Гладиатор

Глава 12. День третий

— Твое золотишко, — Мастер бросил мешочек через стол. — Там пятьдесят золотых, но можешь пересчитать.

Я отложил мешочек на соседний стул и продолжил завтракать.

— Обычно дают щедрые премии, но бой был так себе, да и ты чуть не сдох. Так что обойдешься стандартной таксой.

Я понимающе киваю.

Мастер тоже принимается за еду, и больше мы ни о чем не говорим.

Без Алиме в доме Мастера было тускло и уныло. Кажется, она одна приносила сюда уют, являясь маленьким лучиком света в этом темном царстве.

Отложив ложку, Мастер встает, вытирая полотенцем рот.

— Ну все, за тренировку!

— Но я не доел! — я не съел и половины того, что было у меня в тарелке.

Мастер внимательно посмотрел на меня своим единственным глазом, наклонился через стол и тихо прошипел:

— А это уже… твои проблемы.

Должен сказать, убегать от собак с бревном на спине стало слегка попроще. Особенно, если умудриться вырубить их с пинка… хотя после этого Мастер и двинул мне по морде дубиной, так сильно, что я снова отключился.

— Не бей собачек, — произнес он, когда знахарь привел меня в сознание.

Ну и вскоре тренировки продолжились. Прыжок через яму, подтягивания над костром, отжимания над клинками… все как в первые два дня.

Правда, на этот раз он позволил позаниматься на заржавевших тренажерах. Сказал, что тело должно быть большим, твердым и могучим, как у него, а не как у двенадцатилетней девочки…

Когда я выдохся, он дал мне меч и отхерачил палкой. Да так, что, кажется, сломал мне предплечье, хотя знахарь сказал, что там трещина и перебинтовал белой тканью. Этому миру жестко не хватает рентгена…

— А долго мне еще стоять? — под моими яйцами снова тот же меч, а на плечах — то же коромысло с камнями.

— Пока не придет Алиме, — отвечает Мастер, глядя куда-то вдаль.

— А она придет?

— Не сегодня, так завтра, — говорит он и пыхтит трубкой.

Я пытаюсь понять, серьезен он, или шутит.

— Но она же придет?

— Я не помню, — признается он и идет домой.

— Надеюсь, придет, — тихо говорю я, чувствуя, что ноги начинают слегка дрожать.

— Конечно, — слышу голос Мастера, — надейся.

***

Алиме все-таки пришла.

Пришла и помогла слезть с этих бревен, так как мои ноги затекли, и отказывались повиноваться. А еще мне казалось, что, если я попытаюсь дернуться, могу и евнухом стать. А эта перспектива меня не очень радовала.

На обед сегодня был весьма вкусный супчик. На вкус напоминающий гороховый, но Алиме уверила, что тут нет никаких бобовых.

На этот раз я выхлебал его быстрее Мастера, чем обломал ему кайф.

Но после обеда он вновь выставил меня против Алиме.

И на этот раз я готов.

Стою в стойке, прикрывая подбородок, как боксер. И, когда она подходит, готов увернуться от любого ее удара, чтобы контратаковать. На этот раз я не позволю вырубить меня! На этот я не…

Я не заметил, как она врезала мне.

И никакой блок не помог.

Рука, прикрывающая подбородок, хрустнула вместе с самим подбородком.

— Ой! Прости, Маркус!!! — слышу я ее крик, но он расплывается вместе с картинкой, которая плавно растворяется в круговороте красок и цветов.

Но магесса-лекарша хорошо знает свое дело, чему я очень и очень рад.

— Она тупо за солью зашла, — говорит Мастер. — Прет тебе, однако… я уже тебе и ямку вырыл на заднем дворе…

Магесса-лекарша снова улыбается.

***

На Малой Арене народу даже больше, чем вчера.

— А выходной у меня будет? — с надеждой я спрашиваю Мастера.

— Нет, пока не сможешь дать Алиме сдачи.

— Вы прикалываетесь?! — мои нервы ни к черту.

— Нет, — спокойно отвечает он, кладет в руки мой меч, разворачивает лицом к площадке и дает пинка под сральник.

Так что на арену я в прямом смысле вылетаю. Приземляюсь в центре, быстро встаю и отряхиваюсь.

Некоторые из зрителей смеются.

Но мне похеру.

— Давайте уже очередного грифона! — кричу я. — Да хоть мантикору! Похер вообще!

И уже намного тише, чтобы никто не услышал:

— Какая разница, от чего помирать?

Но противник меня… удивил.

— Да ладно! Серьезно?!

Ко мне навстречу вышел невысокий — ниже меня на голову — азиат. Щупленький, хиленький, но с мордой кирпичом.

— Я не буду убивать этого китайца! — кричу я Мастеру. — Это не честный бой! Да и я вообще не готов убивать! Носорога, грифона — пожалуйста! Но не бедных китайцев! У них и так жизнь не сахар!

