Эльминстер должен умереть!

Глава 33 Мои гончие тебя найдут

При виде человека в сердце синего пламени Марлин Грозозмей триумфально засмеялся — но его смех угас, когда пламя с треском опало на пол, будто содержимое перевернутого ведра с водой, и исчезло.

Оставив человека, который не был укрыт бесконечным саваном огня подобно Халонтеру и Лангралу.

Вместе с Виндстагом Грозозмей разинул рот, изумленно глядя на незнакомца.

В кабинете стоял плотный — хотя нет, скорее толстый — некрасивый мужчина в потертой коже, весь в морщинах, оставленных возрастом и тяжелой жизнью. Он смотрел на них в ответ проницательным, оценивающим взглядом.

— К-кто ты? Один из Девятки? — смог спросить Марлин, когда к нему вернулся голос.

— Я что, похож на голозадую девочку-танцовщицу? В Веселой Девятке все куда выше меня, парень, и куда стройнее — хотя согласен, что милых девочек, как когда-то, из них уже не получится. Нет, парень, я не танцовщица, какими бы твои вкусы на этот счет не были. В эти дни я просто купец и ничего больше, хотя, думаю, не секрет, что я — лорд Глубоководья.

— Чтоо?

— Нет, нет, не нужно почестей и восхищения. Я, — сардонически сказал старик, выпрямляясь, чтобы принять героическую позу великого правителя, — Мирт. Иногда меня называют Ростовщиком, а иногда — куда худшими именами.

Нахмурившись, Марлин недоверчиво смотрел на него, а затем быстро попытался заставить мужчину вернуться в топор, как делал это с Лангралом и Халонтером.

Ничего не произошло.

— Сядь! — приказал он. — И закрой ладонью глаза!

Мирт Ростовщик поднял одну взъерошенную бровь.

— Это что, детские игры? Всегда было интересно, чем занимаются богатые детки, когда...

— И это лорд Глубоководья? — презрительно ухмыльнулся Виндстаг. — Да он похож на купца из доков!

Мирт ответил ему угрюмым взглядом.

— Я и есть купец из доков, ты, горластый увалень! А ты кто такой, в своей вычурной одежке да с презрительными ухмылками? Вы оба похожи на знатных лордов, но я знаю всю до последнего знать в городе, каждого парня и девчонку, и...

— Мы лорды Кормира, — фыркнул Марлин Грозозмей. — А ты сейчас находишься в поместье Грозозмеев в городе Сюзейле. «Сейчас» значит в год Извечного. Сомневаюсь, что в наши дни Глубоководье стало бы терпеть людей вроде тебя среди своих лордов!

Немного побледневший Мирт уставился на Марлина.

— Извечного? Боги... это было так долго?

— Ну так, — спросил Виндстаг Марлина, — когда его окутает пламя? И когда ты начнешь приказывать ему, как рабу? Или он собирается рассыпаться прахом?

— Парень, — ответил Мирт прежде, чем Грозозмей успел что-то сказать, — в конце концов в прах вернемся все мы.

Он моргнул.

— Моя Аспер сейчас уже наверное стала прахом. И Дюрнан, и все остальные, кого я любил...

— Ох, заткни глотку, — с отвращением сказал старику Марлин. — Будто нам есть дело до твоих дамочек, друзей или Глубоководья! На колени!

Мирт наградил юного лорда пристальным взглядом и остался стоять.

— Ха. Если в этом году в Королевствах полно таких как ты, дела плохи. Или таких как твой ухмыляющийся дружок.

Он обратил свое негодование на Виндстага, который в ответ встал из-за стола и выхватил свой меч.

Марлин поступил точно так же, добавив угрожающую усмешку.

Мирт закатил глаза.

— Значит, так в сегодняшних Королевствах ведут разговор? Мечи, вот как? Ни стаканчика для гостя, чтобы промочить горло? И вы зовете себя лордами!

