Утром я встала раньше обычного: ведь грас Бонизы нет, а значит, мне самой предстоит готовить нам завтрак. Благо местной бытовой техникой я научилась пользоваться еще в первые дни своего здесь пребывания: у Эни не всегда была возможность готовить самой. Первым делом поставила на плиту чайник — здесь не было электричества в привычном нам понимании, вся техника работала на магических артефактах, а иная и сама целиком являлась артефактом. Рядом на сковороду вылила смесь из яиц и молока, и задумалась, что приготовить по-быстрому на обед, ведь занятия в школе никто не отменял. Хотя, сегодня, возможно, мне стоит пропустить день, чтобы побыть с дедушкой. Не хотелось бы оставлять его сегодня совсем одного. Ладно, решено: один день погоды не сделает, я всё равно опережаю программу.
За тем, ходим мы в школу или нет, никто специально не следил, но моё отсутствие, наверное, заметят — как минимум, ребята в группах. Может, даже Эван ко мне забежит и поделится конспектами. Вообще, это удивительно, что дети здесь не нуждались в дополнительных стимулах, чтобы ходить в школу: для них учеба была не тяжкой обязанностью, а интересным занятием, которое поможет стать в будущем тем, кем захочешь. И я очень сомневаюсь, что здесь какие-то особенные дети — скорее уж, дело в том, какое формируется в них представление об образовании. Каждый из ребят — даже самые маленькие — сами несли ответственность за своё обучение и успеваемость, и это подстёгивало куда больше ремня или уговоров. Этой ответственностью гордились. Пропуск занятий без уважительной причины был равен безответственному поведению и словно бы говорил окружающим: этот ребёнок еще слишком мал для школы, он не готов. Понятное дело, никому не хотелось выглядеть маленькими и безответственными. Все дети, включая самых младших, понимали, зачем они учатся, ценили не оценки, которых тут не было, а сами знания. Вдобавок, нас не просто обучали, нас еще и учили применять на практике полученные знания — а это немаловажно. К тому же каждый ученик любого возраста мог узнать, какие предметы ему нужны, чтобы получить диплом по выбранной специальности, а это давало детям дополнительный стимул к обучению. Некоторые создавали проекты по выбранным предметам еще в школе, и уже с ними поступали в академию.
Впрочем, я отвлеклась. Так, вопрос обеда по-прежнему актуален, хотя… Зная грас Бонизу — а за эти месяцы я уже достаточно успела её изучить — я предполагала, что еды она наготовила больше, чем на день. И оказалась права: в холодильном шкафу стояла кастрюля с супом, а на столе — блюдо с пирожками, накрытое салфеткой. Вчера-то вечером мне было не до еды со всеми этими заботами, да и в городе успела подкрепиться, а деду, видимо, не до еды было тем более. Ну что же, уже легче. Но готовить всё равно придётся, ибо неизвестно, как надолго задержится грас Бониза по своим делам, а в школу мне ходить надо. Значит, наготовлю еды впрок.
Помимо омлета, к завтраку я решила добавить еще несколько пирожков, только их надо подогреть. Откинула салфетку с блюда, и обалдела: на самой верхней булочке, свернувшись клубочком, сопела наша эльфийка, сложив свои дивные крылышки и подложив под щеку ладошку. С приходом зимы Фиола часто ночевала в доме — но не в пирожках, а в цветках! Да что же это такое творится? Как уехала грас Бониза — так никакого порядка в доме!
— Фиола! — тихонько позвала я эльфийку. Видя, что та и острым ухом не повела, легонько коснулась её пальцем и снова позвала, чуть громче: — Фиола, проснись!
— Отстань, — спросонья буркнула девушка, отталкивая своими маленькими ручками мой палец, и натягивая на себя салфетку, как одеяло.
Я тут же вспомнила, что эльфов будить нельзя, но, вроде бы, это относилось не к ночному сну, а к их спячке, в которую они впадали пару раз за год, и которая длилась несколько дней.
