Фальдийская восьмерка

Глава 15

Утро на реке встретило Брака неласково – темнотой накинутого на голову мешка и болью от заломленных за спину рук. Отчаянные попытки вырваться результата не принесли, разве что по затылку ощутимо прилетело чем-то тяжелым и мягким.

– Не рыпайся!

Сквозь шуршанье мешка и сдавленное пыхтенье в говорившем с трудом угадывался кто-то из Жерданов.

Брак попытался лягнуть нападавшего, но культя лишь бессильно мотнулась в воздухе. Его подхватили под руки и потащили, не забыв еще раз обозначить удар по затылку.

Зашелся дребезжащим смехом старик, срываясь на хриплый прокуренный кашель.

Смирившегося калеку протащили с десяток шагов, после чего остановились. Под ногами плеснула вода.

– Зря ты сопротивляешься, – в голосе Кандара отчетливо сквозила грусть. – Не стоило злить Раскона. Передавай привет Попутчику и речным духам.

– Стойте! – заорал Брак, осознавший, что происходящее выходит за привычные рамки предрассветного кошмара.

– Молчать. – голос рыжего звучал сурово и непреклонно. – Сохрани остатки достоинства для тех, с кем тебе предстоит встретиться. Они не любят слабаков.

Брак выдохнул и выпрямился. Сердце колотилось, как перебравший эйра движок, прерывисто и гулко, грозя вырваться из груди при каждом ударе.

– За что? – как можно спокойнее спросил он. Вокруг раздались смешки.

Сквозь мешок по-прежнему ничего не было видно, но догадаться о том, что происходит, было не трудно. Руки за спиной деловито связывали колючей веревкой.

– Взошел на борт не поклонившись реке. Прогневал духов.

– Не поделился первой трапезой с речными покровителями, навлек…

– Неудачу на всех нас. Сквернословил.

– Не вызвался на первую вахту. Неуважение к экипажу.

Говорили одновременно, обвинения неслись со всех сторон.

– Осквернил статую нашей богини.

– Наоборот, не осквернил.

– Спал на левом боку.

– Разгневал…

– Разгневал…

– Да откуда я знал? – проорал Брак, вновь попытавшись вырваться. И вновь – неудачно. – Обьясните, я буду соблюдать…

– Это уже не важно. Во благо спокойных вод и успешной охоты, ради обильной пищи и чистого неба, для сохранности наших шкур и смерти врагов наших, духи реки должны получить свою жертву. – скороговоркой пробормотал Шаркендар.

– Гхм. Начинайте.

– Властью первожреца, – зазвенел чеканящий слова голос Кандара. – Властью, данной мне теми, кто даровал нам все это и дарует нам многое после, нарекаю Брака Четырехпалого жертвой, достойной наших покровителей. Пусть плоть его накормит реку, пусть дух его накормит вас, и пусть память о нем послужит предостережением всем нам. Шалвах!

– Шалвах! – грянуло кругом.

Запястья Брака ощутили прикосновение холодного металла, кожу резануло болью. Хватка ослабла, он рванулся в сторону, но заботливые руки удивительно ловко подтолкнули в спину и он полетел головой вниз в ледяную воду.

Река приняла его в свои холодные объятия, обожгла уже подзабытым холодом пронизывающего штормового ветра, насквозь пробивающего старую, драную куртку. Мешок на голове моментально промок, плотно облепив голову, завязки грубо врезались в шею. Стянуть его не было никакой возможности – связанные руки по-прежнему мертвым грузом болтались за спиной. Да и толку от этого было бы мало – плавать калека не умел, а скинувшие его в воду безумцы вряд ли подарят своей жертве возможность выбраться.

Осознание того, что выхода нет, внезапно принесло успокоение. Брак перестал дергаться, обмяк, ощущая, как неторопливо погружается вглубь.

Даже сердце будто успокоилось. Он хладнокровно поздравил себя с успешным завершением плана, позволившим найти надежных попутчиков и доказать свою несомненную полезность. В этом он свои ожидания перевыполнил с огромным запасом, доказав эту самую полезность в первое же утро. Наверняка экипаж "Карги" не мог нарадоваться тому, что жертва неведомым речным покровителям сама заявилась на борт, да еще и приплатила за честь быть подношением.

