Фальдийская восьмерка

Глава 24

Поселок называлася “Шаларис-Чебо“, что в переводе наверняка было как-то связано с реками или озерами. По меркам запада – городок-старожил, разменявший уже почти третий десяток лет, да и на вид он был похож на убеленного сединами ветерана, чему немало способствовали припорошенные снегом, лохматые плакальщицы, обступившие расплывшиеся по обоим берегам реки стены. Местечко было выбрано с умом: на очередной излучине реки, прямиком под скалистым холмом, увенчанным монотонно кряхтящей от ветра причальной мачтой.

– Смотри, Брак, – указал толстым пальцем Раскон, осматривая в окуляр выплывающие из-за поворота домишки, – Перед тобой один из столпов, на которых держится все это лесное королевство.

– Выглядит неказисто, – заметил калека, снижая тягу толкателей. Тяжело нагруженная горжа слушалась рулей еще хуже, а эйносы отзывались с заметной задержкой.

Если раньше управление плотом можно было сравнить с сидением за рычагами древнего трака, каждый маневр которого приходится просчитывать секунд за пять, то с наступлением холодов это время увеличилось неимоверно. Будто орешь в слуховые трубки из кабины гигатрака, надеясь, что в недрах гигантской машины тебя правильно расслышат и не будут слишком долго тупить.

“Вислая Карга” прибывала в Шаларис с рассветом, поздним и пронзительно стылым. Могли бы доплыть еще к вечеру, но Раскон гмыкнул, сверился со своими записями и решил ночевать в пустой, холодной заводи, к вящему неудовольствию команды. За ночь реку вдоль берегов успело прихватить тонкой ледяной коркой, которая с мелодичным треском проламывалась под корпусом тяжелого плота, силясь прорвать острыми гранями зятянувшую борта кровянку. По зимнему времени на углах палубы установили высокие шесты, между которыми натянули безотказную просмоленную ткань, превратив аккуратный, и даже в чем-то величественный плот в несуразную прямоугольную коробочку, на носу которой по-прежнему торчала заледенелая статуя Карталейны. От мороза эти хлипкие стены помогали слабо, костер все равно приходилось палить круглосуточно, зато о ветре можно было не беспокоиться – кровянка выгибалась, хрустела от напора морозного воздуха, но держала.

И если команде такая трансформация горжи была по душе – с молчаливого согласия фальдийца внутри тканевой коробочки тоже натянули перегородки, создав несколько обособленных комнаток, дарующих иллюзию уединения – то рулевому повышенная парусность плота лишь добавляла лишних проблем. “Каргу” сносило к берегам, мотыляло по всей реке, а маневровые движки от постоянной нагрузки сипло кашляли и добавляли лишних забот механикам.

– А как оно должно выглядеть? – спросил Раскон, кивая на наблюдательную вышку. Часовой на площадке отсутствовал, да и обязательного светильника тоже не было видно. – Шаларис, как и все на западе, является безмолвным заложником природы. Вот летом… Гхм. Летом тут не протолкнуться.

Брак подал "Каргу" ближе к берегу, пропуская тяжело плывущую навстречу горжу, которая тянула за собой вереницу наспех сколоченных деревянных плотов. На палубах горели костры и кутались в мохнатые шубы лесовики, дуя на руки и передавая друг другу фляги. На “Каргу” они не обратили никакого внимания, всецело поглощенные обсуждением предстоящей зимовки в Троеречье и некоего Раготара, который обязательно добьется, и вообще свой парень.

– От поселка, на котором держится половина рынка конденсаторов запада, я ожидал чего-то… большего, – заметил Брак, вновь запуская толкатели. – Хотя бы приличной охраны.

– Зима, – пожал плечами Раскон. – Не удивлюсь, если эта горжа увозила последнюю партию приезжих, из самых упертых. Смысл в охране, когда тут остается всего несколько десятков людей, да и те друг друга знают не первый год? Грабить здесь нечего, плетенок на складах нет, все ценное давно увезли на север… Это пустой остов, внутри которого ничего нет.

– Я все равно не понимаю, почему здесь не остаются жить? Казалось бы, построй нормальный дом, обзаведись семьей, детьми… Но нет, приезжают на заработки, меняют поселки, как изношенную одежду, живут в дерьме… – калека кивнул на покосившиеся каркасы хибар, с которых ободрали все, включая кровянку. Редкие бревенчатые дома с двускатными крышами, исходившие серым дымом из труб, лишь подчеркивали мрачную тишину этого города-скелета.

– Во временных жилищах, идеально подходящих к неприхотливым требованиям местных лесовиков, – поправил его Раскон. – С каждым годом здесь остается все больше людей. Отсюда не видно, но за стенами расчищен приличный кусок леса на посевы. Еще немного и Шаларис перестанет зависеть от поставок продовольствия, а дальше ты сам можешь представить. Плетенки нужны всем, а спрос лишь повышается.

Причал был под стать остальному поселку – старый, из потемневших от воды бревен, но надежный. Ремонтники уплыли, громадина заиндевевшего склада стояла запертая, а полуразобранный кран заботливо прикрыли тяжелым полотнищем, защищая устройство от снега. Сети из реки давно вытащили – эйра в воде почти не осталось, и пустые рамы вместе с бесчисленными трубками и ошметками плетенок валялись на пристани, ожидая, когда местные работяги их наконец-то приберут и запрут на складе. У пристани, висели с десяток поднятых над водой рыбацких лодок и толкались бортами три здоровенные, скованные льдом, горжи с затянутыми кровянкой бортами и красными, в цвет ткани, гильдейскими бляхами на мачтах. Судя по приглушенным голосам и дыму, поднимавшемуся над тентами, команды предпочитали ночевать на плотах, игнорируя виднеющийся с берега двухэтажный кабак.

Подводить “Каргу” к причалу фальдиец Браку не доверил, встал за рычаги сам. И все равно не сумел причалить идеально – борт звонко проскрежетал по бревнам, выбивая в воздух промороженную щепу и оповещая весь Шаларис о прибытии гостей. Жерданы взялись за веревки, притянули горжу к причальным столбикам и высыпали на пристань, переругиваясь и разминая закоченевшие ноги.

