Феодора

ПОСЛЕСЛОВИЕ

После восстания, вошедшего в историю под названием «Ника!», императрица прожила всего шестнадцать лет. Неимоверное нервное напряжение и сумасшедшие перегрузки подорвали ее здоровье, и полностью она уже никогда не поправилась.

Смерть ее наступила в возрасте сорока пяти лет, на двадцать втором году правления и двадцать четвертом году супружества, причиной этого стал рак груди, болезнь, против которой медицина была бессильна, не будучи в состоянии не только исцелить, но даже и приостановить ее ход. Впрочем, одно из желаний Феодоры все же сбылось: она блистала красотой до самой кончины, наступившей 29 июня 548 года от Рождества Христова.

Со времени мятежа и до самой своей кончины именно она правила империей. Что касается Юстиниана, то он все чаще и чаще с головой погружался в богословские штудии, в хитросплетениях которых черпал удовольствие, полагаясь в решении важнейших практических вопросов на проницательный ум уличной девчонки, которую он вознес, сделав супругой и императрицей. Бывали случаи, и не единожды, когда решения императора и императрицы по одному и тому же делу противоречили друг другу, и существуют документальные свидетельства того, что всякий раз в таком случае неукоснительно исполнялись именно ее повеления.

Пожалуй, неплохо, когда над женщиной довлеет ее естественное предназначение. Ум у Феодоры был чисто женский, как чисто женскими были ее желания и потребности, и на все вокруг она смотрела глазами женщины. Юмор, комическое в его мужском понимании было недоступно Феодоре. Это всегда казалось ей всего лишь мужской глупостью, которую она обычно принимала, но не разделяла. Острое и меткое словцо — вот что было по ней и служило ей верным оружием: точное, емкое, порой уничтожающее, а главное — действенное.

При необходимости она шла на компромиссы, хотя сам по себе компромисс противоречил ее природе, с противниками же ее природной женской сущности она вела жестокую и упорную войну. Разумеется, тут все строилось на чувствах. Но разве женщина не есть одно сплошное чувство? И до самой кончины во всем и ко всему у нее преобладало личностное отношение. К людям, событиям, поступкам и их мотивам она относилась так, словно все это касается ее лично, задевая ее либо непосредственно, либо косвенно через тех, в ком она глубоко заинтересована.

Женский инстинкт твердил ей, что ее ценность — прежде всего в индивидуальности. Сливаясь в массу, мужчины становятся сильнее, власть их возрастает — взять хотя бы для примера войско. Но если женская индивидуальность растворяется в массе, то ценность женщины как таковой убывает.

Сказанное подтверждает приписываемое римскому сатирику Петронию замечание, якобы обращенное к Нерону в дни празднования сатурналий[75], когда повсюду виднеется обнаженная женская плоть: «По-моему, о повелитель, десяток тысяч голых девиц впечатляют куда меньше, чем одна».

И все же упор на индивидуальность, который в личных отношениях является величайшей силой женщины, становится ее слабостью в чем-то надличностном, чем, например, является государственное управление. Так же, как женщина безжалостно примется уничтожать все, что ненавидит, она, не колеблясь, пожертвует всем ради того, что любит. Абстракции ей ненавистны. Лет, отпущенных ей на любовь и деторождение, немного, и у нее нет ни времени, ни терпения на то, что представляется ей малозначительным. И тем не менее ни одна женщина во всей истории никогда не смогла устоять перед соблазном абсолютной власти.

Существует предание о жестокости Феодоры и о ее неразборчивости в средствах, особенно в последние годы правления. Часть этих преданий — чистый вымысел, как, например, сообщение Прокопия Кесарийского[76] в его «Тайной истории» о побочном «сыне» императрицы — ребенке, якобы прижитом от некоего любовника еще в дни бурной юности. Но не вымысел то, что, ознакомившись с писаниями историка, Феодора повелела немедленно удалить его, и больше о нем никогда ничего не было слышно.

Но главная ее ошибка заключалась вот в чем: Феодора никогда не делала секрета из своего прошлого. Она приблизила ко двору подруг юности, куртизанок, устроила одной из своих сестер выгодный брак, и, кажется, ей в конце концов удалось обнаружить следы своей дочери, родившейся в Александрии, и привезти в Константинополь незадолго до своей кончины отпрыска этой самой дочери по имени Анастасий, которого она собиралась женить на Иоаннине, дочери Велизария и Антонины. В подробностях этого дела Прокопий, неуклонно стремясь выставить Феодору в дурном свете, путается и даже именует этого ребенка племянником, хотя большинство источников говорят о нем как о внуке. По-видимому, он был еще совсем мал, и хотя государственные браки нередко устраивались между малыми детьми, Феодора умерла еще до женитьбы Анастасия, и больше история нам о нем ничего не сообщает.

