Эльминстер должен умереть!

Глава 18 Когти, павлины и кое-что похуже

Марлин Грозозмей любил «Выбор Старого Короля». Да, здесь было дорого, даже для богатого наследника, зато это было самое блистательное заведение на Променаде, место, куда приходили на других посмотреть и себя показать.

Более того, обедать в «Выборе» было крайне полезно. Высокопоставленные придворные были постоянными посетителями подобных харчевен — набивали брюхо из общественного кошелька, будь они прокляты — и, слушая взволнованные разговоры вокруг, притворяясь, что ничуть в них не заинтересован, Марлин мог узнать многое о текущих делах Короны. Без дорогостоящих взяток и еще более дорогостоящих шпионов.

Так что он сделал своей привычкой регулярно обедать в «Выборе», несмотря на дороговизну. «Выбор» был не таким престижным, как, скажем, «У Дарклейра», который простолюдины прозвали «Домом Павлинов» из-за разодетой знати, посещающей это заведение, но сплетни придворных обычно оказывались более интересны, чем обычная пустая болтовня и хвастовство — или бесконечные причитания о новой моде и тех, кто ее устанавливает — лордов. Даже когда дом Грозозмеев не извлекал выгоду из того, что смог подслушать его наследник, Марлин узнавал множество интересного.

Прямо сейчас, например, по всему Сюзейлу, как пожар, расходились сплетни о некой загадочной армии вторжения, которая убивает людей во дворце. Части дворца — за столиком справа шептали об этом достаточно громко, чтобы можно было услышать в противоположном конце комнаты — в результате были закрыты для всех.

— Там лежат дюжины обезглавленных тел, — взволнованно шипел протокольный клерк.

— Пол по лодыжку покрыт густеющей кровью! — так же взволнованно отвечал господин старший привратник.

Не желая отставать, два келаря за столиком слева от Марлина старались, чтобы весь зал узнал, насколько сильно был раздражен Корлет Фентабль. Его запреты открывать эту дверь или ходить тем коридором вызывали у них — не говоря уж про верховного кастеляна и щитового клерка — яростное негодование.

— Если нам запретят посещать еще какие-нибудь части дворца, на Совете король не найдет в бокалах ничего, кроме колодезной воды — а на тарелках только вареный картофель с лошадиным кормом!

Пока оживленно обсуждались подробности того, какие именно участки дворца были закрыты, Марлину пришлось спрятать свою улыбку за кубком лучшего бердасского темного.

Придворных слуг держали подальше от дворцового входа в тайный тоннель, где он недавно побывал, и не пускали к палатам Драконьего Черепа и Взлетающих Вирмов.

А это означало, что непоколебимые боевые маги не знают, что делать. Они сверху донизу обыскали ту часть дворца, не нашли ничего полезного, и решили скрыть свое неведение за обычной завесой таинственности.

Так что море и небеса, как говорят моряки, были чисты; некий наследник дома Грозозмеев мог снова воспользоваться этим тоннелем, чтобы пробраться во дворец, принести два своих артефакта синего пламени в палату Драконьего Черепа и призвать призраков, чтобы посмотреть, станут ли они ему подчиняться.

Марлин избавился от улыбки, допил кубок, поставил его на стол и встал, оставив ровно столько монет, сколько было нужно. Настало время забрать меч и чашу и испытать их. А потом...

Потом придет пора переделать Кормир по собственному вкусу.

Мэншун прекратил налагать осторожные заклятья на существо с щупальцами и прошел через всю пещеру к одной из своих наколдованных сцен.

На протяжении последних нескольких месяцев Мэншун следил за происходящим в особняке Грозозмеев через различные разумы, в которые он мог проникнуть.

В Сюзейле были имения больше, величественнее и шумнее, где обитали самовлюбленные павлины, а идиотов знатного происхождения, желающих сбросить Обарскиров или осуществить измену помельче масштабом, хватало в избытке... но в Грозозмеях было что-то интересное. В частности, молодой и амбициозный Марлин Грозозмей.