Брак усмехнулся и беззвучно рассмеялся, чувствуя, как остатки воздуха испаряются из груди. Сколько раз он хоронил себя за последний месяц? Плешь, Вдовушка, трижды проклятый лес… Хотя, в лесу было неплохо, если подумать. Тепло.

Нога уперлась во что-то мягкое.

Если подумать, сколько можно бегать от Попутчика? Счастливые совпадения, помощь близких, даже самопожертвование… все это лишь отсрочки, оттягивающие неизбежное. Пешему никогда не убежать в степи от трака, а Попутчик всегда славился своим транспортом.

Интересно, приходится ли ему возиться с ремонтом?

Мысли начали путаться, в груди горело.

Жаль, что не удалось довести начатое до конца, а ведь он даже начать толком не успел. Гибель Джуса останется неотмщенной. И не она одна. Хотя, сколько историй про неудавшуюся месть так и остались нерассказанными, закопанные под одиноким деревом в лесу или покоящиеся на дне реки? Немым укором тем, кто даже не подозревает об их существовании?

Брак почувстовал, как сознание уплывает и накатывает темнота. На дне реки, с непроницаемым мешком на голове, с плотно закрытыми веками, она все равно казалась куда чернее той темноты, которая стояла перед глазами. Густая, вязкая, почти осязаямая, так и призывающая к себе прикоснуться, ощутить…

Интересно, Торден ощущал что-либо подобное?

По ноге ударило жестким, грубая веревка впилась в пах и потерявшего сознание Брака неудержимо потянуло наверх.

– Штааааааны!

– Пусть сам, я не полезу.

– Даже не рыпался!

– А я говорил, что не…

– Не всплывет.

Выкрики раздавались издалека, будто сквозь броню гигатрака. Глухо, но явно радостно.

Брак открыл глаза – ласковый утренний свет ударил по мозгам так, словно взглянул прямиком на солнце через паршивый окуляр. Калека застонал, перекатился на бок, отметив, что руки у него свободны, после чего принялся шумно очищать желудок. На крупноячеистую сетку, лежащую на палубе, обрушился водопад перемешанной с тиной воды, откуда удивленно лупили глаза мелкие лягушки, пережившие самое волнительное приключение в своей лягушачьей жизни.

Присевший рядом с калекой Кандар дождался, пока тот закончит, после чего помог подняться. В его клешне неведомым образом оказалась плоская фляга.

Брак глотнул, закашлялся, невольно вспомнив штормовой спуск с плато, после чего отобрал емкость и присосался всерьез. Его колотило от холода, но голова была на удивление ясной.

Подошел младший Жердан, бесцеремонно оттянул штаны калеки. Осторожно заглянул внутрь, после чего радостно заорал:

– Чисто!

– О-о-о! – довольно прогудел средний. – С прибытком меня.

Хмурый охотник покачал головой, но руку в карман опустил. Выгреб жменьку звенящей мелочи, сыпанул в протянутую ладонь и ушел к костру.

– Кто еще ставил? – рявкнул старший Жердан, принимая у брата свою долю. – Шарк, а ну стой, республиканское…

– Отродье, – ласково завершил фразу младший, сцапав мелко семенящего к корме старика. Тот поник и покорно полез за пазуху.

– Малец точно не обгадился? – с подозрением спросил Шаркендар, подслеповато пересчитывая монетки.

– С-сам проверь, старая плесень, – сипло пробормотал Брак, отлипая от горлышка. – П-после твоей готовки неделю срать не сможешь.

Жерданы охотно заржали. Кандар хлопнул калеку по спине, вызвав у того приступ захлебывающегося кашля, и повел к костру, отогреваться.

Мрачный старик, ругаясь сквозь зубы, принялся крутить ворот лебедки, сматывая раскинувшуюся по палубе сеть. Далеко выдвинутая за борт стрела крана тоскливо скрипела и содрогалась. Раскон хмыкнул, подкрутил усы и скомандовал сниматься с якорей.

