Гладиаторы

Глава 7 ВИННАЯ ЛАВКА "БОРОДА АГЕНОБАРБА" И РАССКАЗ ОБ УЛЫБКЕ ФОРТУНЫ

Децебал как победитель в двух сложнейших схватках, получил право посещения города. Это было в первый раз, когда он смог посмотреть Помпеи не из повозки для гладиаторов.

Дак боялся, что Акциан помня о его "бегстве", не даст своего позволения на его выход в город, но ланиста не стал препятствовать Децебалу получить стандартный набор удовольствий гладиатора-победителя.

По случаю победы ему выдали новый хитон, серый плащ и сандалии на деревянной подошве. Оружия гладиатору вне арены не полагалось.

— Иди в винную лавку Диокла, — посоветовал ему Крисп. — Там и вино неплохое и девки как на подбор.

— Место как раз для подонков общества, — вмешался Юба. — Но девки там действительно отменные. Да и наш многоуважаемый ланиста бывает в этой лавке. Она называется "Борода Агенобарба".

— Я бы хотел начать осмотр Помпей совсем не с винной лавки.

Но планам молодого гладиатора не суждено было осуществиться именно в этот день. Осмотр города пришло отложить.

За Децебалом пришел сам хозяин школы Акциан.

— Сегодня тебе выпала большая честь, дак, — высокопарно произнес он. — Ты будешь сопровождать меня в моем путешествии по городу. А направляюсь я в винную лавку кривого Диокла. Кстати, это станет нашим с тобой окончательным примирением. Я вернул сегодня все деньги, затраченные на тебя и даже получил прибыль.

Децебал покорно склонил голову. Придется посетить заведение со странным названием.

— Я боялся сегодня только одного, — продолжил Акциан, — что великодушная толпа помпеянцев, опьяненная победой над капуанцами подарит тебе свободу.

— А резвее подобное бывает после первого же выхода на арену? — спросил дак.

— Нет! До сих пор не было. Но все может произойти в первый раз!

— Однако, этого не произошло и твои опасения оказались напрасными, господин.

— В твоих словах звучит обида и горечь, Децебал. Напрасно! Не стоит обжаться на мои слова! Сегодня я угощу тебя отменным вином, дак. Хоть и говорят, что папаша Диокл хитрая бестия и постоянно разбавляет его водой и часто выдает отвратительную кислятину за хиосское, но для меня у него найдется пара амфор настоящего и выдержанного. Идем.

Они вышли за ворота казармы, и пошли по пустынной в эти часы улице лишенной какой либо растительности. Слепые стены как бы повернувшихся спиной к улице домов выражали полное равнодушие к путникам. Они словно отвернулись от тех, кто брел по мостовой, стуча деревянными подошвами.

— Смотри на это, — ланиста указал своей тростью на надпись на одной из стен. — Это объявление о твоем бое. Вот эта надпись впервые оповестила о твоем существовании мир. До этого о тебе никто не знал. Но теперь ты стоишь на пути к большой славе. О тебе сегодня узнали Помпеи. А завтра узнает Капуя. А послезавтра — Рим!

— Если я переживу достаточное количество боев.

— Переживешь. Я вижу настоящего бойцы на большом расстоянии. Еще когда ты там дрался с Балом и проиграл, я видел, что ты станешь побеждать. Мы идем сейчас по пути, которым проходили многие сотни гладиаторов до тебя. Эта таверна манит их как свет далекой свободы, которой они не дождутся никогда.

— А я бы хотел достичь свободы. Разве не может гладиатор получить её? Там на арене? — больше самого себя чем ланисту спросил Децебал.

— Может. И такое случается. Но редко. Толпа может в секундном порыве великодушия даровать деревянный меч. Вот как раз сегодня у неё был подобный момент великодушия и хватило бы всего одного выкрика "Свободу храброму Децебалу" и ты получил бы её! Но никто не сделал этого выкрика. Видишь, от какой малости иногда зависит судьба человека?