Ладно, проснётся, когда захочет, а то какая-то она помятая, что ли. Пусть и правда выспится. Такое ощущение, что они вчера с дедом на пару квасили. Или, что вероятнее, эльфийка надышала от деда алкогольными парами, вот её и сморило в неположенном месте. Но хорошо хоть нашлась, а то я уже волноваться начала.
Заглянув в комнату к деду и обнаружив, что и этот кадр всё еще дрыхнет, позавтракала в одиночестве и отправилась поливать цветы. Пока прошлась по всем клумбам — не меньше часа прошло. Их же не просто полить надо, а еще и где-то подвязать упавший бутон, где-то сорняк вырвать. Вернулась я как раз, когда дедушка Яков выполз из своей комнаты, виновато пряча глаза. Но это была уже не та больная вина, которую я наблюдала в его глазах вечером: тут, скорее был стыд — от того, что я его вчера видела в невменяемом состоянии.
Я бодро поздоровалась с ним и позвала завтракать — всё разговоры можно отложить и на потом. На запах ароматного травяного настоя, который я заварила дедушке, зная, что тот сможет облегчить ему состояние после вчерашнего, пробудилась и Фиола. Эльфийка была весьма изумлена тем, где именно она сегодня ночевала.
Дождавшись, пока дедушка подкрепится, я обвела обоих — и деда, и Фиолу — строгим взглядом, и тоном матери нашкодивших малышей, сказала:
— Ну, рассказывайте, что вчера было.
В общем, из их совместного рассказа, складывалась следующая картина. Грас Бониза получила срочное письмо (что-то вроде нашей телеграммы) практически сразу после того, как я отправилась в школу. Женщина тут же кинулась собираться, на ходу раздавая инструкции дедушке и Фиоле. Дедушка захотел поехать с ней, чтобы, как мужчина, взять на себя решение всех проблем, но грас Бониза не смогла или не захотела его брать с собой. Уязвленный отказом, дед налил себе рюмку, потом другую. Вышел в сад, где они с эльфийкой по своему обыкновению разговорились, и дед начал рассказывать той всю свою жизнь. К вечеру похолодало, и они перебрались на кухню. Тут-то, видимо, Фиолу и сморило: всё-таки для такой крохи алкогольные пары в таком количестве — ударная доза. А дед подхватил с собой графин и отправился к себе в комнату. Вот как-то так всё и вышло. Наш вечерний разговор дед помнил урывками.
— Ты прости меня, Эли, — виновато сказал он, и я даже вздрогнула, подумав, что он сейчас мне на трезвую голову начнёт говорить всё то же самое, что и вчера по пьяни. Но я ошиблась. — Я не должен был пить вчера, и ты не должна была видеть меня таким. Я вчера столько наговорил… Я ведь понял сразу, что ты другая, не из нашего мира. Но ты так похожа на мою внучку — и ей бы сейчас было примерно столько же, сколько тебе. Мы с Эни к тебе привязались, и я уже давно иначе, как родную внучку, тебя и не воспринимаю, да и она относится к тебе, как к сестре. Так что ты теперь наша, родная. Что скажешь, простишь своего непутевого деда?
На это я смогла только, сморгнув выступившие на глазах слёзы, подойти и крепко обнять мужчину, сказав:
— Вы мне тоже родные, дедушка! Спасибо за всё! И я ни капельки не сержусь.
Затем, отстранившись, сказала серьёзно и глядя в глаза:
— Но, дедушка Яков, я повторю то, что уже говорила вчера: ты ведь понимаешь, что ты не виноват в том, что случилось с твоей настоящей внучкой и её родителями? В этом виноваты преступники и сложившиеся обстоятельства, а не ты. В той ситуации, в которой ты оказался, у тебя не было выбора как такового.
Дедушка чуть прищурился, обдумывая мои слова, а затем выдал:
— Это ведь тебя искали агенты?
— Что? Какие агенты? — не поняла я.
— Те трое мужчин. Ты поэтому так нервничала?
По моей спине пробежал холодок: я себя раскрыла! Я слишком серьёзно для ребёнка рассуждала — и дед сложил два и два. Вот чёрт! И что теперь?
Однако я нашла в себе силы ответить мужчине прямым взглядом, и просто сказала:
— Да.