Фальдийская восьмерка

Глава 11

Скажи кто Браку раньше о том, что ему стоит искренне порадоваться своему увечью – незамедлительно послал бы к шаргу. Или, по крайней мере, надолго перестал бы общаться с этим человеком. Исключение составлял разве что Логи со своими бесконечными шуточками про меньшее количество ногтей, требующих внимания, и прочее в таком же духе. Но на толстяка обижаться было бесполезно, а посыл к шаргу он воспринимал с нездоровым энтузиазмом и выкручивал вентиль насмешливого словоблудия до упора.

Но теперь, возможно впервые в жизни, Брак искренне порадовался прочному металлическому протезу, заменившему живую плоть ниже колена. Звонко щелкнувший капкан смял зубьями кожу штанов, заставил парня потерять равновесие и упасть, но все потери на этом закончились. Ни сломанных костей, ни содранной до мяса кожи – холодный металл стойко перенес все попытки себя повредить. Да и штаны проявили себя во всей красе, отделавшись лишь легкими зарубками на толстой коже, там, где зубья капкана ударили особенно сильно.

Сам капкан, при ближайшем рассмотрении, оказался куда менее впечатляющим, чем те чудовища, которые изредка возили с собой искатели. Капкан в степи вообще не самая практичная штука, особенно, когда у тебя на скиммере целый арсенал оружия, от дыроколов до жахателей, а за спиной напарник с дротиками. Куда проще загнать добычу и забить, чем возиться с установкой тяжеленной железяки, пластины которой не каждый скиммер продавит. Тем не менее, кочевники зубастые ловушки все же использовали – огромные, в половину роста человека и с зубьями в ладонь размером. При удачном срабатывании те запросто могли оторвать ногу бегущему в галопе люторогу или даже вырвать кусок хребта джорку, лишая того скорости и равновесия. Правильно закрепленный цепями капкан умудрялся серьезно замедлить даже ненароком угодивший в него некрупный трак, не говоря уж о технике поменьше.

Эта поделка лесовиков была рассчитана на куда менее внушительную добычу. Освободившись, Брак с любопытством изучил конструкцию, отметив для себя тупые, скругленные края зубьев, а так же туго скрученные синеватые жилы заместо плоских железных пружин. Давление они развивали огромное, не разожмешь, но скорость схлопывания невелика. Основной задачей капкана явно было не убийство, а простое удержание жертвы на месте, в пользу чего говорила тянущаяся от ловушки искусно замаскированная цепочка, крепившаяся к стволу ближайшей плакальщицы. Удобно – шкуру зверя капкан вряд ли повредит, зато не даст сбежать. Достаточно раз в несколько суток навещать тропу к водопою, чтобы проверить ловушку и добить обессилевшего зверя.

Вопрос оставался лишь в том, как неведомый охотник планировал тащить тушу к себе на стоянку или еще куда, учитывая возможные габариты добычи, но ответ пришел сам собой. Точнее, приплыл.

Брак как раз возился с капканом, неумело пытаясь замаскировать его грязью и ветками. К неизвестному охотнику, установившему ловушку, у него не было никаких претензий, кроме гордости ничего толком не пострадало. А вот лишать незнакомца возможной добычи, да еще и при том, что в скорости их, возможно, ожидает встреча… Поэтому калека и решил вернуть все как было, в меру своих сил и возможностей. С устройством взведения он разобрался быстро, квадратного ключа под винты не было, но свести его из ложки было парой пустяков. А вот с маскировкой провозиться пришлось куда дольше, да и результат вышел откровенно паршивый – в исполнении Брака спрятанная ловушка напоминала неопрятную кучу веток и листвы, темным пятном выделяющуюся на склоне. Попасть в столь очевидную западню могло бы только самое слепое и тупое животное в лесу, но парень на собственном опыте убедился, что даже такую возможность исключать нельзя.

Он сыпанул поверх шедевра маскировки последнюю горсть хвои и уже было собирался сполна насладиться ледяным гостеприимством речной воды, когда ветер донес до его ушей то, что при сильно развитом воображении можно было бы даже назвать песней. Если вообще можно назвать песней то, что на семь слов из десяти состоит из грязной брани, а оставшиеся три являются различными вариациями слова “ежик”.

Брак торопливо укрылся за ближайшим деревом, во все глаза разглядывая диковинное для себя зрелище.