— И ты, господин, считаешь, что я этого не достигну? Эта ситуация разве не может повториться в будущем?

— Почему? Ты можешь так получить свободу. Но к тому времени, когда это случиться, тебе она станет не нужна.

Они подошли к невысокому, но просторному зданию с почерневшими колонами и портиками.

— Вот мы и на месте, Децебал. Таверна "Борода Агенобарба".

Над входом красовалась большая вывеска изображавшая толстого мужчину с огненно рыжей бородой. Под самой вывеской раскачивался фонарь, служивший маяком для выпивох затерявшихся во тьме.

— Мрачное место, — огляделся вокруг Децебал. — Только один фонарь.

— Сейчас только сумерки, а когда совсем стемнеет, то будут гореть еще десяток факелов. Но от них это место не станет менее мрачным. Идём.

Они вошли в низкую дверь и спустились по каменным ступеням в просторный зал, где за столами сидело человек 50. Здесь пахло сыростью и какой-то гарью.

Им на встречу вышел высокий и толстый мужчина в засаленном хитоне. На его помятом и исполосованном морщинами лице играла приветливая улыбка.

— Акциан! — он хлестнул руками себя по ляжкам. — А я давно тебя поджидаю. И даже велел приготовить жаркое под крепким соусом.

— А вино? — улыбнувшись, спросил Акциан. — Уже разбавил водой?

— Я приготовил для тебя амфору фалернского, которая достойна стола самого императора.

— Ну, веди меня и моего товарища к очагу. Вечер холодный и мы продрогли.

Диокл подвел их к грубо сколоченному столу у самого очага, что горел у левой стены пиршественного зала. Новые посетители сели за стол и выпили по кубку вина.

— Отменное вино, — похвалил Акциан.

— Еще бы! — воскликнул Диокл. — Оно храниться уже больше 30 лет. Я не угощаю своих друзей дрянью.

— Ну, неси нам свое жаркое, — ланиста бросил на стол несколько сестерциев.

— Будет исполнено, — широкая ладонь сгребла деньги и хозяин таверны удалился.

— Ты удивлен, что я пригласил тебя, Децебал? — ланста внимательно посмотрел в глаза даку.

— Если честно, то да. Ты не балуешь гладиаторов подобным обращением. Да и никто из ланист и рутиариев не балует нас. Мы для вас не люди. Мы рыбы годные лишь для того, чтобы умирать в угоду толпе и потешать её своими предсмертными криками.

— Это почему же? — ланиста налил еще вина. — Я лично уважаю вас. Все гладиаторы в этот месяц кумиры толпы. Да и деньги вы мне стали приносить немалые. И живыми вы остаетесь, убивая капуанцев. Поэтому я получаю прибыль вдвое против ожидаемой.

— Значит ты, господин, ценишь нас только за это? — Децебал выпил свой фиал до дна.

— Странный ты человек, дак. Очень странный. Да разве люди ценят другу друга не из-за выгоды, что могу получить друг от друга? Посмотри на купцов, что больше всего уважают своих партнеров по торговле. И именно потому, что эта торговля приносит им взаимную выгоду. Вот и наше с тобой сотрудничество приносит нам с тобой выгоду. Ты победил на арене и принес мне деньги. А я угощаю тебя хорошим вином.

— Но ты больше не держишь на меня зла, за мой побег?

— Нет, но я знаю, что эта мысль еще не выветрилась из твоей башки. Ты все еще думаешь о бегстве. Ты точно не успокоился. С такими как ты — тяжело, — взгляд Акциана вперился в гладиатора. Ланиста словно хотел проникнуть на самое дно помыслов своего раба.

— Я не скажу, что готовлюсь к побегу, но в своей жизни я еще не разобрался. Я много думаю о Римской империи и причинах её могущества. О своем месте в этой империи.

