Эпоха перемен – 3

Глава 6

Город разделяла на два мира река Ибар. На севере — уже привычная Сербия, с узнаваемой архитектурой домов, кириллическими вывесками и людьми славянской внешности. Южнее, за рекой — архитектурный хаос, привычный для южных народов. Что-то похожее можно наблюдать в Дагестане. Другие люди, другая культура, другие вывески. Даже дорожное движение иное.

Но сообщение между двумя частями города существовало и было достаточно активным. Да, были полицейские посты, с вооружёнными сотрудниками, но они проверяли поток сильно выборочно. А так, в целом, кругом продолжалась самая обычная мирная жизнь. Будто бы край до конца не поверил, что война уже идёт, и все беды только начинаются.

Мы остановились в довольно приличной гостинице, которая называлась «Северный город». Первые дни прошли спокойно: как я и предполагал, никто в крае нас не преследовал, по крайней мере, в открытую.

Впрочем, это не значит, что наше прибытие осталось незамеченным. Чуть ли не с первых часов я засёк слежку: какие-то неприметные личности норовили следовать за нами, по кафанам и магазинам. Судя по всему, профессионалы — засечь их было не так уж просто. К тому же, они менялись.

К нам присматривались. А мы изучали город и край.

Много интересного удалось почерпнуть из простых уличных разговоров местных жителей. Я сербским пока что не владел — но Вова и Саня специально гуляли по людным местам, прислушиваясь, о чём говорят люди.

Слухи ходили самые разные: и что албанцы из УЧК готовят провокации с использованием химического оружия, чтобы обратиться в ООН за поддержкой, и что Милошевич пытается договориться с Западом, сделав льготные, безналоговые концессии для сырьевых компаний.

Второе обстоятельство особенно волновало жителей городка: рядом находился крупный полиметаллический рудник Трепча, то стабильной работы которого во многом зависело их благополучие. Люди были убеждены, что американский финансист Сорос через свои структуры уже несколько раз пытался получить контроль над этим активом, но каждый раз правительство Югославии блокировало сделки. Предполагалось, что напряжённость в крае связана со сложностями у американского капитала.

Встречалось и мнение, что Милошевич сам провоцировал напряжение, чтобы сузить права автономии края, пропихивая собственные финансовые интересы в ущерб местным элитам. И что, вроде как, он сам «натравил» стихийные полувоенные формирования на албанские поселения в тех района, которые были особенно «строптивыми».

При этом никаких пунктов приёма добровольцев под флагом четников в городке не наблюдалось. По крайней мере, в открытом виде.

Зато было очень много иностранных журналистов, некоторые из которых, судя по всему, были не совсем журналистами. Из-за них цены в местных кафанах довольно заметно превышали средние по Сербии.

Причём вся эта иностранная тусовка старалась держаться в северной, сербской части города, избегая южную даже в случае прямой необходимости. Например, тогда, когда там происходило что-то интересное: потасовки местных или нападение на полицию.

Я остро жалел, что из Универа не удалось «вытащить» спеца со знанием албанского, хотя на год старше, на параллельном курсе «Запада», была такая группа. Тут руководство ГРУ почему-то встало в позу, ни в какую не желая распространять эту практику на факультеты, которые находились вне поля их прямого влияния. Конечно, и это сопротивление можно было преодолеть — но тогда прощай моя тщательно выстроенная маскировка «естественной» командировки.

Впрочем, это было проблемой только в плане получения информации от подслушивания. Так-то большинство албанцев края прекрасно владели сербским.

На южную сторону города я прогулялся лишь однажды, на второй день. Специально пошёл один, чтобы не привлекать внимания. С собой взял «Беретту», отжатую у несостоявшихся грабителей, и выключенный китайский сотовый. Так, на всякий случай.

Наша гостиница стояла недалеко от улицы короля Петра Первого. Когда я увидел табличку с названием впервые удивился, решив, что сербы улицы называют в честь правителя России, и только потом сообразил, что король — это вовсе не император.

Чтобы попасть на большой мост через реку Ибар, мне пришлось дойти до перекрёстка с круговым движением, а с него свернуть на улицу князя Милоша.