– И к чему это было? – спросил оклемавшийся Брак у сидящего рядом Кандара. Холод реки выветрился из тела, отступив под натиском одеяла и тепла горящей жаровни, но сжимающие кружку с обжигающе-горячим напитком руки все еще ощутимо дрожали.

– Традиция, – пожал плечами сероглазый, ковыряясь в клешне длинным прутком.

– К шаргу такие традиции, – пробормотал калека, отхлебывая кислое варево. – Я там чуть не подох. В чем смысл вообще?

Горжа покинула заводь и уверенно набирала ход. Бусинки плотов один за другим покидали место ночевки, увлекаемые подрагивающей от напряжения веревкой.

– В этом и смысл. Ну, вроде как, вода чиста, и чтобы пользоваться ее милостью и стать своим для горжеводов, нужно смыть с себя земную грязь. Я сам не сильно разбираюсь.

– И тебя тоже?

Кандар усмехнулся и мечтательно окинул реку взглядом.

– Как я орал... Проклинал этих ублюдков по всему их семейному дереву. Раскалил клешню и прожег плащ Жердану, который средний, он на меня до сих пор обиду сводит. Нес всякую дурь, какая в голову пришла, пока не сбросили. Потом еще в воде уплыть пытался, пока не выдохся.

Брак опустил взгляд. Ему самому сопротивляться в голову не пришло, да и протеза при нем не было. Осознал, что шансов нет, смирился и ухнул на дно. А сероглазый упирался до конца.

– Ты бы слышал, что он нес, малец, – подсел к костру запыхавшийся Шаркендар. – Сначала орал, что он наследный принц с Талензы, затем грозился третьим лиорским флотом, где у него дядя служит. Под конец даже клановых приплел, что братья за него отомстят и вырежут весь запад.

Кандар хохотнул и ударил клешней по колену. Поморщился от боли и принялся растирать ушибленное место здоровой рукой.

– Я бы еще не такое нес, если бы меня топить собирались. Наверняка у меня в знакомых нашелся бы какой-нибудь канторский головорез, – буркнул калека. – Сообразил вовремя, что это все не просто так.

– Брешешь, малец.

– Брешет, – улыбнулся сероглазый, – Зря злишься, Брак. Хорошая традиция, и работает отлично. Куда надежнее сразу посмотреть, как человек себя в полной заднице поведет, чем неделями его обнюхивать, пытаясь по запаху определить, гнилой он или нет. Полгода назад один к нам нанимался, с виду – нормальный горжевод, языком чешет – заслушаешься. А как топить начали, решил, что мы ловцы. Стал обещать втрое поверх награды за свою голову, если отпустим. Он в Троеречье крупно проворовался и чью-то дочь зарезал, хотел с нами следы спутать. Мутная история.

– И что с ним сделали? – с любопытством спросил механик. – Сдали в Троеречье?

Собеседники недоуменно на него посмотрели, а проходящий мимо Жердан поперхнулся пивом.

– Взяли деньги и отпустили, у него при себе были, – пояснил Кандар. – Сам же предлагал. Кто мы такие, чтобы мешать пока еще свободному человеку вляпываться в дерьмо на своем жизненном пути?

Брак согласно кивнул. Шаркендар, кряхтя, поднялся и пошел сменять Раскона за рычагами.

– А как к этой замечательной традиции относится ваш капитан?

– Наш капитан, – поправил Кандар и усмехнулся, – Он ее и придумал. Фальдийцы горазды залезть тебе в голову, у них иначе не выжить. Потом Жерданы подвели под это свою многоумную теорию, вся суть которой сводится к тому, что говно не тонет. А я уже от себя добавил про речных духов и прочее, даже Раскон одобрил.

– Шалвах! – неожиданно рявкнул над ухом Брака подкравшийся Жердан отчего калека едва не опрокинулся со стула.

– Шалвах! – вторило ему с разных концов плота.

– Пробирает, да?– с затаенной гордостью пояснил Кандар. – Моего брата так зовут. Звали.

Он помрачнел, опустил голову и уставился взглядом на угли.

– Кочевники? – сочувственно спросил Брак.