— Придется, — говорит Мастер, и я отчетливо слышу его слова.

Нехотя оборачиваюсь, смотрю на китаезу.

— Братан, блин… — я развожу руками, — ты прости меня, брат…

— Заткнись, кусок говна! — и он плюет мне в лицо, отчего я прям замираю.

— Ты…

И тут мне прилетает удар с ноги в челюсть. По инерции меня разворачивает в сторону, но едва я осознаю, что именно произошло, в боку возникает резкая острая боль. Я замечаю рядом с собой китайца, а также рукоять кинжала, торчащую из моего бока.

А в следующий момент эта гнида наносит запрещенный удар в пах.

Я ору, падаю.

Получаю еще один удар в хавальник и уже в следующую секунду корчусь на полу, держась за к едреням ефеням отбитые яйца.

— Ах ты маленькая мразь, — чуть не плачу я, пока китаеза расхаживает вокруг меня, играя на публику. Он машет зрителям руками, посылает воздушные поцелуи.

Подходит ко мне, хватает за волосы, поднимает мою голову, плюет мне в лицо вновь и наносит удар кулаком. Еще один. И еще.

Возможно, он бил и дальше, но я уже не помню.

Так как очнулся немного погодя, когда бить он уже перестал.

Яйца тоже отпустило.

Китаец все бегал вокруг, показывая публике свои несуществующие бицепсы.

Я пытаюсь встать, и тут же получаю пинок в живот, падаю на спину, и пытаюсь прикрыться от серии пинков.

— Лежать, кусок говна! Лежать! — кричит китаеза, продолжая тренировать на мне футбольные удары. — Я из тебя все говно выбью, дерьмо собачье!

И, перестав пинать, он снова харкает мне в лицо.

— Сука! — ору я — перестань плеваться, гнида!

И следующий пинок приходится мне прямо в лицо. Толи в нос, толи в зубы.

Я плююсь кровь, стоя на корячках, когда меня снова, в очередной раз, пинают.

Лежу на спине, глядя на небо. Слышу обрывки вопля толпы. Что-то вроде «убей его!»

Надеюсь, мне это кажется…

И вот подходит китаец со своим ножом. Лезвие в моей крови.

— Готовься встретиться с дедулей, говнюк, — говорит китаеза и пытается ударить ножом в сердце.

И какого же его удивление (эту рожу надо просто видеть!), когда кончик ножа останавливается в сантиметре от моей груди — я успеваю перехватить его руку, и теперь его лицо — прямо напротив моего.

— Теперь ты готовься! — и я со всей дури бью ему в зубы.

Глаза китаезы закатываются, а окровавленный рот с уже не полным составом зубов извергает что-то вроде мычания.

— Теперь не так смешно, сука?! — я бью снова, и на этот раз свою дислокацию меняет челюсть.

Сил встать у меня нет, но я держу китаезу одной рукой за грудки, а другой готов ударить снова. Он явно не в сознании, но я уже не могу себя остановить.

— Что, говно собачье, уже не так смешно?! — я бью снова. И снова. И снова.

Публика больше не вопит — все молчат.

— Что, сука, кунг-фу мастер, нравится тебе?!

Зубов у него уже почти нет. Как и разума во взгляде.

Я тяжело дышу, смотрю на Мастера.

Он вытягивает вперед руку с оттопыренным большим пальцем в бок. То же самое делают и прочие зрители. Но Мастер не разворачивает свою руку, а вот зрители просят казнить. Практически все развернули свои пальцы вниз, кроме Мастера. Мастер попросту убирает руку, позволяя мне принять решение самостоятельно.

«Убей его!» — кричат люди.

«Завали чужеземца!»

Но я просто отбрасываю его в сторону.

«У-у-у-у-у!» — гундосят разочарованные зрители.

И лишь Мастер с Алиме улыбаются.

Но вот встать… я не могу…

***

После того, как молодой толстоватый лекарь-маг приводит меня в порядок, Мастер протягивает руку.

— Вставай, лоботряс. Успеешь еще отоспаться.

Я встаю и смотрю на окровавленный полностью беззубый рот китайца. Лекарь-маг уходит, даже не притрагиваясь к нему.

— Эй! Стой! Он же еще жив!

Лекарь-маг смотрит на меня слегка удивленными глазами.

— Я исцеляю лишь победителей.

— Но он…

— Забудь о нем, парень, — и Мастер отворачивает меня от китайца, пытается утащить с Арены.

— Да вы чего тут все?! С ума сошли?! — я вырываюсь и удивленно смотрю на Мастеру и Алиме. — Это же живой человек!

— Это проигравший, — спокойно говорит Мастер. — Он слаб. И он знал, на что идет. Был бы умнее — добил бы сразу, а не устраивал показуху. Был бы сильнее — не улетел бы после первого твоего удара, каким только комаров мочить. А ты, коли такой добрый, мог добить его, чтобы теперь он не мучился в агонии.

