Гладиаторы

Глава 22 ГНЕВ БОГОВ: ПОЖАР РАЗГОРАЕТСЯ

Сармат понял, что времени нет. Или они сегодня восстанут, или завтра уже будет поздно. Аристомен мог начать говорить под пытками. А он знал очень и очень многое. И стоило ему сказать всего несколько слов, как рыбозасолочные сараи будут окружены плотным кольцом из легионеров и иберийскими всадниками.

Он бросил свою работу и отправился искать Скилия. Скилий сочувствовал делу восстания и имел громадный авторитет среди рабов-рыбников. Его уважали все без исключения и подчинялись ему. Даже эгастериарх Софоний понимал это и назначал Скилия старшим.

Сармата же многие не терпели за задиристость и грубость. И призови он рабов на бунт за ним пойдут только степняки и германцы, но не италики и не галлы. А сплотить следовало сейчас всех.

— Скилий! — позвал он.

— Что ты здесь делаешь, Сармат? Это не твое рабочее место! Немедленно иди к себе, а то не дай боги, надсмотрщик увидит и донесет Софонию!

— Час пробил, Софоний!

— Что? — не поверил тот. — Что ты сказал?

— Тот человек и гладиаторов в Помпеях предал нам эти слова!

— Но еще рано! Заговор пока не созрел до конца. Я-то считал вождя в Помпеях умным человеком.

— Он и так умный, Скилий. Но обстоятельства повернулись по иному. Схвачен Аристомен!

— О боги! Что же теперь будет?

— Мы начнем восстание! Мне передал верный человек что к конюшнях Аэция стоят пятьсот отличных лошадей. Но брать их стоит сегодня, а то завтра будет поздно. А так мы посадим часть моих степняков на коней, и у нас будет кавалерия.

— Значит, гладиаторы начнут выступление позже?

— Да. Но и они медлить не станут. Слишком велика опасность.

В этот момент в помещение вошел один из надсмотрщиков с плетью в руках.

— Эй вы! Работайте живее! Наш господин требует закончить эту партию как можно скорее! Если успеете к завтрашнему дню, то получите по глотку вина!

Скилий посмотрел на Сармата. Рука степного витязя ставшего рабом сжала в руке нож для разделки рыбы. Сердце старого раба бешено застучало. Сейчас все и начнется! Через несколько мгновений они поднимут руку на римские порядки и станут воевать!

— А это еще кто? Эй ты! Почему здесь? Бездельничаешь? Отлыниваешь от работы? Собака! — надсмотрщик подбежал к Сармату и замахнулся на него плетью, но тот не зевал и был готов к атаке.

Он резко повернулся к врагу лицом, и его рука с ножом метнулась вперед, и лезвие с налипшими рыбными чешуйками пронзило живот человека.

Надсмотрщик удивленно посмотрел стекленеющими глазами на своего убийцу и медленно сполз вниз. Он так и не понял, что с ним произошло.

Рабы видевшие эту сцену замерли на месте. Они не могли поверить, что этот воин, ставший рабом, посмел совершить убийство.

— Чего смотрите? — Сармат окинул взором собравшихся. — Вы разве не мечтали о том же? Он бил вас плетью и морил голодом! И я убил его! Разве вы с этим не согласны?!

— Но что теперь будет? — послышался робкий голос из задних рядов. — Хозяева теперь нас не помилуют.

— Время хозяев прошло, — Скилий стал рядом с Сарматом. — Пусть теперь они молятся богам, чтобы рабы их простили. Пробил наш час! По воле бессмертных богов рабство отменяется!

В ответ на это послышались робкие голоса приниженного и затравленного рабства:

— По воле богов?

— Но боги на стороне наших хозяев!

— Разве боги Олимпа отвернулись от императора?

— Сам Зевс на их стороне.

— Шутка ли сказать — восстать против власти Рима!

Скилий преобразился. Он теперь не стал сдерживать, но стал возбуждать в толпе смелость, отвагу и презрение к смерти!

— Кто там говорит? Я грек по рождению! И если Зевс не на моей стороне, то я стану просить Геракла мне помочь. А он сам был рабом и имел натруженные ладони! И зову за собой не всех! Нет! Кто хочет гнить в этих вонючих сараях — пусть гниет. А кто готов сражаться за свободу пойдет со мной и с Сарматом!

