Фам фаталь

Глава 11

Только начала раскладывать вещи по местам, как раздался стук в дверь. Сначала я решила, что вернулась дежурная по этажу, и хотела без разговоров послать ее подальше. Потом сообразила, что стук был чересчур деликатным для такой решительной дамы, как она, и крикнула:

– Войдите!

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель бочком протиснулась пожилая женщина. Увидев царивший в номере беспорядок, она замерла в растерянности.

– Я, кажется, не вовремя, – пробормотала дочь Галлера, испуганно озираясь по сторонам.

– Не обращайте внимания! – воскликнула я, сгребая с кресла одежду и швыряя ее в чемодан.

Вероника Галлер озадаченно проследила за полетом разноцветного вороха, потом перевела взгляд на меня:

– Вот, шла мимо и решила зайти. Вы оставили свой адрес и сказали, что в случае чего...

– Садитесь, пожалуйста, – торопливо пригласила я.

Она опустилась на краешек кресла, поставила сумку на колени и крепко сжала ее руками.

Понимая, что пришла она не просто так, я с надеждой спросила:

– Удалось что-то вспомнить?

Вероника Валерьевна покосилась на меня и с легкой нотой раздражения процедила:

– Я же говорила, нечего вспомнить. Я почти ничего не знаю об отце. Он ушел из жизни, когда я была совсем крохой.

«Вспомнить ничего не можете, рассказать нечего, но зачем-то вы пришли ко мне», – подумала я, задумчиво глядя на нее.

Вероника Валерьевна потеребила застежку сумки и нервно выпалила:

– Может быть, я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, что вас интересует отнюдь не биография отца, а его картины. Вы, как и те, другие, что приходили до вас, хотите знать, куда они делись.

– Ну в этом нет ничего странного, – осторожно промолвила я. – Ваш отец был великим художником, и исчезновение его картин не может не волновать людей, болеющих душой за наше культурное наследие. Если вы можете помочь...

– Я же сказала, что ничего не знаю! – уже не скрывая раздражения, прервала меня она.

– Может, стоит расспросить свою мать?

– Мама ничего вспоминать не хочет. На ее долю выпали такие испытания... И потом... Если даже она и знает, что произошло с картинами, ни слова не скажет. После всего, что случилось с ней и отцом, мама обижена на весь белый свет. Да и как я могу спросить, если после вашего визита она со мной не разговаривает? Сердится, что я ослушалась и впустила вас в дом.

– Я ей не понравилась?

Дочь Галлера слабо махнула рукой:

– Дело не в вас. Просто после возвращения из лагеря мама замкнулась и не хочет никого видеть. Раньше она такой не была. Правда, этого я тоже не помню, но мне тетка-покойница рассказывала.

– Жаль, что ваша матушка заняла такую позицию. Никто лучше нее не знал вашего отца, и она могла бы оказать мне неоценимую помощь....

– Из-за этого я сюда и пришла, – перебила меня Вероника Валерьевна. – У меня есть фотография. Но даром ее я не отдам! Хотите получить – платите!

– Я и не отказываюсь! Что за фото?

Женщина не ответила. Она смотрела в пол остановившимся взглядом и разговаривала сама с собой:

– Когда вы начали расспрашивать маму о той картине, я вспомнила, что видела похожую фотографию. Много лет назад я нашла ее среди старых бумаг отца. В детстве я, знаете ли, была любопытная, любила рыться в шкафах, а там иногда попадались очень интересные вещи. Меня поразило изображение голой женщины. Я забрала его с собой и подолгу рассматривала, ведь ничего подобного я никогда прежде не видела. Честно говоря, если б не вы, я и не вспомнила бы о нем. Все произошло так давно! А тут стою, слушаю ваш с мамой разговор и удивляюсь. Надо же! Какое странное совпадение! Вы интересуетесь этой картиной, а именно ее фотография хранится у меня среди старых писем.

– Поройтесь хорошенько в вещах. Вдруг еще что найдете. Если остались его записи, рисунки, наброски, сможете их продать...

