Эта больная любовь

28. Деликатес

Я просто больше не уверена.

Раньше я чувствовала себя так уверенно. Уверенная в том, что знала, что является истиной. Но с того момента, как Эроу начал приоткрывать завесу над моим существованием, я не знала, что и думать.

Когда-то я верила, что могла бы поступать правильно перед Богом и быть спасенной. Что, если бы я любила других так же, как любила себя, если бы стала Его подобием, поклонялась Ему и соблюдала Его заповеди, то Он вознаградил бы меня в загробной жизни, и мне бы никогда не пришлось жить в страхе перед ожидающим меня пагубным адом. Месте, где страдание постоянно преследует тебя. Вечное проклятие. Где надежда умирает, а грешники пожинают то, что посеяли.

Но эти грехи, о которых они говорят: мастурбация, блуд, эротические мысли… Они не кажутся мне греховными. Они кажутся естественными. Биологически естественными. Как если бы какая-то сила, заложенная глубоко в моей генетической структуре, подталкивала меня к неизбежному. Я чувствую себя раскованной так, как никогда, и свободной от окружающих меня ограничений. Я жажду ощущения прикосновения мужчины, страстных поцелуев. У меня непреодолимое желание прикоснуться к себе и исследовать эти постоянно меняющиеся мысли и чувства.

Но где-то в глубине моего сознания засели мысли, которые преследуют меня. Грех. Грешная. Грешница.

Кто определял, что было морально правильным, а что морально неправильным? Неужели всемогущий Бог действительно не хотел бы, чтобы я исследовала чувства и эмоции, связывающие меня глубоко с другим человеком или людьми, прежде чем подписывать бумагу, приковывая себя к одному из них на всю жизнь? Почему даже мысли о сексе считаются аморальными? Разве я не разумное существо, жаждущее познания окружающего мира? Неужели от меня действительно ожидают, что я буду сидеть сложа руки и молчать о зверствах, совершаемых в академии? Разве у меня нет полного права подвергать сомнению те грехи, которые они говорят, что я совершаю, когда их грехи гораздо ужаснее?

У меня в голове полная каша. Смятение нарастает, пока я пытаюсь успокоиться после только что произошедших событий.

Я вступила в половые отношения с мужчиной до брака, которого даже не знаю, и самое ужасное, что я не чувствовала ничего более необходимого.

Ощущая легкое беспокойство, я вспоминаю, что мне больше всего понравилось. Грубое прикосновение руки к моему лицу, презрительные слова, которые он произносил, сила, с которой он наполнял меня, грубость, с которой он закончил. Это казалось таким морально неправильным, и всё же волнение от того, что ты с кем-то, кто, кажется, не может контролировать себя рядом с тобой, заставило меня почувствовать себя нужной так, как я никогда не испытывала. Желанной. Принадлежавшей кому-то.

Я снова чувствую спазм, в то время как по моему телу пробегают мурашки. Необходимость крепко сжать бедра и прикрыть соски, которые всегда твердеют в его присутствии, абсолютную необходимость.

Теперь я понимаю, для чего нужен пирсинг. Я чувствовала его так, что даже могла объяснить. Помимо жгучей боли от ощущения растянутости вокруг него, я чувствовала, как конец пирсинга трется где-то внутри. В месте, которое дарило маленькие всплески удовольствия среди мучительной боли от всего происходящего.

Я бы хотела, чтобы мой первый раз был с мужчиной, который любил меня. С мужчиной, который уважал бы и принимал мои потребности. Но Эроу никак не вписывается под это описание. Он грубый, необузданный и жёсткий, и, как он сам сказал, он наслаждается болью в сочетании с удовольствием. Уверена, такой мужчина, как он, никогда не знал любви, это слово исключено из его лексикона.

Мы в ванной, где он открыл кран и ждёт, пока вода в душе прогревается для нас. В этот момент я просто следую его примеру, поскольку больше не уверена, что является нормальным, а что нет. Он снимает маску, и я застываю на месте.

Свет выключен, и слабый лунный отблеск, льющийся из крошечного окошка, никак не помогает мне видеть. Снова схватив меня за предплечье, он грубо тянет меня за собой под теплую воду.