Сероглазый молча кивнул. Он отложил пруток и задумчиво наблюдал, как новый механик облачается в просохшую одежду, надолго задержав при этом взгляд на расписанном закорючками протезе ноги.

Брак закончил одеваться, застегнулся и, помявшись, сказал:

– Спасибо, что тогда в мастерской прикрыл. Я отплачу.

Кандар мотнул головой, сгоняя с лица мрачное выражение, улыбнулся и ответил:

– Проставишься на озере. Или клешню мне разрисуешь, тоже хочу, чтобы красиво. Я тебе тоже задолжал. Никогда не видел, чтобы человек настолько спокойно на дно уходил. Даже Раскон впечатлился, хотя и не показывает этого. Ни одного лишнего движения, так и висел там, пока не подняли.

– Перепугался до усрачки, пошевелиться не мог, – соврал Брак.

Сероглазый насмешливо кивнул.

– Я так и понял. Но рыжий все равно впечатлился, а это значит, что часть славы от твоих чистых штанов заслуженно принадлежит мне.

– Смотри, не утони в ее блеске, – улыбнулся Брак. – Других штанов у меня нет и повторять свой подвиг я в ближайшее время не планирую.

– Это ты так думаешь, – цокнул языком Кандар и поднялся. – На дне ты уже был, пора взлететь в небеса.

День плыл к вечеру степенно и неторопливо, до мелочей повторяя вчерашний, как и сама “Карга”, которая неспешно подминала под себя водную гладь речушки, двигаясь на запад. Изрядно набравшийся Шаркендар уже успел выдать первые порции сальных шуточек с верхотуры, Раскон сменил цветастый халат на другой, еще более отвратительный взгляду, а окончательно оклемавшийся от утреннего ритуала Брак все никак не мог решиться.

– Ты же понимаешь, что все равно придется туда лезть? Можешь в контракте почитать, там ближе к концу про это накарябано.

– Я беру свои слова обратно, – мрачно буркнул калека, – Три ведра шарговой блевоты тебе в глотку вместо озерных кабаков и моей благодарности. Теперь я знаю, зачем ты заступился.

– Ты легче меня, младше, сводишь хуже и тебя не жалко. К тому же, у тебя уже есть опыт, если в истории про цеп есть истины хоть на чешуйку, – Кандар приглашающе похлопал по кривоватому скелету кресла с высокими подлокотниками, на сиденье которого кто-то заботливо уложил пухлую синюю подушечку с затейливой вышивкой, – Ты считал, что тебя наняли за талант механика и мозги, но на самом деле всем нужны лишь твои красивые глаза и крепкая задница. И теперь самое время проверить их в бою, доказать свою полезность не словом, но делом.

Брак в очередной раз оглядел конструкцию, тоскливо посмотрел в затянутое низкими облаками небо и поежился. Шатнул рукой рычаг управления подачей эйра, бестолково крутанул вентиль на трубке и в пятый раз заявил:

– Это не флир. Это внебрачная помесь… – он замялся, подыскивая сравнение, но сдался и махнул рукой, – Это что угодно, но не флир.

– Я сразу понял, что с тобой на горже будут одни проблемы. Первое настоящее дело, а от тебя уже негативные волны расползаются по палубе. Оно летает? Летает. Человека поднять может? Может. Значит – флир. Даже управлять им можно, в какой-то мере.

– Драк тоже может поднять человека, – возразил Брак. Лезть в сиденье ему отчаянно не хотелось. – Если выстрелить в драка из скраппера – он упадет, а если ударить кувалдой – взлетит. Можно ли считать, что драк это тоже флир? И сведено через задницу криворуким неучем, тут швы от плевка расползутся.

Кандар тяжело вздохнул, выразительно посмотрел на нового механика и покачал в воздухе протезом руки.

– Прости, вырвалось, – Брак извиняюще пожал плечами, мысленно кляня себя за длинный язык. Ему самому вдоволь пришлось хлебнуть оскорблений по поводу увечья, и ненароком обидеть нового знакомого было невероятно стыдно. – Это… Этот флир не выглядит надежным. Вот тут можно раму укрепить, ремень добавить, да и трубку покрепче закрепить.