Толпа рабов зашумела. Смелые слова пробуждали жажду борьбы. Людской массе доведенной до отчаяния тяжелыми условиями труда, постоянными побоями, отсутствием хорошей и полноценной пища, унижениями, было достаточно искры, чтобы воспламениться. И эта искра была брошена!

— Берите ножи! И на бой, рабы! — Скилий поднял меч, отобранный им у мертвого надсмотрщика. — Идем вперед, друг Сармат!

— Идем, брат! И мы получим свободу! Кто хочет с нами — идите и да помогут нам боги!

Толпа двинулась к выходу, сметая на своем пути все, что попадалось. Рабы уничтожали свою тюрьму. Они расшвыривали в стороны дорогие амфоры с соусами, топтали ногами распотрошенную рыбу, опрокидывали столы.

В этом были сила и слабость рабских бунтов и возмущений. Они могли только ломать, жечь, уничтожать. Никто не думал в тот момент, что эта самая дорогая рыба, изысканные соусы, икра может служить пищей и для самих рабов. Угнетенный раб в кровавом угаре не зал как пользоваться богатством своих хозяев. Больше того, в глубине души каждый из этих бедолаг был уверен, что хозяева скоро вернуться и снова будет восстановлен ненавистный старый порядок. И потому они старались разрушить как можно больше! Пламя пожаров всегда сопровождало лихие ватаги смелых удальцов, что отважились сбросить позорное ярмо.

— Скилий! — Сармат обратился к товарищу. — Я иду за своими степняками и подниму их!

— Иди! Но не медли. Мы станем штурмовать ворота сараев и бить охрану!

— Там тоже солидный отряд охранников. У западных ворот. Главное чтобы никто из них не ушел. Чтобы не сумели предупредить хозяев других эргастериев о начале бунта.

— Я не дам выйти никому.

— Не узнаю тебя. Куда только девалась твоя осторожность?

— Мне также было божественное откровение. Час настал!

— Откровение? — удивился Сармат. — Когда это оно посетило тебя?

— Я чувствую гнев подземных богов! — громко заявил Скилий, чтобы его слышали все собравшиеся рабы. — Вы молодые и не слышите их призыва! Но я чувствую из каждой частью моего тела. Там! Внизу уже готовы вырваться на Свободу подземные силы самого Аида!

Рабы с замиранием сердца слушали мрачные предсказания. В этот момент они безоговорочно поверили в предчувствия старого раба и воспринимали их как божественное откровение.

— Но вам бояться нечего! Боги направят свой удар по развратным римлянам, а не по вам! Пришел конец старому миру! За мной!

Скилий двинулся вперед, так как знал, что только его личный пример пока сплачивает толпу воедино. Отступи он хоть на шаг, страх поползет по рядам его бойцов и отравит их. Тогда они проиграют, ибо могут усомниться в собственной силе. А пришло такое время, когда нужно погибнуть, но победить…

Эгастериарх (старший надсмотрщик или управляющий в рабской мастерской) Гикелон услышав, шум выбежал из дома, держа в руках фиал с вином. Он наслаждался яствами в компании двух старших надсмотрщиков.

— Что там такое? — спросил он стражника с копьем.

— Кто его знает? Рабы в последнее время неспокойны. И часто устраивают шум!

— Неспокойны? Ты слышишь этот треск? Там крушат столы для разделки рыбы! Где же надсмотрщики?!

— Один недавно вошел внутрь, но обратно не вышел.

Появились еще с десяток людей с плетками в руках.

— Что такое? — спрашивали они.

— Неужели они все же решились на бунт. Эх! Говорил я, что нужно было казнить этого Сармата и его свору!

— Чего вы стоите и мелите языками?! — заорал Гикелон. — Идите туда и усмирите ослушников! Зачинщиков вывести ко мне! Я с ними разделаюсь по-своему!

— Идти туда? — высокий худой надсмотрщик в кожаной безрукавке показал плетью на рыбозасолочные сараи. — Ты в своем уме, Гикелон?

— Да нас там разорвут на части! — поддержали его другие.

