Эпоха перемен – 3

Глава 10

Добыча информации из самого логова врага обходилась дорого. Не только в финансовом смысле, но и в человеческом. Было много жертв среди самых подготовленных и мотивированных, отборных людей. Лёша говорил, что некоторые сходили с ума, когда понимали, что происходит внутри абсолютно закрытых сообществ, представляющих старую элиту.

И всё же эта информация, зафиксированная документально, в большом количестве, была очень важна для моего замысла.

Мало было перекроить финансовый каркас мира. Мало было устранить потенциальных пассионариев, готовых плясать под дудку глобальных кукловодов ради мнимой личной власти и обогащения.

Когда рушится старый мир, надо дать людям какой-то ориентир. Да, неосоциализм это хорошо, и это могло бы сработать, если бы не остающийся груз предательства прошлых элит, обернувшийся разгромом.

Социально-ориентированной экономике и политике нужно было смысловое наполнение.

Но сначала миру предстояло пережить шок от знакомства с реальной жизнью старых элит, которую они держали за семью печатями, внутри информационно непроницаемой клетки, обеспеченной кровавой порукой, ритуалами, психологическими и физиологическими зависимостями, пороками, даже названия для которых не было придумано официальной медициной.

Как я и предполагал, когда некая закрытая общность веками существует среди человечества, обладая ничем не ограниченной властью и бесконечными возможностями, психика её представителей необратимо трансформируется. Они перестают ощущать себя людьми.

Оказавшись вне естественных для человека стимулов, вроде стремления к выживанию или хотя бы к материальному благополучию, они постепенно создавали альтернативную этическую систему, где всё, что могло послужить сохранению ощущения вкуса жизни, было морально и допустимо.

Поначалу их развлечения и образ жизни чем-то напоминали старую аристократию. Но полная закрытость и отсутствие какого-либо религиозного давления сделали своё дело. Они пошли куда дальше.

Маркиз Де Сад показался бы шаловливым ребёнком с чересчур буйной фантазией на фоне того, что они претворяли в жизнь.

Острова для педофилов. Подземелья для садистов. Закрытые клубы в тропиках для тех или для других. Игры, смысл и цель которых обычному человеку было не понять, не говоря об их невольных участниках.

Базой для удовлетворения этих нечеловеческих потребностей служило всё остальное человечество. Практически, без исключений. Разве что те, кому удавалось приблизиться к границам этого тайного мира благодаря заработанным состояниям, потихоньку принимались в закрытые круги, начиная длительный процесс трансформации, с самых низовых позиций.

Распространять эту информацию было тяжело. Да, нам удалось перекупить несколько важных СМИ, но этого было мало. В ответ на первые публикации последовал нейтрализующий вал, пытающийся выдать системный порок за разовый сбой одного-единственного психически неуравновешенного человека. И, что удивительно, это едва не сработало.

Помог Интернет. И нарождающиеся сетевые медиа.

После ряда подтверждённых на высшем экспертном уровне публикаций дело пошло. Даже те СМИ, которые контролировались старым капиталом, больше не могли замалчивать эту тему — пошла социальная отдача.

Дольше всех держалось «БиБиСи», до последнего отбеливая нелюдей, к числу которых, как-то так получилось, входила и публичная британская аристократия.

Наконец, количество и содержание собранных на предыдущем этапе фото и видеоматериалов превысило критический порог. Он оказался даже ниже, чем я думал — но ведь и общество было не так сильно развращено сетевыми технологиями, а до изобретения дипфейков оставалось ещё пара десятилетий.

Начались стихийные протесты и погромы, которые поддерживались специально организованными людьми, помогающими обойти возможности служб безопасности закрытых поместий.

Впервые за много лет государственные органы отстранились от своих обязанностей и не стремились сберечь монополию на насилие. Нет, официально никаких забастовок не было — просто руководство силовиков сознательно саботировало противоречивые указания правительства.

Всё это накладывалось на вполне реальные финансовые проблемы. На территории большинства стран едва сформированного Евросоюза начался кризис социальных неплатежей.

Хаос нарастал. А вместе с ним началось физическое истребление тех, кто угрожал лично мне. Соответственно, и риски максимально выросли — теперь все силы были брошены на поиск и устранения главной угрозы. То есть, меня.

