Кэсси
Просыпаться после дозы наркотиков не очень весело.
Мне удалили зубы мудрости, когда мне было двадцать, и это был единственный раз, когда я был вне себя от чего-то. Но я ненавидела это чувство. А теперь я ненавижу его еще больше.
Но больше всего я ненавижу этого большого ублюдка, который тащит меня на плече, словно мешок с камнями.
Я пыталась проснуться, когда меня вытолкнули из самолета. Я действительно пыталась. Но я снова провалился под воду.
Но не в этот раз. Я не сплю.
Я заставляю себя моргать.
От солнечного света глаза слезятся, но я продолжаю моргать.
Я на самом деле не знаю, лучше ли быть в бессознательном состоянии или в сознании для того, что должно произойти. Но я знаю, что Ганс придет за мной. Поэтому мне нужно оставаться в живых до тех пор. И, по крайней мере, если я буду осознавать свое окружение, я, возможно, смогу что-то сделать, чтобы помочь себе.
Я всасываю внутреннюю часть щеки между зубами и кусаю. Не так сильно, чтобы пошла кровь, но достаточно, чтобы причинить боль.
Я не сплю.
Продолжая моргать, я поворачиваю голову и пытаюсь оглядеться вокруг.
Жарко, солнце все еще высоко, но уже садится за горизонт.
Горизонт, покрытый… Это кактус? Он размывается, затем снова оказывается в фокусе, как их много. Много кактусов. Кактусы?
Я работаю над тем, чтобы стабилизировать зрение и увидеть то, что похоже на горы, или, может быть, это просто неровные холмы. И я не могу сказать, вижу ли я забор или мои глаза обманывают меня.
Где бы я ни была, нигде нет ничего хорошего.
Я открываю и закрываю рот. Движение помогает мне пробудить чувства. Но вместе с этими чувствами приходит тошнота.
Плечо упирается в живот, из-за чего становится трудно дышать, а когда монстр, несущий меня, начинает подниматься по ступенькам, тряска становится невыносимой.
Я упираюсь руками в спину мужчины и поднимаю голову как раз вовремя, чтобы вырвать желудок, полный полупереваренных конфет Skittles.
Я зажмуриваюсь и чувствую, как с моих ресниц капают слезы, когда я снова начинаю блевать.
«Что за фигня?» — ругается мужчина, несущий меня, и тут мой мир снова переворачивается, когда он опускает плечо, заставляя меня соскользнуть.
Я пытаюсь взять себя в руки, но не получается.
Я врезаюсь в перила и осознаю, что должна быть благодарна за то, что он уронил меня на площадку наверху лестницы, а не на саму лестницу, так как я приземляюсь кучей.
Мне удается встать на четвереньки, прежде чем меня снова начинает тошнить.
«Тупая сука», — рычит мужчина, и я поднимаю взгляд и вижу, как он изворачивается, чтобы посмотреть на свои штаны сзади.
Надеюсь, я его облевала. Надеюсь, это были его любимые штаны. И я надеюсь, что он никогда не выветрит этот запах.
Он сердито смотрит на меня, и даже неважно, что его можно считать красивым. Он ужасный человек, поэтому он уродлив как дерьмо.
«Мне не жаль», — хрипло говорю я.
У меня болит горло, и я очень хочу пить, но в моем организме все еще достаточно наркотиков, чтобы чувствовать злость, а не страх.
Его гигантская рука обхватывает мое плечо и рывком поднимает меня на ноги. «Иди».
Я сплевываю на пол и, шатаясь, поднимаюсь на ноги, пытаясь избавиться от неприятного привкуса во рту.
«Отвратительно», — резко говорит мужчина ростом почти семь футов и рывком толкает меня вперед.
Моя рука резко дергается в знак протеста, поскольку он сжимает то место, куда Ганс ввел мне трекер. Но я заставляю свою руку оставаться расслабленной. Я даже не хочу думать о том, что сделают эти люди, если заподозрят, что в моем теле есть GPS-трекер.
Он тащит меня к богато украшенной резной двери и распахивает ее.
У меня не было времени оценить размеры здания снаружи, но, стоя у входа рядом со Злым Андре Великаном, мои глаза расширились.
Это не дом. Это чертов дворец.