Без слов он берет бутылку, открывает её и нюхает содержимое. Он кладет её обратно, повторяя процесс до тех пор, пока не найдет нужный аромат.

Мой аромат.

То, что он может определить, какой из них мой шампунь, а какой — гель для тела, просто по моему запаху, заставляет мой желудок скручиваться в нервный узел.

Я забываю, как хорошо он меня знает. Это пугает, особенно если учесть, что я буквально ничего о нем не знаю. Вот почему я, кажется, не могу понять, почему меня так тянет к нему.

Он намыливает мое обнаженное тело мылом, его руки нежно и заботливо скользят по мне. Его эрекция снова на месте, как будто никуда и не исчезала, массивный орган подпрыгивает в воздухе между нами и трется о моё бедро, пока руки смывают остатки его спермы с моей груди, прежде чем нежно помассировать её. Большие пальцы нежно поглаживают мои соски, пока он, кажется, изучает моё тело в темноте своими прикосновениями.

Как бы мне ни было дискомфортно, какая-то больная часть меня жаждет большего. Я хочу снова испытать это чувство наполненности. Чувство такой тесной связи с кем-то в физическом плане, что теряешь себя в тумане, окутанный наслаждением. Ни с чем не сравнимой эйфории.

Я хочу снова испытать это ощущение блаженства. Этот кайф, не похожий ни на что, что я когда-либо испытывала. Ощущение того, что ты наконец-то прорвался сквозь тугие путы похоти и достиг высшей награды.

Я сжимаю ноги вместе, пока вода отскакивает от его спины, косвенно попадая на меня, вызывая дрожь на моем теле, что сразу он замечает.

Его дыхание становится тяжелее, чем минуту назад, и он продолжает водить намыленными руками по моему обнаженному телу. Повернув меня так, чтобы мой перед был на одной линии с душевой лейкой, он заходит мне за спину, набирая в ладонь ещё мыла. Я вздрагиваю, когда его пальцы касаются внутренней стороны моего бедра.

— Ты должна знать, что со мной ты в безопасности, — шепчет он мне на ухо, его пальцы скользят вверх к моему центру. — Я не трахался уже много лет.

Мое сердце замирает от этого комментария. Только я подумала, что он имел в виду, что будет защищать и заботиться обо мне в моем уязвимом состоянии, но нет. Он хотел успокоить меня насчет ЗППП, теперь, когда я всё равно ничего не могу с этим поделать. Какая же я дура.

Моё разочарование собой берет верх, и я пихаю его локтем, отталкивая от себя, чтобы зайти подальше под воду. Схватив мыло, я намыливаюсь, заново отмывая своё тело собственными руками, смывая с себя его и его прикосновения.

— Брайони, не надо, — предупреждает он, хватая меня за руку, прежде чем прижать спиной к стенке душа, заключая меня в клетку своим телом. — Позволь мне.

Я вглядываюсь в тень мужчины, размышляя о его потребности заботиться обо мне его особенным образом. Расслабляясь, позволяю ему вымыть меня дочиста. Он не торопится, практически запоминая каждую частичку меня, пока эти грубые руки теперь ласкают мою грудь, живот, руки, даже мои ладони, переплетая его пальцы с моими.

Я прищуриваюсь, снова глядя на его тень, пытаясь разглядеть его лицо, но это бесполезно. Мне ничего не видно.

Но я могу чувствовать.

Подняв руки после того, как он смывает с них мыло, я протягиваю их и обхватываю ладонями его грубую челюсть. Чувствуя, как она напрягается под моими ладонями, когда он замирает на месте, застыв, словно статуя. Вода плещет мне в лицо, поэтому я закрываю глаза, оставляя рот приоткрытым, в то время как она стекает по моим губам.

Прикасаюсь к нему, кончиками пальцев провожу по переносице, вниз к приоткрытым полным губам. Его дыхание вырывается горячими волнами, а эрекция теперь упирается мне в живот.

