И злодея следам
Не давали остыть,
И прекраснейших дам
Обещали любить;
И, друзей успокоив
И ближних любя,
Мы на роли героев
Водили себя.
В. Высоцкий
"Баллада о борьбе"
Больше Децебалу в этом сезоне не пришлось выступать на играх. Он надеялся на последний день, так-так многие ланисты приберегали хороших бойцов именно для закрытия игр. Но его надеждам не суждено было оправдаться. Последний день был ознаменован грандиозным боем "спартанцев с персами". Двое гладиаторов должны были изображать спартанских воинов царя Леонида при Фермопилах, а десять их противников изображали солдат армии персидского царя Ксеркса. В роли спартанцев были нубиец Юба и иудей Давид.
Децебал не на шутку испугался за своих друзей. Одолеть такое количество сильных бойцов дело совсем не шуточное. Но Юба сохранял полное спокойствие, а о Давиде и говорить было нечего. Иудея ничто не могло вывести из себя.
— Ты так спокоен, Юба. А я вот за вас волнуюсь. Вы оба можете не вернуться из этого боя.
— И напрасно ты переживаешь, — ответил нубиец. — Спартанское вооружение сходно с вооружением римских легионеров. И сражались спартанцы двойками. Два воина прикрывали друг другу спины. Такая тактика обеспечивает победу. Я хорошо знаком с искусством боя на мечах.
— Но у ваших противников будут длинные сарматские мечи. А это позволит им сохранять солидную дистанцию. И у них отличные защитные доспехи.
— Отличные? — вмешался Давид. — Я бы не назвал их отличными. Это вооружение тяжелой персидской пехоты и дралась такая пехота в основном в сомкнутом строю. Тогда эти доспехи имели смысл. Если тяжелая пехота смыкалась плечом к плечу и выставляла вперед гребенку из копий. Нам же предстоит сражаться совсем в иных условиях.
— Но их так много. Будь их пятеро, я был бы спокоен. Но десять это много даже для таких бойцов как вы.
— А разве ты не выстоял в схватке с тремя капуанцами? — иудей улыбнулся своему другу. — Завтра нам с Юбой идти в бой. Не забудь покормить моих голубей, если со мной что-нибудь случиться.
— Значит, ты все-таки не уверен в победе?
— Децебал, наши жизни в руках бога. И если завтра придет мой черед — значит, я умру.
— Вот с этим утверждением Давида и я согласен. Если коварные Мойры — богини судьбы, эти три отвратительные мерзкие старухи, что прядут нити человеческих судеб, решет обрезать нити судеб Юбы и Давида, то ничто их не спасет, — произнес Кирн, подошедший к друзьям сзади.
— А это ты, Кирн? — Децебал приветствовал гладиатора. — Но если ты пришел поиздеваться над Давидом, то сейчас не самое лучшее время.
— Поиздеваться? Нет, Децебал. Я пришел напутствовать нашего иудея на битву. И больше того, я знаю, кто будут ваши противники.
— Что? — удивились все трое. — Знаешь? Откуда?
— Только что подслушал разговор рутиария Квинта с ланистой Акцианом.
— И кто же? Да говори не томи! — взорвался Децебал.
— А ты не шуми так, а то стража нас услышит. Это наши галлы, брит и германец.
Друзья замолчали. Децебал понял, что дело приобрело опасный оборот. Германец и брит были весьма опасными соперниками. Их ярость не уступит ярости Юбы.
— Что же это наш ланиста решил угробить своих лучших бойцов? — наконец вымолвил Децебал.
— Не забудь покормить моих голубей, Децебал, — Давид спокойно стал наполнять свой шлем хлебными крошками. — А сейчас я это сделаю сам. Вон они уже слетелись. Хочешь пойти со мной, Кирн?
— Ты что не боишься? — спросил его грек. — Снова надеешься, что твой бог тебя спасет?
— Спасет? Мой бог спасет мою душу, после смерти. Это самое главное.