Возможно, это было чувство, что вскоре с Кормиром случится нечто неподконтрольное и давно назревавшее. Марлин был наследником своего дома и наследником довольно типичным. Умилительно красив и довольно смекалист — но лишь в десятой степени столь блистателен, каким считает себя сам. Подобные люди были скорее грубы, чем мудры, и более амбициозны, чем компетентны... но это, среди прочего, и делало слежку за ними интересной.

Так что Мэншун прогрызал себе путь в разумах одного слуги в поместье за другим, пока не смог красться, подслушивать и подсматривать что хотел и когда хотел — оседлав ничего не подозревающего носителя по своему выбору. Еще одна черная тень в особняке, где стало слишком много сумрака, занавешенных окон и запустения. О, да — дом Грозозмеев превратился в бледную тень прежнего себя еще до того, как Мэншун им заинтересовался.

Отец Марлина давно умер, оставив всю настоящую власть в руках своей вдовы Нармитры. Та ненавидела весь высший свет Сюзейла и придворные интриги, и позволила мужу своей сестры, Медарлаку, играть роль патриарха, поскольку знала, что Марлин тоже все это ненавидит и предпочтет заниматься собственными делами, пока Медарлак строит из себя главу дома.

Ее весьма забавляло — как и Мэншуна, впрочем — как выводит из себя других представителей знати не слишком острый ум Медарлака и то, что по праву он не является ни наследником, ни главой дома. Грозозмеев не связывали никакие обязательства по заключенным Медарлаком договорам, и другие лорды не могли использовать его ни как надежный источник информации о происходящем в семье, ни как посредника для передачи предложений, соглашений и мнений любому другому члену семьи.

Сама леди Нармитра была весьма неглупа и хорошо соображала. Никакая не павлиниха.

Мэншуну сразу стало понятно, что Марлин, отдает он себе отчет или нет, боится матери.

Еще до того, как Мэншун проник в его разум, Марлина выдало периодическое бормотание под нос. Юноша подозревал о том, что матери стало известно о содеянном с Рондрасом, но она молчит, потому что Марлин всегда нравился ей куда больше других братьев — и потому что она сама, в свою очередь, его побаивается.

И так они танцевали, мать и сын, в медленном бесконечном поединке из двусмысленных комментариев и скрытых аккордов.

Мэншун наблюдал за их маленькими уловками и разговорными гамбитами с нескрываемым удовольствием. Это было намного лучше любой пьесы.

Марлин, со своей стороны, обращался с матерью вежливо, но твердо, и достаточно быстро добился от нее обещания не посещать некоторые башни дома, которые должны были принадлежать только ему. Мэншун уважал терпение юного лорда. Долгое время спустя Марлин не делал вообще ничего такого, что мать могла бы счесть подозрительным — чтобы она могла (она, на самом деле, так и поступала) подглядывать и шпионить в «его» башнях лишь затем, чтобы раз за разом не находить ничего достойного внимания и в конце концов потерять интерес.

Наконец-то наступил долгожданный час триумфа Марлина Грозозмея. Он вернулся домой в спешке — юноша торопился забрать Парящий Клинок и Виверноязыкую Чашу.

Марлин снял свои обычные ножны и меч, заменил их на зачарованное оружие, затем надел камзол, который был ему немного велик, чтобы спрятать за пазухой Чашу и все собранные записи о том, как призвать и подчинить призраков синего пламени.

Затем он прошелся по особняку, разыскивая двух людей, которым доверял больше всего на свете. Наемных телохранителей, которым хорошо платил вот уже шесть или семь лет.

— Двух человек, — прошептал Мэншун, когда Марлин прошел по коридору мимо слуги, чей разум тот сейчас оседлал, не обратив на него никакого внимания, — которые почти настолько преданы тебе, как ты думаешь.

Он покачал головой. Марлину до сих пор везло с доверием, которым он наделял своих слуг. Везло куда больше, чем многим другим.

И сколько же это везение продлится, хмм?