– Искать бесполезно. Больше ничего нет. Мы с матерью живем в доме отцовской двоюродной сестры. Она забрала меня к себе после ареста родителей. А наши вещи все пропали.

Я понимающе кивнула и попросила:

– Покажите фото.

– Сначала деньги!

Вероника Валерьевна сцепила пальцы на сумке и прижала ее к груди. Похоже, она боялась, что я силой отниму у нее ее сокровище.

– Сколько вы хотите?

– Сто долларов, – выпалила она и упрямо набычилась.

Видно было, что в ее представлении эта сумма выглядела фантастически огромной, а мне стало грустно. Какая ирония судьбы! Дочь художника, за картины которого частные коллекционеры и музеи платят огромные суммы, перебивается на мизерную пенсию и мечтает о ста долларах.

– Хорошо, я заплачу.

Конечно, с точки зрения коммерции я поступала абсолютно неправильно, соглашаясь купить кота в мешке. Но на коммерцию мне в тот момент было наплевать. Вид тщательно отутюженного, но готового расползтись по швам платья и стареньких, начищенных до зеркального блеска туфель задел за живое. Эта старательно скрываемая и все равно выпирающая из всех щелей нищета настолько хорошо знакома мне по годам собственной голодной юности, что я готова была дать ей денег даже за чистый лист бумаги.

Без лишних слов вытащила из кошелька сто долларовую бумажку и протянула Веронике Валерьевне. Она выхватила ее у меня из рук и быстро сунула в карман.

«Бедняга! До чего ж наивная! Хотя бы посмотрела, что дают. Может, фантик от конфеты», – с жалостью подумала я.

В обмен на деньги дочь Галлера вручила мне фотографию. Старый, черно-белый снимок. А на нем изображение все той же женщины с маской.

– Это поможет вам?

– Не знаю, – задумчиво проронила я. – То, что это фото хранилось в вашей семье, еще ничего не значит.

Тут я, конечно, лукавила. Фотография являлась хотя и призрачным, но подтверждением того, что картина и художник каким-то образом связаны. Просто я суеверна и, боясь спугнуть удачу, не хотела говорить об этом вслух.

– Почему вас так интересует именно эта картина? Что в ней особенного?

– Загадка.

– Загадка? – с недоверием повторила Вероника Валерьевна.

– У меня есть основания считать, что эту картину писал ваш отец. В то же время все, даже ваша мать, в один голос твердят, что ничего подобного он не делал. Чем не загадка?

Дочь художника смотрела на меня ничего не выражающим взглядом и молчала.

– Если б я могла доказать, что картина действительно принадлежит кисти вашего отца... или хотя бы узнать, кто на ней изображен, – мечтательно проговорила я.

– И что тогда? – неожиданно оживилась моя гостья.

Я улыбнулась:

– Загадка была бы отгадана.

– И на свет появилась бы интересная статья, за которую вы получили бы деньги.

– Получила бы, – согласилась я, не вдаваясь в подробности, о какой сумме и за что идет речь.

Вероника Валерьевна минуту подумала и предложила:

– А если я познакомлю вас с одним человеком? Он близко знал моих родителей в молодости. Вам будет это интересно?

– Конечно!

– Даром ничего делать не буду! Вы должны заплатить!

Женщина так разволновалась, что у нее задрожали руки, а на скулах вспыхнули два алых пятна.

Предложение казалось заманчивым. Появлялась возможность больше разузнать о прошлом семьи Галлеров и, если повезет, откопать необходимые для дальнейшего расследования факты. А кроме того, представлялся благовидный предлог, не задевая чувств двух пожилых женщин, помочь бедствующей семье. Сентиментальность мне несвойственна, и на жизнь я смотрю без розовых очков, но эта явная несправедливость меня тронула.

– Еще сто долларов, – твердо заявила Вероника Галлер и, вздернув подбородок, вызывающе посмотрела мне в глаза.

