Фам фаталь

Глава 15

Надавив в очередной раз кнопку звонка на глухом, выше человеческого роста заборе, я прислушалась. Тишина. Уже добрых пять минут я звонила не переставая, но к калитке так никто и не подошел. Вид у меня был такой разочарованный, что мои новые топтуны потешались от всей души.

Увеличение количества сопровождающих машин я заметила еще около гостиницы. Стоило выехать со стоянки, как ставшая почти родной «девятка» немедленно пристроилась сзади. С ее присутствием я уже свыклась, но следом за ней от обочины отлепился еще и «БМВ» с двумя пассажирами! Если бы не разговор с женой Паровоза, я бы серьезно обеспокоилась. А так ожидала чего-то подобного. К тому же одного из парней в «БМВ» я узнала, видела в Юрином особняке. Я вырулила на улицу Ленина и покатила в сторону Лилиного дома в ожидании дальнейших событий.

Одна поперечная улица сменялась другой, а «девятка» никуда не сворачивала и продолжала тащиться за мной, буквально «наступая на пятки». Такая настырность не могла остаться незамеченной, и сначала занервничал один из пассажиров «БМВ», потом другой. Постепенно их физиономии стали приобретать все более угрожающее выражение, которое заметила не только я, но и водитель «девятки». До него наконец дошло, что «БМВ» попал в нашу компанию не просто так и его машина в качестве попутчика пацанам не нравится. Совершенно неожиданно «девятка» резво свернула в переулок и, прыгая по ухабам, на приличной скорости исчезла из виду. Охламоны восприняли это как должное и моментально успокоились.

А теперь вот они сидели в машине и с наслаждением тянули пиво, а я стояла перед калиткой и, злясь, безрезультатно жала на звонок. Решив, что хватит тешить публику, я собралась уходить, но калитка вдруг распахнулась. Передо мной стояла высокая, сухопарая женщина в темном платье с глухим воротом. На первый взгляд ей было никак не меньше восьмидесяти. Моментально загоревшись, я начала искать в ней сходство с женщиной, изображенной на «моей» картине. К сожалению, время – строптивый художник, оно безжалостно стирает надоевшие ему юные черты и рисует новые, уже не такие привлекательные. Я с грустью подумала, что за этими морщинами мне никогда не разглядеть черты юной музы Галлера. Ну, может, только брови вразлет выглядели как на картине, только ведь на одних бровях далеко не уедешь.

– Кого-то ищете? – неожиданно звонким голосом спросила женщина.

– Мне нужна госпожа Кайсарова.

– О, как торжественно! – улыбнулась женщина. – Она перед вами!

– Я журналистка. Готовлю к печати статью об историко-художественном музее. Не могли бы вы поделиться воспоминаниями о его создателе? Сами понимаете, свидетельство близкого человека...

Я не решилась заявить, что собираю материал о Галлере. После всех предыдущих разговоров создалось впечатление, что между членами той старой компании были очень непростые отношения, хозяйке моя идея могла не понравиться.

Лицо женщины осветилось новой улыбкой.

– Пресса решила написать о провинциальном музее? Похвально! И какое издание представляете?

– Еженедельник «Вести культурной жизни», – привычно соврала я. – А меня зовут Анна.

– Очень приятно, Анна. Проходите в дом. Там и поговорим.

– Спасибо, Лилия Дмитриевна.

Хозяйка махнула рукой:

– Просто Лиля. Не выношу этих дурацких отчеств.

Она отступила в сторону, я сделала шаг вперед и оказалась в парке с вековыми елями и миниатюрным замком в духе раннего французского Возрождения.

– Какое чудо! – выдохнула я, пожирая глазами постройку из красного кирпича с крутыми кровлями и двумя игрушечными угловыми башенками.

– Этому чуду уже более ста лет, – рассмеялась хозяйка. Смех у нее был чарующий. Мелодичный и очень искренний. – Пойдемте, покажу вам его изнутри.

– И вы здесь живете?

Вид у меня в тот момент был глуповатый, но поделать с собой я ничего не могла.

– Приходится, – усмехнулась Лиля. – Этот дом построил мой свекор.

– И после революции вас не выселили?!

– Как видите! – снова рассмеялась хозяйка.

