Глава 17 ПРЕДАТЕЛЬСТВО

И вот волна, подобная надгробью,


Все смыла, с горла сброшена рука….


Бросайте ж за борт все, что пахнет кровью,-


Проверьте, что цена невысока!


В. Высоцкий


"Пиратская"

Децебал встретил Келада утром во время разминки пред тренировкой и сделал вид, что тот его абсолютно не интересует. Он остановился будто бы для того чтобы поправить ремни на сандалиях.

Фракиец сделал тоже самое.

— Ты видел старика? Что он уже успел сделать? — спросил он дака.

— Многое, Келад. Я не ошибся в нем. Он связался с сельскими рабами двух вилл, что недалеко от Помпей, и вчера сообщил мне, что там готовы к восстанию! Понимаешь? И среди них есть новая партия даков, взятых в плен в пограничной стычке с римлянами. Больше того, старый раб отличный соглядатай, и видел человека, что шпионит за нами. Тот расспрашивал о заговоре у какого-то гладиатора. Но не из нашей школы. Аристомен не пропустил ни слова из их беседы. Он сообщил мне о разговорах в городе. Но горожане всерьез наш заговор не воспринимают и сплетен по этому поводу мало. Это нам на руку.

— А как насчет рабов из городских эргастериев? Что у них?

— Старик говорил со многими из них. Нас готовы поддержать. Но эти всего бояться. Слишком много охраны и слишком жестокие наказания применяются только за одно неправильное слово. Но среди рабов-рыбников уже есть небольшой, но сплоченный отряд. И когда мы поднимемся, то они к нам присоединяться и самое главное, приведут за собой сотни угнетенных, что готовы поднять мечи во имя свободы.

— Это хорошие новости. Они наполняют мое сердце радостью. Я жажду борьбы, Децебал. Я с нетерпением жду часа когда мы начнем.

— Рано. Еще рано, Келад. Многие из наших гладиаторов по-прежнему имеют слишком длинные языки. И это плохо. Чем меньше слухов о нас ходит тем лучше.

— Я сам вырву языки болтунам!

— Нет, Келад! Нужно все делать спокойно и без нервов! Людям необходимо объяснить как себя вести, и что такое осторожность, и чем нам грозит её отсутствие. Запомни — нам дорог каждый человек. Каждый!

— Хорошо, — мрачно кивнул фракиец.

— Теперь иди, а то и так мы слишком долго болтаем. И это может вызвать подозрения.

Они разошлись в разные стороны…


….Сатерн посетил дом лекаря Главка, вольноотпущенника префекта Помпедия Руфа. Знатный помпеянец некогда купил этого человека на рынке в Риме и привез с собой в Помпеи, где тот стал лечить его рабов, и добился столь значительных успехов в деле врачевания, что хозяин доверил ему свое здоровье.

Дело в том, что Руф был ранен во время схватки с пиратами на море. Он получил стрелу в бок и в течение нескольких месяцев бинтовал себе грудь ежедневно, ибо рана так и не закрылась и постоянно выделяла кусочки ребер. Новый раб предложил свои услуги и был допущен к особе хозяина. Руф уже не надеялся ни на что и был удивлен, что новый раб оказался таким отличным врачевателем.

Его рана за месяц затянулась, и бинтовать грудь больше было не нужно. Руф на радостях отпустил Главка на волю и подарил ему дом. Таким образом, тот смог завести себе собственное дело и даже сколотить немалое состояние.

Увидев Сатерна, Главк потер руки и произнес:

— Ну, если сам Сатерн пожаловал ко мне — значит, есть прибыльное дельце.

— Есть. Дельце есть, верный последователь Локусты (Локуста — известная в Риме отравительница и составительница ядов. Имя этой женщины стало нарицательным. Услугами Локусты пользовалась мать Нерона — Агриппина, отравившая своего мужа Клавдия). И оно принесет тебе немалые деньги.

— Есть выгодный клиент с редкой болезнью? У меня давно не было шанса еще раз доказать свое высокое искусство.

