Фальдийская восьмерка

Глава 4

Раньше Брак полагал, что искренне ненавидит в жизни всего две вещи: беспробудное Джусово пьянство и ходьбу на расстояния, превышающие внутреннее пространство форта Котобоев. После событий на Стеклянной Плеши к этому добавились Коты и покуда неизвестные островитяне. Но сейчас, ковыляя к опушке леса, невыспавшийся и продрогший, он больше всего ненавидел сам себя. За то, что согласился на всю эту мутную авантюру.

А ведь начиналось все относительно неплохо. Дождь милостиво подарил ему время на сооружение примитивного навеса из пары обломанных жердин, плакальщица поделилась смолистыми дровами для костра и колючими, но мягкими ветками лапника для лежанки. И даже злокозненный чайник в отсутствие нормальной кружки вполне сносно справился с непростой задачей по заварке вурша. Сидя под навесом и слушая перестук тяжелых капель, Брак был доволен собой и вполне уверен в предстоящей ночевке. Лениво прикидывал завтрашний маршрут к источнику дыма, пользуясь вечерними сумерками чтобы наметить основные ориентиры. Даже ногу отцепил, чтобы добавить к содержимому карточку торговца и одинокий синий кри.

А потом где-то неподалеку оглушительно шарахнуло молнией, порыв ветра парусом раздул навес, едва не заехав парню по голове резко согнувшейся жердиной. Налетевшая стена ливня завершила начатое, затушив костер и став главным блюдом в чаше предстоящих страданий. И ведь казалось бы, что сложного в том, чтобы переждать ливень под непромокаемым навесом? Оказалось, что сложно здесь все.

Браку казалось, что он провел целую вечность в мокрой холодной темноте, сжимая замерзшими руками рвущееся полотнище тента и с ужасом ожидая, что молния ударит прямо в него. В степи даже дети знают, что молния почти всегда бьет в самую высокую точку, особенно, если там есть что-то металлическое. Достаточно лечь ничком и тебя наверняка не заденет, куда уж проще? Оказалось, что настолько очевидные вещи замечательно выветриваются из головы. Особенно, когда ты всю жизнь пережидаешь грозы под надежной защитой крыши трака, мачты молниелова “Мамаши” и твердой уверенности в том, что если молния и ударит с разгневанных небес, то исключительно в Джуса. В кого же еще?

Ногу и чайник Брак отбросил куда подальше еще после первого удара молнии, но он по-прежнему оставался на самой вершине немаленького холма. Вот и пришлось распластаться под накидкой, истово надеясь, что лапник и новая одежда сдержат ледяную воду. Одежда выдержала с честью, а вот лапник под потоками дождя вымок моментально и наверняка давно уплыл, если бы парень не прижимал его своим телом. И даже когда гроза закончилась, отправившись дальше на запад, вершина холма успела превратиться в огромную грязную лужу, в которой Брак и просидел до самого рассвета, отчаянно пытаясь согреться и хоть немного поспать.

Вот и пришлось с самым рассветом, наскоро залив в себя чайник горячего напитка, сползать по грязному склону и топать в сторону леса, в надежде найти сухие дрова и обогреться. Был сильный соблазн развести костер на вершине холма из все той же многострадальной ели, но жизнь внесла свои коррективы. Эйра в воздухе было мало, пропитавшая землю влага испарялась неохотно, так что даже чайник толком раскалить не получилось. Что уж тут говорить о сухих дровах и огне.

Опушка встретила Брака сыростью, птичьим гомоном, и отчетливым запахом плесени. Примерно так же пахло в недрах гигатрака, рядом с охладителями. Образующийся на стенах технических тоннелей конденсат порождал причудливые пушистые узоры всевозможных цветов, от молочно-белого до угольно черного, грозя переползти на хранящиеся там же запасы скоропортящейся еды. Всю эту красоту приходилось регулярно выжигать. Препоганая работа, требовавшая дыхательной маски, тщедушного телосложения и способности ловко управляться с ершиком - коротким железным ломиком, покрытым металлической щетиной. Хуже работы у охладителей была только зачистка гразгов.

Гразг-то и оказался первым живым существом, которое встретилось Браку в лесу. Упитанный слизняк деловито полз в сторону опушки, уверенно огибая толстые, поросшие зеленоватым лишайником стволы деревьев. В толстом слое влажных иголок за ползущей тварью оставалась длинная рваная проплешина, обнажающая жирно блестящую рыхлую землю. Там, где слизняку приспичило проползти прямиком по корням, из под растворенной коры проступали яркие потеки кроваво-красной смолы.