— Думающий раб, — произнес ланиста, отведя взгляд в сторону. — Что может быть хуже этого?

— Шрамы на твоем теле выдают в тебе воина, Акциан? — перевел разговор в другое русло Децебал.

— Да кем я только не был в своей жизни! Многие пути я исходил и многое понял. Знаешь, как я начинал свою жизнь? Ну, в то время когда мне было столько же лет сколько тебе?

— Нет. Об этом в казармах не говорят.

— Еще бы. Об этом совсем никто сейчас не помнит. Но тебе я хочу рассказать о начале своего жизненного пути. Я сам родом из Аримина. Это городок в Северной Италии, на побережье Адриатического моря. Мои родители были людьми незнатными и совсем небогатыми. Но брат моего отца сумел перебраться в Рим и даже кое-чего там достичь. Отец, однажды, сказал мне, что если я хочу быть удачливее его в своей жизни, то должен также отправиться в Рим и попытать там счастья.

— И что? — спросил Децебал ланисту.

— И я приехал в Рим! И стал искать своего дядю, который служил у самого императора в преторианской гвардии.

Акциан выпил вина и продолжил:

— В нашем маленьком городке дядю считали важной персоной, но в Риме, когда я искал его, оказалось, что его никто не знает и, таких как он в Вечном городе были тысячи. Кто не видел Рима, тот меня не поймет. Поэтому не стану много говорить об этом тебе. Ты ведь не видел крупных городов?

— Помпеи для меня громадный город. На моей родине таких нет.

— Вот я и говорю, что не поймешь. Я бродил по ночным улицам Рима и не знал, где голову приклонить. Да и денег не было. А есть ужасно хотелось. И вот тогда то Фортуна мне и улыбнулась. А это капризная богиня и она редко дарит свои улыбки смертным.

— И как она улыбнулась? — Децебал заинтересовался рассказом ланисты.

— Я увидел, что шайка грабителей напала на рабов, несших крытые носилки и освещавших дорогу факелами и лампадариями. Трусливые рабы сразу же разбежались, и грабители стали вытаскивать человека из носилок. Я бросился на них, ибо у себя в Аримине считался неплохим кулачным бойцом. Я разбил носы двоим из нападавших, и тогда на меня бросился третий. Это был рыжий детина, который хотел угостить меня своим кулаком. Я приготовился к защите, но другие воры повалили меня на землю. Они словно оберегали этого рыжего. Меня трахнули чем-то по голове, и я потерял сознание.

— И это все? — спросил Децебал, когда Акциан замолчал. — И чем здесь улыбка Фортуны?

— Погоди! Не перебивай. Не всегда в этой жизни то, что начинается плохо также и заканчивается. Вот так было и со мной. Казалось попал в уличную драку и получил легкие ушибы. Что здесь особенного? Но затем этот случай изменил мою жизнь. Я проснулся в чужом доме, лежа на отличном ложе с лепными украшениями. Рядом со мной был седой старик в белой тоге. В лице этого старика было что-то величественное и суровое. Он спросил меня:

— Впервые в Риме?

— Да, — ответил я, разглядывая шикарную обстановку вокруг.

— Я сенатор Квинт Цецилий. А ты я вижу, смелый юноша и не побоялся шутников, хотя и был один, — ответил мне старик. — И ты смело вступил в схватку один против многих.

Я был страшно удивлен словом шутники. Ведь на него напали настоящие грабители. Я еще подумал, что же это за нравы в Риме, когда можно напасть на сенатора, избить его рабов, ограбить, а он мило пожурит грабителей ласковым словечком — шутники.

Децебал сам немало удивился рассказу Акциана. Его распирало любопытство, узнать, что же случилось дальше. Но ланиста молча стал пить вино большими глотками.

— Отличное вино, у этого мошенника водиться. Но насчет того, что ему 30 лет, это он врет. Ему не больше 15, а то и всего 10 лет. Клянусь Юпитером, он содрал с меня за него вдвое больше того, чем положено. Мошенником был, мошенником и остался.