Возвратимся к случаю с мнимым «сыном». Совершенно очевидно, что если бы перед нею предстал настоящий ее отпрыск, кровь от крови, то императрица, характер которой нам известен, ни в коем случае не отказалась бы его признать. Вероятно, была попросту предпринята попытка оказать на нее давление, и всю эту историю, как и многие другие, не следует принимать всерьез.

Что же до Прокопия Кесарийского, прослывшего официальным историком правления Юстиниана, то большинство из того, что повторяют вслед за ним с целью дискредитировать Феодору, основывается на его лживой и бранной «Тайной истории». Причины его непримиримой враждебности и неприязни к Феодоре нам неизвестны, но в своих официозных исторических опусах Прокопий безмерно раболепствует и льстит, сочиняя в то же время злобный памфлет, направленный против императора и его супруги, вернее — пасквиль, ибо каких только наветов и клевет не возведено на обоих, какой только грязью, злословием, сплетнями и пересудами не нашпигован он, вплоть до совершенно серьезного утверждения, что Юстиниан и Феодора были не людьми, а злыми духами в человеческом обличье.

И все же именно в этом источнике, весьма приватном по своему характеру и, по-видимому, поначалу вовсе не предназначенном для посторонних глаз, многие наши современники черпают сведения об облике Феодоры. Именно это наследие досужего пера и стало самым жестоким и тяжким ударом, который когда-либо обрушивался на прекрасную императрицу. Впрочем, ей не суждено было знать об этом.

Однако существуют и другие источники, куда более заслуживающие доверия, нежели желчный Прокопий, которые тоже приводят факты ее жестокости и произвола. Но здесь, по крайней мере, можно сослаться на то, что эта жестокость для тех времен вещь обычная, будничная, и в этом отношении Феодора была ничуть не хуже, если не лучше своих царственных соплеменников.

При всех ее недостатках никто, даже ее самый жестокий враг Прокопий, ни разу не обвинил ее в неверности или в недостатке преданности Юстиниану. Сам факт умолчания на этот счет является высочайшим подтверждением того, что, дав брачный обет, она навсегда отбросила образ и помыслы куртизанки и оборвала былой образ жизни. Она неустанно пеклась о славе своего супруга, и многое из того, за что ее осуждают, совершила ради него.

Необходимо признать, что в последние годы жизни она сделалась по-настоящему религиозна, хотя писатели того времени, принадлежавшие главным образом к православию, ставят это под сомнение из-за ее склонности к монофизитской ереси, а также из-за ее усилий поставить во главе всей христианской церкви епископа-монофизита.

Ум у нее был выдающийся, и многое из того, что прославило правление Юстиниана, родилось в этой прекрасной головке.

Женщина до мозга костей, она привнесла в правление государством одно из самых непостижимых женских умений — умение управлять мужчинами, сутью которого является крайнее непостоянство.

С помощью особых приемов императрица могла сбить с толку и запутать любого оппонента, причем делала это так, что Комар носа не подточит. Так что в обращении с послами и соседними правителями она, как правило, оказывалась на ход, а то и на два впереди и всегда — на голову выше. Вероятно, не будет преувеличением утверждать, что именно она стала первой практиковать тот прием дипломатической стратегии, который ныне получил название «метод глубокого прощупывания». В немалой степени именно благодаря ее разнообразным талантам была восстановлена Римская империя в ее былом величии, вступившая на непродолжительный срок в период расцвета и могущества. И перед тем, как Феодора испустила последний вздох, она ощутила себя подлинной властительницей всего Западного мира. Но с ее смертью эта яркая, но короткая эпоха расцвета угасла, а за нею последовали Темные Века — мрачное раннее средневековье.

Император Юстиниан I прожил 82 года, пережив свою жену на семнадцать лет.

Историки нарекли его Великим, хотя едва ли кто в истории сделал меньше для того, чтобы заслужить это прозвание. Его имя прославлено тремя великими деяниями, и все три были совершены другими людьми.

Римскую империю в ее былых границах восстановил Велизарий, отвоевав у варваров вскоре после мятежа Северную Африку, Италию, Далмацию и часть Гиспании, так что Средиземное море вновь стало «внутренним озером» ромеев.

