ПРЕОДОЛЕТЬ СТРАХ

Людям не хватает не силы, а воли.

В. Гюго

Иногда и в мирное время человеку в военной форме приходится рисковать. Разумеется, не так часто, как это бывает на фронте. И все же офицер Димитр Димитров хотел бы поспорить с теми, кто считает, что сегодня люди думают и пекутся прежде всего о себе самих, что они готовы лишь брать, но не способны отдавать. Димитров живет среди военных и не раз убеждался, что, попав в критическую ситуацию, они вовсе не спешат любой ценой спасти собственную жизнь. Нет! Как правило, они принимают рациональные, хотя зачастую и опасные для них самих, решения, демонстрируют готовность сделать все возможное и невозможное для спасения боевых товарищей, мирных граждан или народного имущества.

И примеров подобного рода немало.

Майор Стоян Стоянов, пилот-инструктор, погиб, спасая жизнь молодого курсанта, с которым совершал учебный полет.

Капитан Найден Туролийский, сержанты Димитр Кискинов и Павел Попов пали смертью храбрых при несении службы по охране государственной границы.

Старшина 2-й статьи Стефан Михалев пожертвовал собой, чтобы предотвратить пожар на корабле.

Старший матрос Димитров погиб во время пожара на корабле, но спас своих товарищей…

А сколько героев стояли со смертью лицом к лицу, но остались живы!

…6 июля 1982 года. Успешно выполнив тренировочный полет, старший лейтенант Димитр Чавдаров развернул самолет на посадку. И здесь произошло неожиданное — не выпустилось левое шасси. Возникла чрезвычайно опасная, почти неминуемо ведущая к катастрофе ситуация. Дело усугублялось еще и тем, что горючего в баках оставалось лишь на несколько минут полета. И все же его хватило бы, чтобы набрать высоту, необходимую для катапультирования. Однако летчик решил посадить машину. Командир Димитра, который в эти минуты тоже находился в воздухе, узнав от руководителя полетов о случившемся, пристроил свой самолет справа от машины Чавдарова. Сослуживцы Димитра Чавдарова, находившиеся на земле и в воздухе, с волнением ждали, как пройдет посадка. Все они надеялись на благополучный исход и переживали, что не могут ничем помочь своему товарищу. И старший лейтенант проявил подлинное мужество и прекрасное владение техникой: самообладание и точный расчет позволили ему успешно приземлиться… За проявленную смелость и спасение боевой машины приказом министра народной обороны он был награжден медалью «За отличие в болгарской Народной армии».

Незначительное повреждение самолета было устранено, и Димитр Чавдаров на нем принял участие в совместном оперативно-стратегическом учении братских армий «Щит-82».

…А разве граждане, видевшие рухнувший в воду мост у села Белослав, забудут смелый поступок Димитра Толева, без раздумий кинувшегося в бурлящий поток, чтобы спасти тонущих?

…В машинном парке одной армейской части внезапно вспыхнул сильный пожар. Пламя угрожало боевой технике, в любой момент могли взорваться резервуары с горючим. Но благодаря смелым и решительным действиям рядовых Красимира Василева, Делчо Делчева и Огняна Борисова огонь был укрощен.

…Станция Видин. Пламенем охвачены цистерны с горючим. Однако Георгий Агапов и Цветан Цеков, пренебрегая опасностью, сумели погасить пожар. Оба героя были награждены орденом «За гражданскую доблесть и заслуги», что явилось выражением народной признательности.

И о многих других доблестных поступках мы говорим с Димитром Димитровым, а он все уклоняется от рассказа о том испытании, которое выпало ему самому в небе над одним из северных аэродромов.

…В тот день, 22 ноября 1966 года, он выполнял полет в сложных метеорологических условиях. Нижняя граница облачности находилась на высоте шестисот метров, верхняя — пяти тысяч метров. Едва самолет достиг высоты восьми тысяч метров, случилось неожиданное — вдребезги разлетелся фонарь пилотской кабины. Летчик почувствовал сильный удар в голову и на какое-то время потерял сознание. Самолет начал падать. Лишь у верхней границы облачности Димитров пришел в себя и сумел укротить машину. Затем срочно изменил курс, так как иначе мог врезаться в одну из вершин горной гряды Стара-Планина. Сильная струя воздуха била в лицо, ослепляла, мешала дышать, но летчик уверенно контролировал полет. Все его помыслы были устремлены к одному — спасти самолет.

— О себе не думал, — говорит Димитров во время нашей беседы.