Их уже встречали – суетливый и явно чем-то испуганный мужичок лет тридцати, усатый и закутанный серую в шубу с непомерно большим воротником, едва ли не вприпрыжку подбежал к берегу из глубины поселка и принялся что-то втолковывать братьям. Те степенно отвечали, кивали, но на палубу посетителя не пускали, вплоть до тех пор, пока фальдиец сверху не прогудел: ”Пропустите”.

– Раскон Медногривый? – уточнил мужчина, не делая попытки достать из сумки торчащий оттуда толстый журнал.

– Это я, – кивнул фальдиец, протягивая посетителю мешочек. – Название горжи…

– Я обязательно запишу, со всей тщательностью и почтением, – помотал головой усатый, – Пошлины не надо, но у меня будет…

– А в прошлый раз содрал. – буркнул Жердан Младший.

– Ишь, разливается. Явно что-то хочет…

– Впарить.

– Но у меня будет просьба, – повторил мужчина, едва заметно поморщившись, – Незамедлительно явиться на обед к Сонатару Чебону. О вашем приближении ему доложили заранее, поэтому повар уже…

– Это будет завтрак, – заметил сонный Кандар, косясь на небо.

– Незамедлительно явиться на завтрак, – на этот раз мужчина поморщился куда сильнее.

– Это просьба? – вскинул бровь Раскон. – Или приказ? Мы не собираемся задерживаться. Если заправочники работают, зальем эйра, заберем остатки плетенок и уплывем. Фестиваль на носу.

Усатый от таких слов даже подпрыгнул. Воротник шубы забавно колыхнулся, взорвавшись облаком вонючей серой пыли.

– Просьба, конечно же просьба! Незамедлительная. Сар Чебон с огромным уважением относится…

– Буду. Через полчаса, – перебил его Раскон. – Дорогу я знаю. Моих людей брать?

Мужчина с сомнением оглядел растрепанную команду, задержавшись взглядом на хлюпающем носом, замотанном в бинты Везиме, но кивнул. Церемонно раскланялся и все так же суетливо упрыгал куда-то на пристань.

– Пожра-ать нахаляву, – задумчиво протянул Кандар, провожая его взглядом. – Я за. Интересно, что за дерьмо у них тут произошло? Шарки?

– Наверняка, – подкрутил усы Раскон. – Ты остаешься на плоту. И Везим тоже. Оружие держите наготове, в город не выходить. Остальные собирайтесь и оденьтесь поприличнее.

Сероглазый безостановочно нудел все то время, пока рыжий со своими спутниками собирался. Сначала на вселенскую несправедливость в виде толстого фальдийца, который лишает его возможности вкусить гостеприимство местного правителя, затем – на необходимость оставаться на плоту вместе с Везимом.

– Рас, возьми его с собой, а? Оставь кого-нибудь из братьев.

Рыжий поплотнее закутался в теплый фиолетовый халат, подвесил на пояс ножны с саблей и покачал головой:

– Братьев нельзя разделять. Ты видел когда-нибудь стул на трех ножках? Убери одну – и он немедленно упадет. К тому же, Везим всех перепугает своими бинтами.

– А ты там воевать собрался? – обиженно насупился Кандар, вертя в руках щегольскую широкополую шляпу с теплым подкладом. – Оставь хотя бы Брака.

– Нет, – отрезал Раскон, уходя в пристройку.

– Смирись, культяпка, – усмехнулся Жердан Старший, затягивая пояс плаща. – Мы принесем тебе…

– Огрызков.

Брак в разговоры не встревал – он уже давно надел приобретенную на юге серую куртку с меховым капюшоном и теперь сосредоточенно заполнял наплечную сумку. Положил туда с десяток прутков, горсть железных шариков, моток бечевки и всякой железной мелочевки. Подумав, добавил к содержимому капитанский жахатель и пару заправленных банок. На всякий случай. Выходило тяжело, но терпимо, да и никакого значения вес не имел – младший Жердан любезно согласился помочь калеке дотащить сумку до центра города. С тех пор, как Брак по совету сероглазого взялся помочь братьям довести до ума их многочисленные железки, и даже сварганил из старого жахателя и рогатины подобие дырокола кочевников, троица прониклась к нему искренней симпатией и неоднократно предлагала свою помощь вот в таких, требующих физической силы делах.

– А что, если оставить одного Везима? Он вполне справится с…

– Нет.

– Брак, ну хотя бы ты ему скажи! – взмолился Кандар.

– Прости, дружище, но сегодня моя очередь, – усмехнулся калека, натягивая кожаные перчатки, – Наверняка в твоем договоре про это есть. Что-нибудь про обязательное подчинение беспределу со стороны работодателя и запихивание языка в задницу при слишком сильном возмущении.

– Гхм. Вот про это я забыл добавить. А ты не забывай следить за своим языком, – прогудел Раскон, выходя из подсобки. – Все готовы? Пойдем, навестим местного главного.

Он прогрохотал сапогами по палубе, зацепился ножнами за прорезанный в кровянке импровизированный дверной проем и тяжело ступил на набережную Шалариса.

– Раскон, старый хитрый лис! – пророкотал хозяин поместья, раскрывая руки для объятий, – Не представляешь, как я рад тебя видеть!

– Надеюсь именно настолько, что собираешься уступишь долю в Шаларисе? – приобнял его фальдиец. – Других причин для подобной радости я не нахожу. Да не дави так…

– Не настолько, рыжий, не настолько! – хохотнул северянин, выпуская толстяка из своих лапищ. – О, и троица здесь? Ве-ли-ко-лепно!

Выглядел Сонатар Чебон именно так, как обычно представляют себе северян те, кто никогда не был в Республике – здоровенный, как шатун, с широким, румяным лицом и настоящей гривой светло-русых, заметно отдающих рыжиной волос. Голос у него был под стать – зычный, громкий, но при этом звонкий. Если Раскон при разговоре гудел, будто в бочку говорил, то Сонатар протяжно лязгал, будто по этой же самой бочке лупили кувалдой.