Из-за поворота реки, вниз по течению, сплавлялась вереница плотов. Хотя, плотами эти грубо обвязанные веревкой бревна назвать было сложно, более подходящего слова парень не знал. Их было с десяток, плыли они точно по центру реки, неспешно и даже вальяжно. На переднем сидел полуголый и загорелый русоволосый парень лет пятнадцати, вооруженный длинной жердиной, которой он орудовал с завидной ловкостью, – меткими тычками подправлял курс ведущего плота, не давая ему прибиться к берегу. Он-то и горланил похабную песенку, безжалостно насилуя безмятежную тишину лесной реки своими выдающимися музыкальными талантами.

Брак поначалу собирался отсидеться в укрытии, но потом передумал – парень не выглядел опасным, да и кроме него на сплавляющихся бревнах никого не было. Если уж придется заводить знакомство с местными лесовиками, то стоит начать с тех, кто не попытается при первой возможности перерезать собеседнику горло. А парень на плоту выглядел настолько неопасно, насколько в такой ситуации вообще возможно. Поэтому калека осторожно вышел из-за дерева и помахал рукой, чем сразу привлек к себе внимание.

Лесовик махнул в ответ, после чего рыбкой скользнул в воду и за несколько широких гребков оказался рядом с водопоем. Выбрался на берег, по-собачьи отряхнулся и уставился на Брака, с недоумением разглядывая драную летную куртку и общий потасканный вид калеки. На болтающийся на груди жахатель он не обратил никакого внимания или весьма талантливо сделал вид, что не замечает оружия.

– Ближе не стоит, – поприветствовал его Брак. – Тут капкан стоит.

– Он тут всегда стоит, – пожал плечами лесовик. – Дароган все надеется поймать своего синего фелинта. Тут почти у всех водопоев ловушки.

– Понаставили…

– Не говори. Дару за них уже морду пытались чистить, когда лесоруб со старой вырубки чуть без ноги не остался. Все равно ставит.

– Упертый, – кивнул калека, внутренне поежившись. – Я Брак, механик из вольников.

Лесовик недоверчиво, и даже слегка завистливо, присвистнул, кинув косой взгляд на проплывающие мимо бревна. Те шли ровненько, как по линейке.

– А я – Нейген. Плотовик из Приречья.

– Далеко отсюда?

– Приречье-то?

Нейген поднял взгляд к небу, нахмурил брови и принялся что-то высчитывать.

– К вечеру доберешься, если пешком. Вверх по течению иди, не пропустишь. Только на вырубки не суйся, там змей полно, – он помялся. – А тебе зачем?

Брак на секунду задумался, стоит ли выкладывать случайному знакомому свою историю, но сам себя одернул. Если уж ему так или иначе предстоит ее рассказать, не стоит начинать с непродуманного вранья. Поэтому он выдал загодя приготовленную версию, которую успел составить за время странствий по лесу:

– Мне к людям надо, хоть каким. Неделю уже по лесу блуждаю, жрать хочу. И спать. И еще много чего хочу, – калека мечтательно прищурился и пояснил: – К островитянам на цеп нанялся, гравки им в порядок привести. И привел… на свою голову.

– Кинули? – сочувственно спросил лесовик.

– Не успели, я с фолшером спрыгнул. А то бы скинули, наверняка. Островитяне…

– Тут все кидают, – кивнул Нейген, – Мне на нижней вырубке обещали за бочонок пива дать пилой поработать, но не дали. Сказали, что банки закончились, дескать, приходи в следующий раз. А в следующий раз говорят: “Какой бочонок?” и глаза круглые делают, как у совы. С лесорубами вообще лучше не связываться, они злые, когда трезвые. Ты к ним не ходи, они чужих не любят. А фолшер – это что?

Калека проследил взглядом проплывающий мимо плот, последний в цепочке. Бревна в нем были куда меньше размером, покрытые красными потеками смолы – будто заживо освежеванные туши диковинных змей. Сразу за плотом болталась на привязи крохотная железная плоскодонка с покатым горбом двигателя на корме, до бортов загруженная какими-то свертками.

– Не уплывут?

– Догоню, я плаваю хорошо, – отмахнулся плотовик, – Тут прямой участок, течение ровное, спокойное. Вот дальше поворот будет неудобный, там после дождей всегда плавняк сбивается и дно кривое.

Заговорив о плотах он явно расслабился, даже рука перестала болтаться в районе пояса, где висел короткий ножичек в деревянных ножнах.

Брак тоже подуспокоился. Местный люд, похоже, мало чем отличался от степняков. Тот же язык, те же проблемы. Выпивка, кидалово и работа.

