Гадости для радости ...и по работе

04/10

04/10

— Ты… Ты совсем охренел? Иван, какого ты принимаешь решения за меня? Какого черта ты решаешь, жить или умирать моему ребенку?!

Гены — не воши, их не выведешь.

Только что Екатерина свет Романовна с непринужденным изяществом вскрыла сговор, организованный против нее ее родным братом, расколов непосредственного организатора.

Подловила внезапным визитом, застукала Ивана в моей квартире, ну и… и обо всем остальном тоже догадалась. И мое ясновидение даже не пикнуло предупредить меня, не считая это угрозой.

Теперь вот, Теплеева, нащупав у Ивана свет Романыча мозги, со всей ответственностью их полоскала.

Как человек, присутствующий при процедуре лично, могу уверенно свидетельствовать: жуткое зрелище. Не зря я Екатерину Романовну сразу заопасалась.

Мне, впрочем, ни единой претензии предъявлено не было Во-первых, после возвращения из Виноградаря Теплеева в принципе стала относится ко мне с уважительной опаской. А во-вторых, Ванькина сестра отлично понимала: если начать на меня давить — я психану и хлопну дверью, и ищите другого ритуалиста для снятия проклятия, где хотите.

Но все равно, как человек, застуканный за нарушением профессиональной этики, чувствовала я себя ужасно неловко.

— Я тебя не прощу! Никогда не прощу! У меня было бы на три дня больше, чтобы уговорить ту женщину снять с моего ребенка проклятье! Ты понимаешь это? Ненавижу тебя!

Екатерина ушла, отобрав у брата заколдованную стрелку, а мы остались.

— А я говорила! Нужно было в шкаф прятаться! Или на балкон. Я же тебе предлагала! Не захотел — вот теперь расхлебывай! Она все узнала!

— Ты еще предлагала в окно выпрыгнуть, — напомнил Иван мрачно.

Ну… предлагала, да. Для хладнокровной рептилии я поразительно легко поддалась панике — но в свою защиту могу сказать, что с Теплеевыми у меня вечно все не слава богу выходит.

Вздохнув сочувственно, я погладила Сокольского по руке:

— Не переживай, Вань. Как бы там все не обернулось — рано или поздно сестра тебя все равно простит.

— Да даже если не простит… Пусть себе ненавидит сколько хочет, но на свободе. А то любящая сестра, сидящая в тюрьме, меня как-то мало радует.

Я еще раз погладила Ивана, но уже по спине.

— Не расстраивайся! Ну, хочешь… хочешь, я тебя в “Ведьмака” рубиться пущу?!

Сокольский вынырнул из пучин угрюмости. Спросил с интересом:

— Третий?

— Третий!

— А хочу!

-

— Ну вот что ты творишь? Кто так рубит, ну, кто так рубит?! Иван, не позорь мои седины!

— Вань, ну епрст, ну не под руку же, а! И вообще: пустила играть — так не мешай!

— Да не мешаю я! Просто если у кого-то руки не под мышь заточены, то там хоть мешай, хоть не мешай!

— Ванька, блин! Не зуди!

Отвлекающий маневр удался на славу: отвлеклись мы оба, да так качественно, что и про еду забыли. А звонок домофона услышали, наверное, раза с третьего.

— Кто там? — Недружелюбно рыкнула я, потому что на самом деле, выяснять, кто там приперся, мне не хотелось, мне хотелось висеть на спине у капитана Сокольского и давать ценные советы, умничать и всячески нагнетать обстановку в игре.

— Это я… Впустите меня, пожалуйста, мне очень нужно!

Твою мать. Я растерянно моргнула. Как же это, а?..

Потом взяла себя в руки и открыла дверь подъезда.

— Поднимайтесь.

— Ну что, кто там? — Спросил Иван, не отрываясь от Геральта, энергично крошащего в окрошку какую-то тварь.

Оглянулся. Нахмурился, поставил игру на паузу.

— Клиент, что ли? — Спросил осторожно, внимательно разглядывая мое лицо. — Вань, да не парься ты, все в порядке. Я наушники надену, чтобы не подслушивать, пока ты работаешь, а если тебе конфиденциальность нужна, могу погулять могу пой…

— Вань, — перебила я его. — Там к нам сейчас Оксана Ивашура поднимается…

Иван обработал информацию. Уточнил осторожно:

— Ну… у нас же все готово?

— Ага… — растерянно отозвалась я.

— Тогда… Я коврик в рулон скатаю, да?

Я кивнула:

— Скатай.

Твою мать! Твою нагскую мать, потомственную змеедеву, сработало! Ивашура пришла!

Так. А ну, собраться! Не время для замешательства, Ванька! Отвесив себе мысленную затрещину, я рванула в спальню, где в папке на столе лежали мои шпаргалки с необходимыми обрядами.

Так, нам нужен вариант с добровольным возвратом. Вот он!

Торопливо запихнув обратно в папку лишнее, чтобы не сбиваться и, упаси боже, не перепутать обряды, я погрузилась в чтение, освежая в памяти порядок действий.

Дверной звонок раздался, как гром небесный, хоть мы его и ждали.

Я ругнувшись сквозь зубы — надо было не перечитывать инструкцию третий раз подряд, а подготовить ингредиенты заранее! — я пошла открывать.

— Здравствуйте.

Ивашура на мое приветствие не ответила.

Она изменилась за то время, что прошло с нашей встречи. Куда подевалась ухоженная молодая женщина? Свалявшиеся сосульками волосы (и когда только успели, за четыре дня-то?), бледная кожа, синяки под глазами, подрагивающие руки и лихорадочный блеск в глазах… Видок был так себе, если честно.

— Я.. я могу войти? — Спросила она, нервно неловко поднесла ладонь к лицу, прикусила палец.

Спохватилась, попыталась встать спокойно, опустить руки — но они словно жили своей жизнью, нервически дергаясь, начиная движение и тут же прекращая его.

Я молча посторонилась, пропуская Оксану в квартиру. Она вошла, остановилась, дергаясь и покачиваясь. Я заперла за ней дверь, и указала в сторону гостинной — проходите, мол.

Она послушно прошла вперед. Запнулась, увидев начерченную на полу звезду — простая-то простая, а вечер и половину ночи на нее убила, пока начертила, вспомнила весь школьный курс черчения, геометрии и малый Петровский загиб.

А Ивашура замерла, кусая ногти и прикипев к звезде взглядом. Я остановилась, давая ей успокоиться, встала на пару шагов позади, чтобы не давить, не нависать… и не успела среагировать, когда Ивашура со звериным рыком метнулась вперед, и, подхватив алтарный столик для Таро (твою мать, натуральное дерево, массив ореха, под тридцать кэгэ!), швырнула его в стену.