Настойчивый перезвон заставил Мэншуна отвлечься от происходящего в поместье Грозозмеев и обратить внимание на другую мерцающую сцену. Он вгляделся в нее на мгновение, сунув туда свой нос, как клюв жадного сокола, и медленно улыбнулся.

Ну что ж.

Мрелдрейк оказался достаточно близко... и это было даже лучше, чем Мэншун мог рассчитывать.

Битва, которая позаботится еще об одной пригоршне этих раздражающих и назойливых боевых магов и старших рыцарей — а в итоге Среброрукая Шторм снова уйдет, и Мудрец Долины Теней останется в одиночестве.

Как и того и хотел Мэншун.

Да, это будет великолепно...

Его взгляд упал на изображение другой сцены, и в мгновение ока усмешку сменила задумчивость.

Затем Мэншун кивнул сам себе. Самое время убрать старших волшебников из дворца, прежде чем они смогут натворить что-нибудь опасное — например, наконец проснутся и займутся организацией и руководством своих подчиненных, как только узнают о битве с Эльминстером.

И чем же они занимались в этот самый момент? Одним из его носителей был Кордран, так что узнать будет достаточно просто.

Мэншун позволил своему сознанию погрузиться в бурлящий источник ужаса, каким являлся в настоящий момент разум Кордрана. Здесь он окажется достаточно близко, чтобы скользнуть к Вэйнренсу, вероятно, незамеченным...

— Я... эээ... Лорды... Я...

Боевой маг Оманос Кордран был бел, как свежевыпавший зимний снег, и под струящейся маской из пота дрожал от ужаса. Его глаза были широко распахнуты.

Эти глаза резко закатились, и он скользнул на пол, будто пресловутый мешок картошки. Большой, бесчувственный мешок картошки.

Ганрахаст и Вэйнренс обменялись уставшими взглядами. Они оба разделяли невысокое мнение об этом молодом боевом маге, а его доклад был бессвязным и неинформативным. Более того, это был уже второй раз, когда он падал в обморок в ответ на их все более требовательные расспросы.

— Оставь его, — коротко сказал королевский маг.

Вэйнренс кивнул.

— Приказы?

Ганрахаст не задержался с ответом:

— Поставь стражу у дворцового конца этого тоннеля; Нелезмурра, Томарра, Берендрита и Хелхарбраса. Как только разойдутся вести о других моих приказах, туда наверняка попытаются пробраться любопытные придворные, чтобы посмотреть, что там такого ужасного.

Вэйнренс горько улыбнулся.

— И что это за приказы?

— Ни посетителей, ни придворных не допускать к палате Взлетающих Вирмов, пока король или я не дадут обратного распоряжения, — ответил Ганрахаст. — И любого неизвестного, замеченного неподалеку, следует оттуда удалить и доложить мне — даже если он назовется членом королевской семьи, доверенным лицом, призраком или старшим рыцарем.

Вэйнренс кивнул и направился к двери.

Ганрахаст следил, как Вэйнренс открывает дверь, выглядывает наружу и на его лице проступает полуулыбка, означающая, что что-то вызвало его одобрение.

Что-то вызвало. Стражи стояли у другого конца прохода, поодаль друг от друга, а не прижимались к двери, чтобы подслушать.

Вэйнренс подозвал придворного, стоявшего в другой, открытой двери дальше по коридору, бормоча инструкции бесконечной череде записывающих слуг. Это был сенешаль Фентабль, склонивший голову и торопливо откликнувшийся на зов.

Когда Вэйнренс стал повторять придворному приказы королевского мага, Ганрахаст отвернулся и пересек комнату, чтобы бросить мрачный взгляд на распростертого без чувств на полу Кордрана.

Они не так уж и яростно его допрашивали. Возможно, с мозгами парня что-то было неладно.

Раз уж возникла такая мрачная вероятность, что им действительно было известно об этих недавних убийствах?

Если их совершила какая-то местная нежить, то почему именно сейчас — ведь предположительно она обитала во дворце на протяжении многих лет?