Негласное правило пустошей гласит, что если увидел гразга – расшибись в лепешку, но прикончи проклятую шаргом тварь. Даже если лично тебе она не доставляет никаких неудобств, рано или поздно кто-нибудь точно пострадает. Но Брак впервые в жизни позволил себе нарушить это правило. Во-первых, гразг ему не мешал. Полз себе по своим делам, совершенно не обращая внимания на замершего двуногого. А во-вторых, калеке просто нечем было его убивать. Хотя эйра в лесу было значительно больше, чем на продуваемой всеми ветрами опушке – сжигать слизняка было просто нечем. Разве что раскалить шаргов чайник, использовав его донышко в качестве импровизированной давилки. Но такое нецелевое использование пусть и бесполезной, но все же посуды, парню претило. Да и впереди маячило куда более приятное занятие.

Собрать дров не составило особого труда – в округе хватало поломанных веток и даже целых деревьев. Неудивительно, места тут явно глухие, а бури, навроде вчерашней, вносят свою посильную лепту. Все влажное, но эту проблему Брак решил самым примитивным способом, который подсмотрел у семейных костровых. Раскалил докрасна стоящий на земле чайник, после чего просто навалил на него охапку мокрых веток. И едва успел неловко отшатнуться, когда раскаленный пар с шипением рванулся во все стороны. Затрещало, из глубины костра плеснуло оранжевым, а столб пламени полыхнул почти в человеческий рост, жадно пожирая стремительно желтеющую хвою.

Сидя у костра в исходящей паром одежде, Брак жевал полоску мяса с размоченным в вурше сухарем и размышлял. По утренним прикидкам, в лес он зашел как раз напротив вчерашнего источника дыма. Оценить расстояние в густой растительности не так-то просто, тут не работают обычные степные методы. Но они и не нужны, даже по самым грубым прикидкам до источника дыма не больше пятисот шагов по прямой. Как раз туда, откуда приполз гразг. Можно даже не выбирать направление, знай себе иди вдоль проплавленной слизняком канавки и следи, чтобы она никуда не сворачивала.

И вот этот момент смущал парня больше всего. Вчера у него не было толком времени подумать о том, что может ждать его в лесу. Оршаг отмалчивался или привычно заговаривал зубы, а потом вообще уехал и стало не до размышлений. Кто разжег в этих глухих местах исполинский костер, видимый из степи за много тысяч шагов? Какая-то деревня лесовиков? Фактория доминионцев? Или это обычный лесной пожар, а Оршаг просто воспользовался удобным поводом чтобы уехать?

В пользу версии с человеческим поселением говорил все тот же гразг. Если задаться вопросом, где гразги встречаются чаще, рядом с людьми или в дикой природе, правильным ответом будет “Да”. Но рядом с людьми их все же больше. С другой стороны, ни одно лесное поселение не будет разжигать костер таких размеров у границы степи. Искатели кочевников не даром грызут своих медузок, да и с флира столб дыма заметить очень легко. А участь выдавшей свое местоположение деревни в этом случае незавидна, гигатрак просто проломит себе дорогу прямо сквозь лесную чащу. А за ним, по переломанным и вдавленным в землю стволам деревьев, проследует остальная клановая техника. Кому нужны такие риски?

Особого смысла в попытках угадать не было и Брак честно признавался себе, что попросту тянет время. Одежда давно просохла, вурш закончился, потихоньку начала накатывать сонливость. Костер понемногу угасал, а собранные дрова закончились. В лесу неуютно, видеть над головой вместо неба густые кроны деревьев было непривычно и даже жутковато. Парень представил себе, что рядом сидит толстяк, и невольно усмехнулся. Логи наверняка бы уже обошел все вокруг, попробовал на прочность стволы деревьев и сожрал что-нибудь несъедобное. После чего начал бы ныть, что они слишком засиделись. Даже хорошо, что Брак здесь один – запасы еды у него откровенно жалкие, да и фляга с водой почти показала дно. Присутствия прожорливого толстяка они бы не выдержали, испарившись быстрее, чем зеленка в котле гигатрака.

С этими мыслями парень поднялся, прихлопнул какое-то мелкое насекомое, влезшее на шею, после чего выковырял из углей почерневший чайник и пошел по следу гразга. Костер тушить не стал, подернутые пеплом угли быстро задавит лесная сырость.