Увидев мое недоверчивое лицо, перестала смеяться и уже серьезно пояснила:

– Мой свекор был дворянином и известным адвокатом, но это не мешало ему сочувствовать большевикам. До семнадцатого года он поддерживал с ними тесные отношения. Многих спас от тюрьмы, бесплатно защищая в судах, и деньгами помогал щедро. После революции пошел на государственную службу, поэтому его не тронули и оставили жить в собственном доме. Потом мой муж стал директором музея и уважаемым человеком. У него даже была благодарность от Луначарского. И нас опять не тронули.

– А оккупация? Как немцы могли оставить такой дом без внимания?

Хозяйка помрачнела:

– Это самый черный период в жизни нашего дома. Во время войны здесь жил какой-то высокий военный чин. Но даже в этом было своего рода везение. Его пребывание спасло дом от разорения, а потом немцы отступили в такой спешке, что не успели ничего уничтожить.

– Действительно, повезло!

Тут Лиля спохватилась, что мы уже давно топчемся на месте, и воскликнула:

– Пойдемте в дом!

Миновав вестибюль с зеркалом до потолка с одной стороны и лестницей с другой, мы попали в огромную комнату, стены и потолок которой обшиты резными деревянными панелями. Судя по шкафам с посудой и обеденному столу, она служила столовой. Не здесь ли Ольга с Татьяной впервые увидели Галлера? Не задерживаясь, хозяйка пересекла зал, толкнула боковую дверь, и мы оказались в длинной комнате с эркером. Здесь стены были затянуты коричневой, с поблекшим от времени золотым тиснением, кожей.

– Бывшая курительная, – пояснила Лиля и движением руки указала на диван. Сама опустилась в кресло напротив и деловито спросила:

– Так что вас интересует?

– Когда пишешь о музее, подобном вашему, невозможно обойти молчанием личность его создателя. Это было бы несправедливо.

Лиля одобрительно кивнула.

– Я знакома с биографией Леонида Николаевича, но хотелось бы услышать ее в вашем изложении. Воспоминания супруги позволили бы разбавить сухие факты лирическими нотками, что придало бы рассказу большую достоверность.

Лиля помолчала, собираясь с мыслями, а когда заговорила, с ее губ стали срываться гладкие фразы, отточенные многократным повторением. И ни в одной не чувствовалось и проблеска эмоций.

– Мой свекор, преуспевающий адвокат, хотел, чтобы единственный сын пошел по его стопам. Леониду было дано прекрасное образование, но его характер абсолютно не соответствовал жесткой профессии юриста. Мечтатель, вечно погруженный в себя, он совершенно не интересовался юриспруденцией и предпочитал проводить время за мольбертом. Получалось у него очень недурно, так что неудивительно, что, поехав в Москву держать экзамен на юридический факультет университета, он в результате оказался студентом Строгановского училища.

– Как отнеслись к этому родители?

– Отец некоторое время гневался, но потом смирился. Он был мудрым человеком и понимал, что против собственной натуры не пойдешь. К тому же Леонид оказался очень талантливым. Писал такие точные портреты, что можно было только удивляться его глубокому пониманию человеческой природы.

– И тем не менее Леонид Николаевич не стал профессиональным художником.

Лиля согласно кивнула:

– Жизнь так сложилась. После революции невозможно было оставаться свободным художником. Чтоб не умереть с голоду, необходимо где-то работать, получать паек. А главное, тонкий ценитель прекрасного не мог спокойно смотреть, как гибнут произведения искусства. Именно поэтому в 1918 году Леонид Николаевич пошел служить в Народный комиссариат просвещения. Он стал сотрудником музейного отдела и начал разъезжать по усадьбам, спасая от разграбления то, что еще можно было спасти.

Слушать рассказ о жизни Кайсарова, конечно, занимательно, но пришла-то я совсем не за этим. Мне не терпелось приблизиться к интересующему меня вопросу, и я пустила пробный шар:

– В таком маленьком городе, как этот, да еще будучи художником, невозможно было не сойтись с другим художником.

Склонив голову к плечу, Лиля внимательно вслушивалась в вопрос.

– Я имею в виду Галлера. Какие отношения сложились между этими двумя выдающимися людьми?

– Самые теплые, конечно, – с еле заметным недоумением ответила Лиля. – Они ведь знакомы с юных лет, вместе учились в Строгановке. Естественно, когда Валерий Стефанович вернулся, знакомство возобновилось.

– Знакомство или дружба?