Я слушаю его рассказ и поражаюсь простоте и величию этих слов: «О себе не думал». Почему он так говорит? В чем тут дело? Может быть, в том, что небо — рабочее место летчика. И как рабочий завода, чей станок вышел из строя, делает все, чтобы скорее восстановить его, так и пилот, хоть и не чувствует под собой земную твердь, продолжает выполнять свои обязанности, меньше всего думая о собственном спасении. Лишь в самом крайнем случае, когда иного выхода нет, летчик решается покинуть боевую машину. Чувство неразрывного единения с самолетом присуще всем, кто посвятил себя авиации.

Есть люди, которые на протяжении всей своей жизни так и не решаются сесть в самолет. Ну а летчики чувствуют себя по-настоящему счастливыми только в полете. Проведенные в воздухе часы приносят им истинную радость. С небом связаны все их мечты и стремления.

«О себе не думал»! Не в этом ли проявляется искренняя и глубокая любовь к профессии? Авиация выбирает своих рыцарей однажды и навсегда. Каждый юноша, торопящийся с небольшим чемоданчиком в военно-воздушное училище, с раннего детства грезил самолетами. Мечта о полетах прочно живет в душе каждого из них. Профессия летчика — это профессия отважных. Постоянная готовность к подвигу во многом объясняется самой атмосферой боевых аэродромов, славными традициями авиаторов, особым душевным настроем мужественных людей с крылышками на петлицах. Каждый, кому приходилось иметь дело с летчиками, знает, что им свойственны многие черты, не присущие людям других профессий…

Димитров прерывает мои размышления рассказом о неприятном случае, за который он глубоко винил себя.

— Если бы полет закончился трагически, — говорит он, — вместе со мной мог погибнуть и старший лейтенант Еремиев.

А дело было так. Предстояло выполнить контрольный полет на самолете, только что вышедшем из ремонта. Задание было не из самых сложных, и Димитров отнесся к нему как к обычной, будничной работе — ведь он уже не первый год служил в авиации. Лететь вместе с ним очень просился Еремиев, пилот-инструктор по другому типу самолетов, и Димитров разрешил ему…

На высоте девяти тысяч пятисот метров отказал генератор. Димитров сообщил руководителю полетов о случившемся и пошел на снижение. Испытание было нелегким, но он продолжал выполнять свою работу спокойно, без паники, совершенно не думая о том, что может случиться непоправимое. И вот уже самолет с перегревшимися тормозами застыл в конце полосы…

— С 1959 года не было случая, чтобы я не вписался в полосу, — говорит мне летчик. — Для каждого из нас это вопрос чести. А ведь известно, что в каждом полете существуют две критические точки — это его начало и конец.

Лишь одного долго не мог себе простить Димитров — что вопреки инструкции поднял в воздух человека, ее имеющего отношения к полету. Нарушение есть нарушение, и он вовсе не пытался смягчить свою вину тем, что его коллега-летчик очень настаивал на том, чтобы лететь вместе…

Я не спрашиваю Димитрова о самом тяжелом дне его жизни, боясь, что этот вопрос напомнит ему о тяжелой утрате — смерти одной из его дочерей. Неизлечимая болезнь унесла Галю, и теперь любовь и заботы отца сосредоточились на Милене, которая на «отлично» учится в гимназии с математическим уклоном.

Мне вновь хочется вернуться к тому давнишнему, первому серьезному испытанию, выпавшему на долю Димитрова. Сам он называет его «лейтенантским». Интересно то, что, несмотря на опасную и необычную обстановку, летчик продолжал спокойно делать свое дело. Подобное трудно понять тем, кто не имеет отношения к авиации. Ну а для Димитрова это было «нормальным исключением», если только можно использовать подобный алогизм. Летчик не имеет права поступить иначе. Действовать и в самой сложной обстановке — его обязанность, непреложный закон его профессии.

— Главное в подобной ситуации — сохранить самообладание, преодолеть страх, — считает Димитров.

Спрашиваю себя, откуда берутся у человека силы, чтобы не поддаться страху, не отступить, когда ему грозит смертельная опасность. Не могу не согласиться с теми, кто считает, что источником смелости служит чувство долга. Ведь ловкость и расторопность хулигана или драчуна не приводят в восхищение никого, кроме ему подобных. Философы говорят, что вне долга нет подвига.

Когда разлетелся фонарь и в кабину ворвалась воздушная струя, Димитров на какое-то время был выведен из равновесия, что вполне понятно и объяснимо. В течение последующих секунд он действовал инстинктивно, рефлекторно, словно во сне. Лишь на высоте около четырех тысяч метров полностью овладел собой, предпринял неотложные меры, которые диктовала обстановка, и предотвратил дальнейшее падение самолета. Его воля и мысль были напряжены до крайнего предела.

