламя лизало ее шею, пока внутри нарастало холодное и яростное волнение.

Кормир нужно было защитить.

Тарграэль откинула каменную крышку гроба, в котором лежала, вытянула закоченевшие руки и достала свой меч.

Помещение вокруг было темным, пустым и неохраняемым — почти забытым, даже в то время, пока службы королевского двора вокруг кипели и суетились. Пыльное и никому не нужное, как и многие другие памятники кормирского прошлого.

Она выбралась из гроба и задвинула крышку на место.

Вот. Гробница Верного Дракона выглядела, как новая.

Давным-давно она выбросила кости захороненного здесь солдата, и этот склеп стал ее излюбленным местом. Глупые слабаки, которые звали себя пурпурными драконами, старшие придворные слуги и боевые маги, конечно, ничего не заметили.

Тарграэль почувствовала, как изгибаются ее губы. Тьма в ее голове отдавала приказы без слов, отправив ее по темным переходам на несколько этажей выше. Поначалу она пробиралась медленно, прижимая меч к груди, натыкаясь на стены и закрытые двери.

Не потому, что была неловким, волочащим ноги зомби, просто перед ее глазами стояло большее, чем одни только пустые коридоры. В ее разуме разворачивались сцены, где шайка наемников грабила королевский дворец!

Шайка, которую она должна была защищать, по крайней мере, защищать их предводителя: молодого лорда Марлина Грозозмея.

Который заполучил два драгоценных предмета, и надо было проследить, чтобы он сохранил не только свою жизнь, но и эти вещи. Чтобы он мог стать началом больших перемен в Кормире.

Она будет частью этого. Примет участие в судьбе Кормира.

Наконец-то.

В этот раз она не упустит свой шанс.

— Путь закрыт, сир, — предупредил один из двух выживших наемников, поудобнее устроив сочащийся кровью мешок, который нес на плече.

— Я знаю об этом, — спокойно ответил Марлин. — Все предусмотрено.

Это была долгая, скучная прогулка в холодном мраке к далекому неясному огоньку впереди.

Они почти достигли этого огонька, фонаря, свисавшего с потолочного крюка в самом глубоком винном погребе «Старого Дварфа». С другой стороны старой и массивной стальной решетки, где висел фонарь, стоял ряд больших дубовых бочек, каждая на собственной подставке.

Под фонарем, ухмыляясь, ждал доверенный старый сообщник Марлина по «грязной работе», Веррин. Именно там, где и должен был ждать.

Марлин напрягся. Не настолько, чтобы кто-то заметил, но достаточно, чтобы Пьянчужка беспокойно заворочался у него за пазухой. Что-то было не так.

Во-первых, защищенная магией стальная решетка по-прежнему была закрыта на замок. Чума исказила ее защитные заклинания, как и множество других, и в широких промежутках между прутьями уже многие годы крутились огоньки дикой магии, бросая на лица зловещие отсветы.

Во-вторых, Веррин был не один.

Рядом с ним стоял высокий человек: Марлазандр, старший телохранитель Ротглара Илланса, давнего соперника Марлина.

Марлин, не показывая досады, остановился — чаша в одной руке, меч в другой, его наемники с кровавыми мешками по бокам. Марлазандр положил крупную руку Веррину на плечо, ухмыльнулся Марлину и произнес:

— Проблема — твоя проблема — с наемниками в том, что их могут перекупить. Кажется, Ротглар Илланс в очередной раз оказался менее скуп, чем Марлин Грозозмей.

Марлин вздохнул.

— Но не более благороден.

Он снова отправил Пьянчужку в полет, слабым толчком приказав ему атаковать всех чужаков. Насекомое пролетело сквозь прутья, пока Веррин и Марлазандр еще не успели очнуться.

Затем телохранитель торопливо отступил, отбросив в сторону Веррина, чтобы освободить себе место, и достал оружие.

Его взмах, хоть и сопровождался испуганным проклятием, совсем не задел стиржа. Но Пьянчужка целился не в Марлазандра. Стирж описал в воздухе зигзаг и ударил, ловко пронзив Веррину горло.

