Глаза Сатаны

Глава 1

Затуманенная горилкой голова шумела. В жилах билась потревоженная кровь, но сон наваливался неотвратимо и сладостно.

А звёзды равнодушно подмигивали с чёрного неба, взирали на распростёртых двух друзей, укрытых дырявым рядном. Они лежали под старой вишней. Тихий храп друга Карпо не беспокоил Демида, казака лет за тридцать, с оселедцем тёмных волос.

Демид уже засыпая, ощупал ножны сабли, лежащей под боком. Затуманенная голова ещё отметила выпадающую росу, но больше не получилось. Сон овладел и этим казаком.

Сад молчал, только сверчки неистово верещали в траве да лёгкий ветерок нет-нет да прошелестит в кроне вишнёвого дерева.

Было давно за полночь. Несколько теней показались среди деревьев. В полусогнутых фигурах угадывался звериный инстинкт. Они словно кого-то скрадывали.

Одна тень остановилась перед крошечной копной недавно скошенной травы и настороженно прислушалась.

— Эй, хлопцы! Тута кто-то есть!

Шёпот этот мгновенно заставил Демида открыть глаза. Давняя привычка позволила ему не вскочить тут же. Но сердце яростно забухало в груди, а хмель улетучился почти мгновенно.

Тень человека наклонилась над лежащими. Демид больше не раздумывал. Его нога рывком рванулась к тени, ударила между ног. Тень согнулась с утробным стоном, а Демид грубо толкнул Карпо, вскочил, схватив саблю, крикнул:

— Тикаем, Карпо!

И, не оглядываясь, бросился вниз, к задам сада и села. Он почти не слышал, как тяжело топал сапогами Карпо, как сзади натужно сдерживали крики людей и их неторопливые попытки устроить погоню.

Проломившись через заросли малины, беглецы остановились. Отдышавшись немного, Демид шепнул, всё ещё не решаясь распрямить согнутую спину:

— Выследили, гады! Одначе нас не стали гнать.

— Небось не мы им нужны, Демид, — ответил Карпо с расстановками. — Им Криштоф надобен. А тихо ещё.

— Обложили нашего Криштофа, друг. Конец, видно, пришёл пану шляхтичу…

— Давно жду такого, Демид, — отозвался с беспокойством Карпо. — Куда нам податься? Не здесь же коротать время, ждать, когда схватят.

— Вестимо, Карпо. Погодим малость. Послушаем, как у них получится.

Друзья замолчали, прислушались. Скоро издали, там, где ночевала ватага Криштофа Косинского[1], раздались крики, грохнул выстрел.

— Вот и все наши дела, Карпо, — грустно молвил Демид. — Конец настал.

— Верно, Демид. Тепереча можно и в путь. Одначе, Демид? ты без сапог!

— Угораздило мне разуться, ноги взопрели. А где твоё оружие, Карпо?

— Хы! Там, где твои сапоги. Твой крик так подбросил меня, что ни о каком оружии и подумать не успел!

— Ладно. Что уж тепереча горевать? Пошли к речке. Перейдём на тот берег и уберёмся подальше, пока не хватились проклятые ляхи! Там видно будет. Лишь бы успеть укрыться и переждать.

— Без харча? — В голосе Карпо слышался неподдельный ужас.

— Что-нибудь добудем, — уверенно ответил Демид. — Потопали. Я весь вспотел после бега. Хоть освежимся и напьёмся.

Друзья торопливо спустились к неширокой речке, что змеилась в кущах осокорей.

— Правей дно будет получше, — молвил Карпо. — Я вчера купался здесь с конями. Хлопцы указали.

Демид молча зашагал вдоль речки, держа саблю в ножнах, как палку, не сообразив перекинуть ремень через голову на плечо. Вылезли на правый берег освежённые, утолившие жажду, с просветлёнными головами. Хмель почти не ощущался.

— Двинули на юг, Карпо. Там, пройти версты четыре, будет деревня. Надо разжиться обувкой и харчами.

— Ага! Пошли, Демид. Одначе жалко мне Криштофку. С ним было сподручно и весело. Лёгкий был лях.

— Что тепереча вспоминать, Карпо. Он, может, ещё и выкрутится, а наши-то обязательно попадут на плаху.