— Зовем, — шелковым голосом подтвердил Марлин, подбираясь поближе с клинком наготове.

По другую сторону стола Брорин Виндстаг начал точно так же медленно приближаться.

— Эхм, — сказал на пробу Мирт. — Я же предупредил вас, что я лорд Глубоководья.

— И мы аж трясемся от страха, — оскалился Марлин, поднимая свой клинок. — Вот что мы думаем про лордов Глубоководья.

Он плюнул в сторону Мирта, хотя расстояние было существенным, и Марлину едва удалось намочить пол у изношенных морских сапог старика.

Мирт поднял брови, лицо было кротким.

Виндстаг подался вперед, угрожая гостю из Глубоководья своим мечом.

— Но мы знаем, какие глубоководные лорды богачи. Так что можешь отдать нам побольше звонких монет, здесь и сейчас — или умереть.

Старик вздохнул.

— Так получилось, что я не таскаю с собой тяжелые мешки с монетками в гульфике — или в любом другом предмете одежды, раз уж на то пошло. Все эти складки — мой собственный жир.

— А сколько монет ты можешь раздобыть в Сюзейле? И как быстро?

— Ну, — пропыхтел Мирт, шагнув вперед с полным безразличием к направленным в его сторону клинкам, чтобы взглянуть на лежащую на столе карту города, — это зависит от кое-чего.

— Чего? — Марлина привлек графин, но он остановился, чтобы посмотреть, какой участок карты разглядывает старик — он стоял, опираясь на стол.

— Купитесь вы на это или нет, — спокойно сказал старик, тяжело дыша — и перевернул стол, бросив его прямо на ступни обоих лордов.

Те закричали от боли, побросав мечи. Это дало Мирту достаточно времени, чтобы схватить тяжелую статуэтку «Арлонд Грозозмей убивает дракона», подобраться к Виндстагу, с воплями скачущему на одной ноге, не видя ничего вокруг, и ударом по голове сбить его на пол.

Марлин, тоже скакавший от боли, попытался дать бой, потерял равновесие и упал. После чего Арлонд обрушился на его лицо, сломал нос и отправил в страну снов.

Мирт спокойно достал свой кинжал и срезал у юношей кошели.

— Вот так быстро, — сказал он безмолвному, истекающему кровью из разбитого носа Марлину Грозозмею, распростершемуся на полу.

Ночью королевский дворец Сюзейла всегда был тише, чем днем. Не потому, что слуги спали — только не с Советом на носу — но в темные часы объединенными усилиями стражи, слуг и боевых магов из дворца по крайней мере удалялись все благородные лорды, и больше не являлись к воротам со своими требованиями.

Когда утро начинало переходить в полдень, на верхних этажах шумели работающие слуги — хотя с перестановками мебели и обыском винных погребов уже почти закончили, и большая часть помещений была убрана, подготовлена и закрыта до той поры, пока они не понадобятся. Только кухни по-прежнему работали на полную катушку. Там и без того уставшие горничные помогали убирать свежеиспеченные продукты из печей на столы, освобождая место для новой партии.

Одинокая фигура в доспехах, незамеченной просочившаяся через всю эту суету в один из наиболее известных тайных ходов, тоже была уставшей. Он стащил целый поднос с пирожками — лучше сразу поднос, чем пирожок-другой, что могло привести к поискам воришки — и съел больше, чем стоило, хотя внутри доспехов могла поместиться дюжина подносов с несъеденными пирожками, если не волноваться о крошках.

Эльминстер потихоньку привык к весу и неудобству доспеха — без кожаной подкладки он смещался при каждом движении, и, казалось, обладал широким ассортиментом острых граней — и пришел к выводу, что король Дуар Обарскир был могучим быком, а не простым человеком.