– Ты если в Приречье собрался, лучше сейчас выходи. Нормальной тропы нет, а по темноте в бочаг провалишься. Там река выше по течению кружит сильно, если дорогу знаешь, то можно напрямую через лес срезать, но ты не знаешь. А ночью комарье сожрет.

– Лодка твоя? – спросил калека. Ему совершенно не хотелось еще целый день пробираться по проклятому лесу, а к людям все равно надо. Упомянутое Нейгеном поселение вполне подходило под его цели.

– Не, это Джулема корыто. Не продам, с меня три шкуры спустят и на корм улиткам отправят.

– Да я и не собирался покупать, – ответил Брак, – Ты назад с вырубки когда поплывешь? Двоих выдержит?

Нейген задумался, почесал в затылке и кивнул. Смерил взглядом худощавую фигуру собеседника и с сомнением добавил:

– Только у меня эйра впритык, Джулем жадный и заливает только на дорогу. Не дотянем, а на веслах умаемся.

– У меня половина фляги есть, – развел руками калека, показывая примерный объем, – Литра полтора. Хватит?

– А шарг его знает, – пожал плечами плотовик, – Если сумеешь заправить, наверное дотянем. Ты точно механик?

Тот кивнул.

– Тогда сиди здесь, не уходи. Я часа через четыре буду, если лесорубы опять скандалить не начнут.

– А если начнут?

– Тогда часа через четыре. Они каждый раз скандалят, что пива мало привез, а у меня лодка маленькая. Ты в лес поглядывай, тут всякое водится.

Нейген махнул рукой на прощанье и шумно вломился в воду. Как-то удивительно ловко, боком, преодолел мелководье и быстро поплыл догонять вереницу плотов.

Брак некоторое время провожал его взглядом, после чего с облегчением выдохнул. Несмотря на внешнее спокойствие, разговор с лесовиком дался ему непросто. Кочевники жизнью вне степей интересовались не сильно, да и в Поиск чаще всего отправлялись в куда более цивилизованные места. Поэтому слухи о лесовиках ходили разные, густо замешанные на байках и смешных историях, где обычно фигурировали затянутые в шкуры, вонючие и бородатые мужики, неспособные связать двух слов и до крайности прямолинейные. Жили они, как правило, в ямах под корнями деревьев, жрали всякое дерьмо и подкатывали с неприличными намеками к любой лесной живности размером больше хомяка.

Нейген же оказался… Обычным? Простоватый, явно не самое круглое колесо в траке, но в остальном нормальный парень. Не то, чтобы Брак искренне верил россказням про лесных жителей, но подспудно все равно ожидал подвоха. А здесь перед глазами встает обычный клановый молодняк, занимающийся рутинной работой. Гоняет плоты по реке? Ну так чем это отличается от бесконечной возни с техникой на стоянках?

Единственное, о чем Брак пожалел – это о том, что не выпросил у нового знакомого какой-нибудь еды. Хотя не факт, что у того было с собой, но попробовать стоило. Желудок уже отчетливо бил тревогу, а плещущаяся в реке рыба манила своей недоступностью. Даже плавающая на мелководье юркая разноцветная мелочь вызывала исключительно гастрономический интерес.

В ожидании возвращения плотовика, парень тщательно отмылся, с трудом отскреб задубевшую от соли и грязи нижнюю одежду. Солнце уже поднялось над деревьями, прогрело мелководье и пляж, поэтому с холодом Брак кое-как смирился. Удалось даже насобирать в песке каких-то мелких ракушек с острыми гранями, зеленовато-серых и удивительно увесистых для своего размера. Ракушки отправились в миску с водой, где бесславно закончили свою жизнь в крутом кипятке.

Брак понятия не имел, можно ли их есть, но голод становился совершенно невыносим. На побережье океана ядовитые моллюски попадались очень редко, да и те, как правило, были ядовиты не сами по себе, а из-за гадости в шипах раковин. Изредка встречались ярко-красные “Головы змей” – твари размером с большую тарелку, выстреливающие длинным зазубренным шипом, яд которого мог убить взрослого человека за сотню вздохов. И даже на их мясо находились свои любители острых ощущений.

Парень сидел на берегу и возился с первой раковинкой, прикидывая, как половчее вскрыть створки, когда сверху раздался голос. Настолько низкий и вибрирующий, что живому существу такой принадлежать попросту не мог.

– Дрянь.

