Многие назовут меня искателем приключений и не будут далеки от истины. Правда, приключения эти особого рода, а сам я из тех искателей, которые рискуют жизнью, чтобы доказать собственную правоту…
Любое серьезное дело сопряжено с известной долей риска. И это более чем справедливо, если речь идет об авиации. В воздухе пилота всегда подстерегают различные неожиданности.
В летной биографии Стиляна Пеева было семь особых случаев. Расскажу о двух из них.
…Сентябрь 1958 года. Пара истребителей МиГ-15 выполняла тренировочный полет на высоте восьми тысяч метров. Один самолет пилотировал Стилян Пеев, другой — Кузман Денков. Летчикам предстояло атаковать воздушные цели и сфотографировать их с помощью фотопулемета.
Первым атаковал Денков, затем наступила очередь Пеева. Но при выходе на цель двигатель его самолета перестал работать.
Знакомый штурман описал мне подобную ситуацию: «Двигатель начинает кашлять, словно астматик, и затем окончательно глохнет. Не слышно ничего, кроме глухого свиста, подобного шуму ветра в горах. Невольно тобой овладевает страх за собственную жизнь и за самолет. Никакого выбора, по существу, нет, единственным шансом спастись остается катапультирование».
Пеев попытался связаться с командным пунктом. Из-за свиста, создаваемого воздухом, обтекающим фонарь кабины, он почти не слышал собственного голоса.
— «Орел», на связи Двести седьмой! Как слышите меня?
Возможно, сел аккумулятор, хотя это казалось невероятным, так как он сам видел, что только сегодня утром радиотехники поставили новый. Неужели придется воспользоваться парашютом? Пожалуй, об этом рано думать, ведь самолет еще не потерял управления. Может быть, удастся дотянуть до аэродрома… Или попытаться сесть где-нибудь на жнивье?
Пееву не были ясны причины аварии, и тем не менее надо было что-то делать.
Во-первых, сохранить скорость, достаточную для планирования. Во-вторых, нельзя допустить слишком быстрого падения высоты. Трижды пытался летчик запустить двигатель в воздухе, но безуспешно.
Несколько лет летал Пеев над этим районом — сначала как курсант, затем как инструктор. Все здесь было ему хорошо знакомо — каждая складка местности, каждый изгиб реки. Прикинув, что до аэродрома осталось километров восемьдесят, Пеев повернул самолет в ту сторону. Он надеялся, что ему удастся дотянуть до базы. В десяти километрах от аэродрома высота упала до тысячи пятисот метров, при выходе на четвертый расчетный разворот до земли оставалось всего восемьсот метров.
Пеев направил самолет на полосу. Выпустил шасси. И в этот момент увидел, что там, где должен был приземлиться его самолет, снуют бензозаправщики и какие-то другие машины. Столкновение казалось неминуемым…
Летчик внимательно осмотрелся. Слева от самолета обнаружил площадку, которая вроде бы годилась для приземления. Правда, она выглядела несколько коротковатой, так что посадить самолет надо было очень точно. Пеев пошел на посадку. Успел подумать: «Колеса должны коснуться земли возле того бугорка, где куст торчит». Перпендикулярно направлению посадки проходила высоковольтная линия, что создавало дополнительные трудности и увеличивало опасность. Впереди, километрах в двух, блестела вода водохранилища.
Вынужденная посадка на грунт всегда сопряжена с большим риском для пилота. Конечно, Пеев еще мог воспользоваться парашютом. Но он с самого начала отверг такой вариант — ведь это означало верную гибель боевой машины. Нет, летчик решил сделать все возможное, чтобы сохранить самолет. Он был уверен, что сумеет посадить его.
Расстояние до земли стремительно сокращалось, и вот уже колеса коснулись луга точно у намеченного куста. Самолет запрыгал по кочкам. Когда летчику удалось остановить его, до кромки воды оставалось всего несколько метров…
Вот так буднично и немногословно описал Стилян Пеев свою первую вынужденную посадку.
Все время, пока он боролся за спасение боевой машины, над ним, волнуясь за судьбу товарища, кружил Кузман Денков. Когда Пеев благополучно сел, его напарник пролетел над ним, покачав крыльями.
Место, где приземлился самолет, оказалось безлюдным. Стилян выбрался из кабины, спрыгнул на землю и устало опустился на траву. Мучил вопрос: что же послужило причиной аварии? Ведь до сих пор самолеты этого типа летали безотказно.