Тот стал падать, напрасно вцепившись в свою глотку в попытке остановить кровь. Пьянчужка уже отлетел в сторону, оказавшись между двумя бочками, куда не мог протиснуться Марлазандр.

Телохранитель ругался и оглядывался, пытаясь уследить за стиржем, когда из-за бочек выступила высокая, тонкая фигура.

Это была женщина — по крайней мере, при жизни. Останки женщины, одетые в доспехи из черной кожи, с неприкрытой головой, с мертвенно-бледным лицом, кое-где тронутым плесенью. В одной руке она почти беззаботно сжимала меч.

— Очередная чванливая и глупая пешка лордов, — произнесла она, разглядывая Могучего Марлазандра и позволяя ему ощутить тяжесть своей усмешки. — Вы почти такие же раздражающие, как и ваши благородные хозяева. Почти.

Марлазандр бросился на нее, атакуя клинком в одном из лучших приемов, что он выучил в своей жизни. Удар парировали и отвели в сторону легким взмахом меча — а также следующий, и следующий, и следующий. Женщина танцевала вокруг него, игралась с ним, как мастер меча, и когда его ярость и неистовые атаки стали сбиваться, как и его дыхание, она с легкостью обезоружила телохранителя.

И всего лишь миг спустя ее клинок скользнул между его торопливо выхваченными кинжалами прямо к горлу.

Прежде чем он успел упасть и умереть, женщина скользнула к обмякшей, залитой кровью груде, в которую превратился Веррин, и срезала у него с пояса кольцо с ключами. Вытерев меч о сухой участок на его бриджах, она бросила кольцо Марлину через прутья, отсалютовав ему клинком — пока он и его наемники в страхе глазели на рыцаря смерти — и снова скрылась за бочками.

Кто... кто это был? Тихая Тень? Давно погибший агент другого знатного дома?

— К тому времени, как вы откроете эту решетку, я давно исчезну, — насмешливо сказала Тарграэль юному лорду, продолжая отступать в тени. — Не трать напрасно время, преследуя меня, ты все равно меня не найдешь. Не стоит за мной охотится. Как видишь, я уже мертва.

Марлину потребовалось некоторое время, чтобы сглотнуть, обрести дар речи и спросить:

— К-кто ты?

Из глубокой тьмы в противоположном конце погреба ему ответил холодный смех.

Мэншун не смог сдержать смешок. Боги, какая же она злая. Он способен был сопротивляться подобному поведению, этим насмешкам, горделивому злодейству, когда контролировал ее, но... каким-то образом...

Она наслаждалась этим и заставляла наслаждаться его. Наслаждаться сильнее, чем за многие столетия.

Столетия... слишком много прошедших лет, все мрачнее и мрачнее, слишком много ушедших друзей, любовников и полезных союзников...

Но хватит. Пора за работу.

К этой маленькой проказнице, Тарграэль...

Улыбаясь, он снова подчинил ее разум своему, и почувствовал, как она внимает и повинуется.

Назад в твой склеп, госпожа Темный Доспех. До тех пор, пока не настанет подходящий момент, чтобы избавиться от Ганрахаста и Вэйнренса.

Уже скоро.

А пока у него оставалось еще два разума, которые можно было оседлать, и их глаза, через которые можно было наблюдать за происходящим в Кормире. Быть серым кардиналом — тяжелая работа.

Работа, которую он любил — каждое ее мрачное мгновение.

Бывший ночной король Восточных Врат и будущий император Кормира — а также Сембии, Долин и любых земель, которые сможет завоевать, как только заполучит военную мощь Лесного Королевства — вернулся к мерцающим в воздухе сценам, навеянным заклятьем прорицания.

Назад к своей любимой работе. Сначала стирж, потом Талан...

Сейчас они были в самом сердце поместья Грозозмеев, и Пьянчужка послушно исчез во мраке под сводчатым потолком комнаты, незамеченный двумя наемниками.

Еще несколько дел, и Марлин сможет расслабиться.

Он стоял достаточно далеко от наемников, прислонившись к дверному косяку. Оба головореза осторожно следили за ним, выполняя последний приказ: швыряли мешки в ревущее пламя печи главной башни.