Брак от неожиданности подпрыгнул, расплескав содержимое миски по сохнущим на песке вещам и ошпарив многострадальный мизинец. Потянулся было за жахателем, но замер. Кто бы ни стоял у него за спиной, хвататься за оружие было поздно.

– Трогал?

Брак медленно обернулся и с недоумением уставился на очередного незнакомца. Тот одним своим видом оправдывал все байки о лесных жителях, которые ходили среди Котобоев – невысокий, коренастый, седой, с головы до ног затянутый в какие-то шкуры и обноски. Его нечесаная борода начиналась, казалось, от самых бровей и водопадами стекала куда-то на пузо, где и терялась в складках меха. Лесовик успел абсолютно беззвучно переместиться к капкану и теперь разглядывал его с явным недовольством. Вдоль спины у него висела длинная деревянная палка, украшенная замысловатой резьбой.

– Я не…– начал было Брак, но осекся под внимательным взглядом незнакомца. – Трогал. Ногу зажало.

Мужик горестно вздохнул, потыкал в капкан веткой, заставив его с лязгом схлопнуть стальные челюсти, после чего почесался и принялся неторопливо собирать устройство. Ветерок донес до калеки густой запах немытого тела, немытых шкур и наверняка давно не мытых волос.

Закончив, незнакомец ухнул, закинул капкан за спину, полил землю где он стоял из какой-то бутылочки, посыпал синеватым порошком из кармана, после чего помочился. Закончив странный ритуал, он подошел к парню, все еще сидящему на песке, и протянул ладонь.

– Дароган.

Брак, преодолев брезгливость, пожал протянутую руку, после чего был одним рывком поднят на ноги – силища в мужике была непомерная. Вблизи он выглядел еще более грязно и неопрятно. Тем удивительнее был исходящий от бороды запах меда вперемешку с чем-то цветочным..

– Брак. Механик. – коротко ответил калека, невольно перенимая манеру разговора странного собеседника.

– Бродишь?

– Брожу.

Дароган с подозрением посмотрел на него, задержав взгляд на впалом животе и протезе, почесал под бородой и выдал:

– Давно?

– Неделю.

– Говно. – заключил лесовик.

– Говно. – согласился Брак.

Они помолчали, думая каждый о своем. Мужчина прошелся по пляжу, с вялым интересом разглядывая сушащиеся вещи. Подобрал одну вареную ракушку, с громким хрустом разломил панцирь между пальцами и сунул в лицо калеке. В нос ударила нестерпимая острая вонь, как от самого паршивого самогона, только стократ гаже. Парень закашлялся и утер выступившие слезы.

– Говно. – выдохнул Брак.

– Говно. – согласился Дароган.

Ветерок с шелестом гулял между деревьями, переливчатая трель птиц не смолкала ни на минуту. Речка пестрела солнечными бликами, в воздухе с басовитым жужжанием проносились жирные, откормленные стрекозы.

Лесовик о чем-то сосредоточенно раздумывал. Прошелся по пляжу туда-сюда, сплюнул в воду, затем подобрал горсть мелких камешков и бросил их куда-то на середину течения. Булькнуло.

– Железка? – спросил он у калеки, протянув руку ладонью вверх.

Ничего не понимающий Брак порылся в сумке и предложил Дарогану многострадальную ложку, но тот поморщился и мотнул головой.

– Мелкая.

Из более крупных кусков металла оставалась только пустая банка, но расставаться с ней не хотелось. Лесовик, однако, продолжал настойчиво протягивать ладонь, так что Брак сдался и банку отдал.

Дароган взвесил железку на руке, удовлетворенно хмыкнул и протянул ее обратно.

– Грей.

По-прежнему ничего не понимающий калека пожал плечами, продышался из фляги и накалил банку. Та едва заметно засветилась темно-красным. Лесовик смотрел с любопытством.

– Сильнее.

Брак напрягся было, но банка калилась совершенно без проблем, с каждой секундой меняя оттенок с красного на оранжевый. Хорошо, что рубаха сохла, иначе наверняка бы уже обуглилась.

– Сильнее? – вопрос Дарогана прозвучал одобрительно.

Парень кивнул, еще раз продышался и добавил жару, до тех пор, пока не уперся в стену. Голова заболела, зато банка засияла почти белым светом, на который без гогглов было больно смотреть.

Лесовик кивнул, ткнул пальцем точку на реке чуть выше по течению, зажал уши и буркнул:

– Кидай.