Я протягиваю руку и нахожу кончиками пальцев его брови. Чувствую плавный подъем к внешней стороне его левой брови, и мой палец задерживается там. На ощупь это похоже на глубокий шрам, учитывая выступ кожи на этом месте. Проводя по нему пальцем, я обнаруживаю, что он доходит до места высоко на остром изгибе его скулы. Внутренне я создаю его образ в своем воображении. Мощная угловатая челюсть, темные волосы, большой шрам, пересекающий его красивые ореховые глаза, дополнительный шрам у полной нижней губы и едва заметный шрам, тянущийся вдоль правой стороны челюсти. Я видела его по частям за разными масками, и, собирая все это вместе в единую картину.

Я просто никогда раньше не видела никого похожего на него.

— Откуда ты взялся, Эроу? — шепчу я, проводя пальцами от его челюсти до шеи. Чувствуя шрамы, усеивающие его плоть, покрытые чернилами, которыми он закрасил прошлое, слишком жестокое для таких, как я.

— Из очень плохого места, — отвечает он, прислоняясь своей головой к моей, пока вода стекает по его локонам на меня.

Я прикусываю уголок губы, гадая, чтобы это могло значить. Через что прошел этот мужчина, чтобы превратиться в безжалостного психопата-убийцу, стоявшего передо мной? В нем чувствуется присутствие сердца. У него есть какое-то подобие души. Это очевидно по тому, как странно он заботится обо мне, как странно защищает меня от неизвестных факторов.

— Но это не имеет значения, откуда я взялся. Потому что мы здесь. Мы нашли друг друга, — говорит он, его ладони скользят вниз по моим рукам, пока не достигают запястий. Он поднимает их над моей головой, прижимая к плитке позади меня. — И теперь ты не будешь жить без меня.

Мои глаза слегка расширяются от его прямоты.

— Я серьезно, Брайони. В следующий раз тебе нужно будет лучше целиться, — говорит он насмешливым тоном. — Если ты хочешь жизни, в которой меня не будет, тебе придется, блять, убить меня самой. Я твой, а ты навеки моя.

Моя грудь сжимается от его слов. Её так много. Одержимости. Она безумна. Токсична. Она заставляет моё тело снова оживать.

Он наклоняет шею вперед, поворачивая голову в сторону.

— Оближи меня, — требует он, придвигая рану от моего небольшого удара ножом к моему рту. — Залечи свой вред.

Он такой дикий. Такой животный по натуре. Он просит меня зализать его раны. Рану, которую я нанесла. Он сумасшедший, и я, кажется, никак не могу насытиться. Меня тянет к нему, как мотылька-самоубийцу к зовущему пламени.

Его руки сжимаются вокруг моих запястий, когда он прижимается ко мне головой, открывая себя для моего исцеления. Я замираю на мгновение, тяжело дыша между нами. Приоткрываю губы, высовываю язык и облизываю это место языком. Ощущая горький металлический привкус его крови, он стонет, прижимаясь ко мне, его эрекция упирается мне в бедро.

Снова выпрямившись передо мной, он отпускает мои руки, и они тяжело опускаются по бокам. Наклонившись, он обхватывает меня за бедра, приподнимает и прижимает спиной к кафельной стенке душевой, когда весь воздух покидает мои легкие. Он обхватывает мои бедра своими, прежде чем схватить одной рукой мои мокрые волосы и откинуть их назад, подставляя ему мою шею.

Теперь мое лицо полностью находится под насадкой для душа, когда я кашляю, выплевывая воду. Он держит меня под ней, зачарованно наблюдая и слушая, прежде чем я чувствую головку его члена, прижатую к моему входу. Проталкиваясь внутрь меня, из моего горла вырывается сдавленный звук. Неспособность дышать отвлекает мое внимание от чего-то другого, поскольку боль от растяжения вокруг него снова настигает меня. Он сжимает мое бедро, вонзаясь в меня снова и снова, пока я повисаю беззащитная перед его наслаждением.

— Покажи мне, что можешь справиться со мной, — рычит он, наши тела яростно соприкасаются, когда он трахает меня в своем темпе.

В темпе сумасшедшего.

Я чувствую себя так, словно тону. Из-за невозможности дышать я захлебываюсь водой. Его рука отпускает мои волосы только для того, чтобы прикрыть мой рот и нос своей ладонью. Воздуха хватает полностью, когда я чувствую, что внутренне прижимаюсь к нему. Он громко стонет, и этот звук каким-то образом становится совершенно возбуждающим, заставляя меня сжиматься сильнее, жгучая боль медленно сменяется электризующим напоминанием об эйфории, которую я испытала.