Конечно, наемники подозревали, что сами отправятся следом, но Марлин только саркастически усмехнулся и показал им пустые руки, когда те повернулись к нему.

Улыбка юноши стала шире, когда один из них что-то сделал со своим поясом, от чего с обычным негромким мелодичным звуком пробудилась к жизни магическая защита. Ее мерцание, прежде чем угаснуть, было серого цвета. Печать стального щита. Растянувшись стеной между Марлином и двумя бандитами, она остановит любые арбалетные болты, стрелы, копья или метательные топоры.

— Неужели вы мне не доверяете? — спросил их Марлин с лучшей притворной невинностью, на которую только был способен.

— Нет, — кратко ответил один.

— Мудро, — прокомментировал Марлин, прежде чем издать переливающийся свист, призвавший сверху Пьянчужку, ужалившего обоих.

Паралич сковал их прежде, чем наемники успели закончить свои проклятия, но уже после того, как оба упали на видавший лучшие времена ковер.

Марлин подошел к небольшому столику, лениво поставил на него чашу, расстегнул пояс с мечом, снял несколько колец, вытащил кинжалы из рукавов и из-за голенища сапога. Стянув сапоги, он расстегнул поясной ремень и позволил своим бриджам упасть.

Освободившись таким образом от металла, Марлин прошел через печать стального щита и начал запихивать двух беспомощных парализованных людей в печь, сначала одного, потом второго.

Затем, повернувшись спиной к поднявшемуся облаку искр, прошел через печать обратно и взял в руки чашу, чтобы разглядеть ее получше.

Пьянчужка, сидевший у Марлина на плече, ласково потерся о его шею и щеку, и юноша погладил насекомое.

Надо не забыть позволить стиржу напиться, пока не кончилась ночь. Та пышка-кухарка, которую он видел на кухне, может быть? Или нанять кого-то и на время заглушить страхи домочадцев?

Ах, решения, решения...

Он смотрел на Виверноязыкую Чашу, позволив себе наслаждаться ею. Эта ночь стала несомненным триумфом.

Выходит, внутри этой большой элегантной металлической чаши хранилось то, что осталось от некогда одного из самых могущественных искателей приключений в Королевствах. Приблизительно сто пятьдесят лет тому назад Девятке пришел неожиданный конец, когда Лаэраль Среброрукая — впоследствии леди-маг Глубоководья, супруга знаменитого архимага Келбена Арансана — стала одержима Короной Рогов. Богом, или тем, что от бога осталось.

А Парящий Клинок хранит в себе другого.

Благодаря большому количеству монет, потраченных на отряды авантюристов, куда менее опытных, чем Девятка — авантюристов, которые все были уже мертвы, благодаря все тем же монетам Грозозмеев — Марлин знал, как управлять призраком синего пламени.

И знал, где найти защищенную палату для чародейства, в которой можно проверить свой контроль над призраком, и где даже Ганрахаст не сможет его засечь.

Более того, пока Лотрэ сам не найдет еще двоих призраков, некий Марлин Грозозмей может спокойно заниматься собственными, кхм, «подлыми замыслами».

Он хмыкнул, глядя как магическая печать вспыхнула и стала угасать, когда начал плавиться пояс. Горячо в этих печах.

Затем Марлин развернулся, устроил чашу в своей руке и начал долгую прогулку по поместью, чтобы взять Парящий Клинок.

В одном из многочисленных высоких окон, мимо которых он проходил, первые лучи зари освещали стремительно отступавший мрак ночи.

Приближался день, и было как раз самое время для начала веселья.

— Амбиции сгубили многих, юный Грозозмей, — довольно прошептал Мэншун. — Среди них есть даже Фзоул Поклонявшийся Слишком Многим Богам, и самодовольный, гордый Избранный Мистры — Эльминстер из Долины Теней. Я и сам несколько раз становился жертвой собственных амбиций. Берегись, Король Марлин, Тайный Лорд Глубоководья или кем ты там хочешь сначала стать, чтобы амбиции не привели к твоему стремительному и преждевременному краху. О, нет. Ты нужен мне — ровно до тех пор, пока я сам не решу от тебя избавиться.