Приход какой еще более глубокой тьмы убийца предвещал или пытался приблизить?

Мэншун улыбнулся во мраке своей пещеры. Ухватившись незаметно за маленькую часть разума Вэйнренса, он отправил свою волю к другому, более мрачному сознанию, глубокому и холодному.

Проснись, моя леди Темный Доспех. Тебя ждет небольшое задание...

Ганрахаст и Вэйнренс, спешившие по проходу, ведущему в темные, сырые глубины королевского дворца, в один миг замерли и обменялись беспокойными гримасами. Их прервал сигнал от древнего сторожевого заклятия, открывшийся разумах, как старая дверь. Неприятный сюрприз, означавший, что один из гробов в королевском склепе был открыт!

А потом в их головах прозвучал новый грохот. Только что был открыт второй гроб Обарскиров.

— Предупредить Мальвоцвета? — спросил Вэйнренс.

Ганрахаст издал крайне неподобающее королевскому магу фырканье.

— Можно подумать, это чем-то поможет.

Его заместитель улыбнулся.

— Хех. Согласен. Ну тогда сказать Фентаблю?

— Этим можно будет заняться и потом — когда узнаем, о чем его предупреждать.

Они миновали последний поворот, поднимая жезлы и пробуждая к жизни прямо перед собой защитные заклинания. Ядовитый дротик вора мог быть крайне скверным приветствием.

Проход был пуст, а двери в склеп стояли закрытыми.

Волшебники молча переглянулись. Нежить внутри склепа?

Из ножен на ноге Ганрахаст достал жезл, который надеялся никогда не использовать, а Вэйнренс активировал одно из своих колец.

По кивку Ганрахаста он снял печати с дверей склепа.

Затем распахнул их, снова подняв жезл, и увидел... темноту. Молчаливую неподвижную тьму.

Два мага посмотрели сначала в один конец коридора, потом в другой, затем на потолок, затем на потолок внутри склепа. Ничего.

Ганрахаст поднял ладонь с пульсировавшем на ней кольцом, искавшим магию, и стал напряженно ждать до тех пор, пока оно не нашло... ничего.

Двое мужчин снова обменялись полными сомнений взглядами. Затем, осторожно, они ступили в склеп, жезлы наготове.

Тишина. Ничего не двигалось, казалось, все осталось на своих местах... стоп!

Королевский склеп посещали нечасто, но обоим мужчинам показалось, что гробы и реликвии на полках вдоль черной стены были нетронуты — все выглядело так же, как и в последний раз, когда они здесь были.

С одним исключением, заставившим их снова вглядеться в каждый угол склепа и еще раз проверить потолок.

Один гроб — старый и довольно простой на вид, массивный, должно быть, принадлежавший какому-то из королей после Дуара — стоял открытым, а его целехонькая крышка лежала на полу неподалеку.

Два боевых мага подозрительно оглядывались вокруг, рассматривая молчаливые, никем не тронутые гробы. Ничего не двигалось, не раздавалось ни единого звука, кроме их собственного дыхания.

Осторожно — очень осторожно — они двинулись вперед, Вэйнренс впереди, взгляд Ганрахаста постоянно рыщет по склепу, оглядывает распахнутые двери и проход, откуда они пришли.

В каменном гробу не было ничего, кроме неподвижных костей под толстым слоем пыли.

Вэйнренс медленно опустил в гроб руку, и кольцо на его мизинце вспыхнуло ровным белым светом. Никакой нежити. Ничто не пошевелилось в ответ на его вторжение, и он не чувствовал обычного покалывания от пробудившейся магии.

Убрав руку, он отступил на шаг и взглянул на королевского мага, который вытащил из-под мании амулет и теперь держал его в вытянутой руке, поворачиваясь от одной стены к другой. Амулет светился таким же ровным белым светом.

Они обменялись подозрительными, хмурыми гримасами, без единого слова стали спиной к спине и начали обыскивать склеп. Ганрахаст медленно шагал, осматривая все закоулки, а Вэйнренс охранял его тыл.