— Клиент очень выгодный, но имени его я тебе не скажу. Да и ни к чему это тебе.

— Но как же я стану его лечить?

— А вот лечить никого не нужно. Нужно приготовить лекарство и передать его мне.

— Но для изготовления лекарства нужен диагноз, а для этого я должен осмотреть больного. Установление диагноза самое главное в деле врачевания болезней.

Сатерн внимательно посмотрел на Главка.

"Он прикидывается, что ничего не понимает. Хотя прекрасно знает, что мне нужен яд. И понятно зачем. Сейчас начнет говорить, что это не в его принципах, и что это очень опасно. Станет цену набивать".

— Осматривать больного не стоит, Главк, ибо этот больной пока совершенно здоров. Но, надеюсь, с твоей помощью он станет не просто больным, но мертвым.

— Что? — Главк закрыл глаза рукой. — Ты предлагаешь мне убить? Но медицина призвана исцелять и бог Асклепий покарает меня, если я согрешу против клятвы не приносить вреда ближнему своим искусством.

— Этак, мы будем долго договариваться. Слушай меня. Я знаю, что ты уже много раз согрешил против Асклепия, и он еще не испепелил тебя, не так ли?

— Я врач и последователь школы знаменитого Эрисистрата из Илулиды. А Эрасистрат был придворным врачом самого сирийского царя Селевка.

— Ты думаешь, что ты великий хитрец, Главк? — усмехнулся Статерн. — Твоя биография мне отлично известна, не смотря на то, что прибыл ты издалека. Отпущенник Агафирс видел тебя в Милеете, где ты был бродячим лекарем. И продали тебя в рабство за преступление. Ты до смерти залечил известного в Милете купца.

— Это подлая клевета! Это злобные наветы моих врагов!

— Не беспокойся, Главк. Я никому не расскажу твоей истории. Ты не потеряешь ни одного клиента. Более того, я дам тебе за твое "лекарство" тысячу сестерциев.

— А что тебе нужно за "лекарство"? Я могу приготовить мой териак. Если подмешать его в вино, то….

— Нет. Твой териак слишком отвратителен на вкус. И подмешать его в вино можно только лошади. Да и та не станет пить. Мне нужен яд потоньше. Такой яд, что можно закачать в перчик или яблоко.

— Это легко, но стоить такое яблочко будет полторы тысячи сестерциев. Как только я получу деньги, ты получишь этот фрукт….


Децебал увидел, как в казарму пришли двое центурионов в сопровождении отряда солдат. Он находился неподалеку и прислушался к их разговору со старшим рутиарием Авлом.

— Мы пришли по приказу городского префекта, — повелительным тоном сообщил центурион со шрамом через все лицо, который выдавал в нем бывалого воина.

— Чем могла заинтересовать наша школа господина префекта? — спросил Авл с угодливым поклоном.

— Согласно императорскому указу всех заподозренных в принадлежности к христианской секте надлежит арестовывать.

— Но у нас нет никого, кто принадлежит к этой секте…

— Есть! — центурион прервал его. — Нам доподлинно известно, что в этих казармах скрывается раб-христианин. Это Кирн. Есть у вас такой гладиатор?

— Есть, но…

— Он может пройти испытания и если пройдет, то все обвинения с него будут сняты, — пробасил центурион. — Доставь его сюда и немедленно. Если мои распоряжения не будут выполняться быстро, то я применю силу.

Рутиарий распорядился доставить Кирна к центурионам. Тот явился со сложенными на груди руками и блаженной улыбкой на лице.

— Ты, по слухам, принадлежишь к секте врагов рода человеческого, к христианам. Вы убиваете младенцев и пьете их кровь во имя своего кровожадного идола. Поэтому указом божественного Цезаря все вы подлежите аресту и казни. Ты признаешь себя сторонником Христа?

— Да! — твердо заявил Кирн. — Я верую в Иисуса Христа. Но мы никогда не пили крови младенцев и наш бог совсем не кровавый. Он собственную кровь отдал во искупление грехов рода человеческого.