– Дружба? – медленно, будто пробуя на вкус это слово, переспросила Кайсарова. Подумав мгновение, она твердо объявила: – Они были добрыми приятелями.

– А вы были знакомы с Галлером?

Вопрос ее позабавил, и она рассмеялась:

– Само собой. Ведь он часто бывал у нас в доме.

– Галлер никогда не писал ваших портретов? Ведь в молодости вы были красавицей.

Лесть ее не тронула. Она попросту не обратила на нее внимания.

– Несколько раз такие попытки предпринимались, но ничего не вышло, и в конце концов Галлер отказался от своей затеи. Объявил, что мое лицо хотя и привлекательно, но настолько изменчиво, что ему никак не удается уловить мою суть, а без этого портрет не получится, – без малейшей тени кокетства объяснила Лиля.

Я вытащила фотографию, полученную от дочери Галлера, и протянула ей. Женщина посмотрела на нее и нахмурилась:

– Что это?

– Фотография картины.

– И откуда она у вас?

– Из архива Галлера.

– Этого не может быть! Разве вы не знаете, какая судьба постигла Галлера? Он был расстрелян, и весь его архив уничтожен вместе с ним! – Лиля перевела дух и гневно спросила: – Как можно так жестоко и глупо шутить?!

– Я не шучу! В жизни возможно всякое! Вам ли, умудренной жизнью, не знать этого?

Она долго смотрела на меня остановившимся взглядом, потом медленно кивнула:

– Ваша правда. Иногда случается самое невероятное. – И пожала плечами, показывая, что принимает жизнь такой, как она есть.

– Так вам знаком этот портрет?

– Нет!

Я наблюдала за идущей к калитке хозяйкой и дивилась ее не по годам бодрой походке. С крыльца было видно, как она впустила во двор женщину и та сразу начала что-то горячо говорить. Лиля послушала, потом что-то коротко сказала и кивком указала на дом. Посетительница покорно подчинилась. Поднявшись на крыльцо, Лиля с некоторой торжественностью объявила:

– Моя внучка Римма. – Потом указала на меня: – А это Анна. Журналистка из Москвы. Пишет статью о твоем деде Леониде.

Римма в ответ вяло кивнула. Сообщение ее никак не заинтересовало. Я окинула ее взглядом и поразилась, насколько она не похожа на бабушку. Лиля была высокой и в свои полные восемьдесят сохранила стройность. В ней не чувствовалось стариковской немощи, движения полны энергии, а спину она держала так ровно, что молодая могла позавидовать. А Римма – среднего роста, полная, с простоватым, не очень красивым лицом. На вид лет тридцать пять, но поникшие плечи и тусклый взгляд делали ее старше. Чувствовалась в ней внутренняя тоска, и я решила, что Лилину внучку никак нельзя назвать счастливой. Счастливые молодые женщины не носят на голове черных косынок.

Лиля перехватила мой взгляд, и легкая тень мелькнула на ее удлиненном, породистом лице. Сделав шаг вперед, она твердо заявила:

– Сегодня я больше не смогу уделить вам внимание. Ко мне пришла внучка.

С этими словами Лиля обняла Римму за плечи и легонько подтолкнула к дому. Разочарование, отразившееся на моем лице, от зорких Лилиных глаз не укрылось.

– Если хотите, приходите в другой раз, тогда и поговорим, – милостиво разрешила она.

Уже стоя перед калиткой, я задала Лиле вопрос, который мучил меня в течение всего разговора:

– Из ваших слов выходит, что Леонид Николаевич был человеком мягким, немного не от мира сего. А работа по изъятию художественных ценностей, да еще в условиях Гражданской войны, предполагает наличие характера и организаторских способностей.

Лиля взглянула мне в глаза и заявила:

– Леонид мог быть и энергичным, и решительным, и даже... жестоким. Когда нужно...

Стоило войти в номер, как затрезвонил мобильник. Звонила Даша. Как всегда, она страшно занята и для разговора со мной выкроила только минутку. Большую часть этой минутки она потратила на дотошные расспросы о моем самочувствии и только в конце сообщила то, ради чего, собственно, и звонила:

– Получила сообщение от твоих знакомых. Они, как ты и просила, все проверили. Данные не соответствуют истине.

– А на жизнь чем зарабатывает?

Дарья ответила.

– Ты это серьезно?

– Мне, дорогая, не до шуток. Я, в отличие от тебя, на работе. За что купила, за то и продаю, – строго сказала подруга и отключилась.

