Если весело живется, делай так

Глава тринадцатая

На следующий вечер Амара надела кожаную куртку, которую не носила с начала беременности, и посмотрела в зеркало. Неплохо. Встретив такую девушку на улице, вы и не поймете, что из ее влагалища недавно вылез младенец. Никаких свободных джинсов и минивенов. (Но если она и дальше продолжит носить кожаные куртки и изображать из себя крутую цыпочку, то в один прекрасный день Чарли придет в ужас от самого факта ее существования. Скорее, Амара даже надеялась, что так оно и будет, хотя перспектива пугала, но ведь это означало, что Чарли вырастет нормальным.) Она сделала паузу, затем схватила тюбик ярко-красной помады и осторожно подкрасилась. Очень даже неплохо.

Когда она вышла в гостиную, Дэниел пристально посмотрел на нее.

— Погоди-ка. Это куда это ты намылилась в таком виде? Мне пора ревновать?

— Не ревнуй. Я всего лишь иду на оргию. — Муж улыбнулся, открыл себе бутылку пива и плюхнулся рядом с Чарли на пол. — Помнишь, я говорила с Клэр из прогулочной группы?

— Владелица особняка, спасительница из кафе или кто-то еще? — уточнил Дэниел. Он взял Чарли и поставил его на ножки, а потом отпустил руки. Чарли постоял секунду, пока родители, замерев, наблюдали за ним, и, шлепнувшись на пол, издал недовольный рык.

— Кто-то еще, — сказала Амара. — Ой, я совсем забыла тебе рассказать. Раз уж мы заговорили про прогулочную группу, послушай эту чушь. Муж Элли выплачивает ей премию. Это, наверное, самая патриархальная хрень из всех патриархальных хреней.

— Премию? — переспросил Дэниел. — Как если бы она была у него в штате? — Амара кивнула. — Мда… Не хочу нас перехваливать, но я рад, что в нашем браке я не выдаю тебе деньги в зависимости от того, насколько хорошо ты удовлетворяла мои потребности.

— Ох, это, наверное, самое романтичное, что я слышала из твоих уст. Я бы тебя поцеловала, но у меня губы накрашены. — Она послала мужу воздушный поцелуй, а Дэниел изобразил, будто поймал его в воздухе.

— И в какие же авантюры вы намерены вписаться сегодня? — спросила Амара.

— Мы выпьем пивка и поговорим о спорте, как и положено отцу с сыном. — Дэниел включил телевизор, где шел баскетбольный матч. — Ты тоже так сможешь однажды, малыш. Я готов поспорить, что ты сможешь прыгать выше, чем все эти хмыри!

— Не смотри телик весь вечер. Ему вредно столько времени торчать перед работающим экраном, еще и перед сном.

— Знаю, знаю. Только чуток подольше обычного. Сегодня был тяжелый день на работе, — сказал Дэниел. — Кроме того, у нас сегодня особое событие. У нас новая няня — папочка!

— Нет, — отрезала Амара. — Кстати о патриархальной хрени. Никогда так больше не говори. Нельзя быть няней собственному сыну. Он в буквальном смысле состоит из твоей спермы. Я же как-то умудряюсь его весь день развлекать без телевизора. Вот и ты сможешь, хотя бы час перед сном.

— Господи Иисусе, — протянул Дэниел и послушно выключил телевизор. Можно сколько угодно обижаться, но в итоге в их семье Амара будет делать с Чарли домашку, а Дэниел — водить его в зоопарк.

— Люблю вас, мальчики! — сказала Амара и выскочила за дверь.

Амара увидела Клэр издалека, еще на подходе к бару, ее рыжие волосы горели, как маяк, в вечернем свете. Клэр в своих дешевых потрепанных джинсах прислонилась к кирпичной стене с напускным равнодушием, хотя несколько разрушила эту иллюзию, беспрестанно теребя застежку-молнию на футляре гитары. Эта нервозность тронула Амару, ей захотелось погладить Клэр по волосам и утешить ее. Когда она только-только влюбилась в Дэниела, то обнаружила, что приходится в разговоре с другими людьми — давними друзьями, коллегами и всеми, с кем она чувствовала близость, — подавлять порыв поцеловать их. Не то чтобы они внезапно показались ей сексуально привлекательными (в действительности ей хотелось целовать одного только Дэниела), это было нечто сродни привычке, будто все ее существо так сильно влюблено, что не получалось переключиться между разными моделями поведения. Теперь то же самое продолжалось, но уже с материнской заботой. Амара покачала головой и похлопала Клэр по плечу.