Чувствуя тяжесть после своей трапезы и пытаясь избежать неприятных столкновений с пурпурными драконами или назойливыми волшебниками, он потащил свое переполненное брюхо, обильно испускающее газы, на нижние этажи дворца. Там он выбрал путь по сырым, холодным проходам, справедливо посчитав, что в них его не заметят и не станут допрашивать.

— Гончие не станут меня выслеживать, — пробормотал он, прикрывая ладонью отрыжку.

— Проснись и обрати внимание на мои слова!

Такой рев означал, что Холлоудант разозлился по-настоящему. Да сохранят нас всех пурпурные драконы...

Человек, называвший себя Лотрэ, когда он сидел в маске перед стеклянным шаром, разговаривая с глупым молодым Грозозмеем, подавил вздох и надел на лицо приятную улыбку.

— Да, господин старший сенешаль?

Рорстил Холлоудант заметно подобрел. Он любил, когда кто-то называл его полным титулом с подобающей толикой почтительного восхищения.

Лотрэ хотелось бы позабавиться с этим шутом, но все-таки он занимал старшую должность, и... великие боги на небесах!

Очень неожиданно — холодок пробежал вниз по позвоночнику, и Лотрэ почувствовал, как на коже выступает холодный пот — он захотел оказаться в любом другом месте дворца.

Кольцо на безымянном пальце его левой руки когда-то принадлежало легендарному Ласпире, и оно только что пробудилось. Впервые за все те долгие годы, что он носил это кольцо.

Лотрэ попытался не смотреть на его тревожное мерцание — бесшумное, но такое яркое и такое внезапное — затем повернул кольцо на пальце, чтобы спрятать его свет в кулаке, и выругался про себя. Этот сигнал значил, что кто-то открыл королевский склеп снаружи — но он не отважился проверить, кто, прямо сейчас, когда сенешаль буквально в лицо кричал ему приказ за приказом.

А Холлоудант был в прекрасной форме для столь раннего утра. Обычно в это время его нигде не было видно. Лотрэ пытался подбодрить себя мыслью, что кто-то из королевской семьи устроил сенешалю выволочку, раз тот оказался так рано на ногах... но эта мысль ни капли ни улучшила его настроения.

— И еще одно! Свечи на канделябрах на балконе в великом зале Англонда почти сгорели и нуждаются в замене! С этим Советом на носу мы слишком заняты, чтобы вспомнить о них, но их свет не должен угаснуть!

— А, ну конечно, господин сенешаль, — быстро согласился он, заторопившись по коридору. — Если вы меня извините, я займусь этим прямо сейчас, а потом обращусь к вам за новыми указаниями...

— Ни шагу дальше! — закричал сенешаль. — Стой на месте, вот здесь, и слушай. Я еще не закончил!

— Господин Холлоудант, пожалуйста, — снова попытался Лотрэ. — Мне правда нужно прямо сейчас облегчиться...

Дворцовый сенешаль Рорстил Холлоудант умел излучать надменное отвращение не хуже лучших знатных матриархов; это был один из его главных талантов. Молча он указал Лотрэ через плечо.

На дверь в нужник, которая была буквально в четырех шагах.

Этот был не из тех, где в задней стене скрывался тайный ход, будь оно все проклято.

Лотрэ вздохнул, смирился с мыслью никогда не узнать, кто открыл склеп, и пошел справлять выдуманную нужду облегчить свой мочевой пузырь.

Когда за ним закрылась дверь, кольцо на пальце задрожало и засияло еще ярче, и неожиданно он обнаружил, что действительно должен облегчиться.

В одном из своих любимых помещений дворца — теплице с большим круглым окном, в которое она всегда любила смотреть на луну — то, что осталось от принцессы Алусейр, ощутило активацию руны девятью или около того этажами ниже.

Не говоря уже о шевелении того, кто давным-давно был неподвижен.

— Одна из старых запирающих рун Ванги! — прошипела она, встревоженная и взволнованная — и понеслась через дворец призрачным ветром, торопясь на место происшествия.