Гостей он встретил лично, распахнув перед ними широкие ворота поместья. Хотя, на поместье дом владыки Шалариса был похож в последнюю очередь – скорее, маленькая крепость, окруженная частоколом в два человеческих роста. Три этажа, широкая, плоская крыша, с которой угрожающе поблескивали стволы двух тяжелых скрапперов, бревенчатые стены на массивном, каменном фундаменте… Украшено все это было удивительно аляповато, вычурная резьба плохо сочеталась друг с другом, а выточенные из дерева морды всевозможных животных торчали где попало. Помимо хозяина, во внутреннем дворе ошивалась троица мрачных, до зубов вооруженных здоровяков, нервно оглаживающих приклады двуствольных жахателей. Да и сам хозяин был при оружии – на поясе под богатым меховым плащом у Сонатара висел тяжелый топор на коротком древке, а рядом из кобуры торчала гравированная рукоять чего-то очень солидного.

– А это кто? – указал на калеку северянин, пока чопорный дедок с армейской выправкой и в дурацкой длиннополой ливрее помогал гостям раздеваться, – Новенький? И где Шаркендар? Он бы сейчас точно пригодился.

– Новенький, – кивнул Раскон, вешая перевязь с саблей на лапу чучела огромного шатуна. – Зовут Брак Четырехпалый, отличный механик. Брак, это Сар Сонатар Чебон, местный…

– Мэр, – грохотнул хозяин поместья и протянул калеке руку, – Раньше был просто городским главой, но жена настояла на чем-то республиканском и более солидном.

Хватка у него оказалась на удивление слабой для человека таких габаритов, а ладонь была хоть и большой, но мягкой, с блестящими, аккуратно подстриженными ногтями, покрытыми какой-то прозрачной пленкой. Заранее сморщившийся и приготовившийся к хрусту своих костей Брак облегченно выдохнул и пожал руку.

– Здорово…

– Здоровяк.

– Завтрак? – осторожно намекнул Жердан Младший.

Тут же позабыв про калеку, Сонатар поочередно обнял братьев, искоса глянул в сторону стоящих на полу часов, показывающих самое начало красного, и предложил следовать за ним.

Обеденная зала идеально соответствовала дому и хозяину – вытянутое прямоугольное помещение шагов двадцати в длину, с массивным, явно сработанным на заказ столом из темной древесины, густо украшенной резьбой. Вместо лавок тут были высокие стулья со спинками, заботливо прикрытые какой-то темной дерюгой, как если бы хозяин не до конца доверял чистоплотности утренних гостей, а стены были плотно завешаны оружием и охотничьими трофеями, среди которых почетное место занимала огромная, полосатая шкура фелинта, растянувшаяся на всю длину помещения. Даже скромного опыта Брака в деле знакомства с огромными хищниками хватало, чтобы с уверенностью предположить в качестве причины смерти зверюги банальную старость. Там вообще хватало странного на стенах: от пружинного ручного метателя, годного разве что для проверки своей меткости на цели размером с амбар, и до разноцветной наборной картины, составленной из тщательно подобранных костяшек, изображавшую самого Сонатара верхом на тяжелом скиммере.

Помимо гостей и хозяина, за столом присутствовала его семья – тихая темноволосая женщина, которую Сонатар представил как свою жену, Аливерту, и двое дочерей, Римма и Линара, явно пошедших статью в отца, а характером – в мать. Сидели они спокойно, в разговор не влезали, разве что старшая девочка, лет восьми, искоса поглядывала на усы Раскона и тихонько фыркала от смеха. Прислуживал все тот же нервный усач с пристани, сменивший свою великолепную пыльную шубу на хрустящую от крахмала темно-синюю ливрею. Закончив с сервировкой, он натаскал дров и принялся разжигать огромный, занимающий целый угол камин.

Ели молча, по разным причинам. Братья шумно чавкали, набивая животы, Сонатар нервничал, поминутно проверяя часы, а Раскон тишину нарушать не спешил, неторопливо разделывая тушку какой-то птички резными деревянными приборами и искоса поглядывая на мэра. Брак вообще почти не ел, внимательно следя за руками фальдийца и делая пометки в блокноте. Сама мысль о том, чтобы за столом соблюдать некий этикет, была для калеки диковатой, но рыжий велел смотреть и учиться.

Когда первый голод прошел, а запеченный целиком подсвинок сгинул в бездонных утробах Жерданов, Сонатар жестом отослал из-за стола семью, с хлопком вскрыл бутыль, разлил синее вино по стеклянным бокалам и, помявшись, заговорил:

– Раскон, мне нужна…

– Как дела на западе? – одновременно с северянином заговорил фальдиец. – А то мы два месяца торчали на юге, наверняка пропустили много важного. Все плетешь свои сети?

– Плету, – сбился с мысли Сонатар.

– Видишь, Брак, а ты ругался на ученых, которые творят всякие глупости на Гардаше, – пригубил вино Раскон, блаженно откидываясь на стуле, – А этот ушлый северянин приютил одного такого – и где он теперь? Хлещет вино по три зеленухи за бутылку в своем собственном городе, пока мы морозим колени и кормим комаров. Жив еще старый пень?

– Жив, что с ним станется, – опрокинул в себя бокал северянин и потянулся за бутылкой. – Раскон, мне…

– Мне хватило один раз увидеть Бурелова, – поежился Брак, вспоминая исполинскую облачную воронку насыщенно-фиолетового цвета, из которой безостановочно били в землю молнии. – Пускай эти ученые катятся к шаргу.

Ничего живого вокруг Бурелова не было: огромный круг леса в пять миль охватом давно выгорел до корней, на земле там не росла даже трава, а любая живность искрила разрядами на шерсти и рисковала поймать дурной головой очередную вспышку с неба. Территория пахнущей грозой смерти, для пересечения которой плот либо приходилось плотно закрывать прорезиненной тканью, либо ставить мачту молниелова. По слухам, Бурелов был результатом неудачной попытки какого-то ученого поймать молнию в банку или шарахнуть этой самой молнией драка. В результате солидный участок реки на юге стал попросту непроходим без предварительной подготовки, а все попытки окрестных лесовиков добраться до центра рукотворной грозы заканчивались одинаково и неизменно печально.