Брак замешкался, но швырнул уже начавшую оплывать и деформироваться железку в указанное место. Рука у него была набита, в клане для поджиг предпочитали использовать снаряды полегче и более удобной формы, но принцип остался прежним. Раскаленная банка описала высокую дугу и упала в воду.

Как оказалось, зажимал уши Дароган не зря. Не успел снаряд коснуться воды, как хлопнуло, в небо ударил фонтан раскаленного пара и брызг. Понимая, что сейчас произойдет, Брак тоже присел и прикрыл голову.

Во второй раз шарахнуло так, что поверхность воды вздыбилась горбом, на долю мгновения обнажив дно. По всей реке прошла рябь, с деревьев рванули в небо перепуганные птицы. Первая волна ударила во все стороны, за ней рванулись остальные, облизнув берега и залив сохнущие вещи и самого калеку, не успевшего убраться куда подальше. Над рекой повисла водяная взвесь, которую насквозь пронзила упавшая с неба радуга.

Сквозь звон в ушах, мокрый с ног до головы Брак услышал странные, кашляющие звуки, будто слабый двигатель на последнем издыхании тянет в гору перегруженный трак. Смеялся Дароган, заливисто и белозубо, согнувшись и хлопая себя ладонями по коленям.

Завидев злой взгляд калеки, он показал большой палец и залихватски свистнул.

Из-за деревьев метнулась черная лохматая тень, прыгнула в воду с обрыва и поплыла на середину реки, на поверхности которой показались несколько белесых серебристых рыбин, контуженных волной. Одну из них, самую здоровую, лохматая тень ухватила в пасть и сноровисто погребла обратно к берегу, где выбралась на пляж и принялась шумно отряхиваться, не выпуская добычу из пасти.

– Клякса, – гордо сказал лесовик, показав на лохматую, как он сам, черную собаку с широкими, длинными ушами, – Умница.

Брак кивнул, с любопытством глядя на отряхивающееся животное. Собак он раньше видел только на торге, клановые животных не жаловали, предпочитая старые добрые нюхачи. Но на торге попадались либо тонконогие фальдийские борзые, способные без устали часами бежать по степи, либо массивные республиканские волкодавы, весящие, как хорошенько пообедавший Гарпунщик, и жрущие не меньше. Таких, как Клякса, – мелких, пузатых, похожих на волосатый черный бочонок с короткими лапками – парень еще не встречал.

Закончив отряхиваться, собака преданно положила рыбину у ног хозяина, дождалась почесывания за ухом, после чего темной молнией метнулась по пляжу, успев обнюхать раскиданные там мокрые вещи, мазнула влажным боком по ноге калеки и скрылась в лесу.

– Умница, – пробормотал впечатленный Брак.

Дароган кивнул, кустистая поросль на лице зашевелилась, обозначая улыбку. Поднял серебристую рыбину, упитанную, длиной с руку, выудил из одежды короткий ножичек и принялся прямо на весу ловко ее разделывать. В одно движение с хрустом срезал остроносую голову, подрезал плавники и аккуратно стянул кожу, словно чулок с ноги. Распотрошил, упихав всю требуху в чешуйчатый мешочек, сунул туда же рыбью голову и, пронзительно свистнув, закинул блеснувший сверток в лес. За деревьями немедленно зашуршало и захрустело.

– Саляка, – он протянул Браку разделанную рыбину и смачно потянулся. – Серебристая.

– Спасибо, – пробормотал впечатленный калека. – Вы будете?

Мяса в саляке было много и он сомневался в своей способности все это сожрать за раз. К тому же, ему хотелось отблагодарить незнакомца за помощь и науку. Это было непривычное, но шарговски приятное чувство, когда тебе помогают за просто так.

Дароган, однако, помотал головой. Порылся в карманах одежды, вытащил оттуда свернутый конвертом широкий древесный лист, положил его на песок и неторопливо пошел к лесу.

– Спасибо, – еще раз сказал Брак. Хотел было подарить что-нибудь незнакомцу, но осознал, что у него толком ничего нет. А пихать за бескорыстную помощь один из немногих оставшихся у него кри было… неправильно. Будто с торгашом на рынке расплатился. – Удачи вам с синим фелинтом.

Лесовик обернулся, поднял ладони с растопыренными пальцами ко рту, изображая усы, после чего громко зарычал. Вышло у него настолько угрожающе, что парень невольно вздрогнул и едва не выронил рыбину, а по коленям пробежала предательская дрожь. Низкий рокот прокатился над рекой, в очередной раз расшугав птиц. Залаяла Клякса.