Центурион ухмыльнулся и велел взять раба.

— Но этот раб собственность ланисты Акциана. И по римскому праву в жизни раба волен только его господин, — вмешался рутиарий, в душе проклиная Кирна за то, что он так легко признался в том, что сторонник новой секты. Чего проще было соврать. Он никогда не понимал этого фанатичного самопожертвования.

— Неужели твой господин пойдет против установлений божественного Цезаря? — спросил центурион.

— Нет. Не против воли Цезаря, но против произвола префекта.

— Да в чем же здесь произвол? — возмутился второй центурион, молодой человек с тонкими чертами лица и орлиным носом. — Мы оставим раба здесь, если он в нашем присутствии обругает своего Христа и принесет жертву вином или ладаном статуе Юпитера или статуе императора.

Авл подошел у Кирну и ткнул его палкой.

— Сделай то, что от тебя просят.

— Нет, — решительно тряхнул головой грек. — Не преклоню колени пред идолами.

— Что? — взревел центурион со шрамом. — Ты называешь статую божественного императора идолом? Это новое преступление — оскорбление величия!

— Не стоит передёргивать, почтенный, Никакого оскорбления величия здесь не было. Раб ничего плохого о божественном Цезаре не сказал. Даже имя императора Веспасиана Флавия не было произнесено. Под словом идол он имел в виду совсем иное.

— Ты, рутиарий, намерен чинить препятствия правосудию?

— Нет. Но раб Кирн не может быть уведен в городскую тюрьму. У нас здесь есть собственный карцер, и раб будет помещен туда. Эти мы совсем не нарушим повеления императора. И раб будет заключен под стражу. И суверенные рабовладельческие права моего господина Акциана не будет нарушены.

— Но заключение в тюрьму это еще не все наказание за принадлежность к христианской секте.

— Совершенно верно. Раб Кирн, если он не откажется от своих пагубных заблуждений, будет казнен. Его выпустят на арену ко львам во время ближайших игр. Запрос на доставку партии львов из Африки в виварии Помпей уже послан моим господином. И ты можешь это легко проверить, центурион. А смерть раба-гладиатора на арене цирка, это то, для чего он был куплен моим господином.

— Тогда раб должен быть помешен в карцер в моем присутствии, о чем сам лично доложу префекту!

— А вот это — пожалуйста! — Авл приказал своей страже отвести раба к карцер и заковать его в цепи.

Кирна увели. Децебал смотрел ему вслед и не мог понять, почему они столь яростно цепляются за свою веру. Чего проще было притворно принести жертвы Юпитеру, а затем очиститься пред лицом своего бога и все. Зачем совать голову в петлю? Что это даст?

Эти Христине были прелюбопытнешими людьми. Конечно, дак знал, что никаких младенцев они не убивают и их кровью не питаются. Он хорошо знал Давида и Кирна. Больше того, он видел, какую перемену произвело христианство в душе грека. Его характер стал много терпимее и покладистее. Он престал сквернословить, издаваться над товарищами и часто подолгу молился.

"Что же теперь станет с греком, если они не восстанут до игр? — подумал дак. — Отдадут диким зверям. Но этого не случиться! Мы вытащим тебя, друг".

Децебалу еще Давид рассказывал о гониях христиан в империи при императоре Нероне, когда Христина убивали сотнями: выпускали на них диких зверей, распинали на крестах, сжигали живьем. И никто из них тогда не отрекся. Что же это за вера такая, что подвигает людей к самопожертвованию? Смогли бы его земляки во имя Замолвсиса сделать тоже самое? Скорее всего нет, но они тоже смело умирали за свободу своей родины. Но так страдать во имя религии чужого народа! Этого он понять не мог.

Нравилась ли эта секта даку? Нет. Децебал никогда не примет этой религии, чтобы она ему не обещала. Он вообще мало верит в богов в последнее время. Его богом стал Спартак, тот кто боролся за свободу рабов!