– На каждый Бурелов приходится свой Черуд Бастелли, который единолично освобождает запад от необходимости идти на поклон к счастливым обитателям земель, где водятся гребневые медузы с их шелком, – с явной завистью покачал головой Раскон, искоса глянув на северянина, – А всего-то нужно было найти способ вымачивать побеги местных деревьев в особой жидкости, наделяющей их поистине чудесными свойствами, после чего сплетать их в…

– Там все не так происходит. Куда сложнее и проще одновреме… – перебил было фальдийца Сонатар, но осекся. Мотнул головой, словно выгоняя из нее неподходящие мысли, покосился на часы и цапнул со стола очередную бутылку. – Давайте к делу уже.

– Гхм. А я уже было решил, что ты просто собираешься нас вкусно накормить и отослать восвояси, – потянулся Раскон, хрустнув шеей. – Ходишь и ходишь кругами.

Северянин скривился, но комментировать это заявление не стал. Плеснул в высокий пузатый бокал вина, хлебнул и откинулся в кресле. Видно было, что свои дела он привык вести именно так – вальяжно, неспешно, со знанием дела и полной самоотдачей касательно разложенных на столе кулинарных изысков, отдавая должное обстановке, атмосфере и всем прочим приятным вещам, которые замечательно способствуют успешному заключению сделок. Но сейчас Сонатар явно спешил и долгое хождение вокруг да около, вкупе с обязательными расшаркиваниями на отстраненные темы его напрягало.

– Времена сейчас непростые…– начал было он, осекся и залпом допил вино. – Раскон, сколько у тебя бойцов? Таких, знаешь, чтобы не просто побренчать стволами и стены собой подпирать. А вот именно бойцов.

– Гхм. А сколько надо? – поднял бровь фальдиец. – И к какому сроку? Сам понимаешь, зима.

– Много, – выдохнул северянин. – Лучше вообще все, кто есть. А надо еще вчера. Шаркендара еще.

– Срочность это хорошо, выгодно. Если не во вред делу, – покачал пальцем Раскон. – А Шаркендар тебе не нужен, тебе нужен я. Могу дать… Гхм… Пятерых. И это вместе с собой, то есть по определению дорого и ненадолго.

– Мало, – понурился Сонатар, вновь наполняя бокал. – Мне бы десятка два.

– Войну решил развязать? – остро взглянул на него фальдиец. – Дело хорошее, полезное и даже иногда выгодное, если не увлекаться особо. Но вот время ты выбрал самое неподходящее. Еще несколько дней, максимум – неделя, и реки встанут. С кем воюешь то? Хотя нет, не говори, сам попробую догадаться.

Раскон грузно поднялся, прихватил в руку стакан и прошелся вдоль стола, задумчиво побарабанив костяшками пальцев по столешнице.

– С мелочью воевать себе дороже, только вляпаешься. Пиретан отпадает, до них летом добраться та еще морока, а уж сейчас... – начал загибать толстые пальцы фальдиец, – Кто там еще у тебя в соседях, из крупных? Летрийцы? С ними то что не поделил?

– Нету больше летрийцев, если ты про Лингору, – пожал плечами северянин. – Много кого еще нет. Говорю же, времена непростые. Никому война не нужна сейчас, даже самым отчаянным. Себе потом дороже встанет.

В его голосе прозвучала отчетливая грусть, замешанная на плохо скрываемом облегчении, что с его-то городом все в порядке. Брак покачал головой, вспоминая величественную бадангу на скале и гостеприимный кабак островитян, после чего потянулся к хрустящей спиральке зажаренного в собственном панцире речного рака. Стеклянная посудина с его собратьями успела незаметно сменить на столе осиротевшее блюдо, усыпанное обломками косточек поросенка. Почти уже схватив скользкий, оранжевый панцирь пальцами, калека одернул себя и потянулся за вычурными двузубыми щипцами.

– Шарки, я полагаю? – Раскон заметил манипуляции механика, безуспешно пытающегося окунуть закуску в чашку соусом, и едва заметно одобрительно кивнул. – Если у тебя с ними проблемы, так и говори сразу. Слухов о них на реке ходит полно, но тут тебе здорово повезло. Мы успели познакомиться с ними достаточно близко, поэтому при должной оплате наших трудов вполне можем…

– Какие шарки? – перебил его Сонатар, – Это с юга кто-то? Новые игроки? А, понял.

Северянин встал, прошелся до часов и пристально уставился на застекленное окошко, разгорающееся тускло-багровым. Постучал пальцем по прозрачной пластине, внимательно изучил тыльную сторону запястья, густо заросшую похожими на шерсть волосами, и повернулся к столу.

– Мертвецы тут не при чем, Раскон. Точнее, они в последнее время всегда причем, но основная проблема не в них. Я даже больше скажу, после того как эта дрянь здесь объявилась, стало даже спокойнее. На реках бандитствуют меньше, горжеводы спокойнее, драки в городе вполсилы, даже среди молотобойцев. Никто не хочет… сам понимаешь. У кого семья, у кого друзья, – он внезапно улыбнулся, запустил руку в шевелюру и почесал затылок. – Не поверишь, даже лесорубы шлемы надевать стали, ходят едва ли не на цыпочках и пилы почасно проверяют. Кто успел разузнать, воспринял всерьез, тем хорошо. Настолько, насколько это вообще возможно.

– Странно слышать такое о заразе, которая поднимает мертвецов, – хмыкнул фальдиец, выуживая из недр рукава крохотный блокнот в золоченой обложке, – Расскажи об этом тем, за чей счет смогли разузнать и подготовиться. Я едва вернулся с юга, но уже успел заполнить три страницы.

– Думаешь, что это зараза? У нас тут разные версии ходят, от болезни до совсем уж бредней. Последнее что слышал – будто кочевники раскопали где-то в степи запечатанный курган, полный мертвецов. Полегли почти все, там же, на месте, но нескольким удалось скрыться. От них и пошло.

– Мало ли, может и правда, – рассеянно кивнул Раскон, листая блокнот. – Чуть что, виноваты кочевники, это аксиома.