– Не броди, – напутствовал Дароган и скрылся в лесу.

– Говно… – пробормотал ошарашенный Брак.

Хруст и шуршанье за деревьями стихли и калека снова остался один.

Успокоившиеся птицы осторожно возвращались на свои наблюдательные посты.

Возвращения плотовика Брак дожидался с комфортом, сидя на кривом и неожиданно удобном обломке топляка, который он ухитрился подтащить к самому костру. Когда над рекой раздался неравномерный перестук паршиво отрегулированного движка, парень сыто икал и пытался заставить себя себя проглотить еще кусочек восхитительно сладких и душистых медовых сот.

Жареную рыбину он так и не осилил, хотя старался изо всех сил. Живот раздуло, как барабан, но чувство голода отступало неохотно, с боем удерживая позиции от наступления осоловелой сытости. Именно медовые соты, найденные внутри оставленного странным лесовиком свертка, и оказались тем самым тайным оружием, после которого бастионы голода окончательно пали.

Памятуя о последнем совете Дарогана, калека не бродил, да и сидел лицом к лесу, держа жахатель наготове и мурыжа остатки липкой сладости. Мысли текли медленно и сыто, как смола из плакальщицы. Встретить в глухом лесу человека – не сильно удивительное событие, всякое случается. Но вот встретить двух людей сразу – тут поневоле задумаешься, в такое ли глухое место ты попал?

Показавшаяся вдалеке плоскодонка шла ходко, ровно по середине реки, без особых трудностей преодолевая неспешное течение. Груза на ней больше не было, не считая довольного Нейгена, ловко ворочающего рулевой рычаг. Подплыв к отмели, он залихватски вывернул лодку поперек течения и со скрежетом пристал, пропахав днищем по песку и ракушкам. Потянуло знакомой сивушной вонью.

Брак вяло поприветствовал спрыгнувшего на берег плотовика. Глаза после нежданного пиршества слипались.

– Боги поощряют тех, кто не сидит без дела! – жизнерадостно улыбнулся Нейген, помахав рукой. Принюхался, повел носом и пошел кругом костра, стреляя глазами из стороны в сторону.

– Какие боги? – спросил Брак.

– Любые! Это серебрянка так пахнет?

– Саляка, – кивнул калека, догадавшись, о чем речь. – Там еще до шарговой задницы, в меня уже не лезет. Налетай, только соли нет.

– Вкушная она, только редкая, – прошамкал Нейген с набитым ртом, куда он упихал здоровенный кусок мяса с самодельного вертела. – Шам доштал?

Брак не был уверен насчет вкуса, ему рыбина показалась необычной, но не выдающейся – пресной и чересчур жирной. Возможно, дело было в отсутствии соли, а может он просто привык к более острой пище, благо на побережье хватало водных обитателей на любой вкус.

– Дароган навел, а дальше я сам. Глушанул.

– Силен, – завистливо протянул Нейген. – У меня только пшик выходит, будто река ветры пускает. Дароган странный, согласись? Жужу показывал?

– Какую жужу? – не понял Брак.

– У него, говорят, жужа есть, он ее под шкурой носит и никому не показывает.

– А это что такое вообще? Мне он ничего не показывал, только меду оставил.

– Мед он всем оставляет, у него пасека где-то в лесу, на этой стороне. Мы с парнями искали, хотели медовуху выгнать. Неделю шастали, пока лесорубы в Троеречье бухать плавали. Так и не нашли ничего, только Лорсту пчелы ряху искусали. Ну и на фелинта синего нарвались, еле ноги унесли. Он нас до самого Приречья гнал, больше не ходили.

Нейген рассказывал, активно жестикулируя, а мясо с вертела исчезало с феноменальной быстротой.

– А жужа? – уточнил Брак.

– Жужа у него есть, говорят. А что это такое – никто не знает. Может, костяшка какая, или цацка. Вроде как, в лесу помогает чем-то, кто ее носит всегда будет сыт и весел.

– А кто говорит?

– Да все. Еще сын его говорил, что у бати жужа спрятана. Хотел спереть, но потом передумал и на запад подался. Я сам не слышал, но мне отец рассказывал.

– Ну, пусть говорят, – пробормотал Брак, впечатленный глубиной местных верований, – Пойду движок заправлю.

– Не сломай только, а то мне голову открутят. А тебя улиткам скормят.

