Гладиатор

Глава 22. Последствия крови

Как-то слышал (неоднократно, между прочим), что перед смертью у человека пролетает вся жизнь перед глазами. Возможно, нужно именно умирать для этого… но тогда откуда это известно тем, кто был при смерти, но не умер?

Не знаю…

…но в тот момент, когда на меня летел громадный волк с разинутой пастью, полной острых клыков, у меня перед глазами ничего не пролетело. Обоссался — да, но ничего не вспомнил. Совсем ничего. Никаких воспоминаний… никаких картинок… никаких сожалений — лишь страх.

Вместо того, чтобы попытаться увернуться или что-то еще, я просто жмурюсь и прикрываю лицо руками — чертов инстинкт пытается защитить глаза как ведущий анализатор. И спустя мгновение я понимаю, что волк летел не на меня, а надо мной.

Резко оборачиваюсь.

Волк стоит над лежащей ассасинкой, прижимая ее к земле передними лапами. В ее глазах страх. Она вынимает кинжал и бьет волку в бок между ребер, целясь в сердце, но лезвие ножа сгибается, будто встретилось с металлической пластиной, а не мясистыми ребрами.

— Что это?! — орет испуганно она и тут же получает удар лапой по лицу. Когти волка вспарывают ее кожу и сдирают маску. На изумительном точеном лице появляются три кровавые полосы. Эльфийка с белоснежно белыми волосами издает крик боли, хватается за лицо, второй рукой пытается держать от себя зверя подальше, и волк разевает пасть.

— Стой, Хейзел!!! — ору я, прыгая на месте и не зная, что еще можно сделать. Оглядываюсь на арбалет и несусь к нему. Падаю на полпути, только теперь осознаю, что все содержимое мочевого пузыря теперь у меня в штанах, а не в самом пузыре, быстро поднимаюсь и хватаю арбалет, затем одну из стрел. Ставлю арбалет на землю, заряжаю стрелу. Хватаю этот рычаг, напоминающий ручной тормоз и натягиваю тетиву.

И лишь успеваю поднять арбалет, как вижу охотника перед собой, а не на эльфийке. Он больше не в шкуре волка — он такой, каким я впервые его видел.

Тяжело дышу, глядя ему в глаза.

— Я думал, она пришить тебя хочет, — пожимает он плечами и выхватывает арбалет из моих рук одним резким движением. — Прошу прощения за такую… оплошность.

Эльфийка-ассасинка в это время корчится на земле, пытаясь прикоснуться к окровавленному лицу. Всхлипывает. Ее руки трясутся, на лице — гримаса боли.

— Черт… ты же ей… лицо… — я медленно иду к ней, но его рука останавливает меня, хватая за плечо.

— Я же извинился. Смекаешь?

— Нет!!! Не смекаю!!! — отталкиваю я его руку и иду к ассасинке. Сажусь перед ней и ужасаюсь тому, что стало с ее ранее прекрасным лицом, которого я раньше не видел. — Черт… прости за него… он…

Она тяжело дышит и скалится. Рана причиняет ей боль.

— Черт, нам нужно к лекарю!

— Рану, нанесенную оборотнем, ни один маг не исцелит, — говорит Хейзелсмоук, отталкивая меня в сторону так резко, что я падаю на жопу. — Тебя с утра в туалет ходить не учили? От тебя теперь смердит твоей мочой.

Не успеваю я слова молвить, как он хватает ее за подбородок.

Ассасинка пытается освободиться от его хватки, но Хейзел совершает резкое движение, сжимая подбородок и разворачивая к себе раной.

— Тихо, сука! — говорит он, убирая ее руку в сторону. — Или останешься уродкой до конца дней своих.

Нехотя, но эльфийка успокаивается, смирившись с его прикосновением к своей коже. Упирается ладонями в землю. Хейзел с интересом осматривает рану.

— Не имей привычки подкрадываться со спины не с подветренной стороны — у зверей органы чувств работают иначе. Даже странно, что ты этого не знала, — договорив, Хейзел наклоняется над лицом девушки… и лижет ее языком. Вдоль всего пореза, слизывая ее кровь. Повторяет это действие еще раз, игнорируя ее скулеж и злобный взгляд.

Облизывая свои губы, Хейзел осматривает рану. Затем в третий раз проводит по последнему порезу языком.

— А ты вкусная, — говорит он ей, отпуская подбородок. — Не была бы ты подружкой Марки, или он не был бы учеником Майки — трахнул бы тебя, а его завалил. А так придется рукой поработать, представляя себе… твой вкусный образ.

Он встает, подмигивает мне одним глазом, облизывает губы.

— Очень вкусная. Люблю эльфийское мясо. Но она… особо нежненькая, скажу я тебе.

Хлопает меня по плечу и идет к своей шляпе и сумке с болтами.