Я усмехнулась и пожала плечами:

– Ну что ж делать. Сто так сто! За все приходится платить, никто и ничего даром не отдаст.

Вероника Валерьевна густо покраснела:

– Не думайте, я не хапуга. Просто нам нужны деньги. Очень!

Получив очередную купюру, она оживленно затараторила:

– Я отведу вас к бывшей маминой подруге. Она порядочный человек и прекрасно знала отца. Когда родителей арестовали, она, единственная из всех знакомых, не отвернулась от меня. Тетка говорила, что мы с ней здорово бедствовали первые годы. Конечно, мы и потом не жили богато, но тогда приходилось особенно тяжело. Тетке пришлось уйти с работы. Ей, как родственнице врага народа, запретили преподавать в школе. Мы остались без средств, а нужно было не только меня кормить, но и матери в лагерь посылки слать. Только благодаря Ольге Ильиничне, которая и со мной нянчилась, и материально помогала, тетка сумела поставить меня на ноги. Да и позже, когда я выросла, она меня не забывала. А потом вернулась мама и запретила нам видеться. Если отец рисовал ту картину, тетя Ольга обязательно об этом знает. Она человек бесхитростный, таиться не станет и расскажет все, что знает.

Я почти поверила, что судьба решила проявить ко мне благосклонность и подбросила козырную карту, как везение кончилось. Едва мы спустились на первый этаж, как сбоку вынырнул Максим и устремился к нам.

– Чтоб тебе пусто было! – прошептала я. – Шагу ступить нельзя, чтоб на тебя не наткнуться!

– Анна! Где вы были весь вчерашний день? Я к вам несколько раз стучался, хотел пригласить на прогулку, и каждый раз дверь оказывалась запертой. Честно говоря, я начал волноваться.

– С какой это стати? – холодно удивилась я.

– Ну как же! Все выглядело так странно! Никто не видел, чтобы вы выходили из номера, ключ от комнаты не сдавали и на стук не отзывались. Я решил, что с вами приключилась беда. Красивая женщина, ночует одна, мало ли что могло произойти...

– Ровным счетом ничего! Эта женщина привыкла спать одна и способна в случае чего за себя постоять. А отсутствовала она потому, что у нее были дела.

– Ваше журналистское расследование, – понимающе кивнул Максим. – Удалось откопать что-нибудь интересное?

Он перевел задумчивый взгляд на мою молчаливую спутницу. Я сочла такой поворот в разговоре опасним и мысленно чертыхнулась, хотя винить могла только себя. Это ж надо так расслабиться, чтобы самой подставиться под неприятный вопрос. А теперь этот нахал, если его не остановить, пиявкой присосется к Веронике Валерьевне и вытянет из бедняжки всю подноготную. Не скрывая неудовольствия, я пробурчала:

– Об успехах говорить пока рано.

Подхватив дочь Галлера под локоть, я сделала попытку пробиться к выходу, но Максим мне такой возможности не дал. Он расцвел своей самой обаятельной улыбкой и твердо заступил нам дорогу:

– Анна, увидев вас живой и невредимой, я так обрадовался, что забыл все правила хорошего тона. Кто эта очаровательная дама? Познакомьте же нас!

– Моя тетя, – обреченно объявила я, молясь всем святым, чтобы Вероника Валерьевна не вздумала опровергать это смелое заявление. К моему неописуемому удивлению, она приняла мои слова как должное и возражать не спешила. Молча стояла рядом и с легкой улыбкой разглядывала парня.

– Надо же! А я и не знал, что у вас в этом городе имеются родственники!

– Естественно. Мы с вами только вчера познакомились. Подозреваю, вы еще многого обо мне не знаете.

Не дожидаясь ответной реплики, я схватила обалдевшую Веронику Валерьевну за руку и потащила к выходу. Как я и предполагала, Максим растерялся лишь на мгновение, а потом ринулся следом.