Короткий синий свет кольца угас, оставив Шторм Среброрукую моргать в холодной тьме.

Ах, королевские гробницы всегда такие милые. Сюзейл не был исключением. Но это было единственным местом во дворце, в остальном напоминавшем потревоженный муравейник, где ей можно было не беспокоиться о нежелательных встречах...

Примерно в четырех шагах впереди раздалось тихое клацанье и скрежет сдвигаемого металла, а затем — звук погромче, открывшаяся каменная дверь. В прямоугольнике блеклого света из дверного проема Шторм увидела угрожающую фигуру в полном доспехе.

Фигура споткнулась, запутавшись в доспехах, и приглушенно выругалась.

К счастью, голос Шторм узнала.

— Здравствуй, Эл, — радостно поприветствовала девушка своего бронированного гостя, поспешно отступив в сторону на случай, если она его напугала. Архимаги — ха, любые маги — были опасны. Как бритвенно-острый нож без ножен, забытый в темном ящике, они могли представлять угрозу любому, кто подобрался слишком близко.

— Что? Шторм? — Мудрец Долины Теней казался удивленным. — Когда ты вернулась?

— Только что, — просто ответила Шторм, обходя его, чтобы закрыть дверь. — Откуда это неожиданное пристрастие к доспехам?

— Заставляет боевых магов сначала спросить, кто я такой, прежде чем начать кидаться заклятьями, — раздался приглушенный ответ. Эльминстер достал что-то из-под брони и протянул ей. — Вот, подержи — и, хм, угощайся. Надо снять этот распроклятый шлем.

— Соленые пирожки? — спросила Шторм, когда ее живот неожиданно забурчал. Когда она в последний раз вообще что-нибудь е...

Мир взорвался раскаленно-белым ревом.

Наколдованная сцена взорвалась прямо в его лицо, но Мэншун даже не моргнул. Улыбаясь, он позволил слезам течь.

Лотрэ и Мрелдрейк могут на протяжении нескольких дней оставаться слюнявыми идиотами, но он справился.

Да.

Нанеси удар быстро и с достаточной силой, и даже могучий враг падет. Среброрукая Шторм должна была превратиться в сломанное нечто, разбрызганное по стене склепа, а Эльминстер — получить серьезные раны.

Эти доспехи спасли ему жизнь, но боль должна быть чудовищной. И он снова остался один, как и хотел Мэншун.

Да, так было намного лучше. Он занялся сотворением нового прорицающего заклятия, чтобы как можно быстрее снова заглянуть внутрь склепа. В конце концов, дни, потраченные на искажение волшебных печатей, чтобы он мог проникнуть внутрь, стоили каждого раздражающего мгновения.

— Шторм? — спросил он, когда снова вспомнил, что он Эльминстер. Он лежал, распростершись на камне, и все тело горело от боли.

Единственным ответом, что предложила ему тьма, было безмолвие.

— Ох, подруга, — прошептал он. — О нет. Только не так.

Да пребудет со мной Мистра.

Или... это я отправлюсь к ней?

Эльминстер снова пришел в сознание. В этот раз боль была еще хуже.

Уцелевшие части доспеха были смяты и покорежены. Там, где доспехов не осталось, на теле были ожоги. Эльминстера била дрожь. Он лежал на гладкой холодной поверхности, чувствуя, как вытекает из него жизнь... медленно, неторопливо и неостановимо.

Блеклый свет гробниц угас... или это его взор помутился перед смертью?

Нет, зажегся новый свет.

Ведьмин огонь.

Прибыла Алусейр, принеся с собой призрачное сияние.

— Привет тебе, прекрасная принцесса, — пробормотал он, пытаясь улыбнуться.

Металл лязгнул и загремел — Алусейр пыталась снять обломки разбитого доспеха Дуара, которые все время падали у нее сквозь пальцы.