Брак задумчиво кивнул в пустоту, с усилием пережевывая брюшко очередного рака, вкусом и текстурой здорово напоминавшее кусок переваренной резины. От пряного, излишне острого соуса ныли скулы и горело в горле.

– Эти… шарки, они здорово всех присмирили. Утихомирили. Банальный здравый смысл подсказывает, что если начнется большая драка, из тех, в которых непременно будут трупы – трупов будет куда больше, чем планировалось. Жаль только, что рассчитывать на здравый смысл в наше время, это все равно что лить воду в плетенку из тростника.

– И кто такой неугомонный? – поднял бровь фальдиец.

– Да есть тут один…

Брак отложил проклятые щипцы в сторону, тайком выправил погнутый неумелым обращением зубец и навострил уши, по привычке сводя в голове закорючки будущей истории.

Рассказ мэра оказался прелюбопытный. Шаларис-Чебо – город по меркам лесовиков старый. Не настолько, чтобы считаться одним из основателей цивилизации на западе, но все равно старый. За прошедшие десятилетия он успел обстоятельно зарасти традициями, привычками, жизненным укладом, а самое главное – распорядком и надежными, не единожды здесь мелькавшими людьми. Обычные лесовики живут от сезона к сезону, редко оставаясь на зимовку. Да и чем заняться простым работягам, когда от лютых морозов деревенеет мех на парках, эйносы отказываются просыпаться, а на запасы эйра в обогреваемых баках вводятся жесткие нормы? Топить насквозь продуваемые времянки дровами не хватит никаких сил, а переводить на нагреватели вырученные за теплое время кри – все равно, что самолично расколотить их молотком в надежде выручить хоть что-нибудь за горстку невесомой, бесцветной пыли. Глупая затея. Строиться же всерьез хотели немногие, уж больно много ограничений накладывало проживание в городе. Начиная со строгого исполнения законов, налогов и обязательных податей на эйр, и заканчивая обязанностью защищать Шаларис с оружием в руках при первых признаках угрозы извне. Привыкших к лесной вольнице работяг такое положение дел не устраивало.

Начало весны, когда русла вскрываются и по рекам начинают сплавляться первые горжи, оглашая окрестности раскатистым треском ломающегося льда, знаменует собой явление жизни в поселки. Плоты с бригадами рабочих едва ли не с цветами встречают те немногие, кто живет здесь постоянно. В основном радуются те, кто имеет с этого прямую выгоду – купцы, кабатчики, остепенившиеся мастеровые и просто местные умельцы, от брадобреев до поваров, накрепко связавшие свою судьбу с городом нерушимыми узами имущества, семьи и привычек. Даже праздник по такому случаю есть, день прибытия первого весеннего плота. В разных поселках его называют по-разному, но чаще всего звучит название “День Весны”, или похожая банальщина.

В противовес радостному празднеству начала теплого сезона, “День Осени”, когда из поселков, спасаясь от предстоящих холодов, уходят первые горжи с лесовиками, был праздником грустным. Чтобы скрасить невыносимую горечь от долгого расставания с любимым делом, работяги пили как не в себя и с готовностью тратили заработанное на последнюю гульбу. Выяснялись отношения, разрешались накопленные за лето долги и обидки, пряталось в надежных нычках стыренное барахло и утаенные от бригадиров кри. Такой настрой весьма недвусмысленно поддерживался властью и остепенившимися – на время “Дня Осени”, зачастую растягивающемуся на целую неделю, выпивка дешевела, в кабаке за бесценок сбывали гулякам подпорченные продукты, у которых не было никаких шансов дожить до зимы, а на площади, как по волшебству, вырастали лотки торговцев и шатры бродячих актеров.

Из-за этого многие лесовики предпочитали не покидать поселок поодиночке, а терпеливо и к вящему удовольствию городских ждали, пока соберется толпа побольше, чтобы как следует погулять и уплыть всем разом. Так и дешевле выходит – хорошей горже на лишние плоты позади плевать, а плата все равно общая, согласно все тем же гильдейским расценкам. А плохие горжи на такое ответственное дело не нанимали – трехминутный набат, знаменующий отплытие и окончание праздника, заслуживали исключительно надежные корыта, с цветом бляхи никак не меньше зеленой.

Именно в разгар большой осенней пьянки, чуть меньше месяца назад, в Шаларис прибыл новый человечек. Хотя, человечком его назвать сложно – был он высок, обилен телом и явно не страдал от недоедания. Молодой детина с гривой русых, отдающих рыжиной волос, приплыл один на тяжелой лодке, и сходу ввалился в кабак, где немедленно поставил выпивку всем желающим. Этим щедрым жестом он разом завоевал сердца гуляк, а после – подкрепил свое положение обильными сальными шуточками, громогласным хохотом и дешевыми, но качественными и теплыми зимними носками из бурой шерсти. Звали вновь прибывшего Раготар, и был он, по его собственным словам, простым торговцем откуда-то с низовьев великой реки.

– Никто тогда не обратил на него внимания, – угрюмо сказал Сонатар, катая в руках стакан с вином, – Обычный торгаш, каких сюда стекаются десятки. Заплатил пошлину, оплатил место на площади, все по закону. Даже дом снял, пусть и времянку, но большую. Устроил там склад, или вроде того.

– Буянил? – кхекнул Раскон, выламывая мясо из клешни.

Северянин отрицательно покачал головой.

– Не больше, чем остальные. Слухи о шарках тогда уже поползли.

Раготар не буянил. Напротив, вел себя невероятно дружелюбно и радушно. Едва ли не облизывал покупателей, со всеми заводил знакомство и звал к себе в компанию. Он стремительно оброс друзьями и приятелями, сполна оценившими щедрость торговца. Познакомился с местными стражниками, обаял владелицу кожевенной мастерской и даже завоевал уважение бригадира лесорубов, едва не сломав тому при встрече протянутую для рукопожатия руку. Давний обычай ручкаться со всей своей немаленькой дурью лесорубы бережно тащили за собой сквозь столетия, но в случае с Раготаром дежурное заключение сделки о продаже пары носков обернулось едва ли не двухминутным топтаньем на центральной площади – хватка у торговца оказалась крепче фальдийского сплава. Лесоруб пыхтел, краснел, но в конце сдался и вынужден был купить еще носков. В качестве дружеской компенсации.