— Вам платят не за болтовню а за надзор за рабами! И если вы не исполните свой долг я сам велю вас засечь! Ты забыл, Арей, что являешься всего лишь вольноотпущенником? Господин снова тебя сделает рабом!

— Но туда я все равно не пойду! — решительно высказался тот, кого назвали Ареем. — Не ты ли виноват в том, что произошло, Гикелон? Зачем ты повелел казнить того раба? Я же тебе говорил, что сейчас такие меры не нужны. Это грозит открытым бунтом! Вот и дождались! А теперь иди туда и сам усмиряй бунт!

Все вспомнили раба, которого Гикелон велел насильно кормить солью до тех пор, пока тот не умер в страшных мучениях. Крики и стоны этого человека до сих пор стояли в ушах.

Эгастериарх понял, что ничего он от надсмотрщиков не добьется. Да и Арей прав. Они уже ничего не смогут сделать. Похоже, начался страшный общий бунт и люди уже были покорены страшным демоном разрушения.

— Собрать стражу! — закричал Гикелон, наконец, отшвырнув от себя фиал.

— Да, господин! — ответил страж.

Заиграл сигнальный рожок.

Воины охраны стали лениво собираться во дворе пред воротами, лениво переговариваясь:

— Что еще такое?

— Не знаю, может снова учения?

— Надоели эти дурацкие упражнения. Не нравиться ему охрана пусть ищет другую стражу.

— Какие учения! Рабы поднялись! Слышите треск? Это они крушат сараи.

— Рабы?

— Не может быть, чтобы они поднялись на бунт!

Эгастериарх приказал все построиться и проверить оружие.

— У вас сейчас будет много работы! Покажите на что вы способны, если вы воины, а не трусливые бабы.

— А что случилось, Гикелон? — десятник Гай подскочил к эгастериарху. — Объясни все толком! Неужели бунт?

— Тебе нужны объяснения? Ты не слышишь шума? Сейчас толпа рабов будет здесь. Готовь своих воинов!

Десятник все понял и подскочил к строю солдат.

— Приготовиться! Копья во фронт! Мы встретим в сомкнутом строю!

Солдаты охраны рыбозасолочных сараев были неплохо вооружены и прошлом прошли неплохую выучку в рядах регулярной пехоты, в победоносных легионах империи. Но их было всего немногим больше сотни человек, а рабов в сараях содержалось более пяти тысяч.

Скилий вывел свою орду рабов из ненавистной тюрьмы и решительным шагом направился к воротам.

Гикелон мог видеть сотни глаз, горячие взоры которых полные ненависти были направлены на него! В этот момент суровый начальник над рабами вспомнил свою жертву с набитым солью ртом. У того раба были вот такие же глаза. В них были ужас и ненависть. Теперь он понимал, как много они могут рассказать — эти человеческие глаза!

— Скилий! — Гикелон увидел впереди знакомое лицо. — Ты же здравомыслящий человек! Уговори рабов вернуться на свои места и никого не накажут! Мое слово в том порука!

— Твое слово, Гикелон? — громко произнес Скилий. — Теперь мы слушаем не твои слова! Мы слушаем голос богов! Богов подземного мира!

— Опомнитесь! Вас ждет страшная казнь! Еще есть время одуматься!

Но толпы рабов все прибывали и прибывали.

— Эй! Там впереди! Уступи дорогу рабам! — заявил Скилий

Топа за его спиной издала многоголосый нестройный крик. Он прокатился подобно волне по рядам восставших и поколебал дух солдат охраны.

— Стоять на месте! — заорал эгастериарх. — Мы опрокинем подлых рабов!

Но в тот же момент пущенный меткой рукой камень ударил его по лбу. Гикелон схватился за голову и рухнул на землю.

— Мы раскроим их строй и пережрем подлых рабов! — вторил ему Гай. — Они трусливые бараны и драться не умеют!

Скилий в свою очередь обернулся к слоящей за его спиной толпе и прокричал:

— Вперед, рабы!

— Перебьем охрану!

— Пустим кровь этим собакам!

Толпы грязных с изъеденными страшными язвами руками и ногами рабов-рыбников бросились вперед. Первый десяток своими телами напоролся на выставленные копья. Острые наконечники разрывали тела, и страшные вопли боли, отчаяния и ненависти разрывали уши.