— Ой, привет! — поздоровалась Клэр.

— Давай войдем и внесем твое имя в список, ок? — спросила Амара.

Коллега рассказал Амаре про это местечко, когда она только-только начинала заниматься продюсерской деятельностью и работала в офисе в Виллидже. Иногда они ходили смотреть концерты с открытым микрофоном[18]. Это всегда было увлекательно: выступали вчерашние дети с ясными глазами, которые только что приехали с Лонг-Айленда и могли бы нормально исполнить мелодию, но не собирались этого делать, а еще ветераны фолк-музыки, которым было на все наплевать, сидевшие на сцене намного дольше, чем им отводилось, и исполнявшие миллион куплетов одной и той же песни (неизменно об окружающей среде или правительстве, или сразу про то и другое). Однако на сцену выходили и неординарные музыканты, которые тотчас привлекали внимание. Амара заприметила там пару исполнителей, которых приглашала потом на телевидение.

Клэр и Амара взяли имбирный виски и сели за столик рядом со сценой, на которой молодой человек, недотягивавший до нужной высоты звука, исполнял песню о случайной партнерше, которую никак не мог выкинуть из головы.

— Жутковатая песня, — хмыкнула Амара. — Похоже, этой девушке стоит обратиться в суд и получить запретительный ордер.

— Угу, — Клэр залпом осушила свой стакан и слабо улыбнулась. — Извини, — сказала она, барабаня пальцами по столу. — Паническая миниатака.

Возможно, притащить сюда Клэр — ужасная идея, импульсивное решение, принятое в момент, когда Чарли выбесил своей вертлявостью, а объявление Уитни о фотоальбоме навело на мысли, что теперь все ее видят исключительно матерью, а ей безумно хотелось вернуться к беззаботной бездетной жизни, и название этого места вспыхнуло в ее измученном детоксом мозгу.

— Слушай. Ты не сможешь спеть хуже, чем мистер Я-не-забуду-запах-твоих волос.

— Посмотрим.

— Помни, что всем тут начхать, как ты выступишь, кроме меня! — сказала Амара, взяв Клэр за плечи и глядя прямо в ее карие глаза, когда ведущий выкрикнул имя Клэр. — Да и меня-то особо это не волнует. — Клэр хихикнула. — Так что порви их.

Клэр протиснулась между столами, направилась к сцене и устроилась на стуле. Она задела микрофон, когда наклонилась поприветствовать зрителей, и ухватилась за пошатнувшуюся стойку. Все в ее поведении выдавало нервозность человека, который не привык находиться на сцене в одиночестве, и посетители за столиками, казалось, смирились с перспективой выслушать еще одного неудачного исполнителя, болтали между собой и лишь вполглаза посматривали на Клэр. Амара впилась ногтями в ладонь, когда Клэр глубоко вздохнула, ударила по струнам и запела.

О, слава богу, это не ужасно. На самом деле, думала Амара, даже довольно интересно. Очевидно, черновой набросок чего-то, как если бы Клэр в эволюционной схеме стояла прямо за Фионой Эппл[19]. Но потенциал чувствуется. Этакая праведная ярость. А еще очень нетривиальный текст: о том, что какой-то «кусок дерьма» (явно член ее бывшей группы) был весьма горяч, и еще какие-то странные религиозные образы, которые Клэр неожиданным образом вплела в канву. Такую песню не услышишь по радио, но, может быть, это и хорошо. Разумеется, и голос тоже звучал прекрасно, и по мере того, как Клэр расслаблялась, она излучала все больше и больше освежающей открытости, в отличие от других музыкантов, которые, наоборот, замыкались. Некоторые из зрителей продолжали болтать, но другие встрепенулись и прислушались. Когда Клэр закончила, она робко улыбнулась толпе, затем поймала взгляд Амары и пожала плечами. Амара громко похлопала в ладоши, когда Клэр вернулась к их столику и опустилась на стул.