— Прошлый раз никого не стратили, Демид, — с надеждой в голосе произнёс Карпо. — Может, и на этот раз обойдётся. Всё ж шляхтич-то Криштоф-то.

— Не получится, Карпо. На этот раз Криштофке каюк. Не простят ему повторного восстания. Хорошо, что лишь малая часть наших была здесь. Остальные могут дознаться до прихода польских конников.

— Хорошо бы встретиться с ними, Демид. Скопом оно сподручнее.

— Без коней и харча и думать нечего, Карпо. Топай, а то я уже поколол ногу. Хорошо бы обувку добыть где.

Они шли некоторое время молча. Мокрые рубахи холодили тела. Лёгкий туман опустился на влажную траву. Восток ещё не светлел, но приближение утра уже чувствовалось.

— Гляди, Демид! Огонь!

— Что бы это значило? Наверное, мальчишки коней стерегут. Пошли к ним.

Поднявшись на пологий бугорок, увидели костёр и три фигурки, одна из которых лежала. В темноте, позади костерка, бренчали и топтались кони. Мальчишки тревожно вскочили, схватившись за длинные палки.

— Не трепыхайтесь, хлопцы, — мирно сказал Демид. — Мы мирные люди. Вы в ночном? Село далеко?

— Ага, дядя, — отозвался старший, лет тринадцати и махнул в южном направлении.

— Сколько вёрст до села? И большое оно?

— Версты две, дядя. Хат двадцать, может, больше. Не считаны.

— Чьё село, хлопцы?

— Пана Мелецкого.

— Он здесь живёт, этот пан? — спросил Карпо.

— Не! Раз в год наведывается. К Рождеству приезжает с гайдуками.

— Значит войт-староста всем у вас заправляет?

— Ага, он. Хрыцьком кличут, Панасом, дядя.

— И как он вам, этот Панас? Жить даёт?

Мальчишка помялся, но всё же ответил зло:

— Какой там! Дерёт последнее с нас. Холопами и быдлом кличет. Лупит за самую малую провинность. Выслуживается перед паном. А вы кто будете?

Демид переглянулся с Карпо, помолчал, но ответил тихо:

— На Сечь идём, к полковнику Лободе. Слыхал про такого?

— Не. Мы только пана Мелецкого знаем.

— Ладно, будет лясы точить, хлопцы. Нам бы побыстрее до хат добежать. Приведите-ка нам лошадей.

— Дяденьки! Как же мы-то без них будем? Помилуйте нас!

Ребятишки всполошились, с опаской поглядывали на саблю Демида, его босые ноги и мокрые портки и рубахи.

— Не ревите, хлопцы, — ободрил их Карпо. — Сколько у вас коней тут?

— Одиннадцать, пан, — ответил с готовностью один хлопец.

— Мы поедем с одним из вас. От села вы вернётесь со своими конями. И скажите, где хата этого Панаса. Хотим погостить у него, — успокоил ребят Демид. — Только без брехни.

— Что вы, паны! Мы честно…

Старший обстоятельно и подробно объяснил дорогу и расположение подворья Панаса. А ещё двое привели трёх коней с верёвочными уздечками.

— Прощевайте, хлопцы, — кинул Карпо со спины неосёдланного коня. — Ваш атаман скоро вернётся. Поехали, атаман!

Трое всадников размашистой рысью затрусили в сторону деревни. Ни один огонёк не обозначил её расположение. Но тропа вела уверенно. По обе стороны её вскоре потянулись поля с поспевающими хлебами и гречихой.

Хаты зачернели вблизи на едва заметной возвышенности.

— Слезаем, — коротко бросил Демид. — Бери поводья и скачи назад. Спасибо тебе, хлопец.

Тот торопливо собрал верёвки поводьев, повернул коня и забил своего по костлявым бокам босыми пятками.

Друзья проводили его взглядом, оглядели небо.

— Скоро рассветёт, Карпо. Пошли, что ли?

Карпо молча кивнул. Он без слов понимал, что должно скоро произойти. Несильное волнение стучало в груди током крови.

Они торопливо шли, вспоминая наводку хлопцев. Вот и усадьба старосты Панаса. Она резко отличалась от остальных хат, выглядела добротно и поражала обширностью плетня. Собаки злобно бросались на плетень, хрипели, провожая чужих.