– Раскон сказал то же самое, затем посадил меня в кресло и заставил лично испытать. Как видишь – пока живой, и даже не приходится расплачиваться за гравку. Они здесь ценятся куда дороже, чем у океана, так что это убожество влетело нашему капитану в солидную сумму.

– И сколько раз ты уже… – Брак замялся, не будучи уверен, можно ли называть полетом использование странной конструкции.

– Болтался на веревочке приманкой для драков, неистово напрягая задницу и ломая глаза? – развеял его сомнения Кандар и задумчиво поднял глаза к небу. – Семь… Восемь…Чуть меньше сотни.

– Дерьмо.

– Теперь ты понимаешь, насколько я счастлив?

– Уверен, что скоро пойму.

Брак, путаясь в ремешках, полез в кресло и принялся неумело пристегиваться. Поелозил, приноравливаясь к чрезмерно широкому сиденью, и в очередной раз потянулся к идущему от бака вентилю. Кандар хлопнул по его руке ладонью, лично закрутил подачу до упора и усмехнулся:

– В первый раз жутко, во второй раз страшно, в третий – боязно.

– А в четвертый?

– А на четвертый раз заканчивается оплаченное время и тебя вышвыривают из борделя.

Надежно зафиксированный ремнями, Брак чувствовал себя неуютно. Осознавать, что в скором времени единственное, что будет стоять между ним и увлекательным падением с высоты пары сотен человеческих ростов – это гудящая в подвешенном над головой металлическом шаре гравка, было жутко. Даже до начала, собственно, первого раза. Чтобы успокоиться, он насколько мог спокойно спросил:

– И что я должен искать? Подозреваю, что кроме верхушек деревьев сверху ни шарга не видно.

– Так и есть, особенно по первости, – ответил сероглазый. – Даже реку толком не разглядишь, только отблески среди крон, ну и на излучинах видно. А все остальное – сплошная зелень, скалы и еще немного зелени.

Брак хмыкнул и демонстративно потянулся к застежке ремня, наискось идущего поперек груди.

– По первости, – уточнил Кандар. – Потом научишься интересное подмечать, если выживешь. Ищи все, что выбивается из общей картины. Листва темнее – паутинницы. Нет деревьев, вокруг скалы – могут быть улитки, гнезда кушварок. Вырубки, другой оттенок листвы, странные цвета – запоминай все. Потом, как спустишься, попытаемся разобраться. Я вообще на пластине отметки делаю, чтобы направление не потерять, но по своему опыту могу сказать – в первый раз тебе будет не до этого. И во второй тоже.

– Спускаться как?

– Гравку не усыпляй вообще, даже не вздумай. Она тугая и сонная, если уснет – хана. Вот тут флажок лежит, – сероглазый вытащил из под кресла красную тряпку на кривой ветке и помахал ей перед носом Брака, после чего убрал обратно. – Когда захочешь вниз, сигналь, спустим.

Жалобно скрипнуло кресло у пристройки. Раскон, проминая шагами тонкий металл палубы, подошел к механикам и замер рядом с флиром, заложив руки за пояс. Вид он имел задумчивый и недовольный.

– Еще минуту, Рас. Так, что еще… Канат, сигнал, отметки, драки… – скороговоркой пробормотал Кандар. – Драки. Брак, на каждую минуту, которую ты тратишь разглядывая землю, ты должен тратить полминуты на небо. Вглядываться так, как будто от этого зависит не только твоя жизнь, но и жизни всех на горже. Любая птица, любая точка на горизонте может оказаться летающей тварью размером с сарай. Если увидишь – сразу сигналь.

– Гхм.

– Окуляр пока не нужен, там уметь надо и привычку иметь.

Кандар выбил стопор из под сиденья, перепроверил крепеж тянущегося к лебедке каната из туго переплетенных паутинных волокон, после чего хлопнул будущую жертву изобретения лесных механиков по плечу и отошел к вороту.

