Фам фаталь

Глава 7

Дорогу к нужному мне учреждению я нашла легко. Мне ее растолковала все та же девушка из музея со стендов с вышивками.

– Адресный стол? Так это просто! От ворот музея берите влево и идите до промтоварного магазина. Следующий за ним дом – милиция. Там же на первом этаже и адресный стол.

– Какой именно магазин мне нужен?

Собеседница засмеялась:

– А он у нас один на весь город. Других пока нет. Да вы не бойтесь, мимо не пройдете. На нем так и написано: «Промтовары».

Здание милиции я действительно нашла без труда, но дверь в адресный стол оказалась закрыта. Я стояла в коридоре и на все лады кляла этот забытый Богом городок. Ну ничего здесь не делается по-людски! Развязные официанты заигрывают с посетительницами. Служащие учреждений в разгар рабочего дня отбывают в неизвестном направлении и даже не соизволят записку к двери приколоть. Мол, напрасно ждете, дорогие товарищи, отлучилась по срочному делу и буду только завтра.

Я в последний раз гневно глянула на запертую дверь и собралась уходить, как неожиданно услышала:

– Меня ждете?

Рядом со мной стояла молодая женщина с перепачканными землей руками. Заметив мой недоуменный взгляд, она, нимало не смущаясь, пояснила:

– Цветы в палисаднике пересаживала.

Я понимающе кивнула. Конечно же! Чем еще заниматься сотруднику адресного стола в рабочее время, как не цветы рассаживать?

Женщина между тем отомкнула дверь и приглашающе взмахнула грязной рукой:

– Входите. Посидите немного.

Садиться я не стала. Что толку, если скоро придется вставать и уходить? В то, что визит даст положительный результат, мне не верилось. Я и завернула-то в это заведение исключительно из добросовестности. Нужно отработать версию родственников художника, и я ее отрабатывала. А то, что затраченные усилия могут себя не оправдать, меня не останавливало. Мой наставник, Павел Иванович, намертво вдолбил мне, что в нашем ремесле отрицательный результат тоже полезен, сужает поле поисков. Конечно, куда больше мне хотелось еще раз поговорить с тем мужичком, что продал мне картину, но то были пустые мечтания. Я понятия не имела, где его искать.

– Ну вот я и готова. Слушаю вас, – жизнерадостно возвестила служащая адресного стола, устраиваясь на рабочем месте.

– Хотелось бы знать, имеются ли в вашем городе люди по фамилии Галлер. Дело в том, что до войны здесь проживал Галлер Валерий Стефанович. Я разыскиваю его родственников. Специально из Москвы для этого приехала.

Имя знаменитого земляка не произвело на женщину никакого впечатления.

«Вот она, бренность земной славы. Художника на руках носили в Европе, а в родном городе даже имени его не помнят», – подумала я.

– А зачем вам они? – с детской непосредственностью поинтересовалась женщина.

Выкладывать ей все как есть я не собиралась, поэтому отговорилась общими фразами:

– У меня к ним дело. Очень важное и сугубо личное.

Получилось туманно, но ей и этого хватило, чтобы додумать остальное:

– Из Москвы, говорите, приехали? И через столько лет родственниками интересуетесь? Наверное, наследство людям привалило.

Объяснение и в самом деле не хуже других, а главное, самой ей нравилось, поэтому я не стала ее разубеждать.

– Счастливые! – вздохнула она. – Вот если бы и мне кто денежек оставил, хоть немного. А то крутишься, крутишься, а все без толку! – Я сочувственно кивнула и приготовилась выслушать пространное повествование о ее загубленной жизни, но ошиблась. У женщины был легкий характер, и долго грустить она не умела. Уже в следующую минуту снова расцвела в улыбке: – Ну ради такого дела грех не постараться. Отыщем мы вам этих наследников, если они здесь живут, конечно. Как, повторите, их фамилия?

– Галлер. Меня интересуют все Галлеры, какие найдутся в городе.

Она покладисто кивнула и, сияя, сообщила:

– За результатом завтра приходите. Во второй половине дня.

Услышав это, я пришла в ужас. Пребывать в неизвестности столько времени! Да на это никаких сил не хватит! Быстро сунув руку в сумку, вытащила заранее припасенный флакон французских духов и поставила перед ней. Привычка ускорять решение проблемы с помощью подношения сохранилась у нас с тех времен, когда абсолютно все было дефицитом. В столице, правда, теперь берут только купюрами, но я надеялась, что до этого патриархального города тлетворное рыночное влияние еще не докатилось и мой скромный дар будет принят с благосклонностью.

– Это что? Взятка?

Щеки женщины вспыхнули таким алым цветом, что я от зависти чуть не умерла. Вот бы и мне так уметь!

– Взятки разве такие? – поспешила я внести ясность в наши отношения. – Небольшой сувенир, и только!

Она недоверчиво покосилась на меня, а я бархатным голосом заворковала:

– Я же все понимаю. У вас в учреждении свои порядки, и ради меня вы не обязаны их нарушать. Но, девушка, милая, не могу я ждать так долго. Мне в Москву возвращаться нужно! Пойдите мне навстречу, выдайте справку побыстрее. А что касается духов, так это всего лишь скромная компенсация за причиненные неудобства.