Мое зрение затуманивается, и как раз в тот момент, когда я чувствую, что все вокруг меня темнеет, а жжение в груди и легких переходит в онемение, он отпускает руку, хлопая ладонью по кафелю позади меня. Он толкается в меня бедрами долгими, резкими движениями, и моя тяжелая грудь дико подпрыгивает между нами. Я хватаю ртом воздух, когда он прижимает меня к стене своим длинным, толстым членом, проникающим в меня.

Я снова чувствую, как пирсинг трется об это место, и мои глаза закатываются, когда пытаюсь сосредоточиться на этом, а не на ощущении того, что безжалостный мужчина разрывает меня на части, забирая то, что ему нужно. Первобытный. Животный. Ничто не может удержать его от меня.

Подобно молнии, я поражена охватившим меня удовольствием. Это происходит быстро, но поражает меня сильнее, чем когда-либо. Я вскрикиваю, вонзая ногти в его плечи, прежде чем провести ими вниз по его рукам, когда из меня вырываются звуки, о которых я никогда не думала, что смогу.

— Блять, — шипит он на мою потребность впиться в его плоть, становясь небрежным в своих движениях.

Он сильно прижимается ко мне, успокаиваясь глубоко внутри, когда высвобождается внутри меня.

Моя спина болит от трения о мокрый кафель, моя киска кажется набухшей, влажной, мучительно ноющей, и у меня наверняка останутся синяки от его пальцев на моих бедрах. У меня перехватывает дыхание, когда он выходит из меня и ставит мои ноги обратно на пол в душе.

Он наклоняется, снова раздвигая руками мои бедра, и я дрожу от его прикосновения. Это действительно может никогда не закончиться. Возможно, он никогда не остановится. Он сказал мне, что я буду жаждать его, но, похоже, я — блюдо, которого он жаждет бесконечно.

Он не может насытиться.

Мягкие губы обхватывают мой набухший клитор, и он сильно втягивает его в рот, прежде чем прикусить зубами.

— Ах! — вскрикиваю я от чувствительной боли. — Это слишком, пожалуйста!

Моя ладонь ударяется о стену позади меня, в то время как другая хватает его за длинные волосы на макушке. Своим теплым языком он облизывает меня по всей длине, прежде чем просунуть кончик языка внутрь. У меня подкашиваются колени, и как раз в тот момент, когда я собираюсь опуститься на дно душа и рухнуть в изнеможении, он встает, обхватывая меня за поясницу и прижимая к себе.

Схватив мое лицо одной рукой, он достаточно сильно прижимает пальцы к впадинкам на моих щеках, пока я не вынуждена открыть для него рот. Неуверенная в том, что будет дальше, я чувствую, как он плюет мне в рот.

Прежде чем я успеваю отреагировать на это грубое действие, его рот оказывается на моем, его язык ищет мой в самом эротичном, самом жгучем поцелуе, который я когда-либо испытывала.

Его губы приоткрываются, когда его умелый язык пробегает по всей длине моего. Я ощущаю вкус его спермы на своем языке и чувствую свой запах на его губах, когда последствия того, что мы сделали, клубятся между нашими языками. Восхитительный танец под музыку сладкого, соблазнительного греха.

Он отстраняется, тяжело дыша.

— Мы так хороши на вкус вместе, — он нежно шлепает меня ладонью по щеке, прежде чем крепко сжать мою челюсть. — Чертов деликатес.

Я стою, прислонившись спиной к стене для поддержки, и удивляюсь, как я вообще могла попасть в такую переделку. Центростремительная сила моих действий заставляет мою голову кружиться в новообретенных небесах. Тех, которые позволяют соединить два существа посредством исследованной сексуальности и свободы от идеи греховной ограниченности. Сейчас мы находимся в своем собственном пространстве. Сочетание Рая и Ада, созданное специально для таких святых и грешников, как мы.

Усталость наконец овладевает мной, и последнее, что я помню, — это его сильные руки, несущие мое обмякшее тело к кровати.