И Мастер идет с Арены прочь. Алиме недолго смотрит на меня. В кои то веки она не улыбается. Но тоже отворачивается и идет за Мастером.

Я неуверенно смотрю на китайца, а он переводит взгляд на меня. Обвиняющий, и наполненный презрением, смешанным с болью. В нем вновь признаки сознания.

Именно в таком виде он и застывает. Направленный на меня, он больше никогда не сменит своего положения — грудь больше не вздымается, а сердце — я уверен — не бьется.

***

— Я впервые убил человека, — говорю я, лежа в кровати и глядя в потолок. Слышу, как шуршит одеждой шлюха, которую я только что снял в трактире. Она была так себе, но посимпатичнее двух других. Сказать, что я получил какое-то наслаждение — все равно что нагло солгать.

Но зато я неплохо выпустил пар.

От злости на Мастера, на лекаря и на местное отношение к человеческим жизням не осталось и следа.

— И ведь он ничего мне не сделал… ну… вообще-то неплохо так избил, ранил в бок, трижды плюнул мне в лицо…

— Кажется, — слышу я голос шлюхи, — тебе есть, за что его ненавидеть.

Она уже полностью оделась и сидит на краю моей кровати.

— Двадцать серебряных, — заявляет она, и я достаю один золотой.

— Сдачи не надо.

Она разглядывает монету.

— Могу с тобой на всю ночь остаться, если хочешь.

Я смотрю на нее, но чувствую легкое отвращение. Я вообще не понимаю, как мог на такую позариться.

— Нет, не стоит. Хочу побыть один, — я стараюсь быть вежливым.

— Уверен? — шлюха показывает мне мою же монету. Одну из пятидесяти, которую я получил за китайца. — Это большие деньги! Могу станцевать, отсосать и снова раздеться…

— Лучше просто иди и работай дальше, — тихо говорю я, глядя на нее немигающим взглядом.

И тут меня осеняет.

— Слушай! — я вскрикиваю, когда она почти встает с кровати, собираясь уйти. — Ты знаешь того человека, который меня тренирует?!

— Мастера Таннея?

— Таннея? — переспрашиваю я, впервые слыша его имя, но машу рукой, понимая, что сейчас это не важно. — Одноглазого!

— Ну да, конечно. Его все знают.

— У него один глаз!

— Ну… я знаю, — она смотрит на меня, как на безумца.

— Я терял зубы, чуть не сдох несколько раз, ломал ребра, терял конечности… но каждый раз я полностью был восстановлен местными магами!

Она смотрит на меня, пытаясь понять, к чему я клоню.

— Почему же он не восстановился?! Почему он без глаза?! Раз тут такая медицина… в смысле, магия, почему ему не смогли восстановить глаз?!

Она продолжает смотреть на меня, как на идиота.

— Раны, полученные от проклятого оружия, не восстанавливаются. Ни одна магия не сможет излечить. А если она смертельна… то смерть неизбежна. Мастеру и вовсе повезло, что лезвие кинжала не дошло до глаза.

— Какого кинжала? Его же… вилкой ударили… на свадьбе сына…

— Вилкой?! Свадьбе сына?! — и проститутка смеется, громко и отвратительно. Боже… и я с ней спал… нельзя, чтобы кто-то об этом узнал…

— Почему ты смеешься? — я уже сижу на кровати, скрывая то, что ниже пояса, простыней.

— Потому что смешно поверить в то, что Таннею выбили глаз вилкой! Нет, уважаемый, это случилось ночью, в этом самом трактире. Он тогда снял себе чертову дюжину девочек, чтобы отвлечься после очередной битвы. Он тогда уложил тринадцать сильнейших гладиаторов, а затем за каждого из них снял себе по женщине. Тогда была не моя смена, да и трактир был побогаче, тут такие красотки раньше работали! Когда Танней выступал, гладиаторский городок вообще цвел, как роза!

— Ну давай дальше уже! — прерываю я это бессмысленное отступление.

— А что дальше? Одной из снятых шлюх оказалась нанятая кем-то из недругов Таннея убийца. Весь вечер она спаивала его вином, а ночью, когда он уснул, перетрахав всех их по несколько раз, нанесла удар. Прямо в глаз! — она показала на себе. — Чудом, он не погиб. Успел проснуться и перехватить руки, вот только кончик в глаз все-таки вошел, — шлюха пожимает плечами. — Вынул кинжал из глаза, и им же ее и убил!

Она приподняла взгляд к потолку, словно пыталась вспомнить.

— Вонзил ей этот нож прямо сюда, — показывает на свою промежность. — Дождался, пока она умрет от кровотечения… уверена, это были ее самые обильные и болезненные месячные… ну а потом снова начал трахаться с оставшимися. Он вообще в этом плане просто сумасшедший был… а как он меня жарил! Ох, то время, — мне почему-то показалось, что про себя она точно врет. Хотя во все остальное явно верила.

Вот только я теперь терялся.