Скилия копья не тронули, хоть он был впереди всех. Он протиснулся между двумя солдатами и полоснул одного мечом! Острый клинок рассек горло несчастного, и старого раба обдало фонтаном крови.

Второй ряд стражи взялся за мечи, вырвался за ряд копейщиков, и врезался в строй рабов. Солдаты хоть и отяжелели от долгого безделья и пьянства, но все же были профессионалами и умели обращаться мечами. А в настоящее время шла речь о жизни и смерти.

Мечи с хрустом врезались в тела рабов и рассекали кости и крошили позвонки. Рабы умирали, но ярость их не уступала страху смерти. И они ценой своих жизней облепливали воинов и валили их на землю.

Когда пало более 20 солдат — боевой строй стражи был сломан. Рабы тяжелыми скребками разбивали щиты воинов и уничтожали их. Все-таки численное превосходство сыграло на этот раз свою роль.

Началась расправа. Опьяневшие от крови рабы рвали своих надсмотрщиков и охрану на куски в буквальном смысле слова.

Раненого эгастериарха, подняли и привели в чувство двое рабов.

— Он жив, братья! — заорал один из них. — Смотрите! Это наш эгастериарх!

— Ты бил меня железной палкой по ребрам, тварь! — орал на Гикелона второй, раб с многочисленными ранами на теле. — Сейчас мой черед!

И босая нога врезалась в живот эгастериарху. Затем еще и еще раз. К избиению присоединились и другие рабы.

— Стойте! — заорал кто-то. — Стойте! Не дайте ему так легко умереть!

Рабы отхлынули от тела.

— Разве так умирали наши братья по его приказу?! Пусть и он сдыхает долго и мучительно!

— Верно! Поставить его на гвозди!

— Нет! Накормить его солью!

— И верно! Так он убил Тагора! Заставлял жрать соль и потом он умер с страшных корпиях.

— Соли сода!

Из засолочных амбаров тут же принесли мешок соли и высыпали к ногам избитого эгастериарха.

— Жри, собака! — кто-то толкнул его ногой.

Тот потряс головой.

— Братья! Он отказывается от нашего угощения. Господин не привык есть сам. Он любит, чтобы рабы ухаживали за ним!

— Ну, так окажем ему последнюю услугу! Раскройте ему рот!

Рабы схватили эгастериарха и задрали ему голову верх. Один из восставших раскрыл ему рот вставив между зубов свой нож. Другие стали горстями бросать ему соль в рот пригоршнями.

Но Скилий вмешался в процесс казни. Он растолкал рабов и всадил свой меч в горло эгастерирху.

— Хватит! Увлеклись казнями! Вы вначале добудьте победу!

— Но мы же перебили охрану, Скилий? Чего же еще?

В этот момент подошли рабы приведенные Сарматом.

— Скилий! Другие ворота чисты! Никто не ушел. А вы здесь неплохо поработали.

— Да. Возьми доспехи для твоих людей, Сармат. Они умеют держать мечи в руках и потому станут нашим ударным отрядом. Мы идем за твоими лошадьми. А поле можно уже с кавалерией пройти по другим сельским эргастериям и начать сколачивать отряды восставших.

— Ты, прав! А скоро гладиаторы поднимут Помпеи и Геракланиум! У нас будет до 5-10 тысяч бойцов. С таким отрядом можно вступать в битву и с римскими когортами.

— Вооружай своих степняков и выступай. А я здесь пока задержусь! Но скоро тебя нагоню…..

Юлия остановила свои носилки у порога дома ланисты Акциана. Рабы покорно опустили их и дворе сопровождающих факелоносцев услужливо распахнули створки, давая госпоже выйти.

— Доложите, господину Акциану, что его хочет видеть Юлия Виндекс! Он должен помнить моего отца и меня и не заставит ждать у порога!

Раб привратник у ворот молча поклонился и пропустил господу в дом. Другой раб отправился с докладом к Акциану. Через несколько минут к ней навстречу вышел сам господин ланиста.

— Юлия? Ты всегда желанный гость в моем доме. Я всегда уважал твоего отца пропретора (пропретор — наместник провинции в римской империи назначаемый сенатом) Лугудунской Галлии Гая Юлия Виндекса. Он первым восстал против Нерона! И за это достоин вечной благодарности римского народа.