Перед нами тянется невероятно длинный коридор, по обе стороны которого располагаются гигантские двухэтажные гостиные, или как их там называют в таких местах.
Это впечатляет. Но это также чертовски безвкусно. Полы и стены сделаны из какого-то блестящего мрамора, а на потолках так много люстр, что это похоже на выставочный зал освещения для злодеев.
«Пошли», — рявкает Андре, увлекая меня дальше в дом.
Мои ноги скользят по гладкому полу, и я понимаю, что на мне нет ботинок.
Я смотрю вниз.
Моя рубашка расстегнута.
Еще одна волна тошноты накатывает на меня. И я свободной рукой похлопываю себя по телу.
Я бы знала, если бы они что-то со мной сделали, верно?
Они, должно быть, просто проверяли наличие оружия. Может, сняли мои ботинки, потому что…
Туман в голове рассеивается, и на смену ему приходит паника.
Понятия не имею, зачем им понадобилось забирать мои ботинки.
Мне нужно выбраться отсюда. Даже если это означает бежать по пустыне в носках.
Ганс найдет меня.
Он всегда меня найдет.
Я не помню, чтобы Андре запирал входную дверь после того, как мы вошли. Что хорошо. Я думаю.
Мне просто нужно уйти от мужчины, который стоит рядом со мной.
Только он намного больше меня. Я никогда не выиграю в драке.
Моя грудь сжимается, и мне приходится открыть рот, чтобы сделать вдох.
Не паникуй.
Сосредоточься.
Я наполняю легкие воздухом.
Что бы сделал Ганс?
Я представляю, как Ганс выпрыгивает через заднюю дверь угнанного школьного автобуса и бросает нож в глазницу ничего не подозревающего похитителя.
Я представляю, как Ганс кусает стопку стикеров и одновременно обезглавливает человека мечом, висящим на стене.
Я представляю, как он заманивает остальных мужчин в поле зрения с помощью украденной рации, а затем без колебаний разносит им черепа.
Я знаю, что сделал бы Ганс.
Ганс будет драться грязно.
Я делаю все возможное, чтобы сымитировать спотыкание, заставляя Андре наклониться в сторону, чтобы поддержать большую часть моего веса. Затем я дергаю руку вниз так сильно, как только могу.
Движение достаточно внезапное, чтобы он отпустил меня, и достаточно близкое по времени к моему спотыканию, чтобы он подумал, что я просто падаю. То есть он не полностью настороже.
Когда Андре поворачивается, чтобы снова схватить меня, я поворачиваюсь к нему и бью его коленом по яйцам так сильно, как только могу.
Сдавленный звук, который он издает, наполняет меня удовлетворением.
Но когда я поворачиваюсь, чтобы побежать, мои обтянутые носками ноги скользят по гладкому полу.
Это всего лишь секунда. Всего полсекунды, прежде чем я обрету равновесие. Но этого достаточно.
Андре хватает меня за волосы.
Я изо всех сил пытаюсь удержаться на ногах, пока мой скальп кричит от боли. Но я не могу упасть. Если я это сделаю, я не сомневаюсь, что он потащит меня за мой хвост.
«Я убью тебя, черт возьми». Я слышу боль в его голосе, и это единственное утешение, которое я получаю, когда он тащит меня перед собой и бьет меня по щеке.
Мои глаза наполняются слезами.
Я не плачу.
Я не плачу.
Это просто чертовски больно, когда взрослый мужчина-ребенок бьет тебя.
Он трясет меня за волосы.
А еще больно, когда кто-то подло дергает тебя за волосы.
Я тянусь и цепляюсь за предплечье Андре, пытаясь удержать свой вес на его руке и снять давление с моей головы. Это уменьшает боль, совсем немного, и я могу оставаться на ногах, пока он тащит меня по длинному коридору.
Когда Ганс дергал меня за волосы, он знал, как сделать так, чтобы мне было хорошо. И даже со слезами, которые все еще текут по моим щекам, я стараюсь помнить об этом. Стараюсь помнить, что хороший человек может сделать так, чтобы все было хорошо.
Я не позволю Злому Андре испортить мне выдергивание волос.
Мы продолжаем двигаться по невероятно длинному коридору. Видны мужчины, но я не беспокоюсь о том, чтобы позвать на помощь. Меня буквально невозможно спутать с добровольным участником, и никто из мужчин, толпящихся вокруг с оружием, не удостоил меня даже взглядом.