— А дальше, что произошло?

— Дальше? — Акциан поднял глаза на гладиатора.

— Ну что ответил вам сенатор?

— Сказал, что я еще молод и многого не понимаю. Затем он пообещал отправить меня к моему дяде. Он, видите ли, подобрал табличку с его адресом, когда я валялся на мостовой без сознания.

— И что? — торопил рассказчика Децебал.

— Как что? Отвел меня к моему дяде. Он тогда находился в театре Помпея. Я же говорил тебе, что мой дядя служил в преторианской гвардии императора?

— Да.

— И тогда я подумал, что мой дядя действительно важная птица в Риме, раз его знают сенаторы. И он отвел меня к театру, где я впервые увидел солдат-преторианцев. Особенно меня привлекла их обувь. Это были крепкие, подкованные гвоздями калиги. Я страшно тогда хотел и себе такие. Видишь как малы были мои желания, Децебал. Я хотел всего лишь калиги. А теперь я желаю приобрести весь мир. Иногда хочется знать, а человек когда-нибудь сможет насытиться? Скажет, что ему уже хватит почестей, власти и золота?

— Не знаю. Я никогда особенно не мечтал о богатстве и власти.

— Это еще придет в твою жизнь, дак. Каждый человек созревает, как и плод с фруктового дерева постепенно.

— А твой дядя, господин, действительно служил в преторианской гвардии? — спросил Децебал, возвращая беседу в прежнее русло.

— Не совсем. Он оказался театральным цирюльником и в тот момент причесывал самого императора.

— Театральным цирюльником? Но разве императора причесывал театральный цирюльник?

— А ты разве еще не понял, кто был этот император? Гай Клавдий Нерон! И назвали его Агенобарбом. В честь него и названа эта таверна. Агенобарб значит рыжебородый. И этот Нерон страстно любил выступать в театре как актер.

— Да разве такое возможно? — удивился Децебал. — Сам римский император выступал как базарный мим? Наши дакийские цари никогда бы не смогли сделать такого. Этим они бы унизили свое величие.

— Именно так. Но здесь не Дакия. Здесь Римская империя. И наши императоры способны еще не на такое. А Нерон, эта меднобородая обезьяна, еще и гордилась своими выступлениями в театре, словно Гай Марий победой на тевтонами и кимврами. Ничуть не меньше.

— Но если так, то может появиться и император-гладиатор? — усмехнулся дак.

— Еще как может. В Риме все может быть. О времена! О нравы! Как говаривал старик Цицерон. И я тогда присутствовал на выступлении Нерона пред публикой. В правой руке он держал скипетр, на его голове была отливающая драгоценностями корона. Лицо его было покрыто маской, но она была столь искусно сделана, что тогда я её даже не заметил. "Император!" — мелькнуло в моей голове.

— Ты видел его среди зрителей господин?

— Нет. Я был за кулисами, куда меня провели. Да и не знал я тогда, что готовиться спектакль. Я вообще мало, что понимал в происходящем. Я не думал, что это всего лишь наряд для спектакля, а полагал, что это была обычная одежда императора. К Нерону подошел коротконогий человек и доложил, что зал полон. Даже прямо на полу сидели зрители. Как потом оказалось их согнали насильно.

— А кто был тот человек с короткими ногами?

— Софоний Тигеллин командир преторианской гвардии императора. И он тогда завил Нерону, что успех ему обеспечен. Но император сказал, что успех в руках Фортуны. И он вышел к публике. Я никем не замеченный, обо мне тогда все забыли, притаился там же за фальшивыми колонами. Если бы я тогда знал, что это спектакль. Но Нерон играл так натурально, что я неискушенный юнец из провинции, ничего не заметил.