— Рада, что ты не забыл имени Гая Виндекса. Я прибыла к тебе с просьбой, Акциан.

— Рад выполнить любое твое желание, прекрасная Юлия.

— Я желаю купить одного из твоих гладиаторов.

— Догадываюсь кого. Тебе нужен Децебал? Ты спасла его от смерти, и он и так принадлежит тебе! Я все знаю о твоей роли в этой истории, Юлия и мне ничего не стоит пояснять.

— Нет. Я принесла деньги и заплачу тебе. Но Децебал не должен знать, что я его выкупила. Он слишком горд, чтобы получить свободу таким образом.

— Могу я узнать, что ты желаешь делать дальше, Юлия?

— Уехать из Италии! Мне даже ненавистен воздух этой благословенной провинции куда сейчас съезжаются многие римские патриции чтобы погрязнуть здесь в кутежах и грязном разврате.

— Уехать? — задумчиво произнес Акциан. — Это хорошо бы. Может быть я бы не прав когда рвался в Италию, думая найти здесь богатство и почет?

— Нет, Акциан. Ты был прав, но ты сделал одну ошибку. Ты купил себе не тех рабов! Децебал и ему подобные никогда не склоняют голов.

— Это так и я зря потратил на него столько денег.

— Потратил? Я принесла тебе деньги, Акциан. Вот возьми этот кошель. Здесь ровно 10 тысяч сестерциев. И не возражай мне. Я сама желаю вернуть тебе эти средства.

Он бросила на столик туго набитый монетами кошелек.

— Я сделаю все так, как будто он сам добыл себе свободу и мы вместе покинем Италию.

— И он согласен на это бегство? — спросил Акциан.

— Да. Мы с ним уедем на моем корабле в дальние провинции империи и начнем новую жизнь.

— Хорошо если все произойдет так, как ты сказала, Юлия. Но боюсь, что Децебал не согласиться на такой вариант. Он вбил себе в голову идею с восстанием и вряд ли от неё откажется. А если он начнет это восстание, то его ждет смерть! Он упрям как осел и находиться в плену опасных заблуждений. Идея освободить человечество самая вредная из всех, что я слышал. Я всегда понимал, когда человек мечтает о свободе, славе и богатстве для себя. Эти люди понятны и предсказуемы. Но есть и другие. Они непременно хотят сделать счастливыми всех. На меньшее они не согласны.

— И Децебал из таких?

— А ты разве не знаешь об этом?

— Знаю, есть еще более сильное чувство, чем жажда справедливости для всех. Это любовь мужчины и женщины. Настоящее чувство — дар богов и не все дано его испытать. И ради любви ко мне он откажется от счастья человечества.

— Хорошо если так, Юлия. Я искренне желаю тебе успеха.

— Сегодня ночью ты отпустить его из казарм. Я пришлю за ним моих слуг.

— Но ты выкупила его и он уже мне не принадлежит. Хоть никто и не знает об этом, но он больше не мой раб. Конечно, отпущу. Я отдам все необходимые распоряжения рутиариям. Как только твои посланцы будут у стен казармы, его пропустят.

— Спасибо тебе, Акциан, и да хранят тебя боги!

Помпедий Руф увидел лицо центуриона Родана и все понял.

— Он ничего не сказал? Так? — спросил он иберийца.

— Да, господин. Это был крепкий и мужественный человек. Пытками его сломить было нельзя.

— И у нас теперь нет никакой нити в руках. И этот проклятый фискал куда-то запропастился. Его нигде не могут найти!

— Разреши мне это сделать, господин. Я отыщу….

— Нет! — прервал его Руф. — Прибыл гонец из Геракланиума. Сообщает, что рабы в некоторых эргастериях неспокойны. Ты возьмешь с собой всех своих иберов и я еще дам тебе 150 всадников из моих здешних городских рабов. Отправишься на мою виллу и станешь ждать там.

— Ждать чего, господин? — не понял Родан.

— Моего гонца с приказами. Но если начнется большой бунт — действуй без приказа. Подави всякое сопротивления мятежных рабов. Не дай поднять бунта в пригородах. А здесь мы справимся сами. У меня какое-то тревожное чувство. Жду беды!