— Проклятая магия, — зашипела она. — Когда-то я приказывала всему этому дворцу — а теперь не могу взять растреклятый кусок брони!

— Так... погибают... великие, — захлебываясь кровью, выдавил Эльминстер.

— Ну-ну, спокойно, Старый Маг, — нежно ответила призрачная принцесса, чье лицо парило примерно на расстоянии вытянутой руки от его лица, — лежи спокойно. Если тебе суждено умереть здесь, по крайней мере ты умрешь, изображая из себя шута в украденной броне — а если мы поцелуемся и обнимем друг друга, насколько я это сумею, ты уйдешь в объятиях девушки, пытающейся заняться с тобой любовью. Разве не этого хотят большинство мужчин?

— Еще... не... умер, — смог произнести Эльминстер. — Но... такой... слабый...

И тогда из открытой двери перед ними раздался неясный шепот, и в поле зрения скользнуло нечто темное. Призрак, темное облако, едва способное оторвать себя от пола, чтобы подползти к ним, будто дым.

— А как я себя по-вашему чувствую? — спросило облако.

Голос был им обоим знаком. Вандердагаст.

Шепот раздавался из того, что от него осталось. Он больше не был прежним Драконом.

И едва оставался живым — или, точнее, неживым.

— Эльминстер, — настойчиво сказала Алусейр, — используй гульфик! Исцели себя, пока не поздно!

Эльминстер моргнул, почти отсутствующе кивнул ей, подчинился — по нему тут же прокатилось сияние, облегчившее боль — и снова перевел взгляд на темное призрачное нечто на полу. Оно глядело на него в ответ с тем, что казалось кривой усмешкой.

— Еще раз, — приказала принцесса, и Эльминстер подчинился. Боль отступила еще дальше.

— Вандердагаст? — недоверчиво спросил он, пристально всматриваясь.

— Да, — раздался глухой ответ. — От меня осталось бы куда меньше, если бы Мирмин не любила меня настолько, чтобы отдать мне последние останки своей жизни. Но она это сделала, и вот — это все, что осталось от Вандердагаста, некогда королевского мага и придворного волшебника Кормира. В последние несколько лет я был правителем темного и пустого склепа. С тех пор, как змея, укравшая мое кольцо, заточила меня внутри.

— Кто? — слабо спросил Эльминстер. — Кто это сделал?

— Его имени, — прошипел Вандердагаст, — я не знаю. И лица его не видел. Но он работает здесь, во дворце — я слишком часто чувствую, что кольцо где-то неподалеку — и замышляет свергнуть Обарскиров, и ведет разговоры с сембийцами, которые шлют ему деньги и отдают приказы, и заставляет глупых молодых лордов устраивать резню. Что и произойдет на скором Совете, судя по последнему его разговору.

Алусейр и Эльминстер переглянулись.

— Что еще ты подслушал?

— Ничего полезного. Я слушаю только через кольцо, и слышу лишь несколько мгновений, иначе рассыпаюсь в пыль, истощенный, и агонизирующе долго должен потом снова собираться воедино.

— Есть... — Эльминстер осознал, каким беспомощным себя чувствует. — Можем ли мы как-то тебе помочь?

— Оставь мне гульфик. Я смогу питаться им и собраться достаточно, чтобы нести его. Напугаю нескольких стражников, когда они увидят одинокий гульфик, летающий по коридорам.

Алусейр хихикнула.

— Я могу недолго удерживать мелкие вещи. Могу понести твой гульфик.

— Тогда давайте выступать, — слабо сказал Вандердагаст. — Когда этот Совет?

— Завтра в полдень, — мрачным хором отозвались Эльминстер с Алусейр.

Темное, невесомое облако, которое было Вандердагастом, как-то ухитрилось выглядеть угрюмым.

— Всегда появляешься в самый последний момент, да? — спросил он. — Не мог бы ты хоть раз отбросить эту драматичность, когда дело касается моего Кормира? Хотя бы раз?