13. Картинки в пыли
Потери армии
Че: "Из одного лишь пристрастия к статистике я собирал все данные о потерях у наших врагов, предоставленные нашей стороной в ходе боевых действий, и оказалось, что их число превышало всю численность противостоявшей нам группы. Фантазия заставляла каждого человека приукрашать свои собственные подвиги. Этот и другие подобные опыты заставили нас понять, что цифры должны быть определенно подтверждены несколькими людьми. Мы пошли даже на то, чтобы потребовать предъявления предметов одежды каждого из погибших для того, чтобы подтвердить гибель противника. Беспокойство о правдивости всегда было важным для Повстанческой армии, и мы попытались заронить в души наших товарищей глубокое уважение к ней и объяснить необходимость поставить правдивость на первое место перед любой мимолетной выгодой".
Батиста и Че
Че обнаружил лейтенанта Педро Паскаля Карреру, лежавшего раненым, когда вошел в изрешеченное пулями здание казармы Эль-Уверо. Каррера был уверен, что мятежники убьют его. Че объяснил, что они не убийцы и щадят раненых, и собственноручно оказал ему медицинскую помощь. Каррера спас Сильероса от доставки в Сантьяго. Позже, при личной встрече с Батистой, он рассказал диктатору о происшедшем. "Там был один человек, который вел все разговоры. Это был лидер, который обращался со мной должным образом, хотя мы и нанесли им потери. Он говорил с иностранным акцентом, и он врач". Батиста прервал меня и воскликнул: "Это Че, коммунистический преступник!" Я сразу же сказал ему, что уверен в том, что они отпустят назад моих товарищей, которых взяли в плен.
Табернилья прервал меня: "Заткни пасть, говнюк, ты просто ведешь пропаганду в пользу этих бандитов... Наши товарищи наверняка уже мертвы". Мои люди появились через три дня, живые и здоровые".
Че о Чибасе и Пасосе
Че: "Это были два совершенно не похожих друг на друга человека. Рауль Чибас просто-напросто грелся в лучах славы своего брата, который и в самом деле являлся на Кубе символом эпохи, но он не имел ни одного из достоинств брата. Он не обладал ни красноречием, ни мудростью, ни интеллигентностью. Похоже, что именно благодаря своей посредственности во всем он и сделался светилом в ортодоксальной партии. Говорил он мало и хотел покинуть Сьерру как можно скорее. Фелипе Пасос был человеком в себе. Его уважали как большого экономиста, и, что важнее, он имел репутацию честного человека, заработанную благодаря тому, что он не запускал рук в общественную казну, находясь в администрации, в которой преступления и воровство были столь же обычным занятием, как и при Прио Со-кратесе, когда тот возглавлял Национальный банк. Можно считать, что в те дни остаться неподверженным этой всеобщей болезни было редким и ценным достоинством. Это достоинство могло помочь чиновнику сделать карьеру, оставаясь при этом слепым по отношению к огромным проблемам, стоявшим перед его страной, но что можно сказать о революционере, который не осуждал ежедневные невероятные злоупотребления, совершавшиеся в стране в ту эпоху той эры каждый день? Фелипе Пасос умудрялся не делать этого, и после спешного переворота, осуществленного Батистой, его вскоре выжили с поста руководителя Национального банка, вместе с его честностью, его знаниями и его всеобщим престижем талантливого экономиста. Он был достаточно тщеславен для того, чтобы считать, что мог бы явится в Сьерру и, как это представлялось его крошечному мозгу макиавеллиевского склада, взять в свои руки бразды правления страной. Он, возможно, уже подумывал о переходе на сторону Дви жения или же пришел к такому решению позже, но его поведение не было никогда вполне искренним".