Полицейские, стоявшие на мосту, едва удостоили меня беглого взгляда. В основном они смотрели на поток, прибывающий с южной стороны. Оттуда шли, в основном, женщины. Многие — с колёсными сумками-тележками, кое-кто в сопровождении ребятишек. На представителей власти они старались не глядеть, опуская глаза.

Первое, что бросилось в глаза за Ибаром, это качество дорожного покрытия. Тут оно было резко хуже. Похоже, предыдущий раз тут укладывали новый асфальт ещё при Тито.

Народу на улицах было довольно много: мрачные, угрюмые мужчины, женщины, кутающиеся в платки, вездесущие ребятишки, которые сходу опознали во мне иностранца и тут же окружили гомонящим кольцом. Самые смелые выбегали вперёд и, заглядывая в глаза, громко спрашивали: «Ёшь една марка?» После чего с визгом убегали, видимо, не рассчитывая всерьёз на ответ.

Тем не менее, я достал всю немецкую мелочь, которая была в карманах, и раздал её маленьким сорванцам, не забывая тщательно следить за содержимым собственных карманов. Детишки даже притихли от такой щедрости. Только возились и толкались между собой, стараясь пролезть вперёд.

— Всё, — сказал я на английском и развёл руками, когда мелочь закончилась. — Больше нет.

Ребята поняли мои слова без перевода, разочарованно загудев. После этого собравшаяся толпа детей начала рассасываться — остались только самые упрямые.

Я двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на выкрики «ёшь една марка?» мне вслед.

Где-то в одном квартале оставшихся детей строго окрикнул какой-то дед, высунувшийся из недостроенного кирпичного здания. Он строго насупил кустистые седые брови и что-то сердито проговорил на албанском. Дети остановились, что-то сказали в ответ, потом убежали куда-то в ближайший переулок.

Дед сверлил меня колким взглядом глубоко посаженных карих глаз. Колоритный персонаж: на голове традиционный албанский головной убор кече, похожий на яйцо, серая жилетка, стоптанные кожаные сапоги.

— Добрый день, мистер, — обратился он ко мне на неожиданно хорошем английском. — Ищете кого-то?

— Да нет, — улыбнулся я в ответ и пожал плечами. — Зашёл прогуляться. Посмотреть, что и как.

— Журналист?

— Вроде того… — ответил я.

— Вы добрый человек, — вздохнул дед. — Хотите совет?

— Конечно, — охотно кивнул я, изображая внимание.

— Не задерживайтесь здесь. Посмотрели — и хватит. До ночи идите обратно, в свою гостиницу. Вы ведь на севере остановились, верно?

— Верно, — кивнул я. — Да и как задержаться? Комендантский час же!

— Некоторые из ваших тут ищут ночлег, — пояснил дед. — Лучше так делать не стоит. Многие люди в отчаянном положении. В такой ситуации что только не сделаешь, когда у тебя маленькие дети…

— Ясно, — кивнул я. — Спасибо за предупреждение, но я и не собирался.

— Это хорошо. Разумно… — вздохнул дед. Потом вдруг добавил: — Скажите, что у вас слышно? Что у нас будет? Запад вмешается? Про ввод войск слышно? Вы ведь явно знаете больше, чем обычный журналист.

Вот тебе и раз… а дедок-то не простой. Принял меня за западного шпиона? Я попытался критически представить, как выгляжу со стороны: брендовые джинсы, дорогая куртка, ствол подмышкой, который, конечно же, заметно, если знать, как и куда смотреть… да, пожалуй, ничего удивительного. Я ведь старался произвести впечатление заинтересованного наёмника. А сошёл за сотрудника спецслужб.

— Будет хуже, — ответил я.

Дед прикрыл глаза.

— Если есть возможность — уезжайте, — добавил я.

— Уехал бы давно… — тихо сказал дед. — Но семья здесь, как всех вывезти? Денег никаких не хватит… да и через Сербию сейчас не проедешь — мужчин арестовывают или отправляют обратно. Боятся беспорядков в Белграде. Перед Черногорией новые четники засады устраивают… на юге — УЧК, которые мужчин к себе вербуют. Плохо сейчас везде… на те деньги, которые вы сегодня раздали, эти детишки пару недель голодать не будут.