Брак прислушался к гудению крохотного компрессора под своей задницей, невольно отмечая подозрительное, едва слышное постукивание в недрах устройства, после чего с тяжелым вздохом взялся за торчащий между бедер рычаг. Когда они с Расконом обсуждали детали и условия предстоящего сотрудничества, он не мог не отметить один из пунктов договора. В нем крохотными, осыпающимися свежей окалиной буквами было указано, что новому члену команды “Вислой Карги”, помимо исполнения обязанностей плотового механика, немного повара, чутка рулевого и совсем капельку – охотника, предстоит работать “капитаном предоставленного нанимателем летающего средства передвижения”. Калека на подозрительный пункт указал и задал сам собой напрашивающийся вопрос, а в ответ получил от Кандара заверение в том, что рыжий фальдиец всегда прописывает в договорах разное странное, благодаря чему он богат, известен и капитан, а ты соглашайся и не морочь голову, третий час сидим. Брак внял и отпечаток пальца поставил, едва не продавив тонкий металл договора насквозь, с непривычки.

Теперь же, ерзая в неуютном кресле под выжидающим взглядом Раскона, он стискивал побелевшими пальцами шершавую трубку рычага, тугую и неподатливую, и все никак не мог решиться. Небо пугало калеку куда больше, чем он мог признаться даже самому себе. Но пути назад не было, правила у лесовиков простые и прямолинейные до крайности. Если уж назвался летуном – соответствуй. Если соврал, то мало ли, где ты еще соврал? Река глубокая, места глухие, а лесные обитатели всегда рады возможности лишний раз перекусить.

– Гхм.

Рычаг невольно пошел вниз, гравка разразилась истошным металлическим треском. Флир подпрыгнул на месте, отрываясь от палубы, басовито задребезжали паутинки обвязки. Калека от неожиданности дернулся, пытаясь удержать равновесие, вцепился руками в первое, что попалось под руку. Возмущенный таким обращением рычаг скрипнул и внезапно провалился куда-то вниз, до упора. Казавшаяся излишне мягкой подушечка обернулась каменной твердости сапогом, отвесившим увесистый пинок по заднице начинающего летуна, ветер выбил из глаз слезы, уши заложило, и Брак устремился в небо, сопровождаемый горестным, все удаляющимся воплем Кандара:

– Пла-а-а-а-вн…

Наверное он орал. Может быть даже истошно, надрывно, до того мерзостного состояния, когда сутками потом разговариваешь хрипло, будто спросонья хлебнул неочищенной отработки, перепутав бутылки в кабине. Болтающийся на огромной высоте Брак уже ни в чем не был уверен, он, зажмурившись, судорожно стискивал онемевшими руками и ногами трижды проклятое шаргом и всеми его детьми кресло, ощущая, как из его жизни разом уходит все, к чему можно было бы применить эпитет “надежный”.

Стоило отдать должное создателю шаргового механизма, свое творение он продумал с расчетом на то, что пользоваться им будет либо полнейший идиот, либо вопящий, парализованный от ужаса идиот. Когда кресло достигло той высоты, откуда прямоугольник горжи запросто можно было бы уместить на ногте большого пальца вытянутой руки, паутинный канат загудел и плавно натянулся, потянув за собой рычаг подачи эйра. Тот лязгнул и провернулся, едва не выбив Браку плечо, гравка загудела куда как тише, а металлическое дребезжанье исчезло совсем.

Открыть глаза парень решился далеко не сразу – непослушные веки упрямо отказывались повиноваться. Ледяной ветер был настолько сильный, что яростная степная поземка, пыльная и сдирающая краску с кузовов траков, казалась на его фоне легким прибрежным бризом. Ветер разбивался об лакированную кожу куртки, насквозь продувал подсунутую опытным Кандаром вязаную маску на лице, выл в ушах громче целой стаи степных волков, заглушая работающий над головой эйнос. Хлипкую конструкцию мотало из стороны в сторону, пробуждая воспоминания о пьяном вдрызг Джусе и его фривольном обращении с рычагами на рассеянных перегонах, ноги болтались над пустотой…

А потом Брак все-таки решился приоткрыть глаза. Чуть чуть, крохотную щелочку между ресницами, просто чтобы зрение тоже внесло свой голос в нестройный вопящий хор других органов чувств, наперебой орущих о том, что парень все еще жив. Надрывно кричащих о том, что происходит нечто странное, пугающее и противоестественное, о том, что человек должен твердо стоять ногами на земле, либо, в крайнем случае, на устойчивой палубе горжи или многоколесной степной техники. Но никак не болтаться на огромной высоте, когда единственное, что удерживает тебя от падения, – сведенный незнамо кем летающий стул на веревочке.