Отплыли с отмели лишь спустя полчаса. Пока Нейген, превозмогая, уничтожал остатки серебрянки и бездельничал, Брак поковырялся с двигателем, с любопытством изучая чудо лесных механистов. Чудо было корявенькое и хреново отрегулированное, компрессор зиял дырой размером с мизинец, из-за которой движок захлебывался от недостатка эйра, гоняя сквозь себя полупустую воду. Да и сам эйнос, отвечающий за вращение оси гребного винта, оказался незнакомым, но откровенно паршивым – голая костяшка, уже почти сточившаяся из-за недостатка смазки. Ковыряться здесь можно было полдня, поэтому Брак на скорую руку заделал компрессор куском обшивки, отрегулировал подачу и залил в полупустой бачок остатки эйра из фляги.

Движок после этих нехитрых манипуляций застучал бойко и размеренно, хотя изредка все-же извергал из себя подозрительные натужные всхлипы. Нейгена это привело в восторг – едва они отплыли, он заломил такой вираж, что перегруженная плоскодонка зачерпнула бортом воду и Браку пришлось, неистово ругаясь, орудовать кривым ведром с короткой ручкой, специально для таких случаев валяющимся под узкой лавкой.

Дорога предстояла неблизкая, плотовик обещал, что прибудут они только к вечеру, поэтому заняться калеке было особо нечем. Оставалось любоваться непривычными, хотя и слегка однообразными, лесными пейзажами, грызть сухарь и слушать словоохотливого спутника.

Если с первыми двумя пунктами все было нормально – пейзажи старательно проплывали мимо, изредка радуя глаз обширными вырубками, уже поросшими густой молодью. С сухарями и того проще – наевшийся рыбы Нейген великодушно поделился хрустящим тканевым мешочком, а по хлебу Брак успел порядком соскучиться. Благо, съеденная саляка успела провалиться куда-то вглубь, освободив жилое место для нового соседа.

А вот со спутником не повезло. Плотовик болтал без умолку, безумно радуясь свежим ушам, которые, к тому же, никуда с лодки не денутся. Он постоянно перескакивал с темы на тему, на вопросы отвечал обширно и словоохоливо, регулярно сбиваясь и излишне широко растекаясь мыслями по поверхности того, что заменяло ему в голове мозги. Во всяком случае, уже через полтора часа пути Брак своего спутника начал тихо ненавидеть, с тоской вспоминая Тордена и Дарогана. Первый говорил по делу, а у второго слова и были делом. Нейген же явно предпочитал принести качество в жертву количеству, да еще и помочиться сверху.

Когда же он притомился от разговоров и принялся петь, Браку и вовсе захотелось разрядить в спутника жахатель и прикопать в прибрежных кустах.

Хотя, польза от словоблудия плотовика была, и немалая. Калеке, наконец, удалось выяснить, куда именно он попал и прикинуть свои дальнейшие шаги. Речку, на карте с "Вдовушки" оставшуюся безымянной, местные гордо именовали Таризой. Текла она на северо-восток, в степь, где вливалась в куда более крупную реку, пересекающую все Вольные Земли, вплоть до океана. Нейген подробностей не знал, он вообще с трудом представлял себе все, что находится дальше трех дней пути от Приречья. Зато он отлично разбирался в сплаве бревен и, оседлав любимый скиммер, слезать с этой темы упорно отказывался.

Приречье жило древесиной и металлом. Лесорубы организовывали вдоль реки вырубки, зачастую живя там неделями, заготавливая и обрабатывая стволы. Предпочтение отдавали твердым, стройным гиурам – тем самым древесным великанам, которых Брак повстречал на пятый день блужданий по лесу. Стволы наспех очищали от коры и сучьев, связывали в вереницы плотов и отправляли дальше, на север, где, по слухам, затевалось большое строительство на границе Доминиона. Плакальщиц, которых здесь было куда больше, тоже пускали на бревна, но с куда меньшей охотой – мягкая смолистая древесина считалась мусором и платили за нее куда как меньше.

Про металл Нейген толком ничего не знал. Посетовал лишь, что на кувалду его не берут из-за хилости. Не то, чтобы он был против – платили на выработках больше, но и вкалывать приходилось куда тяжелее. То ли дело, плоты, особенно летом…

Еще в поселке промышляли охотники за эйносами, но эти везде промышляют. Как одержимые ищут в окрестностях ценную живность, изредка срывают куш и отправляются в Троеречье, на далекий запад. Связываться с ними Нейген не рисковал, да и Брака предупредил, чтобы не совался – охотники чужаков не любят, там у всех свои тайные делянки и делиться знаниями никто не любят, подозревая в каждом встречном засланца конкурентов.

