Журналист: Назад в СССР

Глава 12 «Путь никогда не равен перемещению!» (Старая математическая шутка)

Вы как хотите, но увидеть в 1980-м году, да еще в Советском Союзе, пластмассовую usb-флешку, привычную нам в веке двадцать первом — это было невероятно. Я с недоуменным видом, который сейчас давался мне без особого труда, разглядывал флешку со всех сторон. А Сотников при этом, зараза, не сводил с меня пристального взгляда, так и буравил меня своими орлиными глазами, что твой рентген!

Спутать флешку с чем-то другим было невозможно: у меня самого в той, прошлой жизни, осталась почти такая же, тоже черная, с таким же колпачком и ушком для цепочки.

Наконец я прервал свой осмотр и высказал гипотезу:

— По-моему это брелок.

— Брелок? — переспросил шеф.

— Ну, да. Вон у него и ушко для цепочки, — констатировал я очевидное и при этом почти не погрешил против истины. Думаю, мое объяснение выглядело вполне правдоподобным. Но Владимир Аркадьевич так не думал.

— А вот так? — спросил он, вынимая флешку из пакетика. Ага, значит, отпечатки пальцев с нее уже сняты. Интересно тогда, какой вердикт вынесли милицейские эксперты?

Сотников осторожным движением стащил с флешки колпачок и продемонстрировал ее мне в открытом виде. Что ж, ничего нового для себя я не увидел. Порт usb-коннектор, выдвинутый из пластмассового корпуса с контрольным светодиодом-индикатором. У меня, кстати, на такой же вот флешке был еще переключатель для защиты и блокировки записи, но она у меня достаточно древняя, в последние годы моей прежней жизни в XXI веке таких уже не делали.

Я вопросительно посмотрел на Сотникова и встретил его аналогичный взгляд.

— Такого ты еще не видел?

Я медленно покачал головой.

— Мне вот тоже интересно: если это брелок, то зачем ему вот эта… — он указал на коннектор, — штукенция? И вот этот маленький глазок, он ведь явно индикатор и должен светиться, если эта вещица вдруг заработает.

— Для света нужно питание, — уверенно возразил я. — А сюда никакую батарейку не засунешь.

— Ну, положим, какую-нибудь маленькую и плоскую, наверное, можно — неуверенно предположил Сотников.

— Это вряд ли, — возразил я. — если такие маленькие батарейки и есть, то, наверное, только в Японии. Кстати, Владимир Аркадьевич, не иначе, что и сами эти штучки… — я постучал ногтем по корпусу флешки, — делают там же.

— Хочешь сказать, что Воронов — японский шпион? — одними краешками губ усмехнулся замредактора.

— Нет, конечно. Я хочу сказать, что японцы далеко обскакали весь мир по части электроники. Взять хотя бы музыку. У них синтезаторы ого-го! А у нас электроорганы «Юность»…

Я скорчил презрительную гримасу.

— Ты что ли музыкант? Играл на таких? — поинтересовался он.

— Да так… на уровне пользователя, — безо всякой задней мысли ляпнул я и тут же мысленно выругал себя последними словами. Это выражение, про пользователя, было в ходу и вполне привычным для XXI столетия, но совершенно не употреблялось на закате века предыдущего. К счастью, Сотников не обратил на эту мою фразу никакого внимания, по-прежнему задумчиво разглядывая на флешку.

— А, может, это и есть батарейка? — произнес он, словно рассуждая вслух.

— И куда она вставляется? — возразил я. — Для батареек нужны пружинки и емкости, всякие там клеммы… Я о них, между прочим, совсем недавно сдавал выпускной экзамен по физике, билет попался по электричеству.

Мысленно я себе даже поаплодировал. Это надо же, так вдохновенно врать!

— Насчет типа сопряжения ты прав, — согласился Сотников. — Даже если это не аккумулятор, такая штука явно должна куда-то вставляться. Но таких гнезд в технике я чего-то не припоминаю.

Тут я решил, что мне пора немного потерять терпение.

— А что сам Воронов об этом говорит-то? — буркнул я с наигранным раздражением.

Сотников рассеянно побарабанил пальцами по широкому подлокотнику своего замредакторского кресла.

— Воронов пока молчит, — проговорил он. — Он вообще ни с кем не разговаривает, ни на какие вопросы не отвечает. Будто онемел. Сейчас с ним работают врачи.

Он замолчал, думая о чем-то своем.

Ну, что ж, может, уже и настал момент кое-что прояснить, решил я. Была — не была!