— Я это сделала и даже не умерла.

— А мне понравилось! — заявила Амара.

— Тебе не обязательно… Клянусь, я не напрашиваюсь на комплименты. Но ты знаешь, что Ира Джеффри Гласс[20] говорил про вкус? Когда начинаешь заниматься творчеством, твой вкус настолько превосходит возможности, что ты сразу улавливаешь плохость своих творений, пока что не в силах создать что-то лучше. Вот что я чувствую сейчас. Я столько лет провела в «Бродягах», но сейчас, когда я сделала что-то самостоятельно, — совсем другие ощущения.

— Я понимаю, — сказала Амара. — И вот что я тебе скажу. Когда ты окажешься в том месте, куда ведет тебя твой радар вкуса, и подумаешь: «Ого, да я чертовски хороша!», дай знать. Мой приятель руководит оркестром в шоу «Не до сна с Ником Танненбаумом», и периодически он ищет авторов для написания коротких музыкальных заставок, которые они исполняют в шоу. Может быть, все срастется. Когда будешь готова, я вас познакомлю.

— Правда? — спросила Клэр. — Это было бы чудесно.

— Ага, — кивнула Амара и допила свой виски. — Ну, все получилось.

К их столику подошел долговязый парень и обратился к Клэр:

— Эй, мне понравилась твоя песня!

— Спасибо! — сказала Клэр.

— Ты раньше выступала в «Бродягах», да? — просил он. — Помнится, я видел тебя с ними года полтора назад в клубе «Бауэри Электрик», теперь все время хвастаюсь друзьям, мол, я видел их до того, как они прославились, когда пели только каверы за двадцать баксов в зале на восемьдесят человек.

— Ох, — уныло кивнула Клэр. — Да, это была я.

— А почему ушла из группы? — поинтересовался он с неприкрытым любопытством.

— Ну, знаешь, хотела попробовать что-то новое.

— Не слишком-то удачный момент ты выбрала, чтобы свалить, да?

Клэр посмотрела на Амару, и та поняла ее без слов. Они повернулись и молча уставились на парня, склонив головы набок, как если бы тот говорил на иностранном языке, пока он не откашлялся и не сбежал, бормоча что-то про встречу с другом.

— Господи, иногда люди такие идиоты, — посетовала Амара.

— Да уж, — согласилась Клэр, и они пару секунд молчали.

— Еще выпьем? — предложила Амара.

— Поделись со мной сплетнями про вашу прогулочную группу, — попросила Клэр, когда они выпили по второй порции виски и заполировали пивом. Выступления закончились, и вокруг царила обычная суета, как в любом другом баре. — Кто на грани нервного срыва? У кого интрижка? Кто кого ненавидит?

— Иногда я бы очень хотела, чтобы Элли заткнулась к чертям собачьим, — призналась Амара.

Клэр так резко рассмеялась, что пиво брызнуло изо рта.

— Я заметила, — сказала она, вытирая стол салфеткой.

— Что еще… Я уверена, что Вики — законченная наркоманка.

— Ага! — Клэр хлопнула ладонью по столу. — Я тут кое о чем подумала. Она вообще говорит?

— Время от времени, — улыбнулась Амара. — Я думаю, что у нее свой прекрасный внутренний мир. Или же ее мысли — хоррор в стиле Дэвида Линча. Она самая богатая из нас, хотя так сразу и не скажешь. Ее папаша занимал пост генерального директора какой-то крупной нефтяной компании. Честно говоря, не уверена, что я подружилась бы с кем-то из них по своей воле, кроме Уитни, но теперь мы сплотились, как однополчане. Возможно, я не стала бы закадычной подружкой, скажем, Мередит, если бы мы просто познакомились на вечеринке, но мы вместе сидим в окопах материнства, а потому теперь повязаны на всю жизнь. — Она помолчала и сделала большой глоток пива. — Иногда вот так, но иногда мы сражаемся друг с дружкой, ведя в атаку свои личные армии, чтобы отвоевать территорию под названием Лучшая Мать в Мире. У Гвен и Уитни больше всего шансов на победу в этой схватке. Я же стараюсь не пойти по пути Джоанны.