— Слушай, Давид, если ты выживешь после этого боя, я буду точно уверен, что у тебя есть амулет или колдовское заклятие. Не зря вас христиан называют врагами рода человеческого и колдунами.
— Эй! — Децебал приблизился к греку. — Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты не совался к моему другу со своими приставаниями. Или хочешь познать мощь моего кулака?
— Что? — вскипел Кирн. — Да ты кем почитаешь себя? Героем? Я сам вздую тебя.
— Не гневи бога, Децебал, — Давид схватил друга за руку. — Пусть уходит.
Грек с проклятиями удалился, желая иудею сдохнуть на арене как собаке.
— И как ты его терпишь столько времени?
— Христос терпел больше, чем я. Когда его избивали римские солдаты пред казнью, он искренне простил их и сказал "Он не ведают, что творят". Когда его прибивали к кресту, он простил своих палачей. И нам, своим детям он завещал смирение. Наш спаситель завещал нам, что если согрешивший против тебя покается, то прости ему. Больше того, если он покается семь раз и еще семь раз согрешит против тебя, то все равно прости ему.
— Ну, хоть режь меня на куски, Давид. Но я не понимаю твоего бога. Он велит прощать врагам, а боги моего народа велят мстить и убивать врагов. И последнее мне нравиться больше.
— Христос сказал, что протси брата своего и сам прощен будешь.
— А если он ударил тебя по лицу. Ну, вот просто так подошел и ударил? Что тогда делать?
— Простить его.
— Но тогда он станет бить тебя постоянно! — вскричал Децебал. — если не ответил один раз, то он станет чувствовать безнаказанность! А за свою честь отказывается сражаться лишь тот, у кого её нет. Это мое мнение, Давид. Но не подумай, что я считаю тебя трусом. Хотя если бы такое произнес не ты, а кто-то другой то я именно так бы и подумал. Что же это за бог, что велит позволять себя унижать, порабощать, терпеть издевательства врагов? Что же это за бог, что позволил смертным себя избивать и казнить? Разве могли смертные казнить Зевса, или Осириса? Или нашего Замолвсиса? Да любого другого бога?
— Ты ничего не понял, Децебал. Христиане братья между собой и они все станут вести себя, так как я сказал. И в мире исчезнут несправедливость и войны. Отношения между хозяевами и рабами станут отношениями между людьми, а не между господами и двуногим скотом. Будь наш ланиста и ты христианами, разве послал бы он тебя на убой как скот? Ответь мне, дак! Ты же сам много думаешь о справедливости. Неужели ты не видишь, что моя вера и есть справедливость! Иной просто не может быть на свете.
— Но я не понимаю твоей справедливости, Давид. На небесах есть боги, а на земле их наместники цари. Есть воины, а есть рабы. И по твоим словам получается что все они могут жить в мире? И не нужно будет искусство воинов?
— Именно так! Царство Христа — это царство справедливости!
— Не понимаю я такой справедливости!
— Этого оттого, что глаза твои не открылись истине. Но не станем говорить сегодня об этом, друг.
— И то верно, — поддержал Давида Юба, — ведь столы уже некрыты и можно угоститься вином. А то вдруг завтра мы получим свободу и больше не сможем посидеть за столом обреченных….
…Амфитеатр был полон. Более 15 тысяч людей набились в него и ждали последних кровавых развлечений. Это конечно были не Римские масштабы, когда на трибунах были более 100 тысяч человек, но для Помпей такое количество было весьма значительным.
Состязания молодых гладиаторов толпа воспринимала вяло. Все ждали только последнего боя "спартанцев и персов", когда на арену выйдут любимые бойцы и продемонстрируют настоящее искусство.
И вот эта минута настала. В сверкающих медных спартанских шлемах, украшенных конскими хвостами, и легких пластинчатых бронзовых доспехах на белый песок вышли Юба и Давид. В руках они сжимали круглые щиты и короткие мечи.
Толпа принялась бешено рукоплескать.