— Ясно, — кивнул я. — Только мне совсем не ясно другое, Владимир Аркадьевич.

— Вот как? Что же именно?

У шефа был такой вид, будто он слегка задремал, и вот теперь его разбудили совсем не вовремя.

— Какое к этому всему имеет отношение ваш еженедельник? Извиняюсь, наш еженедельник?

— А причем здесь «Пульс»?

Брови Сотникова слегка приподнялись.

— Еженедельник не имеет никакого отношения ни к Сотникову, ни к другим…

Я мысленно отметил про себя упоминание каких-то «других» и решительно взял быка за рога.

— Всё дело в этом… ППЛ, да?

Вместо ответа Сотников уставился на меня. «Как варан на новые ворота — так говорят в Центральноафриканской Республике», вспомнилась мне старая шутка журналистов-международников.

— Не разочаровывай меня, — проникновенно сказал Сотников. — У тебя же теперь есть удостоверение, а там черным по белому написано, что ты внештатный сотрудник агентства. Агентства, стажер, а не «Пульса». Надо уметь читать и понимать прочитанное, юноша.

— Ну, так объясните мне тогда, что такое АППЛ, — сердито ответил я. — «Агентства» — мне понятно, но это агентство чего? Или кого?

К моему удивлению я почему-то думал, что Сотников начнет сейчас мудрить, юлить, отговариваться. Но он так же выглядел изумленным, причем вполне искренне. Вот же хитрый лис!

— Фу-ты, ну-ты, а я разве тебе не сказал?

— Нет, — мрачно ответил я.

— Ну, извини. Сейчас я тебе всё объясню, чтобы между нами не было никаких недомолвок.

Он прихлебнул уже теплого лимонада и удобнее откинулся в кресле.

— Слушай сюда, как говорят шибко важные товарищи. Как ты думаешь, что произошло с Вороновым?

Я молчал, предпочитая слышать его версию.

— Правильно молчишь, соображаешь, — одобрительно кивнул Сотников. — В любом деле всегда есть только два мнения — мнение начальства и неверное. Учись рассуждать, стажер. Если человек, тем более такой известный как Владлен Воронов, неожиданно умирает, а потом исчезает, неважно весь он или только его тело, но при этом на следующий день объявляется вновь, как ни в чем ни бывало, о чем это говорит?

Я продолжал злорадно молчать, хотя уши навострил как старый лис на охоте.

— Правильно. Это говорит о том, что за эти три дня, с пятницы по субботу, он проделал некое перемещение. Сначала он переместился куда-то «туда», о чем свидетельствует исчезновение его тела, причем прямо из санитарной машины. А потом объявился вновь и, стало быть, переместился обратно откуда-то «оттуда». Математика учит нас, что путь не равен перемещению, о чем ты как сегодняшний абитуриент должен прекрасно знать. Верно?

Я кивнул, напряженно следя за ходом его мысли.

— Знаем ли мы хоть что-нибудь о том предполагаемом пути, который за эти три дня прошел или, если угодно, преодолел писатель Воронов? Ни-че-го-шеньки… А знаем ли мы что-то о перемещении того же Воронова за указанный срок? Отлично знаем. По законам все той же математики тело, однажды отправившееся куда-то и затем более или менее вернувшееся обратно, в ту же исходную точку, совершает перемещение, равное нулю. Оно вернулось обратно, и с точки зрения математики с ним ничего не произошло. А вот что случилось с этим телом или его носителем за время этого пути, что это был за путь и чем он примечателен — вот об этом-то мы, дорогой Александр, не знаем ни черта. И нам надлежит отыскать об этом любые, даже на первый взгляд самые пустячные, ничего не значащие сведения. Этим и занимается наше с тобой, дорогой товарищ Александр, агентство. Мы с тобой поисковики.

Вот тут только до меня и стало доходить, чем на самом деле занимается это таинственное агентство Сотникова АППЛ. Ничего себе!

— То есть, Вы хотите сказать, что мы занимаемся… поиском?

— Додумался, поздравляю. Вторая буква есть, — шеф даже сдержанно прихлопнул в ладоши. — Как насчет третьей?

— Наверное, я и четвертую угадаю, — с достоинством ответил я. — И тогда АППЛ означает что-то вроде…

Я несколько секунд поразмыслил.

— Агентство Поисковиков Путей Людей, — вынес я окончательный вердикт. Но сам поморщился. Как-то не слишком складно звучит.

