Железом по белому

Глава 64

Грюнвальд

Флебс. Улица королевы Анны

28 число месяца Мастера 1855 года

Йохан

1

Кашель уже просто душил айн Хербера, а все лекарства они благополучно забыли в экипаже, брошенном возле баррикады. Остатки денег ушли на то, чтобы снять комнату у благообразной старушки, которая была настолько добра, что пустила двух подозрительных личностей без документов, но не настолько добра, чтобы не содрать с них тройную плату. Часть — за комнату, вторую — за то, что без документов, и третью — за то, что происходит что-то непонятное, то есть самое время поднять цену.

Всегда, во все времена найдутся люди, которые решат заработать на несчастье ближнего. При этом искренне возмутятся, если их назовут каким-нибудь нехорошим словом, вроде «стервятника». Они же ничего такого не сделали! Просто хотят заработать немножко денег! Что в этом такого?!

Йохану было некогда размышлять о всеобщем падении нравов в эпоху исторических преобразований. Да и о том, что они со слепым механиком угодили в острые шестеренки этих самых исторических преобразований, он тоже не думал. Юноша вообще не был склонен к пустому философствованию, никак не разрешающему текущие проблемы и трудности:

— найти деньги;

— найти лекарства;

— убраться из города.

Начнем решать проблемы по порядку…

— У вас, случайно, нет зарядов для револьвера третьего калибра?

— Какого? Какой марки?

Йохан взглянул на свое оружие:

— Тут написано «SS».

— Да? Никогда не слышал. Дайте-ка сюда…

Пальцы слепого быстро ощупали револьвер:

— Неплохая копия брумосского «Лама» 50-го года… я бы даже сказал — отличная копия. Жаль. Заряды к нему я оставил на последней квартире…

Йохан вздохнул…

— …но, — неторопливо продолжил механик, — у меня есть заряды к моим револьверам. Как и сами револьверы.

— Откуда?

— Когда мы покинули экипаж — я успел забрать одну из сумок.

Кто бы сомневался, что старый изобретатель оставит свои игрушки. Кстати…

— У вас есть наручники?

— Есть, — нимало не удивился айн Хербер, — Даже с собой. Одну секунду…

Он порылся в объемистой сумке, гремя металлом, достал из нее револьвер, пистолет, изогнутый нож, металлическую перчатку, квадратные часы…

— Ага, вот они. Держите.

Йохан взглянул на покачивающиеся вороненые кандалы с механическими замками:

— Это потом. Когда я вернусь.

Перед выходом из квартиры юноша тщательно обыскал сам себя. Никаких веревок не обнаружил. Что его не успокоило.

2

Ночь — всегда время, не предназначенное для человека. Ночь — время сна, время страха, время хищников, которые пугали еще древних людей, когда они прятались в пещерах, кутаясь в шкуры. Память предков до сих пор заставляет нас бояться темноты, хотя разум при этом говорит, что никаких опасностей там больше нет.

Но разума нужно слушаться не всегда…

Первое, что начинает разрушаться после падения государственной власти — это порядок.

Полицейские перестают патрулировать улицы, а если и продолжают — их начинают убивать. За то, что символизируют старую власть, за то, что порядок теперь нужен не всем, за то, что у них есть оружие, да и просто так. Потому что теперь можно всё.

Мусорщики перестают убирать мусор, дворники — мести улицы, фонарщики — зажигать фонари, и порядок, казавшийся до желанного многими падения тирана обязательным и даже само собой разумеющимся — исчезает, а рассуждения о врожденной доброте человека становятся всего лишь пустыми словами.

По мнению Йохана каждый человек глубоко в душе — зверь, а государство — намордник, который заставляет этого зверя быть человеком.

Подтверждение этого тезиса шло по темной улице навстречу юноше.

Невысокий мужчина, какой-то скособоченный, в рабочей одежде, шагал по тротуару, волоча по земле огромный топор. Топор с шорохом чертил в слежавшемся снегу глубокую борозду, изредка позванивая на камнях и пятнах льда.

Мужчина остановился, исподлобья посмотрел на стоявший у стены здания газетный автомат. Что уж он там увидел: может, он не любил газеты, может — брумосцев, а может, особая причина была и не нужна.

Топор взлетел в воздух и стекла автомата разлетелись в стороны. Следом за ними полетели обрывки газет, куски корпуса, шестеренки механизма… С лязгом взмыла в воздух пружина, покатившаяся о мостовой.

Йохан спокойно шагал в ту же сторону. Именно в той стороне была аптека, а других аптек поблизости он не знал.

Разрушитель остановился, тяжело дыша, и посмотрел на проходившего мимо. Выпрямился, перехватил топор поудобнее… Уронил его вновь, сгорбился, отвернулся и зашагал дальше, волоча свое орудие.

Йохан спокойно шел по своим делам, отгоняя неприятную мысль о том, что мелкий хищник просто испугался, встретив гораздо более грозного зверя.

Вот и аптека.

Он вежливо позвонил в звонок. Потом еще раз. Потом невежливо постучал в дверь. Потом совсем невежливо заколотил в нее ногами.

Никто не отзывался.

Йохан посмотрел вправо. Влево.

Поднял пистолет и выстрелил в витрину.

С грохотом осыпалось стекло.

Он, пригнувшись, вошел внутрь.

Не он это начал, в конце концов…

3

С крыши здания роскошного магазина одежды был виден почти весь ночной город. Когда-то — залитый огнями, светом, музыкой, доносившейся из опер и театров. Сейчас — темный, как будто притаившийся, прячущийся зверь.

Вместо огней окон и фонарей — огни пожаров.

Вместо света — понимающиеся тут и там столбы дыма.

Вместо музыки — выстрелы и крики.

— Это что там, из пушки?

— Да нет, кажется, взорвали что-то.

— А по-моему — пушка.

— Возможно. Не буду спорить.

На крыше сидели двое. Возможно, крыша магазина — не самое лучшее место для возможного ночного времяпровождения, но, если именно ты — тот самый человек, который устроил так, чтобы столица огромного королевства рухнула в пучину мятежа всего за одну ночь, то тебя это не остановит от того, чтобы распить пару бокалов игристого, наслаждаясь видом.

Ты с приятелем ради этого даже притащишь на крышу столик и два кресла.

Сверху сыпались редкие мокрые снежинки, бокалы соприкоснулись с легким звоном.

— Твое здоровье, Фройд.

— Твое здоровье, Штайн.