Вслед за ними на арене появились и их противники. На них были длинные персидские одежды и панцирные доспехи. Это были куртки из выделанной буйволовой кожи с нашитыми металлическими пластинами. Их головы венчали высокие остроконечные шлемы. Все они были вооружены длинными мечами, кривыми кинжалами и овальными щитами.
— А сейчас! — заорали глашатаи во всех концах цирка. — Сейчас! Пред вами будет разыграно знаменитое сражение при Фермопилах! Двое доблестных воинов спартанского царя Леонида! Это наши знаменитые и славные бойцы Юба! И Давид Великодушный!
Толпа встретила это новым взрывом рукоплесканий и приветственными криками.
— И их противники. Славные воины царя Персии Ксеркса из его лучшего легиона бессмертных! Они сойдется в смертельной схватке и соотношение сил будет таким же как тогда во времена царя Леонида! Один к пяти!
Снова взрыв рукоплесканий.
И вот, наконец, то чего все так долго ждали. Сигнал к началу боя!
Юба с Давидом стали спиной друг к другу и приготовились к нападению. Это была старая спартанская тактика. Их противники, зная с какими бойцами придется иметь дело, не спешили. Он взяли "спартанцев" в кольцо.
"Персами" стал командовать Брит, в прошлом опытный воин, много сражавшийся с римскими легионами, хоть и отказывавший себе в полководческих талантах.
— Никому не лезть вперед без команды! Только по моему приказу. Их мечи кроткие и опасны в случае ближнего боя. Наша задача держать их на расстоянии до времени!
— Мы сделаем как ты сказал нам, — ответили другие персы.
— Но так мы не пробьем их защиту?
— Не скулить! — снова пробасил Брит. — Выполняйте то, что вам говорят и работайте оружием, а не языком, если хотите выжить и пить вечером вино, а не валяться во рву с нечистотами! Смыкаем кольцо!
Кольцо воинов выставивших вперед щиты постепенно смыкалось. Брит хотел одним натиском добиться разделения противников. Он знал, если это получиться, их несложно будет одолеть. А пока они защищают друг другу спины — они опасны.
— Вперед! — скомандовал он и все его "персы" бросились в атаку.
Зазвенели клинки, и первое время в их неистовом вихре зрители не могли разобрать, что происходит в этом клубке человеческих тел. Послышали возгласы боли и яростные крики. Пролилась первая кровь. Но кто же пролил её?
Оказалось, это Давид сумел легко ранить двоих молодых галлов и те выпустили мечи из рук. "Персы" по команде брита быстро отступили.
— Я ранил двоих, — произнес Давид, обращаясь к своему другу. — Легко. Мечи у них в руках теперь не опаснее палки.
— Ты никогда не убиваешь, Давид. А вот я доконал одного.
— Доконал? Что-то невидно. Они все на ногах. Ты не ошибся, Юба?
— Я никогда не ошибаюсь в таком деле, друг. Сейчас он упадет.
В этот момент в подтверждение слов нубийца один из "персов" рухнул на арену. Зрители взорвались бурей аплодисментов и приветственных выкриков.
— Слава Юбе!
— Слава Давиду!
— Да здравствуют "спартанцы"!
— Я говорил, что они все равно победят!
— Им сопутствуют боги!
— И особенно капризная баба Фортуна!
Эти возгласы разозлили "персов". Брит отбросил длинный меч, который мало был пригоден для ближней схватки и обнажил кривой ятаган.
— Вперед! — проревел он своим и "персы" снова бросились в атаку, издавая яростные вопли.
"Спартанцы" отразили удар щитами, но на этот раз не обошлось без ран. Вражеские клинки оставили две отметины на руке Юбы, и одну на ноге Давида.
Это Брит резанул его по бедру. Рана была опасная и на арену полилась кровь иудея.
— Давид, опасно ранет! — взревела толпа.
— "Прессы" побеждают!
— Не каркай, ворона!
— Этих двоих нельзя победить!