— Горячо, — отозвался Сотников. Однако не случайно Остап Ибрагимович Бендер в своё время наставлял одного своего компаньона: учитесь формулировать, Киса! Дословно аббревиатура АППЛ расшифровывается как «Агентство поиска перемещенных лиц».

— Это конечно лучше, — признал я. — Хотя согласитесь, «лиц» звучит как-то слишком уж официозно. По-казенному звучит.

— Соглашусь, — кивнул Владимир Аркадьевич. — Но это — требование наших учредителей, которые всегда мыслят по-чиновничьи со всеми вытекающими, в том числе и канцелярской лексикой. У них людей как таковых, по-моему, вообще в лексиконе нет, сплошь «юридические» и «физические» лица.

— Лица стерты, краски тусклы… — машинально промурлыкал я себе под нос.

— Во-во, — согласился Сотников. — И у нас с учредителями и высшим начальством всё так: вверх и в темноту уходит нить. Не всегда и знаешь, откуда именно тебе спускают сверху указания.

— Без людей в штатском, думаю, все-таки не обошлось?

Мой вопрос мой был, конечно, абсолютно риторическим.

— Так без них у нас ведь ничего не обходится, — без тени иронии ответил шеф. — Скажем так: они нас курируют, при необходимости контролируют, и уже при самой крайней необходимости — оказывают поддержку. Посильную, — веско добавил он.

— Посильная поддержка всесильного ведомства. Сразу представил на газетной полосе.

Я саркастически покачал головой.

— Да, хороший заголовок мог бы быть. У тебя они вообще неплохи. И птицы Мира на помойке Жизни мне понравились, — улыбнулся Сотников.

Он взял у меня флешку, тщательно упаковал ее в пакетик и убрал в карман.

— Как говорится, ключик уже есть. А если есть ключик, всегда найдется к нему и замочек, — констатировал шеф.

— Очень эротично звучит, — отметил я.

Сотников посмотрел на меня, как мне показалось, с сожалением.

— Кошке игрушки, а мышке слезки, — ответил он. Но своих слов пояснять не стал, а резко сменил тему разговора. — Как у тебя с подготовкой к экзаменам? Зубришь?

— Естественно, — подтвердил я.

— Давай-давай, учись, абитуриент. Сильно загружать тебя не буду, — сказал он, вставая из кресла.

— А репортаж опять завтра к утру? — язвительно напомнил я.

— Напишешь в свободной форме, — велел шеф. — В печать пока не пойдет, рано еще, ситуация только развивается. Сделаешь просто отчет. Как сотрудник агентства. Где был, что видел, о чем подумал. Какие выводы и предложения. К утру успеешь?

— Сегодня вечером будет готов, — пообещал я.

Эх, в другое время и в другом месте просто выслал бы ему готовый текст по электронной почте. А какое может быть «мыло» здесь и сейчас?

— Вот и отлично. А Воронова хочешь посмотреть?

Тут я даже слегка растерялся.

— Как? Живьем?

— А ты думал, опять мёртвым? — усмехнулся шеф. — Завтра утром еду в изолятор, нам дают возможность расспросить его, о чем сочтём нужным.

— Конечно, хочу.

— Тогда готовь отчет, утречком я за тобой заеду.

На том мы и расстались. Мне предстояло привести в порядок свои растрепанные мысли. Я сейчас чувствовал себя Страшилой из «Волшебника Изумрудного города», у которого всякие мудрые мысли торчали из головы в виде булавок и иголок. Правда, особой мудрости я пока в своей голове не ощущал, всё больше — солому как у того же Страшилы.

И еще нужно успеть написать отчет, но сначала следует всё хорошенько обдумать.

Ложась спать, в этот раз я уже совсем не надеялся на то, что утром проснусь в своей прежней, привычной реальности. Видимо. начинаю понемногу привыкать. Только этого еще мне и не хватало.

После вечерних раздумий и написания отчета, в ходе которого я чувствовал себя человеком, осторожно ступающим по краю бездонной пропасти, мне опять приснился нервный и тяжелый сон. Правда, моих новоиспеченных псевдо-родителей в нем на этот раз не было, и вообще действие происходило на каком-то тропическом и явно необитаемом острове. Я как сомнамбула бродил по нему с луком и стрелами, одетый в кафтан, колпак и подобие валенок, сшитые из грубой мешковины, а за мной ходил по пятам Сотников в виде Пятницы — полуголый, в одной лишь набедренной повязке, а его тело было обильно украшено черными татуировками, среди которых преобладали буквы «АППЛ». Пятница-Сотников наперебой совал мне всякие девайсы — флешки, разноцветные дискетки, круглый дисковый плеер, стилусы, провода, usb-хабы и всякие другие концентраторы. А на его шее болталось огромное ожерелье из сверкающих металлом си-ди дисков.