— Джоанны? — Клэр подняла бровь.

— Господи… — Амара вздохнула, собралась с духом и пустилась в объяснения: — Она была в нашей прогулочной группе. А потом у нее случился нервный срыв, и не где-нибудь, а прямо посреди продуктового магазина. Она просто лежала в проходе, ребенок верещал рядом в тележке, а она не вставала, даже когда другие покупатели пытались помочь ей. — Амара сглотнула, когда в памяти всплыло безжизненное лицо Джоанны. — Потом ее ребенок метался-метался, сбил несколько банок с полки и порезался. Он истекал кровью… ну, не совсем прям истекал, но кровь шла… а Джоанна просто лежала на полу и ничего не предпринимала.

— Че-е-е-ерт, — протянула Клэр, раскрыв рот от ужаса.

— Угу. В итоге покупатели вызвали полицию, чтобы Джоанну отвезли домой и удостоверились, что с малышом все нормально. Слава богу, с ним и правда все было нормально, — Амара покачала головой.

— А с ней что стало? — спросила Клэр.

— Ну, события разворачивались самым предсказуемым образом. Муж упек ее в психушку, а сам начал встречаться с двадцатипятилетней девицей, которая ведет занятия по балету. Теперь Джоанна с ребенком живут в Джерси. Не в лучшем районе.

— Погоди-ка. Как так вышло, что я тусуюсь с вами уже больше двух месяцев и впервые слышу о Джоанне?

— Понимаю. Мы просто никогда ее не упоминаем. Как будто она бугимен[21] какой-то.

— Елки-палки! Если трижды произнести ее имя, глядя в зеркало в ванной, она вернется и всех вас прикончит.

— Или, что хуже, инфицирует нас вирусом плохой матери и плохой жизни, — сказала Амара. — Мне очень жаль ее ребенка. Если бы она все еще была замужем и осталась жить в Нью-Йорке, ее сын ходил бы в прекрасные школы, у него были бы все возможности и чудесная жизнь. Вместо этого Джоанне приходится выцарапывать алименты и отчаянно пытаться доказать, что она вполне уравновешена психически, чтобы ей оставили ребенка. А он и так был сложный мальчик, даже без всего этого. Ой, я не могу больше про это думать. — Она покачала головой. — А что насчет тебя? Вываливай. Думаешь, мы ужасные богачки, которым стоило бы вернуться на работу? Кто из нас тебя бесит?

— Ну, вообще-то никто… я ценю то, как вы тепло ко мне относитесь и обращаетесь со мной, как с человеком, а не как с приходящей обслугой, — сказала Клэр. — Я такого не ожидала, но вы все мне понравились, почти сразу. Ну, кроме одной мамочки, которая меня первые несколько недель держала в страхе.

— Ага, — кивнула Амара. — Прости.

— Все нормально теперь?

— Да, — заверила Амара.

Клэр помялась, словно бы хотела поговорить о чем-то, что Амара не хотела обсуждать ни с одной живой душой: что она тогда делала в кабинете Уитни?

Амара поставила пиво и просканировала бар.

— Чисто гипотетически. Выбери в баре прямо сейчас одного человека. Ты пойдешь домой с ним. Или с ней?

— М-м-м, с ним. Как-то раз я попробовала с девочкой, было неплохо, но мне кажется, я просто хотела послать ко всем чертям свою мегацерковь.

— Ты воспитанница мегацеркви? Мы абсолютно точно еще к этому вернемся, — заявила Амара, пока Клэр прищурилась, оглядываясь по сторонам.

— Вот с ним, — сказала Клэр, ткнув пальцем в бородатого парня, который стоял у барной стойки со своим другом-очкариком. Разумеется, по закону подлости, именно в этот момент он повернулся и посмотрел на них. — Блин!