— Спартанцы! Спартанцы! Спартанцы!
Германец налетел на Юбу и растолкал галлов, что только болтались под ногами. Он по примеру Брита, тоже стал орудовать кривым ятаганом, и выбил у своего противника щит.
— Умри! — заорал он и сделал яростный выпад. Но его клинок был отведен клинком нубийца в сторону.
— Не сейчас! Мой срок еще не пробил!
— Ты ошибаешься, нубиец. Фортуна уже перерезала нить твоей жизни!
Юба держался хладнокровно и ловко парировал удары. И вот, он сумел улучить момент, когда германец открылся на одно мгновение. Его меч сразу же устремился в просвет и проник между пластинами панциря. Опаснейший противник "спартанцев" был мертв!
Численное преимущество в таких условиях ничего на давало "персам". Они не могли атаковать все сразу эффективно. Другое дело если бы у них были копья. Вот тогда схватка приняла бы совсем иной оборот. Но выдать копья в такой схватке — означало испортить зрителям удовольствие, а этого устроители делать не собирались. Гладиаторские бои — это в основном бои на мечах.
За германцем пал еще один молодой гладиатор, но нубиец его не убил, а только оглушил ударом рукояти меча по голове. Тот замертво рухнул на арену.
— Давид, ты опасно ранен! — сказал он другу. — Кровь заливает ногу.
— Мне трудно передвигаться, но я стану держаться, чтобы не открыть тебе спину.
Иудей сосредоточил все внимание на Брите. Этот вояка умело организовывал молодых галлов. Без него они не будут опасны. Это был его вклад в победу. Он, превозмогая боль, сделал резкое движение в сторону и заставил брита оставить небольшой просвет в своей защите. Этого хватило опытному мечнику, чтобы поразить врага смертоносным стальным жалом. Клинок вошел Бриту в горло. На этот раз иудей убил. Но сделал он это не ради себя, и не ради своей жизни. Давид не хотел, чтобы умер Юба.
Соперники растерялись, увидев смерть своих лучших бойцов, и стали отступать.
— Куда вы, идиоты! — зарычал Давид. — Сражайтесь мужественно и у вас появиться шанс выжить. Толпа не щадит трусов!
Но те не послушали его. Двое молодых "персов" побежали по арене. Толпа яростно завыла.
— Убейте этих трусов!
Давид, сделал еще один шаг вперед и упал. Раненная нога не хотела более служить ему. Один из "персов" резко повернулся и снова бросился в бой. Он решил воспользовался раной Давида и прикончить его. Но иудей даже в этом положении отразил удар меча, чем вызвал новые рукоплескания толпы. Юба тут же пришел на помощь другу и снес голову противнику.
— Не поднимайся, Давид. Я сам их разделаю.
— Я и не смогу этого сделать без твоей помощь, друг. Я попросту не в силах подняться.
Стража при помощи раскаленных прутьев вернула остальных беглецов в битву. Обезумевшие от страха и боли юноши бросились в схватку. Прямо на меч нубийца. Тот убил их всех по одиночке. Его удары были точны и беспощадны. Юба знал, что сохранять жизни этим гладиаторам бесполезно, толпа уже обрекла их смерти.
Через несколько минут в живых остались только двое "персов" которые были без сознания.
Толпа неистовствовала. Это была новая, блестящая победа их кумиров. Сейчас Юба и Давид были могущественнее городского префекта. Нубиец смотрел на толпу и ждал одного слова — Свобода! Пусть же хоть кто-нибудь выкрикнет его и толпа, в этот момент великодушная, дарует её им!
Но ланиста Акциан был наготове. Он знал, что может сделать толпа, и не собирался расставаться с лучшими своими бойцами. По его приказу рабы бросились к иудею и, положив его на носилки, унесли с арены. Момент был упущен и нубиец со словами проклятия последовал за товарищем…
…Вечером того же дня Децебала вызвал к себе Акциан.
— Твоя счастливая звезда сияет как никогда ярко, дакиец.