На исходе первого дня торговец собрал вокруг себя с десяток человек, едва поместившихся за столом в зале кабака. Сидели мирно, пили, и дружно ржали над шутками Раготара, тайком посмеиваясь над дурнем – оплачивал попойку тот из своего кармана, громогласно заявив, что негоже его друзьям тратить последние чешуйки на презренное пиво. Вечером второго дня в зале пришлось сдвигать столы, а на третий – места внутри уже не осталось, так что гулякам пришлось занимать солидный кусок площади. Карманы северянина, а никем иным, по мнению лесовиков, рыжий громила быть не мог, казались бездонными. Пиво утекало рекой, из подвалов выкатывались бочки припасенного на зиму вина, а кри у Раготара не заканчивались. Его даже попытались ограбить, причем дважды, но оба раза закончились для незадачливых воров плохо. Первому торговец изогнутым клинком отрубил кисть руки, все еще сжимающую украденный кошель, а второго били всей толпой, но тихо – работягам хотелось продолжения праздника, и внимание местных стражников было ни к чему.

О себе Раготар поначалу рассказывал мало, в основном обмолвками, но к третьему дню заметно расслабился и, повстречав какого-то знакомого молотобойца и обильно отметив встречу, раскрыл свою историю. Безотцовщина, нежеланный ребенок, плод насильной любви. Вырос этот самый плод после одной из многочисленных стычек в Республике, погрязшей в бесконечном подавлении восстаний в горных провинциях. Мать растила его одна, ушла из жизни рано, оставив одиннадцатилетнему сыну ворох долгов, пару наследственных болячек и узелок с жалкими остатками фамильных ценностей – была она знатного рода, хотя и недостаточно знатного, чтобы заслужить обращение “Сари”. Так, мелкопоместные дворяне.

– Мелкая знать до последнего держится за свои побрякушки, – снисходительно улыбнулся Раскон. – Что там было, серебрянный медальон с ликом Тогвия и дарственной надписью?

– Если бы, – поморщился северянин, машинально потянувшись к висящей на шее цепочке, одернул руку и повторил. – Если бы.

Дальнейшая история изобиловала всеми теми подробностями, которые так любят слушатели. Голод, боль, превозмогание, многочисленные драки за место под солнцем и попытки вырваться из цепких объятий нищеты. Не снискав славы на поприще простого работяги, Раготар с готовностью окунулся в темное болото преступности. Начав с мелкого карманного воровства, традиционно дорос до домашних краж, а затем и грабежей – благо телесной силой Тогвий его не обделил. Попался, конечно, после чего умудрился подкупить стражника и сбежать из под конвоя на юг, в Доминион, а после и в Троеречье. Там он осел окончательно и даже смог сколотить небольшой капитал, поучаствовав в паре экспедиций к Предверью.

Публика, слушая историю, кивала одобрительно. Беглецов среди лесовиков хватало. Задевала такая история струнки в душе любого работяги, если душа у него вообще имелась. Благо, Раготар на подробности не скупился, да и знал из присутствующих, как оказалось, многих.

К предпоследнему дню торговец предложил перенести гуляние к себе домой. Носки у него к тому времени давно закончились, бояться кражи было нечего, да и новые друзья с готовностью согласились – еще днем кабацкие служки демонстративно прокатили к жилищу Раготара батарею бочонков, сопровождаемые любопытствующими взглядами лесовиков.

Уже под утро, когда на ногах остались лишь самые крепкие, основательно набравшийся северянин громко рыгнул, икнул, после чего по большому секрету открыл присутствующим свою сокровенную тайну. Что, как оказалось, никакой он не безотцовщина, а в Шаларис-Чебо прибыл не просто торговать носками, а с умыслом. Дальше речь его стала булькающей и невнятной, но основную мысль полуночные гуляки уяснили – завтра, на рассвете, у дома главы поселка их ожидает незабываемое зрелище…

– Постой, постой, – перебил его Раскон. – То есть ты, получается…

– Нет! – неожиданно рявкнул Сонатар, – Я знать не знаю этого ублюдка.

– Гхм.

Брак, успевший выцарапать на столешнице пару кривоватых носков, от крика очнулся и торопливо прикрыл свои художества салфеткой.

Утром с площади шла огромная толпа. Собиралась она там с самого рассвета, самые стойкие так и вообще спали на земле, завернувшись в шерстяные плащи, лишь бы не пропустить намечающееся зрелище. Немудреная история разошлась по поселку со скоростью лесного пожара и ударила по мозгам сильнее самогона кочевников. Как же, такая драма, такие страсти. Свести воедино немудреный план торговца смогли многие, тугодумам разъяснили, спящих разбудили, и даже глухим терпеливо показали на пальцах. Когда еще увидишь такое воссоединение семьи своими глазами.

Споры вызывала лишь личность предполагаемого отца. Часть собравшихся, наиболее многочисленная, указывала на начальника охраны Шалариса, Каролдиса, справедливо замечая его несомненный боевой опыт и отвратительный характер, с которым снасильничать чужую бабу на войне – раз плюнуть. Меньшая часть осторожно надеялась на самого Сонатара Чебона. Тот как раз прибыл с севера около двадцати лет назад, взял свои руки руководство мелкой безымянной деревенькой и самолично взрастил ее до теперешнего, процветающего состояния.

Разогретая, нетерпеливая толпа силком выволокла едва протрезвевшего Раготара из дома и потащила к поместью на холме, где перед воротами озадаченно переминалась с ноги на ногу редкая цепь стражников, недоумевающе хмуривших брови и спешно распихивающих банки по жахателям. Пошатывающийся торговец неторопливо, под пристальным вниманием сотен любопытных глаз, полез за пазуху и достал смятый, белоснежный платок с искусно вышитой монограммой “СЧ”, после чего гордо пошел к воротам, размахивая тряпкой как флагом.