— Голодать? — осторожно спросил я.

— Так транспорт весь порушен, — дед пожал плечами. — Никто не хочет ехать в край, откуда продовольствие брать? Только то, что сами вырастили, но этого мало. Всегда через Сербию завозили продукты, а сейчас эта дорога перекрыта, считай. В магазинах пусто. Женщины вон ходят на север за продуктами — хоть так пропускают, прожить можно. Да и денег взять негде, у нас в школе уже девять месяцев никаких выплат не было… перебиваемся тем, что сами вырастили, но семьи большие, тяжело…

— Ясно, — кивнул я, — ну, надеюсь, всё как-то образуется.

Я хотел попрощаться и уйти, но дед остановил меня.

— Ты вот что… если вдруг переводчик нужен будет или проводник — имей меня ввиду, — сказал он. — Это я с виду старик, а так здоровье крепкое, могу и по горам лазать, если надо. Знаю английский, сербский, немецкий, русский. Учился в России и в Германии.

Я даже растерялся на секунду.

— У вас отличное образование… — заметил я, размышляя, стоит ли задавать вопрос, как такой человек вдруг оказался в таком положении? Потом решил, что не стоит.

— Думаешь, почему я здесь и прошусь на работу? — горько ухмыльнулся он. — Учитель я. И всю жизнь учителем проработал. Думал, что делаю свой вклад в лучшее будущее, а оно вон как всё обернулось… зато ребятишки слушаются, — его улыбка стала добрее. — Сам видел! Я поначалу даже от попрошайничества отучал — но тут ведь вопрос выживания, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я. — Как с вами связаться, если что?

— Дом запомнил? Я почти всегда здесь, — ответил дед. — Сейчас ещё телефон напишу.

Он ушёл куда-то вглубь здания, в темноту, и появился через минуту с бумажкой, вырванной из блокнота, на которой был выведен адрес и номер телефона.

— С той стороны есть прямой набор, — сказал он. — Можно звонить.

— Спасибо, — ответил я.

На этом попрощались.

Я не стал задерживаться в албанской части города. А по дороге обратно вдруг вспомнил про девушку на старом «Гольфе» с багажником, забитым под завязку продуктами.

С нами решили поговорить к исходу четвёртого дня. Сложно сказать, почему тянули так долго — пытались «пробить» по всем известным каналам и установить личность? Скорее всего. Потом, наверное, просто приглядывались к нам, чтобы понять цели и задачи.

Накануне вечером Вова засёк, что в номере установили прослушку. Были нарушены «печати», которые мы устанавливали перед выходом: незаметные волоски и клубочки пыли в нескольких ключевых местах, для верности. Сам «жучок» обнаружился довольно быстро, даже специальных средств не понадобилось — ребята засунули банальный проводной микрофон в розетку.

Мы специально выходили из номера все вместе на обед и ужин, забрав только самое ценное, чтобы дать такую возможность.

После этого мы как следует отыграли сценку «начинающие, но довольно крутые наёмники из русской диаспоры в Средней Азии в поисках заказа».

Видимо, эта сценка и сработала как надо.

Мы, как обычно, ужинали в популярном среди журналистов кафане, в самом центре города. Когда принесли основное блюдо, к нам со своим пивом подсел неприметный мужичок среднего роста, с мышиного цвета волосами и редкой бородкой. Оглядев нас водянистыми невыразительными глазами, он сказал на русском:

— Доброго вечера, братья. Как сами?

Вова и Саня переглянулись.

— И чьих ты будешь, брат? — спросил Вова.

Я видел, как тяжело ему было сохранять серьёзный тон. Он старался изо всех сил.

— Да местный я, — ответил мужичок, — Душан звать.

Он протянул свою узкую ладонь через стол. Я, изображая радушную улыбку, пожал её. Мы представились в ответ.

— Тут как, мир посмотреть или работу ищете? — спросил Душан.

Я выразительно огляделся, намекая на то, что в кафане слишком много людей.

— Да бросьте, — отмахнулся гость. — Тут не принято подслушивать.

У меня были определённые сомнения на этот счёт, учитывая нештатное оборудование гостиничного номера, но я решил принять правила игры.