Буквально в дверях мы лицом к лицу столкнулись с Леной. Увидев нас, горничная повела себя странно. Покраснела, низко наклонила голову и, забыв поздороваться, поспешно прошмыгнула мимо. Я не стала останавливаться и окликать ее. Времени не было, сзади нас уже настигал Максим, но удивиться мимоходом успела: «Что это с ней?»

Максим догнал нас уже на крыльце и, пристроившись рядом, обиженно заканючил:

– Анна, куда же вы? Не успели мы встретиться, как вы снова убегаете.

– Извините, Максим, но у нас с тетушкой неотложные дела, – бросила я, не замедляя хода, и потащила Веронику Валерьевну дальше.

– Возьмите меня с собой, – с обаятельной мальчишеской улыбкой предложил он. – Мне все равно делать нечего, а вам со мной будет веселее.

– Там, куда мы направляемся, веселье без надобности.

– Да? И куда же вы идете?

– В городскую баню, – отрезала я и поволокла свою спутницу дальше.

– Вы были с ним так неприветливы. Почему? Он производит впечатление очень симпатичного молодого человека, – заметила Вероника Галлер, едва мы свернули за угол гостиницы.

– Именно из-за этого впечатления, – презрительно фыркнула я.

Вероника Валерьевна понимающе хмыкнула:

– Вы не доверяете чересчур красивым молодым людям.

– Точно! – не стала скрывать я.

Дочь Галлера энергично кивнула:

– И правильно делаете. Я им тоже никогда не верила. – Потом она вдруг хихикнула и еле слышно добавила: – Однако это не мешало мне их любить.

Перехватив мой удивленный взгляд, смущенно пожала плечами, как бы извиняясь за слабость собственной натуры.

Я достала из кармана ключи и приглашающе указала на машину:

– Садитесь. Давайте выбросим из головы всех этих навязчивых молодых людей и отправимся к Ольге Ильиничне.

– Мы поедем на этом авто? – восхитилась Вероника Валерьевна.

– Конечно! Не пешком же нам ходить, раз есть средство передвижения. Или вы против?

– Нет, как можно! Такая красавица! Просто Ольга Ильинична живет совсем рядом, тут и двух кварталов не будет... Стоит ли гонять машину, если можно пройти пешком?

Я видела, каким шалым блеском горят ее глаза, и понимала, что отказывается она просто из вежливости. Решительно распахнув дверцу, воскликнула:

– Конечно, стоит!

Вероника Валерьевна уселась рядом со мной и восторженно, почти молитвенно, прошептала:

– Красавица!

Кончиками пальцев она осторожно коснулась сначала руля, потом нежно погладила кожаное сиденье. Неожиданно движение ее руки замедлилось, и уже совсем другим, вполне прагматичным тоном дочь Галлера спросила:

– Дорого стоит?

Вопрос застал меня врасплох.

– Как смотреть... – неопределенно ответила я. – Есть, конечно, и подороже, но эта тоже немало тянет.

Она помолчала, задумчиво глядя перед собой, потом спросила:

– А если б, к примеру, продать картины моего отца... Если бы они уцелели, конечно! Хватило бы вырученных денег на такую машину?

Сдерживая нервную дрожь, я через силу засмеялась:

– Его картины высоко котируются у ценителей. На сегодняшний день несколько работ хранится в Русском музее, еще какое-то количество – в частных коллекциях. Все это крохи, и потому цена на них высока. Если взяться за дело с умом, то можно выручить очень впечатляющую сумму. Уж на такую машину, как моя, ее точно хватило бы.

Вероника Валерьевна слушала меня с горящими глазами, а когда я замолчала, с удовлетворением выдохнула:

– Значит, он действительно был хорошим художником! За плохие картины столько не заплатят!

Я растерянно моргнула, а она пояснила:

– Тетка мне с малых лет твердила, что у отца был великий талант. Я ей не особенно верила. Сама я в живописи не разбираюсь, картин отца никогда не видела. Честно говоря, я всегда думала, что она так говорит потому, что любит его и хочет утешить меня. Должно же быть у ребенка хоть что-то светлое в его беспросветной жизни. Но вы, Анна, приехали из Москвы! Вы образованная! И если вы утверждаете, что на них можно было бы купить такую машину... Я счастлива! Мне есть чем гордиться!