Что же до так называемого «Кодекса Юстиниана» — знаменитого свода гражданского права, то его создал Трибониан. Этот гениальный труд оказал огромное влияние на историю права и сыграл необычайно важную роль в смягчении древней жестокости нравов. До сих пор его воздействие испытывают многие правовые системы мира.

А то величественное здание, которое стоит и поныне, знаменуя собою вершину византийского искусства — то самое, по поводу которого Юстиниан однажды, изумленно разглядывая толь-' ко что завершенный шедевр, воскликнул: «Слава тебе, Господи, что счел меня достойным на великое деяние сие! О Соломон, я превзошел тебя!» — принадлежит гению архитектора Анфимия Траллийского.

Несмотря на свое прозвание, великим человеком Юстиниан не был. Правда, нрава он был серьезного, пожалуй, даже мрачноватого, но, хотя замыслы у него и были грандиозные, без живого воображения и широкой одаренности Феодоры он едва ли осуществил многие из них.

Юстиниан был склонен подозревать преданных сподвижников, таких, как Велизарий, и порой полностью доверялся негодяям, таким, как Иоанн из Каппадокии.

У него и Феодоры не было больше детей, но племянник Юстиниана был женат на племяннице Феодоры, и после смерти Юстиниана они взошли на престол и правили как Юстин II[77] и императрица София.

С годами Юстиниан все больше и больше предавался богословским трудам и предпринимал значительные усилия, чтобы примирить противоборствующие течения в церкви.

Говорят, что, приближаясь к кончине, он вновь склонился к монофизитству, к которому тяготела и Феодора. Возможно, в его одинокой старости это было данью ее памяти, потому что преданность их друг другу является совершенно уникальным явлением, которое ни до того, ни позже не встречается в летописях о жизни могущественных монархов.

Умер он дряхлым и немощным в 565 году от Рождества Христова.

Ни с кем из столь одаренных и преданных полководцев не обходились так несправедливо, как с Велизарием.

На заре своей воинской карьеры он разбил персов, обезопасив на продолжительное время восточные рубежи империи. Затем поочередно он разгромил государства вандалов в Северной Африке и остготов в Италии и Далмации, отвоевал для Византии юг Гиспании, а также острова Сардинию, Корсику и Сицилию. Позднее он вел новую войну с Персией, а уже в старости был отозван из отставки, чтобы отразить страшное нашествие булгар, которые вплотную подступили к Константинополю. И все же ни в одной из этих войн, изобилующих блестящими победами, не было более славного сражения, чем когда с пятнадцатью сотнями воинов на Ипподроме в Константинополе он противостоял сотне тысяч бунтовщиков, не дав тем самым повернуть ход истории.

Его взгляды на военное искусство, включавшие массированное применение тяжелой конницы и широкое использование искусных лучников, революционизировали всю стратегию и тактику и доминировали в войсках вплоть до изобретения пороха.

И все же с ним постоянно обращались совсем не так, как он того заслуживал. Его постоянно предавали. Антонина, в отличие от Феодоры, так и осталась в помыслах и стремлениях до конца жизни маленькой куртизанкой. Тасуя череду любовников, она изменяла своему мужу, великому полководцу, но он, подобно многим очень сильным мужчинам, легко поддавался обману, мольбам и льстивым речам и никогда до конца не верил тому, что о ней слышал. К тому же он часто отсутствовал по долгу службы.

Одно время Феодора даже была готова удалить Антонину от двора, но в конце концов нашла чисто женский выход. Держа некоего Феодосия, к которому распутная Антонина воспылала страстью, под неусыпным надзором, императрица связала руки бывшей подруге. В конечном счете именно Антонина помогла Феодоре отомстить Иоанну Каппадокийцу.

Жену свою Велизарий пережил. Наиболее выдающийся полководец своего времени — лучший из всех, кто водил легионы в период от Юлия Цезаря до Карла Великого, — он познал и славу, и горечь. Его победы, очевидно, возбуждали у Юстиниана зависть, ибо дважды после блестящих завоевательных походов полуопального полководца отзывали в столицу, лишая триумфов. Но до тех пор, пока жива была Феодора, все это заканчивалось благополучно и Велизария вновь восстанавливали во главе войск, воздавая ему почести, которых он более чем заслуживал.

То, что он находился под покровительством императрицы, совершенно не вызывает сомнений, хотя она и использовала в собственных целях привязанность Велизария к его неверной жене. Однако, когда Феодора умерла, для полководца, хоть и служил он Юстиниану верно и преданно, настали черные дни.

В 562 году его обвинили в заговоре, конфисковали все имущество, а самого Велизария ввергли в темницу. В следующем году Юстиниан, однако, смягчился и возвратил ему свое расположение.