Идти по лесу оказалось на удивление комфортно, стоило лишь миновать заваленную буреломом опушку. Толстый слой хвои и мха мягко пружинил под протезом, к тому же Брак плюнул на привычки и подобрал себе толстую ветку с рогатиной, используя ее в качестве костыля. У Котобоев он себе такого не позволял, сжимал зубы, оступался, но шел самостоятельно. Это позволяло, хоть и частично, но избавиться от насмешливых и жалостливых взглядов в свою сторону. Да и в целом так было проще, меньше причин думать о себе, как о никчемном калеке. Зато здесь, в отсутствие публики и необходимости что-то доказывать, Брак с огромным облегчением опирался на ветку. К тому же, ей оказалось удобно смахивать блестящие от росы колеса паутины, в которых важно поблескивали глазками упитанные пауки.

Запах гари он почувствовал, пройдя с полтысячи шагов. Ошибся все-таки с расстоянием. Лес здесь стал ощутимо темнее и суше, на пути начали встречаться мелкие овраги. Строй вездесущих плакальщиц все чаще нарушали незнакомые деревья с мелкими острыми листочками и гладкой, бледно-серой корой, похожей на плоть утопленника. Их ветви затягивала паутина, причем настолько густая, что разглядеть крону на высоте свыше двух ростов было невозможно. Деревья вызывали подсознательную оторопь, желание почесаться и неуютное ощущение, будто за тобой кто-то наблюдает, поэтому Брак старательно обходил их стороной. Сперва опасался так делать, боясь потерять направление, но путеводная нить оставленная гразгом по-прежнему вела прямо вперед, не петляя и никуда не сворачивая.

Запах гари усиливался, начали встречаться обугленные стволы, на которых пузырями застыла смола. Что бы тут вчера не горело, налетевшая гроза вовремя остановила распространение пламени. Брак никогда не жаловался на воображение, поэтому очень живо мог себе представить последствия сильного лесного пожара. Кроме следов огня появились характерные проплавленные в хвойном покрове дорожки гразгов – все, как одна тянущиеся из невидимого пока центра. Гразги от чего-то бежали, не отвлекаясь и не сворачивая, чтобы поглотить особо лакомые куски. Догадаться о причинах бегства несложно. Огонь – естественный, и по сути единственный враг огромных слизней. Вопрос лишь в том, откуда их тут столько взялось. По пути Брак насчитал уже с пяток легко различимых в лесной полутьме канавок и был уверен, что вокруг их намного больше.

Это была не деревня. И даже не сигнал. Сгоревшая хижина? Неосторожно оставленный костер? Брак был готов к чему угодно, когда осторожно пробирался через кольцо обугленных, искореженных пламенем стволов. Но реальность, как это часто случается, с легкостью переплюнула фантазии.

На лесной поляне, в окружении переломанного месива из сгоревших плакальщиц и взрытых падением куч земли, лежал цеп. Лежал на боку, почти переломленный пополам ударом, превратившим некогда вершину технической мысли человечества в неопрятную распластанную тушу, бесстыже вывалившую содержимое своих металлических внутренностей из широкой трещины, надвое рассекавшей набитое брюхо трюма. На фоне деревьев цеп казался огромным, не меньше гигатрака.

Огонь и падение не пожалели небесного исполина. Тонкая металлическая обшивка смялась и закоптилась, деревянные части почти целиком выгорели, оставив после себя окаймленные обугленными досками провалы. С десяток деревьев завалились прямо на корпус, то ли от удара при падении, то ли пламя подточило корни. Смотрелось это диковинное переплетение металла и дерева странно, будто возмутившийся вторжением наглого пришельца лес ожил и схватил пролетающий над собой корабль огромной древесной лапой.

– За что и поплатился…– пробормотал Брак, пытаясь разглядеть тип цепа сквозь древесные завалы.