А внизу, на земле, сослуживцы Димитрова мучились оттого, что ничем не могут помочь товарищу, и всей душой желали ему благополучной посадки. Сам же Димитр прекрасно понимал, что и его судьба, и судьба боевой машины зависят теперь только от его мужества и мастерства. Не обращая внимания на опасность, на боль в голове, он уверенно вел самолет к аэродрому. И вот уже под ним бетонная полоса. Летчик снизил скорость. В наушниках зазвучали слова руководителя полетов: «Еще немного!.. Так держать!.. Хорошо!..»

Лишь на земле понял Димитр, насколько серьезной была опасность. Осколки фонаря разлетелись с такой силой, что пробили в нескольких местах приборную панель, не задев, к счастью, жизненно важных узлов.

…Товарищи тепло поздравляли Димитра, дружески обнимали его, шутили, что этот день он может отмечать как свой второй день рождения. Как-то вдруг обессилев от пережитого напряжения, он сбросил парашют на землю, сел на него и закурил. Сейчас возле взлетной полосы, среди друзей, он с особой остротой ощутил, насколько близок был от гибели.

Приказ генерала Трынского, который командовал тогда военно-воздушными силами, сохранил для истории этот эпизод:

«За проявленные в сложной обстановке мужество, хладнокровие и сообразительность и за спасение самолета наградить инженера-лейтенанта Димитра Димитрова…»

Имя молодого офицера было занесено в Книгу почета Центрального Комитета Димитровского Коммунистического Союза Молодежи.

С тех пор прошло много лет. Димитров командовал звеном, эскадрильей, был заместителем командира части. Но и до сегодняшнего дня его любовь к авиации осталась все такой же сильной и беззаветной. Его путь в небо начинался в аэроклубах Русе и Горна-Оряховицы. Затем последовали военно-воздушное училище и военная академия. Сын Северной Болгарии, он много лет служил в этом краю.

Как человека, много лет связанного с авиацией, Димитрова всегда интересовали истоки присущих летчикам мужества и отваги. Он стремился понять природу того внутреннего механизма, который не дает страху парализовать волю и разум пилота в опасной ситуации. По его мнению, определяющую роль играют интеллектуальная и эмоциональная зрелость человека, его нравственные принципы, присущее ему чувство долга. Все эти проблемы очень сложны, трудно поддаются исследованию. Особенно нелегко вникнуть во внутренний мир человека, который знает, что ему грозит серьезная опасность. Чтобы получить ответ на многие сложные вопросы, Димитров познакомился с трудами в области психологии людей, посвятивших себя авиации.

В последнее время наука и искусство все глубже проникают в сущность человеческих характеров. Поведение людей, оказавшихся в экстремальных условиях, вызывает огромный интерес исследователей.

Многие западные исследователи основной упор делают на некие «темные силы», присущие якобы каждому человеку.

Ну а наш подход, всегда ли он беспристрастен? Едва ли. Ведь мы обычно смотрим на человека с любовью и пытаемся увидеть в нем прежде всего хорошее…

О многом еще можно рассуждать, когда перед вами такой влюбленный в небо человек, как Димитр Димитров. Сам он сожалеет только об одном — что зачастую нужна какая-то случайность или авария, чтобы раскрылись присущие летчику мужество и отвага, чтобы все окружающие, его командиры и подчиненные увидели, чего он стоит на самом деле. Ну а как тогда оценить сотни часов, наполненных повседневной учебой и будничной работой, десятки полетов, о которых говорят, что они прошли нормально? В обычных условиях труднее раскрыться характеру летчика, его волевым качествам, его достоинствам. Вот почему мы зачастую как бы рассчитываем на помощь его величества случая, на какие-то чрезвычайные обстоятельства. А ведь достаточно быть лишь немного наблюдательнее…

Трудно не согласиться с Димитром Димитровым.

Мой собеседник рассказал мне об офицере Георгиеве, вместе с которым ему довелось служить. Во время чрезвычайно сложного полета Георгиев безукоризненно управлял самолетом и сумел посадить машину. Волю и выдержку проявил в критической обстановке и военный летчик Цветанов. Еще о многих других ярких личностях из числа наших авиаторов с увлечением поведал мне Димитров во время нашей встречи.

Глубоко прав наш большой писатель Димитр Димов, говоря, что великое в душе современного человека идет не от мещанских норм приличия и морали, не от разного рода побрякушек, которыми прикрываются пороки, а от смелости, с которой он воспринимает правду жизни, от героической твердости, с которой преодолевает трудности.

Димитров утверждает, что даже после своего самого драматического полета он не испытывал чувства страха, хотя общеизвестно, что законы образования условных связей не знают исключений. В той или иной степени они действительны даже для тех, кто не обладает лабильной психикой. Летчик убежден, что и психологические травмы, полученные в критической ситуации, могут «стереться», забыться, не оставив нежелательных следов, хотя это и не просто. Иногда они дают о себе знать гораздо дольше, чем физические травмы. Нельзя недооценивать в этой связи роль таких «лекарств», как тренировки, повышение квалификации, выработка психологической устойчивости, закалка воли.