Умер Велизарий в 565 году, тогда же, когда и его царственный повелитель. Так что легенда, что он якобы был ослеплен и кончил свои дни уличным попрошайкой, клянчившим: «Подайте черный обол слепому военачальнику Велизарию!», не имеет под собой никаких оснований. По-видимому, последние годы он прожил в относительном комфорте, пусть и без должных почестей и наград, которые должен был получить как человек, восстановивший Римскую империю и спасший отечество.

Один из самых неприглядных деятелей в истории, корыстный и вероломный префект претория, хотя и бежал во время мятежа, тем не менее сумел сохранить свое положение, несмотря на все шаги, предпринятые Феодорой против него. Ни он, ни Трибониан так никогда и не были официально лишены своих должностей, несмотря на обещание Юстиниана, данное толпе, ибо император, после того как чернь продолжила бунтовать, счел себя не связанным этой клятвой.

Влияние Иоанна из Каппадокии на Юстиниана является одной из необъяснимых тайн истории. Это было единственное, в чем император никогда не уступил супруге, и Каппадокиец, возвратившись после побега, продолжал удерживать власть, а впоследствии даже зло насмехался над бессильной ненавистью императрицы, пока наконец не зашел слишком далеко и не угодил в расставленную ею ловушку.

Зная вероломный характер этого человека, Феодора замыслила интригу, использовав в ней Антонину, которую полностью прибрала к рукам, контролируя ее любовника Феодосия. Антонина шепнула Каппадокийцу о некоем заговоре, посредством которого Феодора должна быть низложена, а вместе с нею и, возможно, Юстиниан. Префект тотчас клюнул на эту приманку, явился ночью в дом Антонины, где и выразил свою поддержку «заговора», во главе которого якобы стоял Велизарий. Его преступные слова слышали свидетели, спрятанные специально с этой целью, но Иоанну удалось ускользнуть от стражников, пытавшихся его схватить, и укрыться в новом храме Святой Софии.

Однако неприкосновенность беглеца в храме ничего не значила для Феодоры. Иоанна приволокли к императору и императрице прямо от алтаря, за которым он прятался. Вероятно, именно Юстиниан спас Каппадокийца от смертельного приговора, и тем не менее тот был лишен своих обширных поместий и всех богатств, накопленных за годы систематического казнокрадства, и насильно пострижен в монахи — самая легкая кара по тем временам. Местом его пребывания был определен монастырь в пригороде Кизика.

Впрочем, Феодора не была удовлетворена этим и, по-видимому, боялась, что ловкий Каппадокиец вновь сумеет добиться снисходительности Юстиниана. Так что, когда был убит епископ Кизика (ни для кого не было тайной, что Юстиниан принадлежал к его врагам), бывший префект претория был арестован, бит кнутами до полусмерти и отправлен в ссылку.

Вот он-то и окончил жизнь уличным нищим. Впрочем, жалеть его не стоит.

Эстет, философ, циник и глубокий ученый, квестор Трибониан был одной из самых привлекательных фигур своего времени. Деятельность этого необычного человека по пересмотру законов империи, устранению несоответствий и противоречий в них и сокращению их огромного количества до разумного объема недаром называют самым значительным достижением, прославившим правление Юстиниана.

Правоведы и сегодня изучают его кодекс, и еще в 1905 году Трибониановы дефиниции употреблялись в законах Баварии и ряда других европейских государств.

Личность этого человека для нас является во многом закрытой, но его выдающиеся интеллектуальные способности очевидны и в доказательствах не нуждаются. До самой своей смерти, последовавшей незадолго до кончины Феодоры, он занимал высокую должность квестора. И похоже, что до самого смертного одра он смаковал прекрасные вина и радовался остроумным апофегматам[78], которыми так славился, сохраняя полное бесстрашие перед смертью, к которой относился с презрением, свойственным языческой философии, что сидела в нем на деле намного сильнее христианских догматов, которые он лишь номинально почитал.

Маленький евнух, мужество которого и умелый подход к главарям партии Синих немало способствовали подавлению восстания, был в значительно большей степени мужчиной, чем многие его физически полноценные современники.

До самой своей кончины Феодора покровительствовала ему, и он отличился, став одним из немногих бесполых, прославившихся как полководцы. Служа в итальянскую кампанию заместителем Велизария, Нарсес, после того как его командир был отозван Юстинианом в Константинополь, довершил разгром остготов. В награду он был назначен экзархом (правителем) Италии.