….Вечером гладиаторов угощали сытным ужином с мясом и вином. Ланста стал необычайно щедр в последнее время. Телесные наказания после смещения Квинта с поста старшего рутиария стали редкими, и гладиаторам жилось вольготнее. Конечно, и Авл не прощал небрежного отношения к обучению, но в остальном, был человеком вполне покладистым.

К Децебалу после второй чаши вина подошел один из охранников школы.

— Децебал, там тебя спрашивает один раб.

— Раб? Какой раб?

— Говорит от известного тебе лица с посланием. Ты ведь знаешь, кто это? — стражник ухмыльнулся. — Тебе везет на поклонниц твоего таланта. Глядя на тебя, я сам хочу стать гладиатором. Иди.

Децебал вышел за ворота школы. Там стоял незнакомый тщедушный человек в сером хитоне с железным ошейником с большой корзинкой в руках прикрытой куском льняной ткани. Дак видел этого раба впервые.

— Чего тебе?

— Меня послала к тебе моя госпожа Юлия.

— Юлия? Но кто ты? Раньше я тебя никогда не видел.

— Я служу моей госпоже давно. Но я до этого времени я был управляющим в деревенском эргастерии моей госпожи. Теперь по старости я просил перевести меня сюда, и моя госпожа, по своей великой милости, удовлетворила мою просьбу.

— И что ты хочешь?

— Госпожа, просила подтвердить час и место вашей будущей встречи — завтра на вечер у её домика. Носилки будут тебя ждать в условленном месте.

Он знал информацию, что не могла быть известна никому, кроме его самого, Юлии и её доверенных слуг.

— Это все?

— Нет. Госпожа просила предать тебе вино и продукты. И персик.

— Что?

— Я родился на Востоке и персик на языке восточной аллегории напоминает о любви к тебе моей госпожи. Этот плод ты должен съесть сам и тем самым подтвердить свою привязанность к ней, — раб отдернул ткань и показал гладиатору лежащий на самом верху спелый и ароматный персик. — Моя госпожа поклонница восточного языка любви. Он очень поэтичен.

— Благодарю тебя…

— Архин. Это мое имя Архин, — подсказал раб.

— Благодарю тебя, Архин. Предай своей госпоже заверения в моей искренней преданности, — Децебал принял корзинку.

Увидев, как гладиатор скрылся, за воротами раб презрительно сплюнул на землю и поспешил уйти. Он свое дело сделал. За поворотом одного из домов он подошел к человеку, закутанному в плащ.

— Все выполнено, господин.

— Он ничего не заподозрил?

— Нет. Я выглядел настоящим рабом. Затравленным и жалким.

— Но поверил ли тебе наш дакиец? Он хитрая бестия.

— Я актер, господин, а не простой базарный мим. Я могу сыграть даже цезаря, и толпа поверит в то, что пред ними император. К тому же гладиатор никогда не видел настоящего раба Юлии и потому ничего не заподозрит.

— Возьми свою награду, — человек в плаще протянул ему пять золотых ауреусов.

— О! — глаза того загорелись жадностью. — Так много!

— Бери! Это твое!

Жадные пальцы сгребли монеты. В этот момент в глазах человека засветилось сомнение. А вдруг монеты не из золота? Он попробовал одну из них на зуб. Настоящая!

— Все по-честному. Прощай, господин. Если будут еще подобные поручения, ты знаешь, где меня искать.

— Знаю, — ответила фигура закутанная в плащ.

Они расстались, но человек в плаще далеко не ушел. Он только сделал вид что спешит, а сам, за ближайшим поворотом спрятался в нише между зданиями и остался смотреть за актером. Тот сжал монеты в кулаке и задумался. Очевидно, прикидывал куда может истратить такое богатство. И вот на его лице мелькнула подобие улыбки и он решительно сделал шаг по направлению к своей мечте, но споткнулся.

"А Главк не соврал мне. Яд действительно действует быстро. Это хорошо. Может и гладиатор уже сейчас вкусил от запретного плода и корчиться в судорогах".

