Железом по белому

Глава 27

5

В заселении был только один маленький минус: комнаты рабочим распределялись на двоих — холостым, женатым, разумеется, комната на семью — а пять на два, как ни крути, не делится. Малыш Крис вцепился в Макграта и категорически отказался жить с кем-то, кроме него. Миллер, Кэтсхилл и Ксавье-Найджел посмотрели друг на друга.

— Кинем чет и нечет? — предложил Кэтсхилл. Миллер хмыкнул.

— Кидайте, — усмехнулся Ксавье, — Вам ведь вдвоем жить, наиграетесь вволю.

— С нами категорически не хочешь? — с некоторым облегчением спросил Кэтсхилл, видимо, он тоже хотел жить с кем-то из своей команды, но что-то мешало напрямую заявить об этом Ксавье. Возможно, совесть или что-то вроде того.

— Ну, тут два варианта: или в одной комнате живет спаянная пара или в двух комнатах живет член команды с чужаком. Я, хоть и Найджел, но все понимаю.

— Забились, — Миллер, чуть не сбив с ног, хлопнул его по плечу, — Все равно рядом, так что если сосед окажется каким-то неправильным — стучи в стену, подойдем, поговорим…

Здоровяк Миллер хрустнул пальцами.

— Я и сам вроде не беспомощный младенец, — подмигнул Ксавье.

6

Несмотря на одинаковую одежду, рабочие Стального города между собой все же различались. Каждый получил на грудь штамп, и теперь чернеющие цифры любому говорили о том, на каком участке работает встречный и где живет. Этакий паспорт на всю грудь. «Заклеймили, как скотину» — ворчали бывшие крестьяне. Ворчали, но уходить не собирались. Видимо, лучше быть клейменой скотиной, чем помирать с голоду.

Ни Ксавье, ни морпехи не видели в штампах ничего дурного или унизительного. В конце концов, на военной службе каждый носит точно такой же «штамп», на котором написано, где ты служишь, в каком полку и в каком чине. Только и разницы, что написано не буквами, и не на груди, а на плечах.

Дополнительное удобство: всегда можешь взглянуть на свою одежду и вспомнить, где ты живешь. Вот он, Ксавье, например — в общежитии номер 7, комната 598. Вместе с соседом. При расселении, похоже, соблюдался некий принцип группирования, потому что его соседом оказался тоже повар. Причем, в отличие от их команды — настоящий. Наверное. Потому что сосед спал после ночной смены и только высунул голову из-под коричневого шерстяного одеяла, хмуро поздоровался и уснул по новой.

Ксавье бросил тощую сумку под кровать и вышел в коридор, посмотреть, как устроились приятели.

В соседней комнате 596 никого не было, мол, если что, стучи, все равно не услышим. Зато из 594-ой доносились веселые голоса.

— О, Найджел, заходи, гостем будешь, если бы ты еще ром принес — цены б тебе не было.

Стол уже был выдвинут на середину комнаты, морпехи вольготно разместились на двух кроватях, разве что малыш Крис забился в угол и сидел, обхватив колени руками и о чем-то загрустив.

— Мне и так цены нет, зачем мне для этого ром?

— Ты знаешь, что такое «скромность»?

— Конечно. Это то, что едят в пост… или после поста, точно не помню.

— Вот, человек не стесняется!

— Миллер, я понял, за что тебя прозвали Киллером. Ты своими хлопками рано или поздно кого-нибудь прикончишь.

— Да я же тихонько.

— Ну, если это было тихонько — значит, точно убьешь. На радостях.

— Тихо, — Макграт вроде и не кричал, но его банда тут же замолчала, — На работу нам только завтра, тут неподалеку рабочая столовая, где кормят завтраками, обедами и ужинами, и где мы будет работать… Кэтсхилл, кем мы там будем работать?

— Поварами, Капитан.

— Точно, этими самыми. Ну а сегодня — разведка на местности. А каждая разведка начинается с чего?

— С карт?

— Не время играть, Найджел, разведка же. Миллер.

Из-за пазухи своей огромной куртки — и нашли же здесь такую, чтобы налезла на этого здоровяка — Миллер достал плоскую металлическую фляжку. На столе как по волшебству появились небольшие жестяные стаканчики, в которые плеснула остро пахнущая жидкость.

— Ром?!

— Нет, мы будем ждать, пока ты появишься и принесешь. Тем более что ты ничего и не принес, Найджел. Сегодня у нас что за день недели? Ага… Тогда — за жен и любимых, и чтоб они никогда не встретились!

Ксавье вслед за всеми бросил в рот глоток обжигающего напитка. Не было у него ни жены, ни любимой, так что пожелание тоста исполнялось очень легко.

— Ну а теперь… — Макграт хлопнул по столу ладонью, но закончить мысль не успел.

В дверь постучали.

Шрам на лице Ксавье чуть дернулся.

Фляжка и стакана исчезли так же быстро, как и появились. У Кэтсхилла в руках оказался небольшой томик, судя по обложке — Священное писание.

Дверь раскрылась.

— Новички? — спросил вошедший. Крепкий, плечистый, с широкими ладонями человека, привычного к работе с металлом. Буквы на куртке, наверное, что-то означали, но Ксавье пока что понял из них только то, что этот тип живет в одном общежитии с ними. Как и его приятели: за спиной вошедшего маячили еще двое, не менее здоровенные — хотя и проигрывающие Миллеру, но зато вдвоем с успехом опережавшие всех остальных морпехов, вместе взятых. Даже если приплюсовать Ксавье.

— Не будем тебя обманывать, незнакомец, мы здесь новые люди, — постным, как хлеб с водой, голосом заявил Кэтсхилл. В сочетании с книжкой в руках и унылым лицом эта фраза производила сногсшибательное впечатление.

Впрочем, вошедшего она сбила с мысли буквально на мгновенье:

— Тогда ответьте — вы с нами?

— Конечно, с вами, — не раздумывая, заверил его Макграт, — О чем вообще может идти речь? Кстати, кто вы?

— Брумосцы? — поднял бровь так и не представившийся вошедший.

— Не, вы точно не брумосцы. Выговор не тот и вообще. Это мы — брумосцы. А вы…?

Макграт сделал приглашающий жест рукой, мол, не стесняйтесь, выкладывайте, кто вы там.

Троица переглянулась с некоторым сомнением, похоже, решая, стоит ли связываться с непонятной компанией, у которой, похоже, не все в порядке с головой. Один святоша чего стоит. Но, видимо, им нужны были люди, поэтому после небольшого сомнения, самый главный из вошедших веско сказал:

— Мы — музыканты.

В этот раз озадаченно замолчали морпехи, видимо, незнакомые с традициями Белых земель, ну, или знакомые недостаточно глубоко. А вот Ксавье сразу понял, о чем речь. А заодно — и то, что помимо разоблачения своего двойника, придется еще и выяснять, откуда в Штальштадте взялись «музыканты», и насколько глубоко угнездилась эта зараза.

Музыкой, злой музыкой, в Белых землях называли бунт. И если те, кто называет себя музыкантами, так спокойно вербуют новых сторонников — значит, в Стальном городе скоро станет жарко.

Жарче, чем в домне.