Эпоха перемен – 3

Глава 11

Мой первоначальный план полностью провалился. Конфликт зашёл слишком далеко: уже появились свои мученики, уже принесены сакральные жертвы, уже произошла крайняя поляризация, разделившая людей на своих и чужих исключительно по этническому признаку. Уже не смеют подать голос те, кто хоть в чём-то не согласен с происходящим.

Я был слишком наивен в своих оценках. Не стал заморачиваться получением настоящей, качественной разведывательной информацией. Привык полагаться на «послезнание». Так что результат оказался вполне закономерным.

Нельзя сказать, чтобы эта поездка была совсем уж бесполезной: я увидел работающий механизм изнутри. Получил очень ценный опыт на будущее.

Совершенно очевидно, что «хирургическая операция», о которой я думал, когда организовывал эту командировку, сейчас не даст ничего, кроме дальнейшего закручивания спирали насилия. Да, можно было бы сделать так, чтобы созданный режиссёрами этого кошмара тщательно продуманный механизм разогнался бы до «нерасчётной скорости» — но это никак не изменило бы глобального плана, а лишь заставило бы «кукловодов» приблизить развязку.

Конечно, это не означает, что я сдамся так просто. Просто план придётся радикально поменять.

Но сначала нужно решить более насущные вопросы. Вовино ранение полностью связало нам руки. Пока он лежит в больнице на албанской территории, мы не можем предпринять ровным счётом ничего. Ему нужна эвакуация — и тут не может быть двух мнений. И её придётся организовывать своими силами.

Чтобы обсудить этот вопрос, после завтрака я нашёл Тину и попросил её организовать встречу с доктором Кумнова.

Тот оказался свободен — и уже после завтрака мы сидели на веранде его частного дома, распложенного в непосредственной близости от клиники.

Доктор предложил мне кофе по-турецки собственного приготовления. Разумеется, я не стал отказываться.

— Мы планируем организовать эвакуацию, — сразу, без лишних предисловий начал я. — Подскажите, он сможет перенести дорогу?

Наим сделал крошечный глоток кофе, посмотрел на соседнюю сопку, потом перевёл взгляд на меня.

— Прошло три дня, динамика для такого ранения хорошая… принципиальных препятствий для эвакуации я не вижу. Однако всё зависит от вида транспорта, выбранного маршрута, состояния дороги и так далее.

— Есть какие-то серьёзные ограничения? — спросил я.

— В общем-то, да, — кивнул доктор. — Два-три часа тряски по здешним дорогам он перенесёт. Дольше — уже без гарантий, что швы не разойдутся. Плюс конечная точка… куда вы хотите его эвакуировать? В Казахстан? Я бы не советовал это делать сразу. В Белграде есть хорошая клиника, я дам контакт доктора, который вас возьмёт. И напишу всё необходимое в истории болезни, чтобы пациент успешно прошёл следующий период выздоровления.

— Спасибо большое, — ответил я, после чего спросил: — У вас остались знакомые в Сербии?

Наим вздохнул.

— Мы, доктора, достаточно трезвомыслящие люди, — ответил он. — Нас сложно заставить думать так, как нам не хочется. Поэтому среди нас не так много сумасшедших. Доктор Лазич — мой учитель, конечно же, мы продолжаем общаться. Кстати, он предлагал помощь в эвакуации из края, но, к большому сожалению, я считаю, что здесь я буду востребован. Сейчас, я напишу его контакт. Позвоните ему, как будете выезжать из Митровицы — чтобы у него было время подготовить место в стационаре.

— Спасибо, — повторил я.

Доктор Кумнова поднялся и ушёл в дом, оставив меня на веранде, дышать прохладным утренним воздухом, пахнущим дымком от топившихся ночью печек. Суточные перепады температур тут, конечно, впечатляют: при дневной жаре в плюс тридцать той же ночью вполне могло быть плюс семь.

Он вернулся через несколько минут, держа в руке свёрнутый вчетверо листок клетчатой бумаги.

— Вот, — сказал он. — Тут всё необходимое. История болезни будет с пациентом — формально я не имею права разглашать её содержание кому-либо, кроме лечащих коллег. Здесь, в крае, это бы никого не волновало, но я не хочу нарушать этику с учётом того, куда вы поедете.