— А что, если ищем? — спросил я. — У тебя есть, что предложить?

— Ну не то, чтобы у меня самого, — скромно улыбнулся Душан. — Но я занимаюсь тем, что свожу нужных друг другу людей. За определённый процент.

— Что за люди?

— Хорошие люди, — с придыханием ответил он. — Добрые. И богатые… скажите, вы ведь здесь, так сказать, по зову сердца, да? Для помощи братскому народу?

Я ответил холодным взглядом.

— Ясно. Так и думал, — кивнул Душан. — Но это даже лучше. Добровольцев у нас хватает, а вот людей знающих, толковых очень мало. И вам повезло, что я знаю людей, которые могут за это хорошо платить.

— Посмотрим, — ответил я. — Пока что нам не попадалось достаточно серьёзных предложений.

— А это всегда так, — приторно улыбнулся Душан. — В любой лавке торговец сначала выставляет не самый ликвидный товар. А то, что по-настоящему ценно, прячет под прилавком, в ожидании особенных клиентов. Так ведь?

Я пожал плечами.

— Мы не очень любим долгие разговоры, — вмешался Саня.

— Что ж, — кивнул Душан, резко переменив тон; теперь он стал серьёзным и даже отстранённым. В этот момент я понял, что это плюгавенький мужичок вовсе не рядовой вербовщик. И это прекрасно: получается, нас высоко оценили. — Если готовы говорить — завтра, в это время, у входа в кафану. Вас встретят.

— Договорились, — кивнул я, после чего невозмутимо отрезал кусок мяса и отправил его в рот.

Мужик поднялся и направился в глубину зала, где стоял уже накрытый столик на одного. Он сел и тоже принялся за трапезу.

— Вов, — тихо, едва слышно произнёс я.

— Что, шеф? — ответил он.

— Я слышал, у тебя серьёзная диверсионная подготовка была?

Вова хмыкнул и кивнул головой.

— Что нужно? — спросил он. — И если что у Сани подготовка не хуже была. И практика.

— Нужно проследить за этим сморчком, — ответил я. — Готов спорить, он после ужина на доклад направится. Мне очень интересно, куда именно.

— Сделаю, — ответил Вова.

— Только очень осторожно, — ответил я. — Напрасно не рискуй, если что у нас ещё будут возможности разобраться что к чему.

— Да ясен перец, — кивнул он.

— И по возможности послушай, о чём они говорить будут. Лады?

Вова кивнул.

Душан доел раньше нас, после чего, не расплачиваясь, направился к двери. Заметив это, я повернулся было к Вове, но обнаружил пустой стул.

— Шустрый… — улыбнулся я.

— Ага, он такой, — подтвердил Саня. — Только ты в следующий раз меня отправляй, договорились? Для равновесия.

— Договорились, — кивнул я.

Вова вернулся за полночь. Комендантский час давно начался, по улицам ходили редкие патрули, но, конечно, его это не остановило. Как и запертая входная дверь отеля: он поднялся прямо по фасаду на третий этаж, где мы снимали номер, и деликатно постучался в окно.

— Ну ты, блин, акробат! — констатировал я, открывая створку и даже не пытаясь скрыть радостную улыбку. Разумеется, я здорово волновался за него. Не часто мне приходилось отправлять людей на по-настоящему опасные задания — даже там, в будущем, которое, как я надеялся, уже не состоится.

— Нормуль! — осклабился в ответ Вова.

— Давай, приводи себя в порядок, — сказал я. — Потом расскажешь.

Вова пошёл душ, я же поставил чайник и заварил в кружке местный, молотый под турку кофе.

Саня, задремавший было на своей кровати, тоже проснулся и сел рядом со мной в ожидании Вовиного рассказа.

— О, спасибо, шеф! — обрадовался Вова, увидев предложенный напиток.

— На здоровье, — ответил я. — Ну что, как сходил?

— Успешно, — кивнул Вова. — Тот мужик, походу, даже не ожидал хвоста. Попёрся прямо к своему куратору.

— И кто он?

— А вот тут интересно, — Вова хитро улыбнулся и подмигнул. — Это какой-то пиндос. Из журналистов, которые тут торчат. Но явно не журналист, само собой.