Тело "фальшивого" раба в этот момент также корчилось в придорожной пыли. Золотые монеты высыпались на мостовую.

Фигура в плаще быстро приблизилась к рабу. Человек при помощи полы своего плаща собрал монеты и поместил из обратно в кошель.

Свидетелей оставлять никогда не нужно. Сатерн это знал очень хорошо. Поэтому Главк по его просьбе отравил не только фрукты, но и монеты. Через несколько часов яд прекратит свое действие, и золото станет абсолютно безвредным.

— Интересно, — подумал он. — Что убило этого человека? Главк, я или собственная жалкость? Наверное, последняя. Ведь ни я, ни Главк не заставлял его пробовать монеты на зуб. Золото существует не для того, чтобы его есть. Значит, он сам решил свою судьбу. А ведь стоило ему положить деньги в свой пояс, и достать их в ближайшем кабаке, и никто бы не умер. Смерть — достойная мошенника.


….Юлия вместе со служанкой решили посетить жилище пифии, что практиковала на самой окраине пригорода Помпеи. О ней ходили слухи по всем окрестностям. Старуха отлично лечила травами и делала привороты.

В её покосившейся хижине всегда царил полумрак. В очаге тлели угли, отбрасывая на стены убогого жилища красноватые отблески.

Юлия с опаской преступила порог и сбросила капюшон со своей головы. Теперь не нужно было скрываться. Вид старой мегеры заставил её содрогнуться. Это была настоящая дочь Гекаты!

Старуха было невообразимо худа и на её сморщенных и испещренных глубокими бороздами морщин щеках — лежала печать вечности. Верхняя губа была вздернута и обнажала черные гнилые зубы. Седые редкие волосы нечесаными космами торчали в разные стороны.

— Ты пифия? — спросила Юлия дрожащим голосом.

— Да. Меня считают пифией или колдуньей, госпожа. И я знала, что ты придешь ко мне, — ответила старуха.

— Вот как? Значит, ты знаешь кто я?

— Разве колдунья не должна знать все? Ты Юлия, жена местного богача Гая Сильвия Феликса.

— Верно. Я Юлия. Но как ты могла догадаться об этом? Я раньше никогда не была у тебя.

— Все когда-нибудь приходят ко мне в первый раз, госпожа. Ты здесь впервые, но та что следует за тобой уже бывала в моей хижине, — старуха указала на служанку, что вошла следом за Юлией.

— Да, я была здесь несколько лет назад. И кроме нас здесь сейчас нет никого? — спросила служанка.

— Других людей кроме нас троих здесь нет.

— Людей? — в один голос задали вопрос Юлия и служанка.

— Боги и духи вездесущи, госпожа. Особенно духи ночи. Ведь и ты пришла ко мне на закате. Все люди предпочитают узнавать будущее и приходить в мой дом в это время когда мрачные духи ночи вступают в свои права.

— Я бы хотела узнать будущее. В последнее время я вижу тревожные сны. Но я не могу понять их смыла.

— Снам нужно верить. Это откровения богов. Вот только мало кто из людей умеет их толковать. Большинство ваших жрецов шарлатаны и только обманывают доверчивых прихожан. Ни в храме Юпитера, ни в храме Кибелы, ни в храме Сераписа, ни в храме Исиды вам не скажут правду! Жрецы только научились напускать на себя важный вид и изрекать пророчества в которых ничего не смыслят!

— Но ты умеешь толковать сны?

— Умею. И не только толковать сны. Я могу видеть нити судеб человеческих и ножницы в руках богинь по имени Парки. Твою судьбу вижу как в чистом зеркале ключа. На твоем челе печать смерти, госпожа.

— Я скоро умру? — с тревогой спросила патрицианка.

— Это может случиться. Но ты пришла ко мне вовремя. Это боги просветили тебя. Я дам тебе отвар корня акора, что пьют от укуса змеи.