Мы уже довольно долго сидели в машине, нужно было трогаться с места, но я не могла заставить себя повернуть ключ зажигания.

– Вероника Валерьевна, мне очень хочется встретиться с подругой вашей матери...

– Но вам не очень удобно ехать прямо сейчас, – понимающе кивнула она.

– В общем... Да, неудобно!

Вероника Валерьевна подняла на меня глаза и тихо спросила:

– Возникли какие-то сложности?

Сложности действительно возникли. В лице Максима. Возможно, я страдала излишней мнительностью, но ехать к знакомой Галлеров после встречи с ним мне расхотелось. К сожалению, поделиться с Вероникой Валерьевной своими смутными подозрениями я не решалась. Мои откровения могли ее испугать, и она вообще отказалась бы от общения со мной. Осторожно подбирая слова, я пустилась в объяснения:

– Не то чтоб сложности... Все нормально, и в принципе мы можем отправляться хоть сию минуту, однако... если б мы могли бы навестить вашу знакомую в другой день...

– Нет проблем! В любое удобное время, – торопливо перебила меня она, положив таким образом конец моим мучениям.

Облегченно вздохнув, я выпалила:

– Тогда завтра. Во второй половине дня.

– Отлично. Так лучше и для меня. Сегодня я уже долго отсутствую, и мама наверняка волнуется. А мне еще на рынок нужно забежать...

– Я вас отвезу.

Теперь наступила ее очередь пускаться в извинения:

– Не нужно! Рынок я просто так упомянула... без задней мысли... Я и сама справлюсь.

– Все нормально. Отвезу, подожду, пока все купите, и доставлю домой, – объявила я и, не слушая робких протестов, повернула ключ зажигания.

Машина тихо заурчала и мягко тронулась с места. Вероника Валерьевна моментально забыла все сомнения и восторженно воскликнула:

– Ну что за чудо! Была б возможность, я бы тоже такую купила! Получила бы права и целыми днями гоняла по окрестностям.

Услышав это, я не сдержалась и прыснула. Мне нравилось ее жизнелюбие. Этакий неунывающий Оловянный солдатик, стойко выдерживающий удары судьбы и, несмотря ни на что, не теряющий интереса к жизни.

– Думаете, я выжила из ума?

Я не успела возразить, как она поникла и грустно прошептала:

– Наверное, вы правы. Выжила! У меня нет денег на самое необходимое, а я мечтаю о дорогой игрушке.

Утешить мне ее было нечем, и я ограничилась тем, что ободряюще потрепала по плечу. В этот момент мы как раз проезжали мимо гостиницы, и я не преминула поискать глазами Максима. На крыльце никого не было.

Посещение рынка оказалось недолгим. Несмотря на то что Вероника Валерьевна получила от меня деньги, скудные покупки уместились в небольшой тряпичной сумочке. Перехватив мой взгляд, она с кривой усмешкой пояснила:

– Я должна экономить. Конечно, та сумма, что вы мне дали, для нас очень значительна, но, если я буду шиковать, надолго ее не хватит.

Устроившись на сиденье, она поставила сумку у ног и мечтательно продолжала:

– Если б у меня были картины отца... если б они не пропали... я продала бы их и забот не знала. Можно было бы не экономить и жить в свое удовольствие. Маме купила бы новый телевизор! Она смотрит его днями и все время сердится. Он у нас старенький и почти ничего не показывает. А сама бы я поехала в туристическую поездку. Мечтаю побывать за границей. С детства мечтаю!

Неожиданно запал иссяк, и она с тихим сожалением закончила:

– Только картин у меня нет, хотя никто в это и не верит. Все ходят, выспрашивают...

– Кто ходит? – моментально насторожилась я.

– Да так... Разные все люди. Коллекционеры, работники музеев. Вот вы были у нас днем, а вечером сотрудница местного музея приходила, – рассеянно откликнулась она, не отрывая задумчивого взгляда от дороги.