Разговор с Димитровым о поведении летчиков после пережитой ими критической ситуации напомнил мне об интересном случае, описанном советским писателем Михаилом Зощенко.

…Хоронили знаменитого летчика. Один из выступавших, произнося прощальное слово, ошибся: вместо фамилии умершего назвал фамилию другого известного летчика, который в это время присутствовал на кладбище. Оратор тут же поправился, однако все присутствующие и сам «заживо погребенный» почувствовали какое-то сильное смущение и неловкость. Сразу по окончании траурной церемонии этот летчик отправился на аэродром и поднялся в воздух. Он как бы стремился доказать в первую очередь самому себе, что допущенная кем-то ошибка — простая случайность, от которой его дальнейшая судьба не зависит. Это мужественное решение было направлено на то, чтобы разорвать условные связи, прежде чем они успеют закрепиться в его сознании.

Когда я спрашиваю Димитрова, что он больше всего ценит в людях, в чем для него заключается человеческое счастье, каких друзей он предпочитает, летчик отвечает, что превыше всего ставит любовь к родине, к работе и семье, ненавидит бездушие и эгоизм. С большой теплотой говорит он о своем отце-пенсионере, который свыше сорока лет проработал на заводе токарем. И сейчас повседневный труд помогает этому старому человеку сохранять бодрость и ощущение полноты жизни. Димитров убежден, что ничто не может заменить человеку того удовлетворения, которое приносит любимая работа. Залог счастья человека — любимая профессия, хорошие взаимоотношения в семье, здоровье и успехи родных и близких. Димитров предпочитает дружить с людьми, которые своим отношением и поведением подтверждают народную мудрость: «Друзья познаются в беде».

Мне очень хочется спросить у Димитрова, во имя чего он не задумываясь пошел бы на риск. И все же я не рискую задать такой вопрос — как-то неловко спрашивать человека о столь сокровенных вещах напрямую.

Димитров не раз подчеркивал в разговоре, что необходимо сохранять хладнокровие в полете, хотя понятно, что одного хладнокровия далеко не достаточно, — решающая роль здесь принадлежит мировоззрению, моральным принципам, идейной закалке и другим человеческим ценностям.

Мой собеседник в авиации не со вчерашнего дня, и ему прекрасно известно, что любой летчик готов пожертвовать жизнью во имя родины или ради спасения людей, хотя подобный шаг не всегда дается так легко, как об этом говорится.

Не раз в беседах с военными, в том числе и с летчиками, я интересовался их отношением к своим командирам — к тем, кто стоит во главе звена, эскадрильи, части. Кадровые военные отдают предпочтение определенному типу командиров. Стремятся подражать им и как бы лепят самих себя по их образу и подобию.

Димитров высоко ценит своих командиров и инструкторов, которые воспитали у него любовь к профессии летчика, научили его премудростям воинской службы.

Ну а как относятся к Димитрову те, кого он сам обучал?

Случай помог мне получить ответ на этот существенный вопрос.

За проявленные мужество и высокое мастерство офицер Любен Хубенов указом Государственного совета НРБ был награжден орденом Красного Знамени.

На мой вопрос, каких командиров он ценит наиболее высоко и почему, Хубенов отвечает:

— Примером для меня был и остается мой первый инструктор Димитр Димитров — талантливый летчик, прекрасный человек и одаренный педагог, который всегда знал, что требовать от обучаемых. Он умел и не упускал возможности поощрить за то, что ты уже постиг, но при этом всегда давал понять, что это далеко не предел. Он упорно вел нас к вершинам мастерства.

Хубенов продемонстрировал высочайшее самообладание в крайне сложной и опасной обстановке, и поэтому я интересуюсь, как он сам оценивает свои собственные действия.

Он отвечает:

— Не считаю, что пережитое есть предел моих психических и физических возможностей. Не желаю никому, в том числе и себе, подобного испытания, но справедливости ради должен сказать, что известны вызывающие восхищение случаи, когда летчики выходили победителями из куда более сложных переделок… Во мне же надежда на благополучный исход всегда была развита намного сильнее, чем предчувствие трагической развязки. Может быть, поэтому мне в любых обстоятельствах удавалось сохранить спокойствие и уверенность.

Недавно я получил письмо от Любена Хубенова:

«О рискованном полете моего первого инструктора Димитрова я узнал случайно и с большим опозданием… О себе он не любил много говорить».

Читая письмо Хубенова, я думал о Димитрове.

Хорошо, когда, оглянувшись на тех, кого учил, видишь в них добродетели, которые они ценили в тебе!

Загрузка...