В итоге я проснулся с больной головой, раскалывающейся от этого маразматического сна, совершенно не выспавшийся и потому злой как черт. Бросив взгляд на будильник, я вскочил и заметался по комнате, на ходу натягивая джинсы, с периодическим заходом в туалет и ванну, вооруженный зубной щеткой и махровым полотенцем. Когда коротко и приглушенно звякнул дверной звонок, я выплюнул мыльную воду изо рта и побрел открывать Сотникову.

Шеф внимательно оглядел мою комнату, задумчиво поцыкал зубом и вопросительно глянул на меня. Я бросился к столу, сгреб два листочка и вручил отчет начальству. Владимир Аркадьевич принял подношение, кивнул и одобрительно произнес:

— Неплохая берлога. Хорошо устроился. И много платишь?

— Родители платят, — уклончиво ответил я. — Откуда у меня деньги, у бедного абитуры…

— Нормальная квартирка. И двор у вас уютный.

— Нормальная-то нормальная, только меня на днях, похоже, грабанули, — не преминул сообщить я.

— Вот как?

Одна бровь Сотникова медленно поползла вверх.

— И что взяли?

Я пожал плечами, впервые пока что за утро.

— Вы будете смеяться, Владимир Аркадьич, но, похоже, ничего. Вещи только разбросали, одежду там… Еще документы вытащили из пакета. Но деньги я всегда ношу с собой. Зато на кухне всю посуду аккуратно перебрали, — с усмешкой сообщил я.

— Гм… Из документов ничего не пропало? — уточнил Сотников.

— Да я почти все накануне к вам в приемную комиссию отнес, — улыбнулся я. — А всё остальное на месте. Странные такие воры оказались. Фотографии мои рассматривали.

И я кивнул на стол, где на полиэтиленовом пакете по-прежнему сверху лежала присланная фотка.

Сотников подошел к столу, взял фото в руку.

— Родители?

— Ага, — ответил я. — Геологи. По всему Союзу колесят и отовсюду мне фотки шлют. С пейзажами и натюрмортами.

Пока я вдохновенно врал, Сотников вернул фото на стол и окинул взглядом комнату. После чего кивнул и, сжимая в руке листочки моего отчета, пошел на выход.

— Поехали. Дорогой расскажешь, какие у тебя мысли по Воронову. А на обратном пути, после Воронова, заедем в редакцию, я тебе там гонорар за репортаж выписал. В порядке подъемных, чтобы не жаловался, что у тебя денег нет.

— Нет, — твердо ответил я. И поплелся за ним следом.

За свою многолетнюю журналистскую практику я навидался всяких изоляторов. Большинство их были, как в криминальных романах, мрачноватыми бетонными зданиями со множеством коридоров, дверей и переходов. Двери, кстати, по большей части стояли железные, а некоторые еще и снабжены «глазками» и смотровыми щелями для наблюдения за особо буйными пациентами.

Изолятор же, куда прибыли поутру мы с Сотниковым, напоминал, скорее, поселковую больницу с высоким крыльцом над узенькими ступенями лестницы и высокими фигурными окнами. Кое-где внутри я даже заприметил витражи вместо обычных стекол, а некоторые стены были украшены мозаичными композициями с изображениями всякого трудового народа, вооруженного серпами, молотками и рулевыми «баранками» зерноуборочных комбайнов.

Мы прошли три поста контроля, и всякий раз Сотников предъявлял свое черное удостоверение. Я брал с него пример, торопливо шагая следом, как вспомогательное судно идет в кильватере головного корабля эскадры.

К моему удивлению, которое я даже скрыть не успел, возле палаты, где содержался писатель Воронов, нас встретил все тот же старый знакомец Андрей Юрьевич. Он радушно пожал нам обоим руки, широко улыбаясь, только еще не подмигнул по-приятельски. Они обменялись с Сотниковым парой фраз, и человек в белом халате, накинутом поверх штатского костюма, подчиняясь жесту Воротынова, отворил дверь охраняемой им палаты.

Мы вошли, и я снова увидел Воронова. Как я ни готовился к этому визиту, мне стало не по себе: ведь в первый и последний раз я видел этого человека таким, что мертвее не бывает. А теперь он полулежал в кровати и смотрел на нас равнодушным, бесцветным взором.