Они с Амарой заржали.

— Никаких сюрпризов. А ты? Или нельзя задавать такие вопросы замужним дамам?

— О, мы с Дэниелом давно еще постановили, что, даже если мы планируем провести остаток жизни вместе, можно считать других людей сексуальными. Смотреть можно. Трогать нет. Разве что Идриса Эльбу или Шарлиз Терон. Этих разрешено и потрогать. — Она осмотрелась. — Ну… не знаю. Мне кажется, приятель бородача довольно симпатичный.

Клэр кивнула в знак согласия.

— Все, мне больше не наливать, а то завтра залажаю на занятии в прогулочной группе. Я оплачу свой счет.

Клэр вытащила немного налички из бумажника, но Амара отмахнулась и пошла к бару. Перечень выпитых ими напитков оказался намного длиннее, чем она ожидала, поэтому Амара вручила бармену свою дебетовую карту «Виза», к которой был подключен текущий личный счет. Когда они с Дэниелом поженились, то объединили почти все свои финансы. Но Амара сохранила счет, потому что это было разумно. «Всегда имей немного собственных денег, — наставляли родители. — Никогда не знаешь, какие сюрпризы подкинет жизнь».

Кто-то толкнул Амару, пока она ждала, когда бармен вернется с чеком.

— Смотри, куда прешь, придурок! — рявкнула она, и внутри заныло оттого, как давно ей не выпадало удовольствия прикрикнуть на кого-то в баре. Это была одна из самых больших странностей материнства. Можно до судорог любить своего ребенка, быть благодарным каждый день за десять крошечных пальчиков на ногах, пронзительные вопли и просто сам факт существования, но при этом скучать по прошлой жизни. Не принято об этом говорить вслух, но рождение ребенка означает смерть чего-то другого. Матери полагается быть воплощением радости и благодарности. Однако Амара скучала по воскресеньям, когда могла в гордом одиночестве слушать музыку в своей квартире. По чашке кофе, которую можно медленно потягивать. По вот таким вот вылазкам с подружкой, когда можно отдаться на волю ночи. Все это кануло в небытие, а у нее даже не было возможности как следует погоревать о прошлом.

Вернулся бармен, который, нахмурившись, отдал ей карточку.

— Простите, оплата не проходит. Может, там деньги кончились?

Мать твою! Твою же мать! Все эти гребаные витаминки «СуперМамочка»! В прошлом Амара разумно использовала эту карту, всегда точно знала, сколько денег выкинула, например, на кожаную куртку, которая сейчас на ней надета, и даже немного стыдилась этого. Но каждый раз с зарплаты откладывала небольшие суммы на личный счет, так что все было нормально. Но теперь-то она не работает, а поводов для смущения появляется все больше и больше, и просаживать тысячу долларов в месяц на биодобавки — не лучший способ избавиться от этого ощущения. Господи, какая же она идиотка.

Ладно, надо просто перестать принимать «СуперМамочку», пока что-нибудь не придумает. Невелика потеря. Правда, она долгое время с трудом держала себя в руках. А благодаря витаминкам, как бы дико это ни звучало, чувствует прилив хорошего самочувствия и сил, ей проще справляться с выкрутасами Чарли, не то что раньше, когда он постоянно выбивал ее из колеи. Она купилась на глупые обещания на этикетке. Своими руками приобрела крючок, леску и грузило и теперь не могла избавиться от них.

Что ж, надо просто сказать Дэниелу, что ей важно принимать эти витамины, и попросить разрешения оплатить их с совместного счета. А потом ее прекрасный, добрый, слегка нервозный и морально безупречный муж услышит цену и подумает, что она совсем ку-ку.

«Ты серьезно? — слышала она его голос. — Да тебя попросту развели!»

У Дэниела «разводили» всех и каждого, например, его родителей развели парни, пришедшие косить лужайку и зарядившие непомерную цену, или людей, которые покупали себе одежду в магазинах, где штаны для йоги стоили больше пятидесяти долларов. Иногда его латентный социалист выкарабкивался наружу, и тогда жертвами «развода» становился «каждый член капиталистического общества». Она ненавидела, когда муж адресовал ей фразу «да тебя развели», словно бы у него имелись ответы на все вопросы.