– Много было ору? – сочувственно спросил Раскон.

– Не спрашивай. – буркнул северянин и замолчал, уставившись в огонь.

Где-то снаружи завыли, пронзительно и истошно, а в камине с треском раскололось горящее полено. Жерданы хрустели мятными сухарями и поочередно подкидывали какой-то синий кубик, пристально вглядываясь в черточки на гранях и вяло ругаясь.

– А дальше? – спросил Брак когда понял, что продолжать рассказ никто не собирается. – Раготар действительно оказался… Эээ?

Раскон и Сонатар уставились на него, как на сущего идиота, сморозившего очевидную глупость.

– Этот выкормыш? Я знать не знаю Сельвинскую долину, мы вообще там не…

– Гхм. – крякнул Раскон и извиняюще развел руками, – Брак, не говори чепухи. Даже если он и имеет какое то отношение к…

– Нет! – лязгнул Сонатар, саданув кулаком по столу.

– Тем более, – пожал плечами фальдиец, – Это старая как мир история про утерянного отца. Если хорошо подвешен язык, а предполагаемый отец наивный дурак, можно стрясти с недотепы неплохую сумму, а то и вовсе стать членом богатой семьи.

– Язык у него подвешен. Стоило вырвать его сразу, при первой встрече, – хмуро проворчал северянин, комкая салфетку в огромном кулаке.

– А что, были и другие встречи? – поднял бровь Раскон.

– Нет. Но будут. И весьма скоро.

– Да чем все закончилось то? – недоумевающе спросил Брак. – Это было месяц назад.

Фальдиец гмыкнул, осушил стакан и неторопливо потопал в уборную. Сонатар тяжело посопел, успокаиваясь, кинул взгляд на часы и принялся рассказывать.

За изгнанием Раготара с любопытством следил весь поселок. Сначала долго вслушивались в приглушенный разговор из-за стены, тон которого все повышался и повышался. А под конец, когда в знакомом каждому мерном лязге мэра Шалариса начали проскакивать несвойственные ему ругательные словечки, исход стал очевиден даже самым недалеким. Матерящегося и вопящего торговца стражники вышвырнули в лужу за воротами, для острастки помесили сапогами и велели немедленно убираться из города. Напоследок кинули сверху разорванный платок, немедленно утративший в жирной грязи всю свою презентабельность и белоснежность. Безусловно красивый и своевременный жест, но, увы, ошибочный.

Неудавшегося наследника Сонатара хлопали по плечам, говорили пустые ободряющие слова и хвалили за попытку, особо нетерпеливые уже тащили его в кабак заливать горе дармовым хвойным пивом перед скорым отплытием, а Раготар лишь сдавленно морщился от боли и сыпал грязными оскорблениями в сторону запертых ворот, на потеху скалящимся стражникам. И лишь когда он, наконец, дал себя увести, то позволил себе улыбнуться. Довольной и веселой улыбкой.

– И на этом все? – уточнил Брак. – Он так и не уплыл?

– Сколько бочек крови он у тебя уже выпил, Сонатар? – вошел в комнату фальдиец, вытирая руки желтым полотенцем, – Может, все таки примешь блудного сынишку?

– Много, – процедил северянин. – Я недооценил его упорство и наглость. Ума не приложу, где он раздобыл столько людей, но в хитрости ему не откажешь. Если бы я тогда знал про этих шарков, успел бы подготовиться. А теперь уже поздно, половина моих бойцов давно в Троеречье.

– А он знал? – уточнил Брак. – Про шарков.

– Наверняка.

– Знал, знал, не сомневайся, – усмехнулся Раскон. – Иначе бы точно не решился на такую авантюру. Старый добрый шантаж. Ему терять нечего, в отличие от тебя. Сколько у тебя бойцов осталось?

Сонатар поморщился, опустошил стакан и поднял вверх обе ладони с растопыренными пальцами. Опустил, подумал, и вновь поднял одну.

– Пятнадцать… – задумчиво пробормотал фальдиец. – Ты поэтому скрапперы сюда на крышу перенес?

Северянин утвердительно кивнул.

– Ополчение?

– Не пойдут, – буркнул мэр и внезапно выругался, – Шаргов ублюдок и его шаргов язык. Он убедил всех, что это семейные разборки и не стоит вмешиваться. Кого-то купил, кому-то посулил в будущем всякое. До сих пор страдали только мои люди и моя собственность, так что не верить ему повода нет. Местные попрятались, заперлись по норам. Приезжих почти не осталось, а те, кто уплыл быстро разнесут весть о том, что у меня появился сынишка и мы с ним не ладим.

– И сколько у него…

– Бойцов? – неожиданно подали голос заинтересовавшиеся Жерданы.

– Десятка два, может больше, – зашел в комнату еще один северянин, закованный в тяжелый, заиндевевший панцирь, на полированной поверхности которого неохотно таяли пушистые снежинки. Из под косматых бровей угрюмо сверкнули близко посаженные голубые глаза. – На Красной Засеке их нет. Ночью сожгли сторожевую вышку у верхней излучины, Кнукт пропал.

– Берегом придут, – выругался Сонатар и представил вновь прибывшего. – Это Каролдис Шеллерг, главный по охране.

Пока обменивались рукопожатиями, слуга принес дымящийся котелок и принялся разливать по чашкам остро пахнущий травяной настой.

– Мы бы давно нашли их логово и выжгли эту погань из Шалариса, но прятаться они умеют. За последнюю неделю меняли лежку три раза, – торопливо разъяснял Каролдис, откусывая от огромного куска хлеба с сыром. – Да и людей у нас мало. Если сцепимся в лесу, шарговы мертвецы поднимутся, и поляжем все. Мы это понимаем, они это понимают. Поэтому торопятся.

– Заморозки? – предположил Раскон.

– Сегодня последний день, который можно назвать теплым, – кивнул стражник, – Завтра ударят морозы. Без укрытия в лесу они долго не продержатся, да и запасов еды у них нет. Так что будут атаковать, или сбегут.

– Этот не сбежит, – сквозь зубы пробормотал Сонатар. – Его даже шарки не пугают, уп-порный, сволочь. Сыночек.