– И что хотела?

– Про картины расспрашивала. Сначала долго распространялась, какую ценность они представляют для нашей культуры, потом начала допытываться, нет ли у нас каких предположений по поводу их судьбы. Но мне показалось, что дело совсем в другом. Она думает, что картины спрятаны у нас в доме. Иначе с чего бы ей призывать нас к осторожности и предостерегать от нечистоплотных охотников за произведениями искусства? В конце концов я не выдержала и прямо сказала: «Девушка! И чего вы все сюда ходите? Сами подумали бы... Разве бы мы с матерью так нищенствовали, будь у нас эти картины? Да мы бы их, не раздумывая, продали!»

– Она предлагала купить у вас картины?

– Нет, конечно! О покупке и речи не было!

– А что за женщина приходила?

– Да самая обычная! Худенькая, рыженькая... А почему вы спрашиваете? Думаете, она не из музея? Аферистка? Только зачем мы ей? У нас ничего ценного нет! – всполошилась Вероника Валерьевна.

– Если рыженькая, значит, точно из музея, – поспешила успокоить ее я. – Рыженькая у них директриса. Большая энтузиастка своего дела!

Это я вслух сказала, а про себя подумала: «Слишком большая энтузиастка! Мне из осторожности и словом не обмолвилась о семье Галлеров, а сама в тот же вечер отправилась к ним домой. Похоже, коллеге по имени Нонна все-таки удалось посеять в ее душе озабоченность по поводу моего появления в городе».

Веронику Валерьевну я довезла только до начала переулка. Дальше она, твердо отклонив мою помощь, отправилась пешком. По всей видимости, ей хотелось скрыть от матери факт нашей встречи. Настаивать я не стала.

Если бы за мной следили, могло показаться, что я бесцельно колесила по городу, знакомясь с окрестностями и убивая время до ужина. На самом деле я внимательно глядела вокруг, запоминая проезды, тупики и укромные, скрытые от постороннего взгляда места. Попутно проверяла, не тащится ли за мной «хвост». «Хвоста» не обнаружила, а вот с городскими улочками и переулками познакомилась основательно, что в будущем могло оказаться совсем не лишним. Я вполне допускала, что мне придется спешно удирать, и тогда хорошее знание города могло оказаться кстати.

В гостиницу вернулась уже затемно. Холл был пуст, а за стойкой дежурного администратора томился от безделья тощий парень в форменном сюртуке.

– Ты-то мне, голубчик, и нужен, – хмыкнула я и направилась в его сторону.

Я ни минуты не сомневалась, что это и есть тот самый Виталий, что без зазрения совести торговал сведениями обо мне. Во-первых, Лена сказала, что он заступает на дежурство в этот вечер, а во-вторых, я и сама отлично помнила эту прыщавую физиономию с беспокойно мечущимися глазками. Именно этот тип оформлял мне документы на заселение. Мое появление он заметил сразу и скучающим взглядом следил, как я пересекала вестибюль. Но когда до стойки оставалось не больше десяти шагов, вдруг демонстративно углубился в изучение гроссбуха внушительной толщины. Несколько минут я терпеливо ждала, что он прервет свое захватывающее занятие и соизволит заметить мое присутствие. Однако чтение настолько его увлекло, что парень не видел ничего вокруг. Сообразив, что могу так простоять до утра, я решила привлечь к себе внимание. Для начала деликатно кашлянула, но, видно, в своей деликатности я переусердствовала, и он меня не услышал. Тогда я стукнула ладонью по стойке. В тишине вестибюля хлопок прозвучал как выстрел. Администратор вздрогнул и нервно вскинул на меня глаза.

– Слушаю, – проронил он, всем своим видом выражая крайнее неудовольствие.

После общения с местным персоналом у меня возникло стойкое убеждение, что постояльцев гостиницы они рассматривают как противных надоед, беспрестанно пристающих с глупыми просьбами и нарушающих размеренную жизнь обслуги.