Черт! Она протянула бармену карточку от их совместного счета.

— Эта должна сработать, — буркнула она, и тут на ум пришла еще одна идея, как ей разобраться со своими финансами. Вот только эта идея требовала полного и безоговорочного отказа от собственных принципов.

— И можно мне еще один виски?

Она залпом выпила виски и попыталась высвободиться из цепких лап страха. Ее глаза загорелись при виде ничем не обремененной Клэр, идущей к ней через бар. Свободная! Судя по всему, не только Амара сочла Клэр прекрасной, поскольку к ним подкатил тот бородатый вместе со своим другом-очкариком на буксире.

— Мы тут поспорили, — заявил он. — Что вы на меня показывали, поскольку решили, будто я переодетая кинозвезда.

— А я сказал, что вы пытались определить самого придурковатого парня из всех посетителей, — хихикнул Очкарик.

— Вы оба ошиблись, мальчики, — сказала Клэр.

— Дело в том, что мы ведьмы и выбирали, кого принести в жертву, — подхватила Амара.

— Но не волнуйтесь. Мы решили, что уже готовы уйти кое с кем, — добавила Клэр.

— Уйти? А на ход ноги с нами? За наш счет! — предложил Очкарик.

Амара посмотрела на Клэр, а та подняла бровь.

— Ладно, уговорили, — сказала Амара.

Они четверо флиртовали и болтали ни о чем, такие разговоры кажутся остроумными в процессе, но утром невозможно вспомнить ни слова. В какой-то момент сотрудник, отвечавший за плейлист в баре, переключил на композицию «Shout», и они начали танцевать, вскидывая руки вверх и низко наклоняясь. Дальше запела Уитни Хьюстон: «Я хочу потанцевать с кем-нибудь!»

Очкарик схватил Амару за руку и закружил в танце, а во время припева обнял за талию.

— Ты такая красивая! — прокричал он ей в ухо.

Если бы ей было чуть за двадцать, она бы схватила Очкарика и поцеловала взасос. Они бы обжимались прямо здесь, в толпе, может, даже пробрались бы в туалет и занялись чем-то еще. Но сейчас Амара высвободилась. Она играла в старую жизнь, но могла лишь скользить по поверхности. Красивое молодое лицо этого парня не сравнится с Дэниелом, с его морщинками и раздраженностью, прямо сейчас она испытывала к нему самые разнообразные чувства.

— Спасибо, — сказал она. — Но я иду домой к мужу.

Клэр и Бородач прильнули друг к другу, запрокинули головы и подпевали песне. Амара похлопала ее по плечу.

— Эй, ходячий феромон, я домой. Но ты можешь остаться.

— Что? — сказала Клэр, отстраняясь от партнера по танцам. — Нет. Я с тобой пришла, с тобой и уйду.

— Да ладно тебе. Наслаждайся! Преврати гипотезу в реальность. Я же все равно поеду домой спать. Я уже старая.

— Перестань! Подожди меня секундочку! — попросила Клэр.

Она что-то прошептала Бородачу и так быстро прикусила ему мочку уха, что Амара подумала, что, возможно, ей это показалось. Затем повернулась и схватила свою куртку.

— Помчали!

Музыка из бара выплеснулась вслед за ними на холодный весенний воздух. В конце квартала они наткнулись на свежую стену с плакатами, анонсирующими новый тур «Бродяг», на которых солисты нежно смотрели друг другу в глаза.

— Блин, — выдохнула Клэр. — Они везде.

Амара точно знала, что чувствует Клэр. Даже сейчас всякий раз, когда она видела рекламу своего бывшего шоу, хотелось врезать по чему-нибудь со всей дури. И тут Амаре в голову пришла одна мысль. Она порылась в сумочке под залежами квитанций, монеток и под своим органайзером. Амара не сомневалась, что где-то посреди этого хаоса спрятано именно то, что ей нужно. Ее пальцы нащупали несмываемый маркер. Идеально!