Он не был силен в классификации летающей техники, кочевники всегда предпочитали перемещаться по земле. Разве что флиры почитали. Пилотировать свой флир было заветной мечтой для многих молодых искателей. Ни опасность падения, ни сложность в управлении, ни драки, ни арталисы, – искателей неба не страшило ничего. На каждый новый флир всегда находилась целая очередь желающих примерить на себя рычаги управления. Но простейший флир сложно назвать полноценным летающим транспортом. По сути он – обычное кресло, к которому механик прикрутил гравку и компрессор с баком. Для устойчивости – каркасные паутинчатые крылья и хвостовое оперение. Для перемещения – простейший педальный привод с винтом. Для управления – тугие рычаги закрылок. Именно такие летающие табуретки патрулировали границы крупных городов и поселений, выискивая потенциальную опасность и наблюдая за погодой. Далеко не улетишь, медленно, пилот быстро выдыхается. Зато дешево, надежно и просто в управлении. А на посадочной площадке усталого летуна поджидает свежий сменщик.

Кочевники такие флиры не уважали. Для дальней разведки они не пригодны, сгорают от малейшей искры, уйти от драка невозможно, собирать сетями эйр не хватит сил. Даже просто угнаться за Семьей на перегоне не выйдет. И дальше уже в дело вступали клановые механики. Проще всего было впихнуть во флир небольшой движок, чтобы тот крутил пропеллер. Не полуживой, из джорков, те слишком тяжелы и избыточно сложны. Нет, обычный маленький эйнос, который отработает от силы с десяток полетов, прежде чем развалиться от нагрузок. Но это временное решение, которое никоим образом не решало проблему скорости полета. Здесь на помощь механикам приходили извечные враги флиров - драки.

Пары турбин на крыльях хватает драку, чтобы поднять свою тушу в воздух и сутками находиться в воздухе. Что будет, если эти турбины свести к маленькому, легкому флиру и запитать от бака? Ответ – тяжелый клановый флир. Больше металла, больше маневренности, больше дальность полета. И самое главное – безумная скорость, которая позволяет обгонять в полете драков и преодолевать дневной перегон за пару часов. Расплачиваться за это приходилось неумеренным аппетитом до эйра и требованиями к мастерству пилота – жонглировать одновременно турбинами, гравкой и крыльями было шаргово сложно.

Если какому-нибудь умельцу придет в голову и дальше улучшать качества тяжелого флира, направление его мыслей легко угадать. Добавить гравок для грузоподъемности и устойчивости. Больше объем баков, больше движков. Полностью закрытая кабина, маленький внутренний трюм, чтобы не приходилось таскать в подвесе. Пожалуй, место для второго пилота, чтобы помогал с управлением и мог сменить уставшего основного. Дырку для нечистот, ящики под еду для долгих перелетов, нагреватель… Сотворивший такое умелец с удивлением осознает, что он заново изобретает колесо. Подобные машины во всевозможных вариациях давным-давно бороздят небеса над архипелагом. Их называют стрейбами и используют… да для чего только не используют, от войны до перевозки особой почты. Стрейбы быстры, относительно надежны и неприхотливы. Недостатков у них всего два, но зато каких! Во-первых это сложность постройки, требующая целый россыпи не самых дешевых эйносов и усилий мастера, который сможет их собрать в летающую машину. Отсюда – дороговизна. А во-вторых, стрейбы унаследовали от тяжелых флиров не только достоинства, но и недостатки, к тому же усилив их десятикратно.

Стрейбы требуют просто прорву эйра. Надо океаном это почти не ощущается, так как почти всегда можно приводниться в глухих местах и неспешно заполнить баки. Да и в целом там в разы проще, чем на континенте. Грамотно построенный стрейб может собирать эйр прямо в полете, благо в воздухе над океаном его полно. Знай, выбирай себе маршрут через особо густые скопления. Над сушей все сложнее. Заправиться где-попало не выйдет, сжигать в котле кри дорого, да и воду нужно откуда-то брать. Груз перевезти гораздо проще по земле, флиры дешевле и быстрее. Зачем связываться со стрейбами?

Все, что по размерам превышает летающий трак, считалось цепом. И тут уже знания Брака откровенно пасовали – вариаций летающих кораблей было превеликое множество: от скромных торговых лоханок и до тяжелых боевых стрикторов, длиной стволов которых любили меряться доминионы. Разве что способ, которым судно удерживается в воздухе, позволял относительно легко определять возраст и место постройки. Островитяне предпочитали гравицепы, удерживаемые на лету исключительно мощью многочисленных гравок. Ну а обитатели суши предпочитали подстраховаться, подвешивая над корпусом цепа объемистые баллоны с летучим газом. Секрет его производства одно время тщательно скрывался канторскими садмитами, которые некогда и придумали столь необычный способ передвижения. Потом уже, в процессе исследования архипелага, были открыты свойства гравок, так что некогда самый оберегаемый секрет старого мира стал попросту не нужен и пошел по рукам. Брак, кстати, секрета летучего газа не знал, но и не стремился. Зачем кочевникам связываться с сложными и неудобными баллонами?