Вспомнился Пееву случай с советским летчиком капитаном Юрием Козловским, который вынужден был катапультироваться над гористой местностью во время тренировочного полета. На долю Козловского выпали тяжелые испытания. Когда его самолет потерпел аварию в воздухе, летчик, получив категорический приказ, покинул машину. Однако приземление было неудачным — летчик упал на скалы и сломал обе ноги. Ночью, в условиях труднопроходимой местности и при сильном морозе, Козловский, проявив необыкновенную выдержку и истинное мужество, сумел самостоятельно добраться к людям. В мирных условиях летчик повторил подвиг Алексея Маресьева…
Мысли Пеева были прерваны появлением крестьян из местного кооператива, которые, побросав свои дела, поспешили на помощь летчику. Люди протягивали ему грозди сочного винограда, предлагали холодную воду, спрашивали, какую помощь они могут оказать. Искренние участие и забота кооператоров тронули Стиляна до глубины души.
— Никогда прежде я не испытывал столь глубокого и всеохватывающего чувства благодарности, как в тот день. Внимание незнакомых людей, их стремление помочь вдохнуть в меня новые силы. Мне хотелось обнять каждого из них в знак признательности за их нежные и любвеобильные болгарские сердца, — вспоминает в беседе со мной Стилян…
Второй случай произошел с ним в 1961 году.
…В ночь на 24 декабря Пеев выполнял самостоятельный полет по заданному маршруту. Вокруг царили холод и темнота. На земле термометр показывал минус семнадцать градусов. На завершающем этапе полета, находясь в сплошной облачности на высоте семи тысяч метров, Пеев доложил на командный пункт, что приступает к выполнению расчетного разворота. И в этот момент по внезапно наступившей тишине летчик понял, что случилось что-то неладное. Взглянул на приборы — так и есть, двигатель отказал. Пеев тут же довернул самолет на аэродромную станцию наведения и стал снижаться, чтобы сохранить необходимую скорость. Немедленно доложил о случившемся на командный пункт, затем попробовал запустить двигатель в воздухе. Первая, вторая, третья попытки закончились безрезультатно. Тишина в кабине казалась зловещей. Она была пострашнее любого шума и грохота. Лишь часы мерно отсчитывали секунды. «Тик-так, тик-так»… Пеев сосредоточился. Мысль лихорадочно работала: «Удастся ли дотянуть до аэродрома или придется катапультироваться? Если спасти самолет не представится возможным, в какой момент следует покинуть его?»
Снова спрашиваю Стиляна о том чувстве, которое называется страхом.
— Где-то я читал, — улыбается Пеев, — что люди курносые несколько боязливы, а широкоскулые — смелы и отважны. А если говорить серьезно, то чувство страха присуще каждому человеку независимо от того, как он зовется — Петром или Стиляном. Некоторые ищут причины страха и абсолютного бесстрашия в уровне интеллектуального и нравственного развития. Отсутствие страха в минуты очевидной опасности объясняют ограниченным умом, а постоянный страх — грубым душевным складом… В последнее время, — продолжает Пеев, — стали много писать о стрессовых состояниях. Рекомендуют даже таблетки от страха. Что же касается нас, летчиков, то свои «таблетки» от страха мы принимаем при первом же взлете. Те, кто начисто отрицают страх, несерьезно подходят к вопросу. И самого себя я вовсе не считаю каким-то железным человеком, которому неведомо это состояние. Советские ученые ищут связь между страхом и оцепенением. Органические вещества тетрапектины стимулируют двигательную активность и уменьшают ощущение страха.
После этого небольшого отступления Пеев продолжил свой рассказ. В тот раз, несмотря на критическую ситуацию, он не почувствовал страха. Напротив — стал более собранным и сосредоточенным. Рассуждал трезво — если воспользоваться парашютом, то можно замерзнуть, не достигнув земли, так как на высоте, на которой он летел, температура была примерно минус шестьдесят градусов.
На командном пункте в этот момент находился Делю Колев, опытный и решительный командир, который спокойно и уверенно продолжал руководить полетом — информировал Пеева о местоположении самолета, корректировал действия летчика.
— Сто тридцать второй… Ваша высота достаточна, чтобы дотянуть до аэродрома… — раздавался в наушниках Пеева голос руководителя полетов.
Но высота быстро уменьшалась. Обстановка усложнялась еще и тем, что видимость снизилась до нуля. Фонарь кабины летчика обледенел. Сквозь наледь справа расплывчато мерцало какое-то желтое пятно. Это были огни близкого города.
…Пятьсот метров. Рука невольно потянулась к рукоятке катапульты. В этот момент вновь раздался голос руководителя полетов: «Пока все идет нормально. Вижу вас. Выполняйте указания».
И вот высота уже пятьдесят, затем тридцать, наконец десять метров. «Садимся! Еще немного. Так держать!»
Колеса коснулись бетона в самом начале полосы, и самолет стремительно побежал по ней. В наушниках по-прежнему раздавались слова руководителя полетов: «Левый тормоз! Оба!»