Основал Приречье лет десять или пятнадцать назад выходец из Республики. По словам плотовика – мутный мужик, из бывших военных, злой как шарг и жесткий, как фелинтовы усы. Но справедливый. С ним на поселение отправились бывшие сослуживцы с семьями, по пути прицепились торгаши, продажные девки и переселенцы с Доминиона, решившие попытать удачу на ничьих землях. Место оказалось удачное, от степи близко, но прямого выхода на поселок у проклятых кочевников нет. Те за годы не сунулись ни разу, хотя казалось бы, рукой подай.

Собственно, Старый со своими людьми и занимался в Приречье всем, от найма артелей до торговли жратвой. Или имел на этом свою немаленькую прибыль, нещадно обдирая честных труженников.

Последнее Нейген рассказал с отчетливой обидой, явно причисляя к честным труженникам самого себя.

– Как доплывем, ты сразу к нему. Хотя нет, лучше до утра подожди. Старый со всеми новыми людьми знакомится, оценивает. Могу на ночь у себя положить, сочтемся за движок.

Брак хмыкнул. Везде одно и то же. Наверху сидит горстка местных старших, а остальные сводят не покладая рук.

– Как его зовут хоть? – спросил калека.

– Так и зовут, "Старый". Или ты про имя?

Нейген внезапно подобрался, схватил сачок и принялся вглядываться в прибрежние заросли. Брак такое необычное поведение спутника проигнорировал, привык за долгую дорогу. Плотовик мечтал выловить здоровенный гравик, желательно красный или оранжевый, продать его и купить собственную лодку. После чего на ней отправиться на запад, в далекое Триречье, где, по слухам, полно молодых девчонок, которые ждут не дождутся удачливых лесных добытчиков. Еще он хотел новую куртку, теплые штаны и жахатель, или, на худой конец, пружинный самострел, как у охотников.

Ради этих светлых целей, Нейген без устали всматривался в темную водную гладь, выискивая характерные бугорки придонных солмов. На резонные замечания Брака о том, что если солмы тут и были, то давно уже были пущены на скрапперы удачливыми охотниками, плотовик недовольно бурчал, что уж одного-то наверняка пропустили. Самого хитрого и здорового. После чего опять возвращался к опостылевшей теме бревен, плотов и крохотной платы за их ответственное сопровождение.

– Про имя, – напомнил Брак, когда разочарованный лесовик в очередной раз отложил сачок. – Как его зовут, как обращаться, чтобы не послали.

– Да ты не бойся. У нас механики всегда нужны, а ты вон, движок починил. Никто не погонит.

– Я не боюсь, что погонят, – ответил калека и еле слышно добавил себе под нос, чтобы собеседник не услышал: – Я боюсь, что не отпустят.

Сумерки уже сгущались, когда из-за очередного поворота ударило светом. Бледно-зеленый луч с вышки слепо пошарил по поверхности воды, нащупал лодочку и вперился взглядом прямо в нее, заметно прибавив в яркости.

Нейген сощурился, выругался и вскинул руку в оскорбительном жесте. Свет и не подумал исчезать, лишь издевательски подмигнул раза три. Э

– Наблюдатель плохо видит? – прикрываясь ладонью спросил калека.

– Нет, просто он урод, которого в детстве забыли в реке утопить, – злобно ответил плотовик. – Знают же, что я в это время возвращаюсь, и все равно каждый раз издеваются. Скучно им, тварям.

Свет, наконец, прекратил бить в глаза и луч ушел куда-то выше, продолжив бдительно следить за поворотом. Вода в реке понемногу начинала светиться голубым.

Лодка, стуча двигателем, обогнула высокий холм, на котором и стояла наблюдательная вышка. По левому борту промелькнул силуэт водяной мельницы, россыпь каких-то огней и отблески костра. Темная громада холма ушла назад, открыв перед Браком вид на длинный причал, массивную треногу грузового крана и мрачную бревенчатую стену в три роста высотой, скупо освещенную едва начавшими разгораться факелами.

– Приречье, – гордо произнес Нейген, правя лодку к крохотным мосткам у стены, – Жемчужина Таризы.

Пахнуло навозом, эйром и дубильными жидкостями, из-за стены кто-то пьяно заорал.

Брак вздохнул, поправил сумку и полез на мостки, знакомиться с жемчужиной и ее обитателями.