По-прежнему ничего.

Здесь абсолютно точно не было никаких нарушителей — никаких невидимок, никаких призраков. Печати, предотвращавшие телепортацию, по-прежнему пульсировали вокруг них: магия в гробнице была такой сильной и бурлящей, что они ни за что не смогли бы определить, какие заклинания использовались здесь недавно — если использовались — не говоря уже о тех, с момента применения которых прошло немного больше времени.

Сигнальная магия предупредила о двух потревоженных захоронениях, но открытый гроб был только один. Ничего не исчезло, ничего не потревожили, если этой пыли можно было доверять. С другой стороны, существовали простые заклинания, позволявшие покрыть вещи слоем пыли...

— Что думаешь? — спокойно спросил Ганрахаст.

Вэйнренс пожал плечами.

— Некое давно забытое заклинание, поднимающее крышку гроба? Оно начало увядать и было написано так, чтобы сработать, прежде чем слишком ослабеет, или его что-то активировало среди всех этих печатей и защитной магии?

— Это, — задумчиво произнес Ганрахаст, — слишком удобное объяснение. Не говоря уже о том, что абсолютно неправдоподобное.

— Мне тоже так кажется, — согласился Вэйнренс. — Жду вашего варианта, королевский маг.

В последовавшей тишине они обменялись кривыми ухмылками.

Затем Ганрахаст пожал плечами.

— Давай поставим эту крышку на место и посмотрим, что произойдет с сигнальными заклинаниями — они сбросятся, оборвут сигнал и пропадут, или продолжат работать, утверждая, что произошло вторжение?

Гроб был древним. Никаких заклятий для левитации крышки на нем определенно не было. Они зашатались под весом тяжелой каменной плиты, кряхтя и задыхаясь, пытаясь поднять ее достаточно высоко, чтобы вернуть на место — и только тогда увидели свежий кусок пергамента на полу, там, где лежала крышка. На нем было что-то написано.

Вэйнренс нагнулся.

— Вы обречены, — прочел он вслух.

Как только он произнес эти слова, крышка закрытого гроба позади них приподнялась как раз достаточно, чтобы изнутри можно было активировать магию.

Раздался мелодичный перезвон, как будто скучающая рука провела по самым высоким струнам арфы — и оба боевых мага одновременно выпрямились.

Лишь затем, чтобы неподвижно застыть под своим новым бледным ореолом, не дыша, глядя в пустоту незрячими глазами.

— Так, так, — промурлыкала Тарграэль, легко поднимая гробовую плиту, под которой пряталась, и грациозно вставая с костей, на которых лежала, слушая разговоры этих двоих. — Эти старые безделушки Обарскиров до сих пор весьма эффективны. В отличие от боевых магов королевства.

Ганрахаст и Вэйнренс стояли безмолвно и неподвижно, захваченные стазисом. Тарграэль улыбнулась им почти с теплотой.

— Парочка трофейных идиотов.

Она осмотрела руку Ганрахаста и стащила с пальца нужное ей кольцо — потребовался сильный рывок, но Тарграэль знала, что стазис выдержит, и не волновалась о том, что может сломать мужчине палец; в конце концов, у него оставалось еще девять.

Наверняка маг сможет выследить кольцо, когда к нему вернется способность делать хоть что-нибудь. Но это может произойти весьма нескоро.

Ее губы исказила бледная тень улыбки, и Тарграэль уложила обоих мужчин каждого в собственный гроб, а затем вернула каменные крышки на их законные места.

— Беспомощное дурачье. Это вас задержит. После того, как я воспользуюсь этим крайне полезным маленьким колечком, чтобы запечатать склеп, никто и не подумает искать вас здесь до того, как умрет очередной Обарскир. А тогда они будут слишком заняты вопросами наследования, чтобы осмелиться открывать гробы и рассматривать их рассыпающееся содержимое.

Со смешком неживая женщина-рыцарь покинула это безмолвное помещение.