Круто, здесь все куски дерьма.
Надеюсь, Ганс убьёт их всех.
Андре тащит меня через дверной проем, и я в замешательстве смотрю на крошечную комнату, пока звук закрывающихся дверей не выдает мне, что я в ней нахожусь.
Это лифт.
Земля под моими ногами начинает двигаться, и я изворачиваюсь в хватке Андре, чтобы посмотреть на индикатор.
Когда число меняется с одного на два, я выдыхаю.
Ничего хорошего в этой ситуации нет, но мне кажется, что спуститься под землю будет хуже.
Число меняется на три, когда лифт замедляется и останавливается.
Андре не делает мне никакого предупреждения; он просто идет, болезненно дергая меня за волосы на каждом шагу.
Я бы сейчас убила за свой арбалет.
Я пытаюсь быть внимательной. Пытаюсь сосредоточиться на том, сколько дверей мы проходим и в какую сторону идем. Но все выглядит одинаково. Те же дурацкие скользкие полы. То же отсутствие вкуса.
Я останавливаюсь, когда Андре открывает темную деревянную дверь. Я едва успеваю мельком увидеть комнату, как он толкает меня вперед так сильно, что я падаю. Мое бедро первым касается пола, и боль пронзает мое тело.
Застонав, я опускаюсь на колени, готовясь к тому, что произойдет дальше.
Но Андре не идет за мной. Он захлопывает дверь между нами, и я слышу, как поворачивается замок. Снаружи.
«Ты такая маленькая сучка!» — кричу я и лихорадочно тру бедро, пытаясь унять боль.
Когда боль утихает настолько, что я снова могу двигаться, я поднимаюсь на ноги и осматриваю комнату.
Это пустой офис.
И он такой же претенциозный, как и весь остальной дом.
С одной стороны комнаты находится зона отдыха с тремя креслами с высокими спинками, покрытыми зеленым бархатом, и стеклянным и золотым журнальным столиком, все на узорчатом ковре. С другой стороны комнаты находится гигантский темный стол перед такими же книжными шкафами, которые занимают всю стену за ним. Но полки пусты, и это может быть худшей частью этой комнаты. С другой стороны, это могут быть оранжевые шелковые шторы, окружающие стену окон напротив меня.
Это как если бы кто-то зашёл в случайный мебельный магазин и купил самые дорогие вещи, которые только смог найти, и ожидал, что они будут хорошо сочетаться друг с другом.
Вкус за деньги не купишь.
Конечно, я думаю о Гансе.
Милый, тихий сосед Ганс. Который живет один в маленьком доме, имеет обычную машину и носит простую одежду. Но, судя по всему, у него больше денег, чем я могла себе представить.
Слезы снова наворачиваются на глаза, но на этот раз я не могу винить Злого Андре.
Я боюсь.
И я скучаю по Гансу.
Я снова и снова принюхиваюсь.
Будь грустной, но продуктивной.
Вытирая щеку тыльной стороной ладони, я вспоминаю, как недавно меня ударили по лицу, и вздрагиваю.
Ладно, слезы могут остаться.
Я поворачиваюсь к двери, через которую меня протолкнули, и пробую ручку.
Он не двигается.
Я не думала, что так получится, но мне пришлось попробовать.
Пытаясь сосредоточиться, я пересекаю комнату и смотрю в окна. Пейзаж за окном прекрасен и суров, с покрытыми песком холмами и колючими пустынными растениями.
Я пытаюсь открыть окно, но задвижки нет. Они не открываются.
Когда я прижимаюсь лицом к стеклу и смотрю вниз, я не вижу ничего, кроме острых камней двумя этажами ниже меня. И поскольку я не смогу уйти на сломанных ногах, я не пытаюсь разбить стекло.
Оставив последний взгляд, я прохожу через гостиную к другой двери в комнате.
Она частично открыта, с другой стороны темнота, и если это не ванная, то я надеюсь, что это секретный туннель, ведущий отсюда.
Я открываю дверь. Это не туннель.
Зайдя в ванную, я закрываю и запираю за собой дверь, затем открываю кран и опускаю руки под воду.
Я полощу рот и выплевываю. Затем снова набираю воду в руки и глотаю холодную воду.