– Я вижу отцовскую любовь в твоем взгляде.

– Молчи.

– А где наемники? – картинно оглянулся по сторонам фальдиец. – Ловцы, рубаки, лесорубы те же. У вас месяц был, чтобы подготовиться. где это все?

Северяне одновременно поморщились. Сонатар покачал головой потянулся за вином.

– Никого больше нет, и не будет. Я трижды посылал за помощью, больше терять людей не буду, да и времени нет. Либо у них на реке сообщники, либо никто не рискует встревать в войну сейчас, когда есть риск быть сожранным мертвецами. А цепов не было давно.

– Горжи? – подал голос Жердан Младший.

– Их тут, считай, нет, – ответил северянин. – Торчат уже неделю на пристани, выжидают, чем все закончится. Тут каждая кушварка знает, что назревает бойня. Не в обиду тебе, Раскон, но я горжеводов опасаюсь куда больше, чем этого ублюдка и его лесную банду. Вы как стервятники, только и ждете возможности поживиться. Слышал, что в Подречье произошло? Целый поселок мертвецов уничтожили и сожгли, выгребли все ценное. И это когда про ваших шарков вообще еще никто не слышал. Ублюдки даже не стали разбираться, просто покосили всех из скраппера и ушли рекой.

Брак навострил уши, но виду не подал. Раскон неторопливо пригубил напиток из чашки, закусил печенькой и вопросительно поднял бровь.

– Гхм. И? Меня тоже обвинишь в попытке тут всех перебить и вынести все ценное? – фальдиец полез в рукав, достал трубочку и принялся ее набивать, – Сейчас вот, докурю, и начну. Устраивать бойню на сытый желудок – самое милое дело, способствует пищеварению.

– Раскон, я шкуру тогда возьму? – указал на стену Брак. – И вилки заберу.

– Часы хочу. – уважительно кивнул шустрому калеке Старший Жердан. – И топор.

– Я тоже шкуру… хотел. – сокрушенно пробормотал Младший.

Немудреные шутки помогли. Начавшая было накаляться обстановка стремительно остывала. Улыбнулся даже угрюмый стражник.

– С горжеводами я попробую договориться. – хлопнул ладонью по столу фальдиец. – Я видел красные бляхи, такие в гильдии не выдают просто так. Это не гнилье донное, а значит с ними можно иметь дело.

– Только поэтому их до сих пор не утопили, – буркнул Сонатар. – Ради такого случая я бы не поленился расчехлить бадангу.

– У тебя есть баданга? – изумился Раскон.

– У меня много чего есть, – самодовольно ответил Сонатар. Едва заметно поморщился и вполголоса добавил: – Кроме механика. Городской отказывается ввязываться в семейные разборки, за что непременно будет наказан. А мой неделю назад пропал из мастерской.

Фальдиец хмыкнул, встал со стула и прошелся по комнате. Подкинул в камин полено, выпустил клуб дыма из легких и уточнил:

– Что за горжи стоят в порту? Я не видел названия, все в коробках уже.

Северянин вопросительно посмотрел на главу стражи. Тот задумался, побарабанил пальцами по столешнице и ответил:

– “Архулас”, которая с двумя скрапперами, она на ремонте днища. “Сирень” еще, у них рулевой в запое. А третья… Ммм. Лесная тварь, или как-то так. У меня записано, сейчас, – Каролдис развернул листок металла, поводил пальцем и прищурился. – Нашел. “Лесная Гнида”, грузятся плетенкой. Был еще “Тихий Омут”, но они утром ушли.

– Я каждый день к ним посылаю Лесатера, – пожаловался Сонатар, – Не идут. Только ты согласился.

– А сам не пробовал сходить, поговорить? – усмехнулся Раскон, – Я тоже планировал отказаться, но Жерданов не прокормишь.

Фальдиец вновь плюхнулся в кресло, залпом допил остывший напиток и пригладил усы. Вид у него был довольный донельзя.

– Из этих троих я лично знаю только капитана “Гниды”, и поверь, назвал ее он в честь себя самого. Про остальных двух слышал, но толком не общались. Попробую договориться, если все получится – у тебя будут и бойцы, и механики, и прикрытие с реки, что уже немало. Прорвутся шарки, они прикроют, – Раскон задумчиво посмотрел на часы, – Сколько у нас времени?

Сонатар молча кинул на стол свернутый в трубку лист металла. Камин вновь плюнул искрами.

– Возлюбленный мой отец, чтобы тебя шарговой…– начал читать фальдиец.

– Пропусти, – сморщился северянин. – Там половина листа этой писанины.

– …накрыло, – с удовольствием добил предложение Раскон. – Красиво излагает, подонок. Так, дальше, дальше… Гхм. Желаю тебе, гниль ты…

– Дальше.

– Гхм. А если осталось у тебя между ног хоть что-то из того, чем ты порадовал мою мать двадцать два года назад в Сельвинской долине, то ровно в час полудня буду я ждать тебя на площади у храма, чтобы сам Тогвий стал свидетелем твоего позора. Он “свидетель” с ошибкой написал. И ритмика хромает.

Сонатар хмуро взглянул на него, но промолчал.

Раскон аккуратно свернул лист в трубочку, отставил в сторону и снова взглянул на часы. Остальные невольно посмотрели туда-же. Красный цвет в окошке уверенно вытеснялся разгорающимися оранжевыми искрами.

– У нас не больше двух часов, – подытожил Брак. – А мы тут сидим, жрем. Я не против, конечно…

– Не жрем, а наслаждаемся гостеприимством и радушием хозяев, – сладко потянулся фальдиец, вновь забивая курительную трубку. – Два часа это много, как раз хватит времени. Да и на сытый желудок заниматься этим гораздо приятнее.

– Заниматься чем? Ты будешь уговаривать горжеводов? – нетерпеливо привстал Сонатар. – Придется постараться, они упертые и жадные, как островные сараки.

– Гхм. Нет. – покачал головой Раскон. – Это ты будешь уговаривать меня. И готовься как следует постараться. Я фальдиец, а это гораздо хуже островных сараков.