Наша абсолютная информационная изоляция пока что срабатывала, до нас не добрались, однако я прекрасно понимал, что ещё неделя-другая и с уютной Алазанской долиной придётся расстаться.

Но до этого необходимо было сделать следующий шаг. Иначе деградация социальной среды стала бы необратимой, ведь разрушать всегда проще, чем строить.

Нужен был новый идеологический импульс, который позволил бы остановить разрушение у нужной нам точки.

И, как это делалось не раз в той ветке реальности, откуда я прибыл, в ход пошли эмоции.

Люди, шокированные масштабом обмана старых элит, тем, что выросло в тени непроницаемого забора из лжи, глубоко прониклись идеей Новой Искренности.

С нашей подачи, началось всё с символов.

Те политики и лидеры мнений, которые готовы были делиться пускай нелицеприятной, но правдой, стали носить на одежде заострённые и полированные кусочки осины, иногда покрытые лаком. Как символ осинового кола, которым правда уничтожит старые элиты, вполне справедливо ассоциировавшиеся с Владом Цепешом и его литературным альтер-эго, графом Дракулой.

Именно эти вовремя сориентировавшиеся политики получили наибольшую популярность среди растерянных и взбудораженных людей. Идей Новой Искренности пришлись ко двору: ведь даже если человек признавался в чём-то неприглядном, вроде взяток, и в остальным был чист, это не шло ни в какое сравнение с тем, что оставалось скрыто до недавнего времени.

Даже в личном общении люди стали куда более искренними. Некогда обычная «вежливая ложь» стремительно становилась неприличной, порицаемой.

И, конечно, в ход пошла музыка. Новый хит одной румынской группы с молдавскими корнями так и назывался: «Новая Искренность». Как-то так случайно совпало, что родиной группы оказалась страна, ассоциировавшейся у большинства европейцев с самым известным кровопийцей. Конечно, это имело огромное символическое значение.

Этот хит пели на площадях больших городов, на транспорте, при любой возможности — люди, которые носили значки с осиновыми кольями.

Песенный манифест трансформировался в политический. Пошло формирование новых общественных паттернов.

Я следил за этим процессом по новостям, не имея возможности вмешиваться. И это было очень своеобразное ощущение. Ведь наша повседневная жизнь в поместье походила на затянувшийся отпуск.

Я чувствовал, что тяжело не только мне. Особенно от безделья страдал Борис Абрамович, но и его энергию удалось пристроить — он осваивал технологические приёмы изготовления бочек из французского дуба на линии, которую лишь недавно завезли и настроили, но не успели запустить в промышленную эксплуатацию, потому что резко ограничили доступ сотрудников в хозяйство.

Мирослава первые два дня молча просидела в нашей комнате. Выходила лишь для того, чтобы поесть или помыться. Я даже не пытался приставать с разговорами по душам, чувствовал, что так надо.

И вот, на третий день нашего вынужденного затворничества она взяла меня за руку и предложила: «Пойдём погуляем?»

Конечно, я не стал отказывать, тем более что погода располагала. Пригревало ласковое осеннее солнышко, воздух был прозрачным, как хрусталь — лишь вдалеке, над ближайшей деревней вился дымок от топившихся ночью печек.

Вова навязался было нам в компанию, не забыв про оружие, но я попросил его в этот раз оставить нас наедине. Он с явной неохотой согласился. Вообще они с Саней как-то очень хорошо вписались в роль телохранителей и глав службы безопасности. Даже удивительно, что до сих пор между собой власть не начали делить. Или начали, а я просто не в курсе?.. надо будет заняться этим вопросом, до того, как нюансы появятся.

Некоторое время мы с Мирославой молчали, шагая по просёлку среди бесконечных виноградников.

— Между вами что-то случилось, да? — первой заговорила она, очевидно, имея ввиду своего отца.

— Да, — после некоторого колебания решил признаться я.

И только потом вдруг поймал себя на том, что и сам поддаюсь влиянию идей Новой Искренности.

— Расскажи, — попросила она.

— Мне бы не хотелось.