Укрощенный самолет застыл у края полосы. Мощный тягач тут же отбуксировал его в ангар. На летном поле находились и другие летчики, которые все это время с волнением следили за полетом Пеева. Все тянулись пожать Стиляну руку, горячо поздравляли с успешной посадкой. Появился и генерал Симеон Симеонов. Он горячо обнял летчика со словами: «Вы оказались сильнее, вы победили!» Никогда не забыть Пееву этого крепкого мужского объятия.
В обоих чрезвычайных случаях из своей летной практики Стилян Пеев думал не столько о собственном спасении, сколько о наиболее правильном выходе из возникших ситуаций. Действовал умело, без спешки, четко исполнял команды с земли. Не думая о риске для собственной жизни, делал все возможное для спасения боевой машины. Несмотря на грозящую смертельную опасность, твердо верил в возможность благополучного завершения полета. И оба раза не только сам остался в живых, но и спас самолет.
— Человек, даже попав в крайне тяжелую обстановку, всегда может найти выход, если только не утратит самообладания и трезвости мысли, — делится со мной Стилян Пеев. — Что касается меня, то сами понимаете, насколько важна была помощь, оказанная мне руководителем полетов. Его четкие команды и деловой тон успокаивали, вселяли уверенность.
Смелые действия летчика по спасению самолета получили высокую оценку. Приказом министра народной обороны Пееву было досрочно присвоено очередное звание. Командование части вручило ему ценный подарок.
Как и большинство военных летчиков, Стилян рано увлекся авиацией. Начинал он с планерного спорта. Прошел курс обучения в аэроклубе, затем закончил военно-воздушное училище. Двадцать лет прослужил Стилян Пеев в военной авиации. Был инструктором, учил летному мастерству молодых пилотов. Долгое время командовал эскадрильей. Закончил службу заместителем командира части. Но, выйдя в отставку, остался верен небу — пошел работать в сельскохозяйственную авиацию.
Об опасных случаях из своей прошлой летной практики Пеев рассказывал спокойно, без драматизации. Но и в последнее время на его долю не раз выпадали тяжелые испытания. Однажды чуть не попал в катастрофу на легковой автомашине. Однако в критической ситуации сумел сохранить самообладание, действовал правильно и избежал трагического конца.
— Рискованные испытания, которые выпали на мою долю во время службы в военно-воздушных силах, относятся к довольно давнему времени, — говорит в беседе со мной Стилян Пеев. — А всего несколько лет назад лейтенант-инженер Ангел Апостолов сумел спасти самолет в еще более сложной ситуации. Читал я и о подвиге Здравко Величкова, который в безнадежном положении должен был согласно инструкции покинуть самолет. Такую же команду передали ему с земли. Но когда летчик приготовился катапультироваться, он заметил, что находится над Кремиковским металлургическим комбинатом. И Величков принял решение вывести самолет из района комбината, хотя тем самым он почти наверняка обрекал себя на неминуемую гибель. К счастью, Величков не только сумел увести самолет из опасной зоны, но и сам остался невредимым.
В словах Пеева чувствовалось искреннее восхищение мужеством и самообладанием представителей молодого поколения болгарских летчиков.
Рассказал он мне и о давнем случае другого рода. Как-то сослуживец Пеева летел на двухмоторном винтовом самолете. Заметив, что один из двигателей охвачен пламенем, он поторопился выброситься с парашютом и погиб, упав на землю рядом с остатками самолета. Как показало расследование аварии, летчик вполне мог посадить самолет на расположенном неподалеку аэродроме, если бы сохранил самообладание в этой трудной ситуации.
Разговор о способности человека преодолеть страх и принять правильное решение в сложной обстановке напомнил мне рассказ болгарского космонавта, инженера-полковника Георгия Иванова, пережившего в космосе вместе с Николаем Рукавишниковым ситуацию, которая может встретиться один раз на тысячу полетов.
«Утверждение, что летчик не испытывает страха, — пишет космонавт, — истинно. Это реальный факт. Существует какое-то особое чувство, в некоторой степени зачастую врожденное. Оно крепнет с ростом мастерства пилота и с каждым новым полетом. Именно это чувство оберегает сознание летчика от парализующих мыслей о возможной гибели. По своему характеру оно аналогично чувству, освобождающему моряка от тревоги, возникающей при плавании вдали от берегов… И там, где этого чувства не хватает, приходит страх.
Нет ничего более неутешительного, чем трусость…»
Подчеркивая, что в трудные минуты он вместе со своим советским коллегой оставался на посту, сумев сохранить самообладание и хладнокровие, Георгий Иванов признается:
«Вопреки утверждениям, мне как раз нелегко сказать о себе, что страха я не испытывал. Но страх, если он не порожден трудностями, а является ощущением опасности, может быть и помощником, и союзником, тут уж все зависит от человека».