— Сегодняшний урок окончен. Майки ждет тебя дома, но я оставлю вас здесь… вдруг вы захотите потрахаться.

Я смотрю в его спину, все еще не успев прийти в себя, и лишь тогда, когда он скрывается за деревьями, перевожу взгляд на ассасинку. Ран на ее лице как не бывало.

— Они затянулись! — вытаращив глаза, я показываю на ее лицо указательным пальцем. Ассасинка сидит совершенно спокойная, будто это не она только что тряслась и скулила от боли.

— Естественно, они затянулись — слюна оборотня является единственным лечебным средством от его укуса или порезов от когтей, — договорив, она надевают свою маску, хотя я не вижу в этом никакого смысла, затем убирает волосы под капюшон и протягивает мне руку. — Поможешь встать, обоссанец?

Я хочу послать ее, но все же протягиваю руку.

— Сама-то не обделалась?

Поднявшись, она обтряхивает свою одежду.

— Он застал меня врасплох — признаюсь. Не сразу сообразила, что кинжал его не возьмет, — смотрит на изогнутое, испорченное лезвие с явным недовольством. — Век живи — век учись. Ничего я не узнала о тебе. Никакой информации. Была целая тысяча таких воинов, что в краткие сроки добивались повышения. Но у меня нет ни приблизительной даты, ни единого имени. Мне нужно хоть что-то.

Я разворачиваюсь к выходу и медленно ступаю по тропе.

— Сэр Дерринфорд, — вспоминаю я имя из своего сна. — Или что-то вроде того. Узнай, реальный ли это человек.

— Думаешь, в прошлой жизни тебя звали Дерринфорд? — я чувствую ее взгляд на своей спине, хотя и не слышу ее шагов.

— Нет. Не меня. Но Дерринфорд, если он существовал, пал от моей руки. А еще… узнай о… Сером когте.

Когда я оборачиваюсь, ассасинки уже за моей спиной нет.

***

— Неплохо, — кивает Мастер, глядя на то, какие финты я исполняю своим копьем. Пройдя через колею обычных тренировок, он заставил меня работать с копьем, и теперь искренне удивляется. — Весьма… интересная техника.

Я пытаюсь делать с копьем то же самое, что делал во сне. Эти знания будто напрочь уселись в моей голове, взявшись неизвестно откуда. Возможно, это воспоминание из прошлой жизни, а может, мое гениальное изобретение — Менделеев, как никак, тоже половину своей таблицы во сне открыл.

Мастер берет деревянный меч и подходит.

— А теперь показывай, чему ты еще научился, лоботряс.

Пара ударов — и я лежу на земле с поломанной рукой, глядя на торчащую из кожи кость. Боль пришла не сразу, но спустя несколько секунд. Хочу начать орать, но понимаю, что могу стерпеть эту боль.

— Как тебе Хейзелсмоук? — Мастер кладет меч обратно.

— Мне бы это… лекаря…

— Я думаю, — он наклоняется надо мной и смотрит на торчащую кость, — само заживет. Так что вставай.

— Ну, если Вы уверены… — пытаюсь встать, и вот тут начинаю кричать.

***

— Упал с лестницы? — спрашивает лекарша, водя по руке руками.

В ответ я уверенно киваю.

— Какой смысл постоянно его калечить? — она смотрит на Мастера. — Мистер Танней, Вы ведь можете бить хотя бы не так сильно. Зачем постоянно его калечить? Думаете, он привыкнет к боли? Станет более живучим? Чего вы добиваетесь?

— А может мне просто нравится видеть Вас в моем доме?

И лекарша смущенно заканчивает свой ритуал.

— Для этого… — она сглатывает, — существуют цветы… подарки… комплементы. Приглашения на чай, в конце концов.

И больше они не говорят друг другу ни слова.

Когда она уходит, я вопросительно смотрю на Мастера.

— Чего? — спрашивает он, заметив это.

— То есть все эти переломы… это все для того, чтобы склеить когда-нибудь эту докторшу?

— Как ты мог так подумать? — пожимает он плечами. — Я же пошутил.

И он вышел из комнаты.

И я вдруг понял, что ни хрена это была не шутка.

Шмыгая носом, я потихоньку шевелю рукой и глубоко вздыхаю.

— Медицина в этом мире что надо, однако… не перестаю радоваться…

***

Тренировки продолжались до позднего вечера, а когда солнце начало садиться, Мастер отправил меня домой, предупредив, что завтра я буду драться против одного опытного бойца на Малой Арене, так что должен хорошо выспаться — бой будет рано утром, а не после обеда. Также он порекомендовал не завтракать, но обязательно сходить в туалет, чтобы не обмочиться во время боя.

И я ушел… но не домой.

Мой путь лежал в общагу. В мой первый дом в этом мире.

И встретили меня восемь пар удивленных глаз.