Приоткрыл… И против воли распахнул во всю ширь, разглядев сквозь мгновенно выступившие слезы открывшуюся перед ним картину.

Море. Океан. Бесконечный, неохватный океан колышущейся листвы. Светло-зеленой, изумрудной, местами даже бирюзовой и палево-серой, там, где высились обломанные зубья поросших растительностью скал. Безумное, пестрое сочетание несочетаемого, сотни всевозможных оттенков, причудливо сплетающихся в бескрайнем ковре леса. Тонкая, изжелта-зеленая полоска степи на горизонте, едва различимая в просветах среди низко нависших над землей рваных облаков и скрывающаяся в затягивающей горизонт дымке.

А с другой стороны… С другой стороны высились они – горы. Все еще далекие, настолько, что их присутствие скорее угадывалось, чем ощущалось, но величественные, подавлявшие волю самим своим существованием. Казалось бы, можно ли ощутить себя более ничтожной и крошечной частицей мира, чем когда ты висишь на высоте один на один с бескрайним миром? Как оказалось, можно. Достаточно при этом просто видеть горы.

Забыв про указания сероглазого, забыв про драков, про нетерпеливо стучащего ногой по палубе рыжего фальдийца в дурацком халате и необходимость что-то там высматривать внизу, Брак просто висел в пустоте. Вцепившись в подлокотники, утирая слезящиеся глаза и до боли в шее крутя головой, он висел на дурацком летающем кресле, привязанном веревочкой к ржавому речному плоту. И, наверняка, орал. Истошно, надрывно, до того мерзостного состояния, когда сутками потом сипишь, как старый, ржавый компрессор в траке распоследнего кланового алкана.

Но на этот раз он орал от восторга.

– Спускаем?

– Рано, пусть еще чутка поболтается, – Кандар вгляделся в небо, где трепыхалась едва видимая черная точка. Красного не было. – Если сразу не схватился за флажок, то его оттуда теперь не оттащишь.

– Как и тебя, малец. Как и тебя. Эх, если бы не возраст, пошел бы в летуны. Бороздил бы сейчас небесные просторы, а не потасканных бордельных девок и вонючую реку.

– Кто тебе мешает? Кашевары нужны даже на цепах, хотя там они называются по-другому и готовят не в пример лучше. – Сероглазый цокнул языком и сочувственно покачал головой, – Ничего тебе не светит, старый.

– Иди в задницу, культяпка. – обиженно буркнул Шаркендар и взялся за рукоять ворота, – Где эти трое, когда они нужны? Целыми днями глушат пиво и всякой дурью маятся, а нам тут потеть.

Напару с присоединившимся к нему механиком, они со скрипом принялись наматывать на барабан уходящую в небо паутинку. Петли ложились неохотно, летающий наблюдатель явно не собирался так просто расставаться с небом и упирался изо всех сил.

– Я бы им не завидовал, – бросил влажно прошлепавший мимо Везим.

Охотник был мокрый с ног до головы, в волосах застряли тонкие, длинные нитки зеленоватых водорослей. Вылез из воды он совершенно бесшумно, словно тот самый таинственный речной дух, и наверняка мог бы напугать своим видом не одну впечатлительную натуру. Но таковых на “Карге” не было, а к чудаковатому поведению Везима давно привыкли.

– Есть? – с надеждой подлетел Жердан Младший.

– Есть.

– Грызень? Улитки? Эээ…

– Скальники?

– Фелинфы, – невнятно ответил присосавшийся к кружке с пивом охотник. – Дфа.

– О-о-о!!! – хором протянули восхищенные братья. – Охота!

Шаркендар сплюнул на палубу коричневой слюной и налег на ворот.

С неба неторопливо спускался недофлир с притихшим Браком.