— Я понимаю, — кивнул я.

— В идеале, конечно, было бы организовать эвакуацию на вертолёте. Насколько я понимаю, ваши финансовые возможности это позволяют. Но, боюсь, сейчас это небезопасно. Не так давно УЧК обзавелись «Стингерами», так что…

— Ясно. Никаких вертолётов.

На этом, по идее, разговор был закончен, но доктор Кумнова мешкал, хмуря лоб. Я терпеливо ждал.

— Александр, у меня к вам будет одна личная просьба, — наконец, тихо произнёс он.

— Конечно, — кивнул я. — Слушаю.

— Валентина, моя дочь… — начал он. — Она уже достаточно рисковала после того, как это всё началось. Не так давно на границе убили её парня. Он бывший студент Приштинского университета, пытался сбежать от этого всего. Убили его жестоко. Не буду говорить подробностей — но это, безусловно, оказало на неё очень больше влияние. Он умер у неё на руках, пару недель назад. И после этого в ней проснулось… даже не знаю, как это назвать. Она совсем перестала ценить жизнь. Свободно высказывает вещи, которые говорить не следовало бы. Взвалила на себя снабжение семьи продуктами, хотя я говорил, что перебой временный, и мы уже наладили канал поставок через Македонию…

Он вздохнул. Сделал ещё глоток остывшего кофе, потом продолжил:

— Из всех моих детей она самая одарённая. Незашоренный ум, колоссальная трудоспособность. Представляете, она самостоятельно, за какие-то месяцы изучила основные европейские языки, и успешно их использует! Даже помогает мне в переводах научных публикаций. Её потеря была бы очень тяжёлым событием, и не только для меня… попросите её о помощи в доставке больного до Белграда. У неё есть все необходимые навыки, если вдруг в пути случится непредвиденная ситуация. И, если получится, убедите её задержаться подольше. Мне кажется, в ближайшее время границу перекроют окончательно, но это будет только к лучшему.

Некоторое время я молчал, прихлёбывая крепкий кофе. Потом ответил:

— Вы не боитесь, что ваши отношения могут испортиться? Вы ведь сами говорите — у неё довольно развитый интеллект. Она догадается о ваших намерениях. И об этом нашем разговоре тоже догадается.

— Да, это вероятно, — кивнул Наим. — Она ещё очень молода и склонна к быстрым выводам. Но какое это имеет значение, если речь идёт о её жизни?

Я снова взял небольшую паузу на обдумывание ситуации. Действительно ли доктор говорит искренне, или же это его способ внедрить в нашу компанию соглядатая, чтобы получить больше информации? Может быть так, что за ним стоят более серьёзные силы, чем мне представляется? Вполне.

И всё же на уровне интуиции я чувствовал — в его предложении нет подвоха. Такие эмоции, жесты, взгляд, искреннее беспокойство за родную дочь очень сложно подделать. Может ли талантливый хирург одновременно быть гениальным актёром и тайным агентом? В теории — да. Но на практике вероятность такого крайне низкая.

— Я… поговорю с ней, — ответил я.

— Благодарю вас, — кивнул доктор Кумнова. — Сегодня обследую больного и дам рекомендации по транспортировке.

Вчера, когда Тина спросила нас прямо о том, кто мы на самом деле, мне пришлось углубиться в нашу легенду про Казахстан. Я рассказал, что якобы наше правительство внимательно изучает этнический конфликт, поскольку состав населения нашей страны предполагает уязвимость к подобному развитию событий. Мне показалось, что она не очень-то поверила нам, однако давить и настаивать не стала.

Она работала в клинике, когда, после разговора с её отцом, я предложил ей пойти прогуляться в город, подышать воздухом.

День выдался прохладным, но солнечным. Тина накинула на плечи тонкий платок, и теперь выглядела точь-в-точь как работница какой-нибудь фермы в Тульской области. Я невольно улыбнулся.

— Что? — удивлённо спросила она в ответ на мою улыбку.

— Нет, ничего, — ответил я. — Просто ты не сильно похожа на местную.

Тина вздохнула.