Император метался по сцене и говорил так пламенно и вдохновенно, что публика ревела от восторга. И в этот момент к нему подкрался человек с кинжалом в руках. Я еще подумал, как это ему удалось подкрасться к владыке столь близко? И никто бы уже не спас его, ибо солдаты стояли довольно таки далеко. Рядом с Нероном и его убийцей был только я.

— И что? — глаза Децебала прямо светились любопытством. Так интересно не мог бы рассказать даже Юба.

— Я метнулся к убийце и столкнул его в театральный люк на сцене, что был открыт в это время. Затем я быстро, ногой захлопнул его крышку. И только тогда, попав в свет факелов, я увидел, что руки владыки скованы цепями!

Ко мне бросились четверо нубийцев и попытались схватить, но я сбил двоих с ног ударами кулаков. И тогда Нерон произнес: "Здорово, ты их расшвырял!" и жестом удалил слуг.

Зал взорвался неистовыми криками и аплодисментами. Тогда он был подлинным кумиром толпы. Он поприветствовал зрителей поднятыми руками и снова повернулся ко мне.

Ему с трудом пояснили, кто я такой и почему оказался за кулисами. Нерон взял меня за подбородок и спросил:

"Ты узнал во мне императора даже в этом театральном наряде персидского деспота? Видишь, Тигеллин, — он повернулся к командиру гвардейцев, — даже в этом нелепом наряде я по-прежнему их любимый Нерон. Народ любит меня, и я плачу ему тем же".

Тигеллин ответил, что юнец едва не сорвал такой блестящий спектакль и достоин наказания. Император посмотрел на него, потом на меня и произнес:

"Этот юноша не мог вынести покушения на мою особу, пусть даже с театральным ножом. И он достоин поощрения. Объяви народу, что я дарую ему 400 тысяч сестерциев и принимаю на службу в преторианскую гвардию".

Затем император скинул маску и я узнал в нем того рыжего парня, что напал на сенатора. Вот почему, Квинт Цецилий назвал его шутником, а не разбойником.

— И что же было потом? Ты стал преторианцем, господин, и получил деньги?

— Да. Правда не 400 тысяч как было приказано, а только 250, но и это была для меня громадная сумма.

— И долго ты нес службу в гвардии?

— Долго. Там я стал настоящим солдатом. Я рассказал тебе это с целью показать, что такое Лик Фортуны. Ты сегодня тоже смог его увидеть, но счастливая звезда только восходит над твоей головой. Поэтому не торопи события и дай им течь своим чередом. Фортуна не терпит торопыг.

— Но ты, сейчас судя по всему, совсем невысокого мнения о Нероне? — продолжал допытываться дак.

— Нет. Теперь я понимаю, что это был не император, а простая ряженная обезьяна. Но тогда он был для меня богом. Вот почему я так люблю эту таверну. Нас с Диоклом связывают те события.

— Диокл? — удивился Децебал.

— Он был тем самым актером, что играл императорского убийцу в том представлении. И именно его я тогда сбросил в театральную яму. С тех пор мы друзья. И потому он назвал свою таверну "Борода Агенобарба". Однако, я поведал тебе эту историю, не для того, чтобы кто-нибудь еще узнал о ней. Ты понял?

— Да, господин.

— Я надеюсь на твою скромность. Об этом знаем я, Диокл и ты.

— Я умею хранить тайны, господин. На моей родине в Дакии не любят болтунов.

— И подумай над тем, что может подарить тебе Фортуна. Я ведь рассказал тебе историю моей жизни совсем не просто так, потому что я напился. Нет. Это поучительная история, из которой думающий человек сумеет сделать необходимые выводы. А ты ведь стал думающим, не так ли?

— Да, господин. Я слишком часто в последнее время думаю.

— Хорошие мысли отвлекают нас от дурных поступков. Тогда прощай, Децебал. Мне пора, а ты оставайся и получай наслаждения от жизни в Италии. Ты сегодня заслужил это!