— Но меня не кусала змея! — воскликнула женщина. Старуха внушала её все больший ужас.

— Но стоит бояться яда змеи. Они кишат вокруг тебя, госпожа.

— Я могу узнать, кто эти змеи о коих ты говоришь? Хотя главную из них я, кажется, знаю. Но как раздавить её? — Юлия вспомнила о своем муже.

— Госпожа, — к Юлии обратилась её служанка, — проси камень желаний. Это могущественный талисман, что защищает от всякого зла.

— Ты можешь мне продать камень желаний? Я заплачу, сколько скажешь.

— У меня нет камня желаний из головы змеи, госпожа. Знающие люди говорят, что тот кто владеет таким камнем — неуязвим. Но я сама никогда не видела этого могущественного амулета. Может быть, его и не в природе? Может быть, это всего лишь выдумка досужих людей? Но отвар корня акора поможет тебе. Принимай его и не бойся вкушать пищу, что готовят для тебя.

— А могу я спросить… — патрицианка запнулась, не в силах вымолвить имя гладиатора.

— Тебе нечего смущаться, госпожа. Я сама была рабыней и сочувствую твоему другу. Он смелый и мужественный человек, но его ждет опасность. Змея ужалит и его. Вот только достигнет ли её яд? Этого я не знаю.

— Он может умереть? — вскричала молодая женщина. — Я не хочу, чтобы он умирал!

— Это не в моей и твоей воле, госпожа.

— Я так долго искала мужчину. Я прослыла одной из самых распутных женщин Помпей. И вот, наконец, я увидела его! Увидела там, на арене цирка. Он был подобен Геркулесу. Я тогда думала только об обычном любовном приключении и не больше. Но потом он стал мне дорог, когда я узнала его. Я познала любовь. Ты понимаешь, что это такое?

— Понимаю, госпожа. Я тоже была молода. И была красива, хоть в это теперь и трудно поверить.

— И я хочу быть счастливой! Мне надоели грязные мужчины, что окружили меня до этого. Я хочу теперь только его.

— Он не простой человек, госпожа. Такого любить совсем не стыдно. И я понимаю тебя как женщина. И я любила в свое время. Но это было очень давно. Уже больше 70 лет назад.

— Так помоги мне его спасти. Кто угрожает ему? Муж?

— Нет у тебя страшнее врага, чем твой муж. И он причинит тебе много неприятностей. Следи за ним. Но самая главная опасность исходит не от твоего мужа, Юлия.

— А от кого? — с тревогой спросила женщина.

— Опасность угрожает всему городу. Но люди не хотят верить в то, что Помпеи скоро станут развалинами. И польется много крови. Я вижу эту кровь и чувствую, как страшные силы собираются под нами в глубоких недрах Аида чтобы вырваться на свободу!

— Ты говоришь страшные вещи. Город будет уничтожен? Но кем? Неужели… — Юлия подумала о заговоре гладиаторов. Неужели у Децебала получиться поднять восстание?

— Твой гладиатор наделен особым даром и способен на многое. Такого совсем нелегко удержать в подлом рабском стоянии подачками, как многих других. Но опасность, грозящая Помпеям, исходит от богов, не от людей. Чаша их гнева вот-вот переполниться. А сейчас возьми отвар и уходи. Мне больше нечего тебе сказать.

— Но…

Старуха подняла руку вверх, показывая, что визит завершен.

— Больше я тебе ничем не смогу помочь…


Децебал сидел в кругу друзей. Вечер выдался теплый, и они были у столов под открытым небом. Несколько факелов горели по стенам, но лунный свет был достаточно ярок, и надобности в них не было. В этот день никакого разговора о дисциплине не было. Стража приняла немало горячительного и продолжала угощаться до сих пор. Из караулки доносились их пьяные песни и крики.

Многие гладиаторы были не в лучшем состоянии и спали прямо за столами.

— Децебал! — Келад пил больше всех, но не пьянел. — Сегодня в наших рядах больше 200 человек.