— Многие так говорят… — произнесла она, потом, безо всякого перехода, заявила: — отец попросил меня вывезти, да?

Я рассмеялся, нарвавшись на её недоумённый взгляд.

— Извини, — сказал я. — Да, ты права. Такой разговор действительно был. Но я бы не об этом хотел поговорить сейчас.

— Хорошо… — немного растерянно ответила она. — Тогда о чём же?

— О мире, — ответил я. — И о том, как он устроен.

Тина даже с шага сбилась.

— Вот так, значит… нет, Александр, мне совершенно не нравится, как устроен этот мир. И, думаю, ты знал о том, что я так отвечу. Так что можно пропустить эти моменты и сразу перейти к сути: что ты хочешь предложить?

Я улыбнулся.

— Что ж, — кивнул я. — Будем считать, что я хочу предложить тебе работу.

— Проводника, вместо Бекима? — с иронией в голосе спросила Тина.

— Вовсе нет, — ответил я. — Проводник здесь нам больше не нужен. Мы хотим покинуть край.

— Не представляю, чем ещё могу быть вам полезной…

Я выдержал небольшую паузу, продолжая шагать по грязному тротуару, глядя под ноги.

— Давай вернёмся к тому моменту, что тебе не нравится, как устроен мир, — сказал я. — Представь, что ты не одна такая. И что есть люди, которые хотели бы изменить сложившееся положение.

Тина испытующе посмотрела на меня.

— Казахстан пытается стать мировым игроком? — всё с той же иронией сказала она. — Если честно — то я бы даже не пробовала бы. Тито пытался сделать что-то подобное. И за это сербам, которые стояли в основе его порядка, будут жестоко мстить. Лучше так не подставляться.

— Казахстан тут вообще ни при чём, — признался я. — Чтобы ты понимала: Саша и Вова — для меня вроде как силовая поддержка. Они не имеют доступа к тем вещам, о которых мы с тобой говорим сейчас.

— Вот как? Спасибо за доверие, но не уверена, что его заслужила.

— Я ничем не рискую, — ответил я. — Пока что ты мало что знаешь. И едва ли станешь об этом распространяться, с учётом всего. Ты ведь и записи забрала вовсе не потому, что так уж о нас волновалась, верно? Думаю, ты поняла, что там и к чему, и решила, что свою семью лучше держать подальше от таких вещей, правильно?

Тина грустно вздохнула, плотно сжав губы. Потом ответила:

— Правильно. Я бы не хотела, чтобы мы оказались в Лапушнике.

— Это что такое?

— Лагерь возле Слатины. Вроде немецких, которые были во время Второй мировой. Там держат неугодных людей. И не только из сербов…

— У тебя там кто-то из знакомых? — догадался я.

— Уже нет, — ответила Тина. — Две недели как нет…

— Мне очень жаль.

— Времена не выбирают, — ответила она. — Я просто хочу, чтобы я и моя семья выжили.

— Хорошо, — кивнул я. — Представь, что у тебя есть неограниченные возможности. Что бы ты сделала, чтобы сейчас предотвратить распространение насилия в крае? Остановить это всё?

Тина посмотрела на меня с иронией. Я ответил серьёзным взглядом — и после этого она сама стала серьёзной.

— Сейчас это почти невозможно, — произнесла она. — Слишком долго и тщательно всё готовилось. Слишком большие деньги потрачены. Не представляю, как это всё можно сломать.

— А ты пофантазируй, — предложил я. — Не ограничивая себя.

Тина вздохнула. Потом молчала несколько минут, пока мы продолжали идти по грязной улице, залитой жёлтыми солнечными лучами, играющими в пыли.

— Если я расскажу способ, и об этом узнает кто-то из УЧК — расстреляют и меня, и всю мою семью, включая младших, — серьёзно сказала она. — Поэтому давай дойдём до гор, хорошо? Там точно никто не подслушает…

— Хорошо, — кивнул я.

— И не пытайся записывать мои слова. Потому что ты тоже погибнешь, — добавила она.

— Даже в мыслях не было! — Я поднял руки. — Если хочешь — можешь полностью меня обыскать.

Тина фыркнула.

— Ты представляешь, что обо мне соседи подумают? — сказала она. — Нет уж, если рискуешь — то рискуй до конца. Пошли в горы!