Но страсть евнуха к деньгам, бывшая его главной слабостью, не оставила его. Кажется, ни у кого из историков не вызывает сомнений то, что он был нечист на руку, и после смерти Юстиниана императрица София повелела Нарсесу вернуться в Константинополь, направив ему оскорбительнейшее послание с советом оставить военное ремесло в удел мужчинам, а самому занять подобающее место на женской половине дворца, ибо дело евнуха — командовать женщинами.

Говорят, Нарсес на это послание заметил: «Я заварю ей тут такую кашу, что ее долго придется расхлебывать». И вместо того, чтобы подчиниться повелению, вступил в сговор с ломбардами, диким племенем, с целью низвергнуть власть императора в Италии. И хотя впоследствии он раскаивался в этом, тем не менее этим шагом он открыл дорогу новому завоеванию Апеннинского полуострова варварами.

Существует легенда, что Нарсеса сожгли на костре в Константинополе, но вряд ли это соответствует действительности. По-видимому, он умер естественной смертью в 573 году в возрасте 95 лет.

О дальнейшей жизни этой куртизанки, наиболее кроткой и благородной из подруг Феодоры, известно мало. Говорят, что однажды императрица, дабы найти подходящего мужа для дочери подруги среди высших придворных, употребила свою власть по отношению к ее избраннику, которым оказался Сатурнин, сын старого Гермогена, церемониймейстера. Об этом случае до нас дошла- буквально анекдотическая история, записанная язвительным Прокопием, — дескать, когда Сатурнин стал противиться браку, то Феодора повелела стражникам вздуть его, словно школьника, надерзившего учителю, а после порки посоветовала несговорчивому жениху не быть больше таким дураком. Между прочим, упрямец этому увещеванию внял.

Хризомалло прожила во дворце в качестве подруги и компаньонки императрицы, вероятно, до самой смерти.

История об этом умалчивает, но наместник Киренаики, скорее всего, бежал из своей провинции, как только узнал — вероятно, из послания Каппадокийца — о том, что Феодора оказалась у власти, потому что ей так и не удалось привлечь его к суду за все его злодеяния.

Бежал он, по-видимому, к вандалам, и может статься, что, когда Велизарий разгромил их королевство, его постигла именно та судьба, которой он заслуживал. Если же этого не произошло, то он, пожалуй, трепеща за свою шкуру, скрылся еще где-нибудь подальше, но где — неизвестно. Возможно, он обрел последнее пристанище в пустыне, у диких берберских племен.

Об авторе провидческого письма Юстиниану в документах эпохи нет больше никаких свидетельств, хотя существование самого письма и его необычные последствия документально подтверждаются. Неизвестно, уцелела ли Македония во время страшного землетрясения, разрушившего Антиохию в 526 году, после того, как Юстиниан и Феодора поженились, но еще прежде, чем они взошли на трон. Сообщают, что в этой одной из величайших в истории цивилизации катастроф погибло до 250 тысяч человек..

Племянник императора Анастасия, как и брат его Помпей, после подавления мятежа был казнен. После ареста братья утверждали, что их вины в беспорядках никакой нет, и клятвенно заверяли императора в личной преданности. Но мятеж показал, что они даже помимо собственной воли представляют угрозу для трона уже самим фактом своего существования. А у правителей того времени бытовал обычай: устранять угрозу вместе с ее носителем.

Взлет Юстиниана по социальной лестнице был колоссален: из крестьянской деревушки в Македонии — до трона императора. Но взлет Феодоры был куда фантастичнее.

Несомненно одно: во всей истории ни одна женщина и ни один мужчина не достигали такого могущества одним-единственным шагом наверх. Дитя блуда, последняя из проституток в худшей из клоак порока тогдашнего мира, принимавшая ради куска хлеба даже объятия рабов, — могло ли человеческое существо пасть ниже? И оттуда, с самого что ни на есть дна, — в правительницы западного мира! Можно ли в это поверить, не случись такое на самом деле?

И все же такие, казалось бы, неразрывно связанные судьбы, как судьбы Феодоры и Юстиниана, служат замечательной иллюстрацией того, как несправедлива и предубеждена бывает история. Мужчина, пусть он и ничего собой не представляет, может быть прозван Великим благодаря случайности, молве, положению и власти. О женщине же судят всегда как о женщине, и что бы она там ни совершила, кем бы ни была, помимо этого всегда имеющего первостепенное значение факта остальное не имеет значения.

Таким образом, единственное прозвание, которого удостоилась в веках великая императрица — «пресловутая Феодора».