— Вот как? Откуда это так много? — дак не поверил фракийцу, приняв его слова за пьяное бахвальство.

— Ты что же думаешь, что я пьян? Нет. Я теперь не один вербую сторонников. Наши идеи популярны не только среди гладиаторов. Гладиаторы из других школ Руфа и Феликса пойдут за нами! Твой старик обещал нам помочь в сельских эргастериях. А в них рабы похожи на зверей. Их содержат как скотов и изнуряют тяжелой работой. Драться станут как одержимые. И если так пойдет, то у нас скоро будет ударный отряд в тысячу человек.

— Но эти люди недисциплинированны, Келад. Основное ядро восставших должны составлять именно гладиаторы. Ударный отряд должен быть дисциплинированным и сплоченным.

— Плохо ты знаешь городских рабов. Я посещал рыбозасолочные сараи и видел, как эти люди живут. Сотни людей стоят по щиколотку в мутной жиже и соль разъедает их ноги, отчего образуются страшные язвы. Кормят их совсем плохо и рабы вынуждены поедать рыбу, которую разделывают.

— Сырая рыба не самое изысканное лакомство.

— Совсем не изысканное. Но не это самое страшное. Надсмотрщики не дают им воды целыми сутками.

— Это еще почему? — удивился Децебал. — Вода ведь единственное, что можно достать совершенно бесплатно.

— Хозяева хитры. Чтобы рабы не ели рыбы ценных сортов и не приносили господам убытков, им не дают пить. Ведь после таких "лакомств" людей мучает жажда. Надсмотрщики говорят им: "Не жри рыбы и не будешь хотеть пить". Через полгода таких издевательств многие начинают харкать кровью.

— Я не знал этого.

— И эти люди злы как демоны. Если их поднять, то сражаться они станут мужественно.

— Мужества очень мало для борьбы с римлянами, Келад. Нужно умение обращаться с оружием и драться в сомкнутом строю. Вот почему костяк нашего войска должен состоять именно из гладиаторов.

— Пойми, Децебал, что многие пойдут за нами из всех гладиаторских школ Помпеи. Да и не только Помпеи. Нужно только начать. Не стоит нам медлить.

— Еще рано. Нас слишком мало. А твои рабы если и поднимутся, то как ими командовать? Они станут грабить и убивать, и остановить их будет невозможно! А если применить силу, то это спровоцирует драку между рабами. А этого мы допустить не можем. Нам нужно сплачивать людей и назначать среди них командиров, из тех кому они доверяют. И эти командиры должны повиноваться мне или тому, кто будет назначен от меня.

— О тебе и так говорят очень уважительно.

— Хорошо. Но время еще не пришло. Да и оружия пока нет.

— Будет. Я сумею достать. Мы уже говорили об этом.

— Много? — удивился Децебал.

— Нет не много. Но нескольких мечей хватит для начала. Мы отберем оружие у охраны и разобьем склады. Смотри, какой сегодня день для восстания был бы? Все стражники перепились. Нужно было только удержать наших от вина. И мы могли бы начать!

— Стражники не так меня пугают как части местного гарнизона. Этих с сотней гладиаторов не одолеешь.

— А у Спартака было больше людей в начале восстания? — спросил фракиец друга.

— Много больше. Спартак отлично подготовил свое выступление. Он распространил свой заговор среди гладиаторов нескольких городов, — соврал Децебал. Он не знал, как действовал Спартак, но думал, что именно так.

Дак прекрасно понимал, что людям нужна вера в его непогрешимость. В то, что он общается с духом умершего вождя и тот наставляет его.

— Нам нужно много людей готовых на смерть ради нашего дела. Но времени у нас мало. Мы не должны больше убивать друг друга на потеху толпе. И нужно думать о заготовке оружия на крайний случай. Да и не только в оружии дело. Мы уже имеем не менее сотни конников, которых возглавляет Сармат. Он командовал панцирными всадниками у себя на родине. Но скажи где они возьмут лошадей и доспехи?