— Но как я узнаю о начале бунта, если таковой начнется?

— Это проще простого. Если увидишь зарево, значит, рабы восстали. И пусть огонь пожарищ станет твоим путеводителем.

— Я сделаю все, господин…..

Квинт с десятком вооруженных людей ворвался в покои Лутации. Женщина еще спала и никак не ожидал такого нашествия на свое жилище.

— Не ждала, старя ведьма? — с порога спросил Квинт.

— Кто вы такие? И чего вам нужно в моем доме? — женщина села на кровати и прикрылась одеялом.

— Не узнаешь меня, Лутация? — усмехнулся Квинт. — Я в свое время захаживал к тебе, когда ты еще не превратилась в старую брюзжащую мегеру.

— Квитн? Ты? Чем это я обязана такой "чести"?

— Я прибыл сюда с товарищами. Они все римские граждане и имеют к тебе вопросы.

— Я не отвечаю на вопросы грабителей и нищих! Пошли вон из моей комнаты, негодяи!

— Ах, вот как старая шлюха заговорила. Мы для тебя нищие? Слышали вы её друзья? Она стала разборчивой и не прыгнет в постель к таким как мы. Ей подавай гладиаторов.

— Это не твое дело с кем и когда я сплю, Квинт! Немедленно покинь мою комнату или жестоко пожалеешь об этом!

— С кем ты спишь, грязная шлюха, мне действительно нет дала. Но мне есть дело до империи, которую ты продала! Ты связалась с гладиаторами и помогала им готовить восстание против власти божественного цезаря!

— Подлая ложь! Докажи!

— С чего это я должен что-то доказывать шлюхе и воровке?

Квинт подошел к женщина и рывком сбросил её с кровати на пол. Затем он схватил кровать и резко передвинул её в сторону.

— А теперь объясни нам, Лутация, что это такое вот здесь в тряпке завернуто? Неужели мечи? — рутиарий развернул больной сверток и клинки высыпались на под.

— Это тебя не касается!

— Не касается? О боги, вы видите всю наглость и бесстыдство этой женщины. Готовит городу гибель и это нас не касается. Но, мы умеем развязывать языки, Лутация. Эй, приготовьте-ка наконечники стрел.

— Они у меня, — один из сопровождавших Квинта людей достал из поясной сумки стальные четырехгранные наконечники.

— Давай! Держите эту ведьму покрепче!

Квинт вкладывал каждый наконечник между пальцами женщины и туго бинтовал их. Затем он перешел ко второй руке и когда закончил, произнес:

— Когда надоест играть со мной в молчанку, Лутация, подай голос!

— Будь ты проклят! — закричала женщина.

— Но голос стоит подавать не для того, чтобы попросту сотрясать воздух. Нужно говорить о деле. И ты мне все расскажешь, ведьма.

— Ничего ты от меня не узнаешь! Будь трижды проклят! Пусть Аид пожрет тебя!

— Квинт, дай мне заткнуть её поганую глотку, — предложил один из палачей. — А то от её мерзкого визга в ушах шумит.

— Нет. Не стоит. Голосок ей еще понадобиться.

Лицо Лутации смертельно побледнело и покрылось потом. Женщина испытывала дикую боль.

— Тебе больно? — спросил Квинт. — Я знаю, как это сидеть с наконечниками стрел между пальцами. Эту казнь придумали варвары. А они большие мастера в таких делах. Но стоит тебе все мне рассказать, и я тот час прикажу размотать бинты и освободить твои руки от боли.

— Нет, — хриплый стон вырвался из горла женщины.

— Послушай, Квинт, а не начать ли нам её насиловать по очереди? — предложил кто-то. — А и так до тех пор пока все не расскажет! Пусть испытывает боль и не только боль.

Другие мерзко захохотали. Идея всем понравилась.

— Нет, — тряхнул головой бывший рутиарий. — Разве такую шлюху как Лутация запугаешь этим? Да она в пять раз больше обслужит жеребцов и не таких как вы. Нет. Если она будет молчать и дальше, то мы приготовим кое-что еще.

Квинт указал на доски пола.

— Оторвите-ка одну доску. Быстро!

Двое подручных тут же исполнили этот приказ и выломали большую доску из настила.