Интересными мыслями поделился и Здравко Величков:
«Когда я на самом деле почувствовал, что моя жизнь вне опасности? Может быть, в тот момент, когда вылетел за пределы Кремиковского металлургического комбината и получил возможность катапультироваться. А может быть, только после успешной посадки… Честно сказать, страха натерпелся достаточно… Было совсем нелегко. Подобные стрессовые ситуации переживаются трудно. Мои действия получили высокую оценку, я был награжден орденом Красного Знамени. Награда обязывала, а меня мучила мысль, что не выдержу, что однажды не смогу взлететь, оторваться от земли. Откровенно говоря, иногда, особенно когда был перегружен и другими житейскими проблемами, чувствовал, что мне больше вовсе не хочется в небо. Но по-прежнему продолжал летать, потому что поступить иначе мне было бы стыдно…
Во имя чего я бы вновь пошел на риск? Сразу хочу сказать, что предпочел бы не делать этого. Есть много причин, которые могут заставить человека рисковать, но на это стоит идти только во имя жизни».
На самом деле, человек может подвергнуть себя смертельному риску из самых различных побуждений, но это не всегда будет проявлением героизма.
«Героизм неизменно связан с исполнением долга, — пишет Ефрем Каранфилов. — Это не игра, не охотничья страсть, не отвага, а самое высокое проявление чувства долга перед другими людьми, перед обществом в целом. И более того — не только долга, но и любви. Ведь именно любовь согревает чувство долга».
Пеев часами готов рассказывать о сегодняшней своей работе в сельскохозяйственной авиации. Он по-прежнему влюблен в небо и самолеты. Ни на йоту не уменьшилась а любовь Стиляна к полетам. Летает он много и с удовольствием. К заботам о плодородии земли относится с той же ответственностью, как прежде к охране нашего неба. А забот действительно немало. Хватает и разного рода трудностей, испытаний, риска, но все это щедро окупается искренней признательностью тружеников села.
Разговор переходит на книги, без которых Пеев не представляет своей жизни. Любит современную и классическую поэзию. С удовольствием читает прозу Д. Талева, Д. Димова, В. Мутафчиевой. Любит книги о героизме советских воинов в Великой Отечественной войне, хорошие мемуары о партизанской борьбе… С интересом читает произведения, посвященные боевой дружбе, и здесь чувствуется настоящая армейская закваска.
Всю жизнь Стилян предпочитал дружить с отзывчивыми и оптимистично настроенными людьми. В армии особым уважением Пеева пользовались командиры знающие, способные, умеющие работать.
Когда Пеев занимал командные должности, он старался придерживаться следующих принципов: делая что-либо, делай это немного лучше, чем другие; приказы отдавай твердо и без колебаний; старайся понять своих подчиненных, открыть в них хорошие стороны; не фамильярничай, но и не отстраняйся от людей, стремись честно заслужить их любовь и уважение.
Спрашиваю Пеева, какие качества человека он ценит превыше всего.
Стилян не задумываясь чеканит слова, словно выстраивает солдат по росту: трудолюбие, откровенность, дисциплинированность, смелость.
Не приходится долго ждать ответа и на вопрос о качествах, которые он ненавидит.
— Нет ничего хуже раболепия и лени, — говорит Стилян, и чувствуется, что ответ этот подсказан опытом всей его жизни.
Одна из моих встреч с офицером запаса Стиляном Пеевым не состоялась. Он был в командировке в Русенском округе. Писал мне, что совершает полеты над посевами пшеницы, опрыскивая ее от вредителей.
«Как было бы хорошо, — прочитал я в его письме, — если бы имелись препараты и от всего дурного в нашей жизни. Как легко могли бы мы справиться со злом! Всем нам необходимо искать такие препараты и знать, против кого и как их использовать».
Свой рассказ о летчике Стиляне Пееве я хочу закончить следующим эпизодом. Летом 1967 года генерал Захарий Захариев вызвал меня и передал мне письмо Маршала Советского Союза А. А. Гречко, адресованное известной семье болгарских авиаторов Стаменковых — братьям Круму, Стаменко, Карамфилу и Евгению, их матери, а также их зятю Стиляну Пееву. Еще тогда я написал и опубликовал краткий очерк об этом маленьком боевом коллективе летчиков, налетавших в общей сложности 11 200 часов в 30 502 полетах и выполнивших тысячи боевых дежурств. Время, прослуженное ими в авиации, уже тогда превышало 93 года.
Вот в какой славной пилотской семье живет и трудится Стилян Пеев.
К активу этой семьи сегодня можно добавить еще пятнадцать достойно прожитых лет, отданных авиации.