Дак не понял о чем говорит ланиста. Ведь сегодня в играх он участия не принимал.
— Но сегодня засияла с новой силой совсем не моя звезда, господин. Это звезда Юбы и Давида. Вот кто настоящие герои сегодняшней схватки. Обо мне все уже позабыли и говорят только о них.
— Я и не говорил о звезде гладиаторов. Я совсем о другой звезде, что находиться не под покровительством грозного бога Марса, а той, которой покровительствует богиня Венера. Тебя ждут, — Акциан понимающе улыбнулся. — Вон там за стенами казармы. Я приказал страже тебя выпустить. Бери свой плащ и иди. До утра ты свободен.
Децебал с удивлением посмотрел на Акциана.
— Иди за ворота и все увидишь! Иди, любимец Венеры!
Ланиста подтолкнул гладиатора к выходу и тот покинул его комнату….
За воротами Децебал увидел совсем незнакомую стройную девушку с белыми длинными волосами.
— Ты ждешь меня, девушка? — спросил он.
— Ты тот, кого называют Децебалом-даком? — спросила она.
— Да, я Децебал.
— Моя госпожа предала тебе привет и приглашение. Накинь капюшон на голову, и пойдем со мной.
Дак сделал то, что она просила, и последовал за девушкой. Конечно, у него мелькнуло желание с негодованием отвернуть предложение. Дака оскорбил капюшон. Она не хотела, чтобы его узнали! Стеснялась связи и общения с презренным гладиатором!
Но он подавил в себе возмущение. Ведь все же ему оказала внимание римская гражданка, а не простая рабыня или пуэла, как здесь называли шлюх.
Рабыня провела гладиатора окольными путями, по задворкам к небольшому дому, украшенному лепными портиками. У дома не было традиционного раба привратника, прикованного цепью, словно собака к железному кольцу.
— За мной господин, — поманила его рабыня, и они вошли в дом.
У двери в одну из комнат рабыня указала куда идти, и бесшумно удалилась. Децебал вошел. Внутри в тусклом свете светильников, на большой кровати лежала женщина в белой тончайшей шерсти тунике. В полумраке были отлично видны её обнаженные плечи, белизна которых оттенялась вьющимися черными волосами.
— Ты пришел, Децебал? — тихо спросила она. — Я знала, что ты придешь.
— Это ты Цирцея? В тунике ты выглядишь просто обворожительно. Много лучше чем в грубом плаще.
— А ты еще и любезник к тому же. Не только храбрый воин.
— Я гладиатор, госпожа. Воинами нас римляне редко величают. Мы убойный скот, который умирает на потеху толпе.
— Я так же ненавижу рабство, как и ты, храбрый Децебал.
— Ненавидишь? — дак усмехнулся. — Но ты сама имеешь рабов. Разве не так?
— Да у меня есть рабы. И я никогда не носила ошейник, но меня некогда продали грязной и развратной свинье как простую рабыню. Разве это не одно и тоже?
— Ты вышла замуж против воли, госпожа?
— Садись рядом со мной, Децебал, — женщина указала ему на место на своем ложе. — Почему ты стоишь?
Он не двинулся с места.
— Ты хочешь отвергнуть изнеженную богачку? Не так ли? — Она тонкими пальчиками опустила тунику со своих грудей. — Ты хочешь проявить строптивость, о которой я так много слышала. Но здесь нет ни рутиариев, ни надсмотрщиков. Принуждать себя ты станешь сам. Но разве ты сумеешь? Хватит у тебя силы воли от меня отказаться?
Децебал облизнул пересохшие губы. Кровь бросилась к его лицу, и он шагнул навстречу женщине. Она была права. Отказаться от неё у него не было сил.
— Какое значение сейчас имеет, тот факт, что я свободная гражданка, а ты раб-гладиатор? — горячо шептала она. — Сейчас мы с тобой просто мужчина и женщина достойные друг друга. Разве я не нравлюсь тебе, храбрый Децебал?