— Я понимаю, — кивнула Мирослава. — Но я хочу всё знать. До того, как смогу отпустить.

Вздохнув, я коротко пересказал ей события того дня до момента нашей встречи.

Некоторое время мы снова шли молча.

— Спасибо, — кивнула Мирослава. Потом остановилась и поглядела куда-то вдаль. — Красиво здесь, правда?

— Правда, — охотно согласился я.

— Эти горы, — она указала на север, — это ведь Кавказ?

— Большой Кавказский хребет, — подтвердил я.

— А за ним — Россия?

Я задумался на секунду, мысленно представляя карту.

— Да, — кивнул я.

— Ставрополь?

— Нет, Дагестан, — ответил я.

— Как интересно… отец когда-то давно туда ездил в командировку. Привёз изюм и урбеч. Мне тогда не понравилось, но я старалась изобразить восторг, чтобы он не обиделся.

— Ясно.

— Ты сможешь его простить?

Она вдруг остановилась, повернулась ко мне и посмотрела в глаза.

Я задумался. И вдруг понял, что с самого начала не держал зла на её отца. Он оказался пешкой в чужой игре, и я просто его использовал так, как мне было надо в тот момент. Можно ли обижаться на пешку за то, что она ведёт себя в соответствии с правилами игры?

— Я не держу на него зла, — искренне ответил я.

Мирослава чуть нахмурилась. Потом кончики её губ дрогнули.

— Спасибо, — повторила она. — Он всегда хотел как лучше.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — заметил я.

— Кто это сказал?

— Точно неизвестно, — я пожал плечами, — некоторые приписывают Сэмюелю Джонсону. Кто-то считает, что оно появилось ещё раньше, среди протестантских священников.

— Символично. То, что сейчас происходит в Европе, похоже на новую Реформацию, да? — Мирослава улыбнулась. Теперь уже полноценно, не только губами, но и глазами.

— Пожалуй, — согласился я.

— А у тебя благие намерения? — вдруг спросила она. — А, Саша?

Я на секунду задумался. Потом ответил:

— Мои намерения нельзя назвать злыми или благими. Категория выживания находится вне этого.

— Значит, ты просто хочешь выжить…

— Не я. Мне хочется, чтобы мир выжил.

— А без тебя он бы погиб? — в её голосе послышался.

Я взглянул ей в глаза. Мирослава перестала улыбаться и остановилась.

— Мир катился в пропасть. Я не шучу.

— Ясно…

Она вздохнула и снова пошла вперёд.

— Слушай, а ты за маму не волнуешься? — спросила она через пару минут.

— Нет, — честно ответил я.

— А что, если до неё всё-таки доберутся? Разве тебе не было бы спокойнее, если бы…

— У неё своя жизнь, — перебил я. — Это было бы неуместно.

— Понятно…

— Que sera, sera, — добавил я, остро ощущая, как парадоксально звучит эта фраза, учитывая всю ситуацию.

Мы вернулись в поместье под вечер, изрядно оголодавшие. Во дворе Аркадий Шалвович с дочкой делали шашлык. Борис Абрамович сидел рядом на плетёном кресел-качалке и громко рассуждал вслух об особенностях технологии грузинского виноделия.

— От запаха захлебнуться можно, — заметил я, подходя к большому мангалу.

— Да, запах — это важная часть, — согласился олигарх, брызгая водой на угли.

Впрочем, судя по запаху, это оказалась вовсе не вода, а виноградный уксус с какими-то специями.

— Саш, там клип вышел, — вмешалась Лика, переворачивая один из шампуров. — Нарезка народных сходов. Знаешь, меня проняло!

— Это гениально! — добавил Борис Абрамович с кресла-качалки. — Гениально! Знал бы заранее, что вы там мутите, то…

Он вдруг осёкся и задумался. Лика рассмеялась.

— То что, дядя Борис? — спросила она.

— То нагрузил бы как следует! Мы бы уже миром правили бы!

— Так и будет, Боря… — добавил Аркадий Шалвович, — так и будет.

Я благоразумно не стал их разубеждать.

— Кстати, а где Вова и Санёк? — спросил я.