— А теперь забейте в неё гвозди, что я приказал вам захватить. И бейте почаще, чтобы острия были рядом.

— Откуда тебе известно столько типов пытки, Квинт?

— Я немало пообщался на своем веку со всякой сволочью. И научился развязывать языки упрямцам.

Когда доска была готова, Квинт снова обратился к Лутации:

— Итак, ты не передумала? Станешь говорить?

— Нет, — ответила она.

— Хорошо. Поставьте-ка её на гвозди, друзья. Но берите осторожно под ручки нашу уважаемую Лутацию.

Двое мужчин подхватили женщину под руки и поставили её ступнями на доску с гвоздями. Она дико завыла и попыталась соскочить, но мужчины повисли у неё на руках.

— Будешь говорить, шлюха?!

— Да!!!! — заголосила она. — Да! Но снимите меня!

— Убрать! — отдал приказ Квинт и Лутацию сняли с доски и швырнули на кровать.

— Итак, кто просил тебя готовить мечи?

— Я…. Я не знаю имени этого человека…

— Что? Не знаешь? Эй! Поставьте её снова на гвозди! Это помогает освежить память.

— Нет! — вскричала женщина. — Я скажу. Но уберите это от моих рук… Размотайте бинты! Прошу!

— Как только ты начнешь говорить, Лутация.

— Это меня просил сделать Келад. Он гладиатор из школы ланисты Акциана, — произнесла она.

— Вы слышали, квириты? Гладиатор ланисты Акциана заготовлял мечи, а это запрещено законом. И мерзкая шлюха помогала ему.

— Слышали.

— Слышали. Теперь можно идти к префекту. Мы все свидетели её слов!

— Погодите, Не мешайте мне, — Квинт прервал товарищей и снова спросил у женщины. — А кто стоит за фракийцем Келадом?

— Он говорил, что возглавляет дело дакиец… — Лутация снова завыла. — Уберите эти наконечники во имя богов! Я же сказала вам все!

Квинт приказал размотать бинты и наконечники стрел посыпались на пол. Женщина посмотрела на свои искалеченные кровавые руки и завыла.

— Брось выть, шлюха. Говори, а то я прикажу все снова повторить!

— Возглавляет дело дакиец Децебал. Келад однажды случайно проговорился.

— И много у них людей?

— Среди гладиатором много. Не менее тысячи по всему городу.

— Когда ты должна переправить им мечи и главное как?

— Скоро! Может быть, даже сегодня и ли завтра. Я договорилась с одним рабом, и он перевезет мечи в казармы вместе с вязанками дров для кухни. После сигнала я должна это сделать…

— Вязанки дров! — вскричал Квинт. — А ведь их действительно никто и никогда не досматривает!

— Квинт! — вскричал один из его людей. — Посмотри, что нашел! Это же деньги старой мегеры. Золото!

Из извлеченного из тайника кошелька на пол высыпалось с десяток золотых ауреусов.

— Не трогайте! — закричала Лутацуия. — Это все мои деньги! Вы покалечили меня, и не будет нечем заплатить врачу.

— Платить тебе не придется, шлюха. Мы избавим тебя от необходимости звать врача.

— Вы хотите меня убить? Но я же все сказала! — на лице старой шлюхи отразился ужас, вызванный смертью.

— Вот именно. И потому я не хочу оставлять тебя среди живых. Но быструю смерть ты заслужила.

Квинт извлек свой меч из ножен и ударил женщину клинком в горло…..

— Что будем делать? Сегодня мы сделали свою работу и заслужили небольшой отдых, на так ли, друзья?

— Верно! — охотно поддержали его другие.

— Он прав!

— Стоит пропить все денежки старой шлюхи!

— И пропьем! Кто нам запретит?

Квинт попробовал возразить, но его никто не пожелал слушать.

— Мечи мы возьмем с собой. А без них гладиаторы не начнут. Так что у нас есть время для гулянки.

— Я знаю здесь неподалеку отличный дом с гетерами и вином!

— Тогда веди нас туда! — согласился Квинт и вытер окровавленный клинок одеялом Лутации.

— Вот это правильно! Квинт знает толк в вине и женщинах!

Компания удалилась из комнаты Лутации, оставив её обезображенный труп в луже крови…..