— Да, — произнес он туго ворочавшимся языком.
— Тогда я на сегодняшнюю ночь принадлежу тебе.
Он привлек женщину к себе и стал покрывать поцелуями её шею и плечи…
….Утром у казармы первым кого Децебал встретил, был ни кто иной, как ланиста Акциан.
— Ну, — произнес он. — Не говорил ли я тебе, что твоя Фортуна живет в Помпеях?
— Да, господин, — поклонился ланисте гладиатор.
— Тебя ждет великое будущее, и скоро ты станешь любить эту клетку и престанешь мечтать о свободе.
— Нет, господин.
— Что? — не понял Акциан. — Ты сказал нет?
— Да. Я сказал нет. Я всегда буду стремиться к свободе. Так уж я устроен. Свободу не может заменить никто!
— Ты недооцениваешь той власти, что имеют над нами женщины, дак. Иного они умеют привязать к себе самых строптивых и диких жеребцов. Я много повидал в этой жизни и знаю больше тебя.
— А над тобой, господин, женщины также имели власть? — поинтересовался дак, забыв о приличиях. Хозяину такой вопрос задавать не следовало.
— Со мной? — переспросил ланиста и, не дождавшись ответа, произнес. — Только однажды. Но это было давно. Еще там в иной жизни, когда я был молод. Женщины владеют нам именно в молодости и их сила в красоте. А это пострашнее меча.
— Я не променяю женщину на свободу. Меня ни одна из них не сможет поймать в свои сети достаточно плотно, чтобы я не сумел вырваться, — твердо заявил гладиатор.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда пройдет немного времени. Подумай над тем, что произошло в твоей жизни за последнее время. Разве у тебя на родине ты смог бы провести ночь с подобной женщиной? Она привлекательнее, чем ваша дакийская царица.
Вот против этого Децебал не нашел возражений. Цирцея, хотя дак подозревал, что это не настоящее имя женщины, была привлекательнее всех дакиек, которых он видел, вместе взятых….
Занимаясь во дворе школы, Децебал в тот день был рассеянным и дрался на учебных мечах из рук вон плохо. Перед его глазами был образ молодой римлянки.
— Децебал! — Юба вернул его к действительности. — Ты пропустил удар! И если бы это случилось на арене, и в моих руках был настоящий клинок, то ты был бы уже мертв.
— Да, да, я просто задумался, Юба! Давай попробуем еще раз провести эту атаку.
— Смотри на мой меч внимательно. Я делаю обманное движение в сторону и противник пытается защититься! Вот так!
Нубиец снова повторил свой маневр и снова поразил дака а грудь.
— Да что с тобой сегодня такое, дак? Ты снова ничего не понял.
— Я не могу сосредоточиться на бое, друг. Я боюсь, что наш ланиста был прав, когда говорил со мной сегодня утром.
— А что он тебе такого сказал? — спросил Юба, опуская свой меч.
— Я начинаю поддаваться соблазнам этой жизни, друг. И, может быть, я скоро престану мечтать о свободе? Скажи, разве такое сможет произойти?
Юба тихо засмеялся и ответил другу:
— Ты часто наблюдал в небе птиц, дак? Посмотри на сокола или орла. Могут они постоянно сидеть в клетках без неба? Нет! Эти гордые птицы не потерпят несвободы. Конечно, сокола можно приручить, но постоянно в клетке его держать нельзя. А есть птицы, что любят свои клетки и совсем не стремятся в небо. Они попросту бояться его.
— И что ты хотел этим мне сказать?
— А только то, что ты начал оценивать преимущества своей клетки. Тебя кормят и поят, и ты начинаешь видеть в своем рабстве нечто положительное. Но если ты орел — то жажда свободы пересилит. Ну а если нет, то ты попал в то место где тебе самое место! И тогда благодари свою фортуну за это!
Децебал с гневом плюнул себе под ноги и деревянные мечи снова замелькали в воздухе…