Женщина с вожделением покосилась на нарядную коробку, мучительно вздохнула и, поколебавшись, решительным жестом смахнула ее в выдвинутый ящик стола. Как только подношение было надежно припрятано, она моментально успокоилась и бойко застучала клавишами компьютера.

– Вот! Имеются Галлеры. Аж два человека! – радостно возвестила она. – Записывайте. Галлер Татьяна Петровна, 1917 года рождения. Проживает по адресу: Дербеневский переулок, дом три. Подходит?

«Если б я знала!» – мысленно откликнулась я.

– И еще! Галлер Вероника Валерьевна, 1936 года рождения. Проживает по тому же адресу.

«А вот это уже лучше!» – скромно подумала я, боясь преждевременной радостью спугнуть капризную удачу.

Проехав по заросшему травой и лопухами переулку в самый его конец, я остановилась у покосившегося и готового в любую минуту рухнуть наземь забора. На звук мотора занавеска на окне колыхнулась, и в нем мелькнуло женское лицо.

Стоило зычно крикнуть от калитки:

– Хозяева! Есть кто дома? – как в следующую минуту на ветхом крыльце появилась та самая пожилая женщина, что смотрела в окно. Одного взгляда на выцветшее от многочисленных стирок платье было достаточно, чтобы понять, что не только дом, но и его хозяйка переживают далеко не лучшие времена.

– Скажите, Галлеры здесь живут?

– А в чем дело? – поинтересовалась она, сверля меня подозрительным взглядом.

– Я журналистка. Мне сказали, что здесь живут родственники Валерия Стефановича Галлера. Я права?

– Зачем вам его родственники? – еще больше насторожилась женщина.

– Я готовлю статью для газеты об этом выдающемся художнике. Хотела бы взять интервью.

– Что за газета? – совсем посуровела она.

– Еженедельник «Вести культурной жизни». Издается в Москве.

– Подождите, – бросила женщина и скрылась в доме.

Отсутствовала она недолго, но когда появилась снова, то выглядела еще мрачнее, чем прежде.

– Уезжайте. Мама не хочет с вами говорить, – потупив взгляд, сообщила она.

Понимая, еще секунда – и она исчезнет за дверью, я сорвалась с места и кинулась к крыльцу:

– Подождите!

Вопреки моим опасениям, женщина не ушла. Не выпуская ручки двери, она стояла и молча смотрела на меня.

– Как же так! Почему вы отказываетесь со мной говорить?

– Мне сказать нечего, я отца не знала. А мама ничего вспоминать не хочет. Заставить ее я не могу, – тусклым голосом пробубнила дочь Галлера и собралась захлопнуть дверь перед моим носом.

– Да подождите же! – в отчаянии завопила я, взлетая на крыльцо и хватая ее за руку. – Подождите! Вы меня, наверное, не поняли? Я не из любопытства спрашиваю. Я из газеты. Собираю материал для статьи о вашем знаменитом отце. Разве вы не хотите, чтобы о нем прочитали тысячи людей?

– Нет.

– Почему?

Я даже немного растерялась от той категоричности, с какой она выпалила этот короткий ответ. А Вероника Валерьевна с усмешкой заметила:

– Ну прочитают. Ну узнают, что был такой художник. А дальше что? Вы за статью гонорар получите, а нам с этого какой прок?

– Газета готова заплатить за интервью, – поспешно заверила я.

Впервые за время разговора в ее глазах мелькнула искра интереса.

– Сколько?

– От материала зависит. Чем интересней информация, тем выше оплата. Но в любом случае минимальные три тысячи я гарантирую.

Она задумалась, что-то прикидывая, потом приказала:

– Идите за мной. Попытаюсь ее уговорить. Хотя ничего не обещаю.

Я с готовностью последовала за хозяйкой. Перед дверью в комнату она приказала:

– Здесь ждите.

Вероника Валерьевна дверь за собой закрыла, но до меня все равно доносился разговор между матерью и дочерью.

– Зачем ты ее привела? Я же ясно сказала: «Гони прочь. Никаких интервью», – недовольно произнес звонкий, совсем не старческий голос.

– Почему? Тебе что, трудно ответить на несколько вопросов? – нервно спросил другой.

– Трудно! Очень трудно! Если б ты пережила то, что довелось пережить мне, и тебе было бы трудно!

– Ну сколько можно меня этим попрекать! Только и слышу от тебя: «Я страдала! Я переживала!» Не спорю, ты прошла через многое, но не я же в этом виновата! И мне, между прочим, тоже пришлось несладко! Ты хоть раз задумалась, что значит быть дочерью врага народа? – моментально взорвалась дочь.

В ее голосе явно звучали слезы, но они не произвели на мать ровно никакого впечатления.

– Ника, прекрати! Я сказала: «Нет», и это не обсуждается!

– Ну почему? Почему ты такая упрямая? Все произошло слишком давно, пора уже и забыть! А она обещала заплатить за интервью.