Потерпевший крушение цеп как раз из таких, о чем безусловно свидетельствуют наполовину обгоревшие куски полотнища и канатной обвязки, частично накрывающие место катастрофы. Наверняка пожар был вызван газом из разорванных баллонов, тот известен своими горючими свойствами при контакте с воздухом. Гравки на таких цепах хоть и ставят, но их совместных усилий хватило бы только на то, чтобы слегка смягчить падение. Да и то ценой полного выжигания хрупких эйносов от чрезмерной нагрузки.

Брак уже с полчаса стоял на одном месте, прикрывшись стволом дерева, и внимательно разглядывал цеп. Спешить было нельзя. Кто знает, есть ли в крушении выжившие? А если есть, то как они отреагируют на появившегося со стороны опушки незнакомца? Сомнительно, что обрадуются – места здесь глухие и одиночке взяться попросту неоткуда. Зато дым легко мог привлечь внимание лесовиков или, что куда хуже, клановых искателей. А рухнувший цеп, да еще и относительно целый, это завидная добыча, при разделке которой никто не будет считаться с мнением законных владельцев. Поэтому Брак старательно вслушивался и всматривался, надеясь уловить голоса или заметить неосторожно пошевелившегося часового с жахателем наперевес.

Неизвестно, что именно имел ввиду Оршаг, утверждая, что Брак найдет здесь помощь. Пока что рухнувший с небес корабль сулил исключительно неприятности. А судя по очередному гразгу, деловито проползшему в лес мимо калеки – неприятности он сулил исключительные.

Цеп явно старый, если не сказать – древний. Даже со столь неудобного ракурса было видно, что обводы корпуса грубые, рубленые. Слишком много прямых линий, слишком много тупых углов. Создатели явно не утруждали себя попытками сделать красиво, предпочтя изяществу форм грубую элегантность кирпича. Занимавший большую часть цепа трюм явно способен был вместить не меньше пяти траков. Один из безусловных плюсов архаичных газовых баллонов – в отличие от своих собратьев гравицепов, баллонники плевать хотели на развесовку, к тому же перевозили больше груза за меньшие кри. Если где перекашивает – всегда можно подправить гравками. За это цепы любили все обитатели суши, от мелких торговцев до исследователей дальних закоулков континента. Если тебе надо медленно, дешево и много – выбирай цеп, не прогадаешь. И не слушай чванливо поджимающих губы островитян – за пределами океана капитанам их хваленых гравицепов только и остается, что с ужасом следить за стремительно пустеющими баками и молиться о подходящем для заправки водоеме.

Во всяком случае, именно так утверждал Часовщик, когда Брак начинал приставать к нему с расспросами о повелителях небес. Сам механик, по понятным причинам, летать не любил и другим не советовал, хотя и признавал преимущества такого способа передвижения. Но сводить для Кронга стрейб отказывался категорически, хотя наверняка смог бы.

Рухнул лежавший на цепе ствол дерева, со скрежетом проехавшись по обшивке мостика и подняв кучу пепла. Брак замер, прислушиваясь, но кроме ставшего уже привычным пересвиста птиц не услышал ничего. Ни испуганных возгласов, ни разговоров. Мертвая, болезненная тишина. Либо в цепе все давно мертвы, либо настолько хорошо прячутся, что никогда себя не выдадут. Разве что придётся проторчать тут, на краю поляны, еще сутки, ожидая неизвестно чего. Брак себе такого позволить не мог, запасы еды и воды у него небесконечные, а ждать и трястись от страха… Ему хватило подножья Плеши.

Упавшее дерево стесало нагар и копоть с обшивки, обнажив латанную-перелатанную металлическую поверхность с криво выведенными краской буквами. Сверившись с букварем и собственными заметками, парень выяснил, что имя его нового знакомца оканчивается на "...ушка".

– Ушка, значит, – пробормотал он, запихивая в рот последнюю полоску мяса и поднимая чайник, – Тебе подходит. Ухнул ты знатно. Я вот тоже… ухнул, так что мы теперь собратья по несчастью. Будем знакомы.

Брак улыбнулся немудреному каламбуру, покрепче сжал костыль и похромал в сторону цепа.