– Ха-ха! – сказала я в трубку и «довольная» рухнула на диван.

Тот, обиженный столь неделикатным обхождением, обиженно заскрипел, чем вызвал у меня новый приступ веселья. Я принялась подпрыгивать на пружинах и хохотать, как ненормальная. В самый разгар веселья в комнате материализовался Максим. Озадаченный моим странным поведением, он осторожно осведомился:

– У вас сегодня хорошее настроение?

– Отличное!

– Это так непривычно, – протянул он, внимательно разглядывая меня.

– Со мной это случается, – бесшабашно отозвалась я.

– Может, тогда вы не будете возражать, если я приглашу вас в ресторан? У меня сегодня день рождения.

– Не хочу на люди! – воскликнула я и подпрыгнула на диване. – Давайте проведем вечер вдвоем! Вы и я!

Максим с удивлением взглянул на меня, не понимая, стоит ли воспринимать предложение всерьез.

– Вы – против?

– Нет, конечно! Просто вы сегодня на себя не похожи. Произошло что-то хорошее?

– Да! Очень!

Я видела, любопытному Максиму до смерти хочется узнать, о чем речь, но он боится приставать ко мне с расспросами.

– Тогда жду у себя через полчаса, – поспешно выпалил и, пока я не передумала, исчез.

Отведенное мне время я провела в суете. Сначала наскоро привела себя в порядок, а потом сгоняла вниз и купила в книжном киоске дорогущий том «Сокровищница Московского Кремля».

«Новорожденному, как натуре артистической, он должен быть интересен», – решила я.

В назначенное время, с подарком под мышкой, я уже стояла перед дверью соседнего номера. Он оказался точной копией моего. По случаю праздника на журнальном столе красовались торт и шампанское. Оказавшись наедине со мной, Максим испытывал чувство неловкости и не знал, чем себя занять. То хватался за нож в стремлении резать торт, то кидался искать салфетки.

– Давайте выпьем за новорожденного, – предложила я, забавляясь от всей души.

Он кивнул и принялся нервно открывать бутылку. С громким хлопком пробка вылетела, Максим, обливаясь пеной, стал быстро разливать шампанское по стаканам.

– Счастья и удачи во всех начинаниях! – торжественно провозгласила я.

Неожиданно для меня Максим вдруг сказал:

– Удача мне бы не помешала.

– Не хватает?

Он посмотрел мне прямо в глаза и с горечью произнес:

– Совсем нет!

– Больше упорства, и все получится! Идите к цели напролом!

– Вы именно так и живете?

– В общем, да, – усмехнулась я.

– На сегодняшний день, как я понимаю, ваша цель – картины Галлера. Как продвигается расследование? Уже близки к финишу?

Я посмотрела на него поверх стакана и улыбнулась:

– Пока нет, но я верю в удачу.

Максим приглашение к легкому разговору не принял и очень серьезно спросил:

– Что заставило вас приехать сюда и заняться поисками?

– О коллекции говорят давно. Слухи ходят разные. Галлер был загадочным художником. А мне, как и вам, интересно все необычное.

– Но приехали вы именно сейчас! Не раньше и не позже! Почему? – не сдавался Максим.

Я задумчиво посмотрела на него, делая вид, что колеблюсь. Максим следил за мной горящими от любопытства глазами. Вдоволь подразнив его, я туманно проронила:

– Появилась информация. Я приехала ее проверить.

– Что коллекция цела и находится здесь, да?

Я поставила стакан на стол и откинулась на спинку кресла.

– Ну... в общем... да!

– Проверили?

– Пока пусто.

Он хотел спросить что-то еще, но зазвонил его мобильный.

– Да, – недовольно отозвался Максим.

Услышав, кто звонит, он быстро поднялся и вышел в коридор. Видно, звонок был настолько важен для него, что, не боясь показаться невежливым, он без извинений оставил меня одну.

Когда хозяин вернулся, я скучала, глядя в проем распахнутой балконной двери. Максим попытался продолжить беседу, но получалось у него неважно. Звонок, судя по всему, оказался неприятным и настроение Максиму испортил. Я не стала его томить и начала прощаться. Он меня не удерживал. С заметным облегчением проводил до двери и, не успела я покинуть номер, с треском захлопнул ее за моей спиной. Вечер закончился неожиданно, но я этим фактом не была огорчена. То, что входило в мои планы, я сделала.