Я задушевно улыбнулась и поведала:

– Я живу в двести четвертом номере, и у меня возникла проблема.

Ни один мускул не дрогнул на его костлявом лице. Продолжая сверлить меня презрительным взглядом, он процедил:

– Какая?

– Хотелось бы изложить ее руководству данного заведения. Не подскажете, к кому я могла бы обратиться?

– Директор в отпуске. Будет через месяц.

– А вместо него кто?

– Заместитель, но его сейчас тоже нет.

– Ну что ж, – покладисто улыбнулась я. – Раз начальства нет, тогда дайте мне телефон владельца этой богадельни.

– Такую информацию посторонним не сообщаем!

– А кому же тогда жаловаться? – наивно удивилась я.

– Мне.

– Отлично!

– В письменном виде, – охладил он мой пыл, кисло скривившись. – Я рассмотрю ваше заявление и приму меры. В том случае, конечно, если действительно есть повод для недовольства.

– Повод? – изумилась я. – Есть, конечно, и не один! Я недовольна обслуживанием, недовольна наглостью дежурной по этажу, и еще я недовольна лично вами.

– Вот как? И какие же у вас претензии лично ко мне? – с нескрываемой издевкой поинтересовался он.

На его прыщавом лице читалось явное презрение к заезжей дуре, пытающейся качать права на чужой территории. По большому счету, он имел на то все основания. Ну что ему могла сделать одинокая женщина? Не в рукопашную же с ним вступать!

– Так что вам не нравится? – с брезгливой миной уточнил он.

– Использование вами служебного положения в корыстных целях.

Тут он окончательно развеселился:

– И что это было?

– Вы сообщили постороннему человеку мои паспортные данные. За деньги.

– Вы при этом присутствовали?

– Нет.

– Тогда и говорить нечего.

Он моментально потерял интерес к разговору и собрался повернуться ко мне спиной.

– Ошибаетесь, поговорить есть о чем! Я хочу знать, что это была за женщина и зачем ей понадобились эти сведения.

– Не понимаю, о чем речь. Но хочу предупредить, если не оставите меня в покое, через пять минут будете сидеть в кутузке за хулиганство. До меня уже дошли слухи о ваших сумасбродствах, так что отсидка пойдет на пользу. Когда выйдете через пару суток, будете как шелковая.

Зр он это сказал! До этого я была настроена вполне мирно и готова не только балагурить, но и платить за информацию. Однако после этих слов меня захлестнула волна холодного бешенства.

– Чудненько! – кивнула я, вытаскивая из кармана мобильный телефон.

Он следил за мной с интересом, но без малейшего опасения. Считал, гаденыш, что я в городе человек чужой и сделать ему ничего не смогу.

На звонок немедленно откликнулся юный ломкий голос:

– Але.

– Юрия Юрьевича, пожалуйста.

– Кто спрашивает? – моментально посуровел молодой человек.

– Анна из Москвы.

Юрий Юрьевич Тартыгин, в узком кругу больше известный как Юра-Паровоз, был в этом городе человеком не последним. А если уж все называть своими именами, то он держал этот город за глотку и выкачивал из него деньги всеми известными ему способами. Кличку «Паровоз» он получил потому, что на заре туманной юности, до того как совершил первую ходку, около года трудился помощником машиниста. Будучи родом из этих мест, Юра, помотавшись по стране, в конце концов здесь и осел. Меня с ним свел Павел Иванович, непосредственно дел с Юрой не имевший, но знавший его, как и многих других, очень хорошо. Конечно, с таким знакомым, как Юра, в этом городе можно решить любую проблему, но обращаться к нему с просьбой о помощи было бы опрометчиво. И не потому, что он бы мне отказал, просто тогда пришлось бы рассказать о проводимом расследовании, а этого мне хотелось меньше всего. Юрий Юрьевич и сам имел копеечку с торговли произведениями искусства. Правда, это не было его основным бизнесом. Торговлей антиквариатом заправляла его жена, слывшая женщиной не только хитрой, но и очень жесткой в делах. Специализировалась она на иконах, но думаю, не отказалась бы и от картины Галлера. По-хорошему, звонить Паровозу вообще не стоило. Мое внезапное появление на подотчетной ему территории могло Юре не понравиться, но этому прыщавому нахалу удалось меня разозлить, и мне захотелось его проучить.