— А, — Лика махнула рукой. — Они на линии. Их сегодня Борис Абрамович припряг… ты же не против? Они тут игрища во дворе устроили, вот и…

Я засмеялся.

— Нет, если они добровольно вызвались, — ответил я.

— А то как же! Конечно, добровольно! — вставил Борис Абрамович.

— Надо бы шашлыка оставить героям производства, — подмигнула Лика.

— А вот это всенепременно, — добавил олигарх, поднимаясь со своего кресла. — Ну что там? Готово уже?

В этот момент из-за распахнутых ворот появился Вова. Он бежал, что само по себе было тревожно. Мы с Ликой переглянулись.

Подбежав ко мне, Вова остановился, перевёл дыхание и сказал:

— Там гости.

— Можно подробнее, молодой человек? — попросил Борис Абрамович. — Что за гости? Делегация сотрудников, работать хотят?

— Нет, — Вова отрицательно мотнул головой. — Приехали на «Мерседесе». Вышел какой-то мужик, весь в чёрном. Заявил, что ждёт Саню

Он кивнул на меня.

— Ваши люди их контролируют, — добавил он, видимо, чтобы немного успокоить занервничавшего олигарха.

— Так, так, так… — выдохнул тот.

— На нападение это не похоже, — продолжал Вова. — С чего бы терять внезапность?

— Ну что, ты пойдёшь? — спросил меня Борис Абрамович. Теперь в его голосе была не только тревога, но и любопытство.

— Пойду, — кивнул я.

Мирослава сжала мне руку, но потом отпустила, так ничего и не сказав.

Возле больших ворот, закрывающих въезд на закрытую территорию поместья, стоял «Гелик» с грузинскими номерами. Моя интуиция молчала: никакой угрозы я не чувствовал. Но знание, что за моей спиной Вова и Саня настороже, добавляло уверенности.

Я вышел за ворота. Подошёл к машине. Водитель в чёрной балаклаве едва успел взглянуть на меня, как задняя пассажирская дверь открылась.

— Ну заходи, что ли! — позвал знакомый голос.

Я улыбнулся и нырнул в салон.

— Сам понимаешь, мы не могли светиться перед твоими… хм… партнёрами. А вообще интересную ты компанию выбрал, конечно, для такого затворничества! — сказал Саша.

— Так получилось, — ответил я. — Сам какими судьбами? Как за океаном дела?

— Дела… дела налаживаются! Ну, не считая погромов и голодных бунтов. Сейчас занимаемся гуманитаркой, до конца месяца разрулим, я думаю. А вот судьбами… Саш, тебя дедушка на переговоры зовёт, — ответил он.

— Вот как? — удивился я. — Мы же вроде ключевые моменты проговорили. Ситуация изменилась?

— Переговоры не с нами, — улыбнулся Саша. — Эти люди вышли на связь с нами. Предлагают некоторое решение, которое могло бы устроить все стороны. А ты, как ни крути, но тоже являешься стороной этого всего.

Несколько секунд я переваривал информацию.

— И вы… согласились? — спросил я наконец.

— Мы всегда за то, чтобы поговорить. Ты же знаешь наш подход.

— Мы побеждаем, — ответил я. — Ты ведь тоже в курсе. Они хотят потянуть время. Выманить нас.

— Твоё участие под наши гарантии, — добавил Саша. — Мы обеспечим безопасность.

— У них могут быть козыри. И границ больше никаких нет. Слушай, это борьба на выживание!

— Вот как раз поэтому нам надо бы хотя бы выслушать их, — ответил Саша. — Нам тоже очень интересно, какие это могут быть козыри.

Я снова замолчал, обдумывая ситуацию. По-хорошему предупредить бы Вову и ребят… или взять их с собой? Но тогда придётся вскрыть верхушку организации, что очень нежелательно…

— Так что, едем? — спросил Саша.

— Едем, — ответил я. — Где переговоры будут?

— У нас, в Гонконге. Мы настояли.

— Символичное место…

— Ты правильно мыслишь.

— Хорошо, — кивнул я. — Мне надо только сходить своих предупредить. Дорога не близкая, за пару часов не вернёшься.

— Конечно, — кивнул Саша. — Я подожду.