— Чего тебе, Спенсер? — спрашивает Кармен, и я не могу не заметить, что они сидят с Бруно на противоположных концах стола.

— Оставь его, Мари, — парирует Морфи и встает. — Ты по делу?

Я киваю. Медленно иду к столу, отодвигаю стул, на котором сидел до того, как отправился в отшельничество, и сажусь.

— Нам нужно тренироваться, — произношу я, оглядывая всех присутствующих. — Всем нам, — мельком смотрю на Кармен, но тут же убираю взгляд от греха подальше. Задерживаюсь на грудастой Эбби, сидящей рядом с задроткой Корделией в другом углу комнаты на диване. — Иначе не выживем.

— Ты только после смерти Джимми это понял? — спрашивает Розалинд. Я смотрю ей в глаза. Невольно проносится в голове, что я частенько мечтал увидеть ее без одежды, разглядеть ее кожу цвета молочного шоколада во всех тех местах, куда-таки имел доступ Джимми. Пусть и недолго. Но он все же исполнил свою мечту…

— Нам нужно тренироваться вместе, — сглатываю, глядя на остальных: Анну, Жеральдин, Криса. — И у меня есть идея. Вернее, есть учитель. Мастер. Я попрошу его, чтобы он тренировал нас всех. Он быстро выявит, у кого какие способности, и будет тренировать в нужном направлении.

— Ты с ним уже разговаривал? — интересуется Бруно.

Я отрицательно качаю головой.

— Мисс Флауэрс, — вдруг выдает Анна, — она… так и не появлялась. Исчезла еще до похорон.

Я пытаюсь смотреть на нее, не отводя взгляд.

— Да, Маркус, — подтверждает Эбби. — Мы сегодня искали ее по городу, спрашивали в трактирах… никто ее не видел.

Я чешу голову, не зная, как быть.

— Нам нужно найти ее, — выдает очевидную для всех фразу Бруно. — Мне кажется, у нее нервы все же сдали, и она…

— Она у меня, — и наблюдаю, как глаза всех присутствующих округляются, а у Корделии и Криса и вовсе челюсти чуть на пол не падают.

— Мисс Флауэрс?.. — начинает Эбби, просто шокированная моими словами. Она встает с дивана и медленно идет к столу. — То есть, мисс Флауэрс?..

— Она попросила пожить у меня, — говорю я, глядя ей в глаза. Главное — не отводить взгляд. — Ей тяжело здесь жить. Слишком много учеников погибло, и она… попросилась ко мне.

Кажется, взгляд Эбби стал более спокойным, но я вижу, что она хочет спросить. Вопрос так и висит в ее взгляде.

— Да не трахался он с ней, Эб, — выдает неверное предположение Мария, но со стопроцентной уверенностью. — Думаешь, мисс Флауэрс раздвинула бы перед ним ноги?

Она издает смешок, и Эбби успокаивается. Я бы хотел улыбнуться, но не знаю, что теперь и думать.

— Ревнуешь, Эбби? — не сдерживаюсь я и наблюдаю, как ее лицо заливается румянцем прямо на моих глазах.

— Я? Я вовсе не… — она нервно улыбается, скрещивает руки на груди, пожимает плечами. — Что за глупость? С чего бы? Мы же не… мы не пара, да и я…

Я встаю и смотрю ей в глаза. Эбби, будто получив команду не двигаться, стоит и претворяется статуей. Мы стоим и смотрим друг на друга. Я хочу прямо сейчас предложить ей пожить у меня, но понимаю, что из-за мисс Флауэрс этого делать нельзя. Но Эбби… черт… как я мог променять ее на эту шлюху Марию? Почему я забыл все свои воздыхания, когда сидел за ее спиной и разглядывал ее нижнее белье, питаясь одними лишь иллюзиями?

— Эбби, если ты… — все же начинаю я, но все портит чертова Корделия Престон, хренова задротка, считающая себе лучшей подругой Эбби, и потому считающая, что обязана защищать ее от такого гада, как я.

— Как я поняла, он больше не детоубийца? — задает вопрос эта хренова сука, после чего взгляд Эбби меняется с молниеносной скоростью. Ее словно осеняет, и глаза опускаются к полу. — И не похотливый кобель, который перебежал от тебя к этой шлюхе Карденас, да?

— Эй, заткнись, шавка! — тут же реагирует на брошенное в свою сторону оскорбление Кармен.

— Эбби, — я не знаю, что я хочу сейчас сказать, но все равно не успеваю.

— Она права, Маркус, — загробным голосом произносит Эбигейл. — Ты мне нравишься, это правда… но ненавижу я тебя больше.

И она быстро удаляется в свою комнату.

— Ну и сука же ты, Престон! — встает на мою защиту Анна, набрасываясь на Корделию. Но я уже не хочу участвовать в этом споре. Я покидаю общагу, мысленно обещая себе, что больше сюда не вернусь.