Тут уж возмутилась мать:

– При чем здесь деньги? Я не торгую своими воспоминаниями! Неужели ты не понимаешь, как больно мне, даже мысленно, возвращаться в прошлое?

– Понимаю. Но боль можно и потерпеть, если за нее обещали заплатить.

– Господи, какой цинизм! В кого ты такая меркантильная? Только не в меня! Пойми, нельзя же все измерять деньгами!

– Можно! Особенно если одна везешь хозяйство на своих плечах. Ты у нас такая бессребреница, потому что живешь за моей спиной и ни о чем не думаешь. Тебя ведь не интересует, где я беру деньги на твой кофе, правда? И на какие шиши я покупаю тебе фрукты, ты тоже никогда не спрашиваешь! А еще нужно платить за свет, за газ, за лекарства. Нужно ремонтировать крышу, а средств, между прочим, нет.

– Прекрати немедленно! Не желаю об этом слышать!

– Конечно, не хочешь! Зачем тебе это?

Почувствовав, что еще немного – и эта парочка окончательно рассорится, я толкнула дверь и вошла в комнату. Первым делом обежала глазами стены и, конечно, ни одной картины не обнаружила. Чего скрывать, вопреки здравому смыслу в душе у меня теплилась робкая надежда, что хоть одно из его полотен сохранилось в доме опального художника. К сожалению, ничего, даже отдаленно напоминающего живопись, я не увидела, но зато заметила следы тщательно скрываемой бедности. Увидев меня, сидящая в кресле хрупкая женщина сердито сверкнула глазами:

– Кто вам разрешал войти? Ника, что это значит?

Несмотря на преклонный возраст, у нее еще хватило бы характера выставить меня вон, и я, стараясь опередить, зачастила:

– Татьяна Петровна! Извините меня за бесцеремонное вторжение, не сердитесь и выслушайте. Всего несколько слов. Я почитательница таланта вашего мужа. Считаю, что он незаслуженно забыт, и хочу написать статью о его трагической судьбе.

– Не нужно было его убивать, тогда и трагической судьбы не было бы, – отрезала она и снова яростно сверкнула глазами.

Я смотрела на жену Галлера и восхищалась. Тяготы жизни и пережитые страдания наложили на ее внешность свою неизгладимую печать, но силу духа сломить не смогли. Она, эта сила, ясно читалась в ярких голубых глазах, молодо глядевших на меня с испещренного морщинами старческого лица.

– Но это же не мы... Да и давно все произошло... А наша газета выходит тысячными тиражами. О вашем супруге и его картинах узнает огромное количество людей. Что в этом плохого?

– Это для вас, молодых, давно, а для меня это страшное событие случилось вчера. Я все помню и ничего не забыла.

– Тем более! – подхватила я. – Значит, нужно все рассказать, чтоб и другие не забывали.

Пожилая женщина хмыкнула:

– Да нет! Я лучше воздержусь. Так спокойнее.

– Вы боитесь! – догадалась я. – Но теперь другие времена.

– Возможно, – равнодушно проронила она, – но я усвоила один очень важный урок: чем меньше о тебе знают, тем лучше. Безопаснее. О моем муже много писали, и кончилось это для всех нас очень печально.

Она опять яростно сверкнула глазами и неожиданно громко крикнула:

– Ничего рассказывать не буду! Убирайтесь!

– Ответьте только на один вопрос, и я уйду.

Я была уверена, что после такой наглости жена Галлера вспылит и запустит в меня чем-нибудь тяжелым, но она настороженно ждала продолжения.

– Куда делись картины вашего мужа?

Неожиданно для меня она тихо рассмеялась;

– Ах картины! Вот в чем дело! А статья, значит, только предлог, чтобы явиться сюда. Надо же! Как всем не дает спокойно жить коллекция моего мужа! Его самого давно уже нет, а стервятники все никак не могут успокоиться. Все рыщут вокруг, все вынюхивают в надежде заполучить то, что им никогда не принадлежало.

Женщина оборвала смех и резко сказала;

– Вопрос не ко мне! Ничего не знаю! Меня забрали ночью вместе с мужем, и после этого я десять лет, с тридцать восьмого по сорок восьмой, провела в лагерях Магадана. А когда вернулась, из всего имущества мне вернули только вот это.

Она жестом указала на стоящую рядом дочь.

– И вы не пытались выяснить, куда все делось?

Она снова усмехнулась:

– Это уже второй вопрос, но я и на него отвечу. Нет, не пыталась.

Я собралась спросить о картине с маской, но она не дала мне открыть рта:

– Я ответила на два вопроса. Это больше, чем вы могли рассчитывать. Теперь уходите. Ника, проводи даму.

Жена Галлера глядела на меня с нескрываемой насмешкой, уверенная, что последнее слово осталось за ней, но я не двинулась с места. Упрямства и наглости мне не занимать, а так как я чувствовала, что другого разговора у нас уже не состоится, то решила идти напролом.

– Еще вопрос. Последний. С кого ваш муж писал картину женщины с маской? Кто ему позировал?

Ее голубые глаза стали похожи на две колючие льдинки.

– Вы плохо знаете творчество моего мужа. Он такой картины никогда не писал!