Железом по белому

Глава 40

Шнееланд

Штальштадт

5 число месяца Монаха 1855 года

Ксавье

1

Плюх.

Шлепок каши плюхнулся в подставленную оловянную миску.

Плюх.

Наполнена еще одна миска.

Плюх.

Третья.

Плюх.

Четвертая.

Подавальщица, невысокая женщина в черном фартуке, работала с монотонностью машины, наполняя миски пришедших на обед рабочих. Только поршнем двигался туда-сюда черпак с выбитой надписью на черенке «Овсяная каша».

Для каждого блюда, которые подались в столовых Стального города, был свой собственный черпак, размер которого был точно выверен, чтобы каждый получал ровно столько же пищи, сколько и все остальные, не больше, не меньше, так, чтобы пищевая ценность каждой порции была одинакова, вне зависимости от того, какое блюдо сегодня в меню.

Ксавье, вместе со своими приятелями, бывшими морскими пехотинцами, наблюдали процесс питания рабочих через раскрытую дверь кухни. Да, при виде того, насколько здесь все продумано, рационально и выверено, на ум приходило именно выражение «процесс питания», как будто речь шла не об обеде живых людей, а о подаче угля в топки машин.

Все продумано. Все рассчитано.

Размеры черпаков, для каждого блюда свой. Рецептура блюд, в которых все должно было быть порезано на небольшие одинаковые кусочки, чтобы не возникало споров о том, у кого больше. Рацион, повторяющийся каждую неделю: три дня — мясо, один день, рыба, по выходным — вино.

— Кормят нас какой-то замазкой, — пробурчал один из получивших обед рабочих, недовольно покосившийся в сторону кухни. Ксавье с морпехами дружно хмыкнули, они работали поварами уже десять дней, и недовольство качеством пищи слышали регулярно. Один раз им даже попытались предъявить претензии после окончания рабочего дня, хотя и непонятно, на что рассчитывали те, кто попытался избить морских пехотинцев. Драка, если это короткое избиение можно назвать дракой, имела два последствия: новых поваров больше никто не трогал, выказывая недовольство исключительно устно, и к ним более уважительно стали относиться «музыканты».

— Не ели эти ребята вубернскую похлебку, не кривили бы морды… — лицо Кэтсхилла исказилось в гримасе, которая изобразила бы улыбку, если бы не давнее ранение.

2

Еще в конце прошлого века граф Вуберн, брумосский военный, полицейский, ученый и изобретатель (да, в 18 веке были возможны еще и не такие сочетания в одном человеке), был озадачен необходимостью дешево и питательно кормить заключенных, которых в Брумосе традиционно множество. Так как граф был не только полицейским, но и ученым, он придумал похлебку, состав которой был рассчитан на основе последних достижений науки (в те времена алхимия тоже считалась наукой), и позволял накормить максимальное количество человек за минимальные деньги.

С тех пор «вубернский супчик», состоящий из перловки, гороха, картофеля, уксуса, соли, воды и сухарей, и выглядящий так, как будто его уже пару раз съели, стал постоянным блюдом тех, кто не мог выбирать, что есть: заключенных, солдат, обитателей работных домов…

Судя по всему, тот, кто сочинял рацион столовых Штальштадта, был знаком с трудами графа по питанию, но все же еда здесь была гораздо разнообразнее, так что рабочие ворчали зря.

Впрочем, это особенность человеческой натуры: она быстро привыкает к хорошему, и начинает желать большего, считая привычное — дурным.

3

После завершения обеда, на который отводилось 30 минут, Ксавье нашел время, чтобы прогуляться по узким переходам между заводскими корпусами.

В четкой, научно выверенной планировке, прослеживались закономерности, явно не предусмотренные изначальным планом. Штальштадт был похож на луковицу, не тем, конечно, что вонял и доводил до слез — хотя, будем честными, и вони и слез здесь хватало — а тем, что состоял из нескольких слоев.

Первый, внешний — выплавка стали и производство безобидных бытовых вещей, вроде лопат и кос.

Второй, уже не для всех — более сложные производства, машины, механизмы, паровозы, станки, на многих из которых ставилось «Made in Brumos» и клейма известных мастерских островной империи. Рабочие с ухмылкой называли их подделками, но Ксавье, которому приходилось сталкиваться с брумосскими товарами, мог сказать, что качеством штальштадтские не только были не хуже брумосских. Они зачастую их превосходили. Так что чужие клейма были нужны не для того, чтобы подсовывать подделки, а для того, чтобы брумосцы как можно дольше не узнавали, что у них появились конкуренты.

На третьем слое работали люди, которые делали оружие. Этот был самым засекреченным, потому что, как понимал Ксавье, Белые земли готовились к большой войне, и не хотели, чтобы противник знал о том, насколько они подготовлены.

Впрочем, нет, самым засекреченным был четвертый слой. Несколько цехов, в которых делали… что-то. Что именно, не знал никто, работающие в них молчали, как рыбы. Вожди «музыкантов», наверное, знали, от них ни у кого не было тайн. Потому что все знали, что тот, кто противится «музыкантам» живет очень недолго. Но с Ксавье, несмотря на то, что он вместе с компанией морских пехотинцев вошел в некое доверие к будущим бунтовщикам, такой информацией не делись.

Среди смутных слухов мелькнули только слова «Рыцарь» и «Полюс».