— Отберем у римлян! — решительно заявил Келад.

— А если нет? Да и как отобрать? Если на невооруженных рабов мчится сотня панцирных всадников. Попробуй их останови голыми руками. Нет! — дак решительно тряхнул головой. — Нет. Мы должны добыть для нашей конной сотни лошадей заранее. Пусть не доспехи, но кони у них быть должны.

— Но где же мы достанем сотню лошадей годных для кавалерии?

— Я думал об этом. Здесь есть купцы, что занимаются доставкой и перепродажей лошадей для римских ипподромов. Император Веспасиан любит такую забаву как состязания колесниц.

— И эти купцы станут покупать коней для нас? Но чем мы станем платить?

— Не покупать, а отобрать наша задача. И сделать это нужно в день восстания. Стоит продумать, как это осуществить. Больше того, необходимо обеспечить взаимодействие между всеми нашими отрядами и гладиаторами разных школ, и рабами сельских эргастериев, и рабами рыбозасолочных сараев, и городскими рабами.

— Как это все сложно, Децебал. Я думал, что восстание дело простое.

— Восстание восстанию рознь. А сигнал к его началу нам даст сам Спартак.

— Сам? — Келад удивленно посмотрел на друга.

— Именно сам! Но работу среди рабов не из гладиаторских казарм стоит продолжать. Однако старайся, чтобы тебя лично знали как можно меньше рабов. Кто-то может предать. Об этом не забывай. Ты мне нужен.

— Я буду осторожен.

— А я сам стану говорить с гладиаторами. Многие пойдут за нами. Я в это верю. И необходимо установить новый пароль, по которому братья станут узнавать друг друга.

— Но у нас уже есть слова, по которым братья узнают друг друга.

— Я боюсь, что старый пароль знают не только братья, но и те, кому его знать не следует. Поэтому в целях безопасности мы ведем новый.

— И что это за пароль?

— Две фразы. Первая "Гнев богов", вторая "Факел свободы". Первый произносит пароль, второй отзыв. Это значит что человек наш! Понятно? Так браться станут узнавать друг друга.

— Все ясно. Быстрее бы этот факел зажегся. Я готов драться за свободу и погибнуть за неё.

— Не торопись, Келад. Нужно не умереть, а победить. Умереть легко. Но мне пора спать. Хватит гулять на сегодня.

Он потянулся рукой в корзину, думая захватить с собой персик, преданный Юлией, но там ничего не было.

— Вот гнев богов!

— Что случилось? — не понял Келад

— Кто-то сожрал мой персик. Ведь я отдал вам вино и все продукты. Так нет и мой персик сожрали. Что за люди.

— Это молодой галл Арторикс шарил по твоей корзине. Я сам видел. Выпил слишком много вина мальчишка. Да вот и он. Валяется рожей вниз. Эй! — фракиец схватил галла за густую шевелюру.

— Оставь его, Келад. Не наказывать же мальчишку за персик.

Но Келад изменился в лице и произнес:

— Он мертв!

— Что? — не понял Децебал. — Как это мертв?

— Его отравили! Клянусь всеми богами и фракийскими и римскими. И вот персик валяется. Он лишь только половину сожрал. Это он! — Келад осторожно поднял фрукт.

— Ты думаешь, это здесь был яд?

— А где еще? Твое вино мы с тобой тоже пили и мясо ели. А персик…

— Точно! Он сказал, что персик специально для меня! Неужели кто-то хочет меня отравить? Но кто? Кому это нужно?

— Может хозяева уже знают о наших планах и решил обезглавить восстание? — предположил Келад.

— Нет. Меня бы просто швырнули в городскую тюрьму для строптивых рабов и стали бы пытать, что бы выведать все мои связи. Здесь что-то иное.

— Тебе стоит быть осторожным. Если они пытались тебя убить один раз, то попробуют и второй.

— Один? — про себя усмехнулся Децебал. — Это уже далеко не первый раз и даже не второй. Не Квинт ли за этим стоит?

Загрузка...