– Але, – снова прозвучало в трубке, но голос был уже другой.

Заслышав его, я поманила портье пальцем, а когда он придвинулся ближе, ухватила за галстук и притянула к себе.

– Слушай и мотай на ус, – прошипела я.

– Але, – нетерпеливо повторил голос в трубке.

– Юра, это Анна. Привет тебе от Павла Ивановича.

– Аня, детка! Ты ли это? Все шутишь? Как у тебя язык повогачивается пегедавать мне пгиветы от этого пингвина? Не знаешь газве, что мы с этим пгоходимцем в контгах?

Я понимающе кивнула. Еще бы мне не знать! Конечно, знала! Хоть эта история и случилась уже после моего расставания с шефом и сама я в ней участия не принимала, но Дашка мне все рассказала. Об этой ссоре на Москве уже легенды слагались! Я только потому и решилась позвонить Юре, что знала о разладе. Не будь его, я и носа не посмела бы высунуть! Ведь уже через полчаса Павлу Ивановичу доподлинно стало бы известно мое местонахождение. А так... В общем, что ни делается, все к лучшему.

Юра-Паровоз смолк, переводя дух, а я поспешила удивиться:

– Да что ты говоришь? Не может быть!

Двух коротких реплик хватило, чтобы мой собеседник снова завелся:

– Еще как может! Этот стагый пгохиндей увел у меня из-под носа отличную икону. Пгосто отличную!

Характерный говор Юрия Юрьевича был хорошо известен в городе. Юра-Паровоз занимался не только своим основным бизнесом, но параллельно возглавлял собственный благотворительный фонд «Благовест». Делал это Тартыгин не по доброте душевной, души у него и в помине не было, а потому, что собирался баллотироваться в мэры. По той же причине он и публичности не чурался. Охотно появлялся на людях и при всяком удобном случае говорил речь.

– А тебе та икона очень была нужна? – участливо проворковала я, одновременно с большим удовольствием наблюдая, как бледнеет лицом мой визави.

– Конечно! – По голосу Паровоза чувствовалось, что он обиделся. – Хотел подагить ее сыну на свадьбу.

– Извини, я не знала, – огорченно охнула я, и Юра сразу оттаял.

– Ясное дело, не знала! Это случилось уже после того, как вы с Павлом газбежались. А хогошо ты его обула!

– Да не было ничего! – слабо возразила я, не очень стараясь быть убедительной.

А чего, действительно, силы попусту тратить, если я точно знала, что этот пройдоха все равно мне не поверит? А он и не поверил!

– Ладно, не скгомничай. А то я не знаю твоих талантов! Кстати, откуда звонишь? Из Москвы? – добродушно прогудел Юра.

– Да нет! Я значительно ближе. В местной гостинице.

– По делу пгикатила или так... отдохнуть? – В голосе Паровоза послышались явно различимые нотки настороженности.

– Ни то ни другое, – поспешила успокоить его я. – В ваших местах я проездом.

– Давно здесь кантуешься? – безразлично поинтересовался Юра.

– Второй день и уже собираюсь уезжать. Потому тебе и позвонила.

– A-а... Ну так давай встгетимся. Посидим, побалакаем. Гасскажешь, как ты Пашу обошла. Интересно, знаешь ли, услышать эту истогию из пегвых уст.

Ехать не хотелось, но и отказаться было нельзя. Есть приглашения, отклонять которые не рекомендуется. Поэтому я засмеялась и с энтузиазмом прощебетала:

– Отличная мысль.

– Вот и лады. Я пгишлю машину. Ты в каком но-меге остановилась?

– В двести четвертом.

– Заметано. Жди.