И мы двинулись дальше, в переулок налево, за которым начиналась узкая тропа, уходящая на ближайшую сопку.

Мы поднялись довольно высоко. Отсюда открывался отличный вид на городишко с его красными крышами.

Тина встала на краю невысокого обрыва, поглядела вниз, на журчащий ручеёк, потом повернулась ко мне и сказала:

— Ты ведь понимаешь, что всё происходящее устроили большие ребята?

Я молча кивнул в ответ.

— Я имею ввиду, совсем большие. С ними невозможно сладить, никак. Только подчиниться. Или же попытаться изменить их намерения, сместив интересы.

— Интересно, — ответил я. — И каким же образом?

— Смотри: у происходящего есть несколько слоёв смысла. Первый, он лежит на поверхности — наказать сербов. Это важно, чтобы не допустить рецидивов подобного масштабного непослушания среди вассальных структур, — сказала она.

— Убить курицу на глазах у обезьяны, — вставил я.

— Что? — она удивлённо округлила глаза. — Хотя стоп, кажется, поняла.

— Это китайская пословица, — пояснил я. — Часть концепции устрашения.

— Верно, — кивнула Тина. — Но это — только вершина. Второй слой не так очевиден, и его вообще мало кто видит.

— И что же это за слой?

— Создание одной из точек для дестабилизации России, — ответила девушка. — То, что произошло с Советским Союзом, ещё недостаточно. Всё должно быть ровно так, как это было с Югославией, раскол волнами. Большинство аналитиков, которых я читала в западных журналах, или сознательно не учитывают, или не принимают во внимание тонкую психологическую связь этих народов, на уровне восприятия справедливости. Крымская и мировая войны — они оставили след. И его используют.

— У тебя очень широкий кругозор, — заметил я.

— Я любопытная, — Тина улыбнулась и пожала плечами. — Ничего не могу с собой поделать. Хоть и знаю, что это не всегда хорошо.

— Понимаю, — кивнул я. — Это всё? Со слоями?

— Нет, — она помотала головой. — Есть ещё третий слой смыслов. Балканы — субкритическая точка Европы. Надави здесь нужным образом — и события начнут развиваться лавинообразно, вовлекая все страны. Людям, которые строят новую архитектуру мирового устройства, нужно иметь здесь что-то вроде кнопки сброса — на случай, если на материке что-то пойдёт не так. Понимая это, можно предсказать дальнейшее развитие событий. Для начала у нас эскалация будет иди по нарастающей. Этнические чистки, массовые преступления со всех сторон — и это уже проплачено, организовано, делается. И у нас, и у сербов. Потом — попытка центрального правительства навести порядок силовым путём. Ориентировочно уже этой осенью. На первый взгляд, успешная — но только до того момента, как подключатся мировые медиа. Затем — требование ведущих западных стран прекратить этнические чистки. Югославия, естественно, откажется, тем более что через Совбез ООН такую резолюцию провести не смогут. Тогда, скорее всего, им выдвинут ультиматум западные страны: или выходите из края, или мы начинаем силовую операцию. В конечном итоге у нас поставят военные базы США. Краем будет управлять марионеточная администрация. Мы станем колонией. Доминионом. Потом мы будем жить какое-то время относительно стабильно. Может, даже хорошо. Но только до того момента, как нашим хозяевам потребуется активировать эту «кнопку сброса»…

Тина прервалась, чтобы перевести дух после такой долгой тирады. Я же улыбался про себя. То решение, которое я принял, но в котором пока что не признавался даже самому себе, похоже, было совершенно правильным.

Вот так, в таком неожиданном месте, я нашёл ещё одного будущего члена нашего ближнего круга.

— Всё верно, — сказал я. — Так как ты думаешь, можно ли что-то сделать сейчас, чтобы предотвратить всё это?

Девушка грустно улыбнулась.

— Больше всего мне бы хотелось, чтобы у нас не случилось то, что произойдёт в ближайшие месяцы, — сказала она. — Остановить резню. Остановить военную операцию… это возможно. В теории. Очень сильно в теории.

— Ну мы же не практикой пока что тут занимаемся, — сказал я. — Давай теорию!