Едва дошли до ворот, как из глубины двора донеслось:

— Кого это несёт нечистая в такое время? Кто такие?

— Войт Панас Хрыцько? — спросил уверенно Демид.

— Ага! А шо надо?

— От пана Мелецкого мы. Бумагу прими, едем мимо.

— Чудно как! В такое время?

— Поторопись, войт! Мы спешим по делу. Некогда тут прохлаждаться. Кони ждут у криницы.

Пожилой староста криком отогнал кобелей, приставил колесо к будке, открыл ворота, с подозрением взирая на казаков.

Демид не стал ждать вопросов. Двинул войта в харю кулаком, навалился.

— Молчи, панская сволочь! Жить хочешь, так быстро вставай и без шума!

— Что вы, что вы, казаки! Я мигом! Что желаете? — Голос Панаса дрожал, спина сгорбилась, и он цыкнул на женщину, высунувшуюся было из двери хаты:

— Сгинь, кобыла! Без тебя дела делаю! — И, обернувшись к казакам, спросил со страхом: — Чего изволите, казаки?

— Два коня под седлом, оружие и одежду! И, конечно, харч отменный!

— Да что вы такое говорите, паны казаки? Откуда у…

— Заткни пасть! — толкнул того ладонью в лицо Карпо. — Награбил достаточно, так что поторопись, стерва!

Демид неторопливо вытащил саблю из ножен.

— Вразумел, паны казаки! Идёмте в конюшню! Я мигом!

— И не вздумай всучить нам одров, Панас, — Демид многозначительно приподнял клинок турецкой сабли.

Староста торопливо выводил из конюшни двух коней, тащил сёдла. Трясущимися руками помогал седлать.

Не называя друга по имени, Демид сказал:

— Бери Панаса, идите в дом, и получи харч и одежду. Я тут сам управлюсь.

Карпо толкнул Панаса кулаком в бок, взял у Демида саблю и растворился в темноте двора.

Друзья молча трусили рысью по влажной дороге. Пыль почти не поднималась, прибитая обильной росой. Восток светлел. Скоро будет виднее. Уже сейчас взору открывались тёмные дали с рощами по берегам речушек и болот. Возделанные поля окончились, дорога становилась всё уже.

— Вот упёртый Панас! — уже второй раз заговорил Карпо. — Чуть не уговорил меня. Никак не хотел расставаться с монетами. Оружие отдал, а монеты — никак!

— Я и забыл про монеты, Карпо, — отозвался с неохотой Демид. — Сколько выцыганил у этого скряги?

— Хрен его знает! Посветлеет, тогда и посчитаем. Должно хватить на дорогу. А сапоги подошли, Демид?

— В самый раз, Карпо! А что хозяин не вышел проводить нас?

— Да не схотел расставаться с бабой, Демид, — с недоброй усмешкой ответил Карпо.

Демид повернул голову к Карпо, но ничего не заметил. Вздохнул, поняв, что сделал Карпо.

К восходу солнца отъехали вёрст на шесть-семь. Впереди с пригорка заметили хаты деревеньки, укрытые зеленью деревьев. С двух сторон деревеньку обтекала ленивая речка в обрамлении тёмных кустов и редких деревьев.

— Не стоит нам появляться в деревне, Карпо, — молвил Демид.

— Спустимся правее, там вроде роща виднеется и овраг. Версты две с гаком. Переждём там. Отдохнём малость.

Друзья поспешили скрыться — телеги и люди уже выходили из деревни на работы и могли заметить беглецов.

Уставшие лошади понуро шагали к темневшему уже близко оврагу. Он принял путников под свои тенистые пологи. По дну тихо журчал хилый тонкий ручей с прохладной вкусной водой.

— Пусть кони попасутся, а мы поедим и отдохнём. Вчерашняя попойка ещё полностью не испарилась, — и Демид тяжело слез с лошади.

Они спали по очереди. Сделали себе подстилку из травы и потников, следили за конями, перебирая в головах события последних суток.

Демид, разбудив друга, предложил:

— Наверное стоит податься на Сечь, Карпо. Иначе легко можно угодить в лапы к ляхам.

— А что можно придумать лучшего? Поехали на Сечь. Не прогонят?

— Устроимся как-нибудь. Зато спокойно переждём, пока про нас не забудут.

— Тебе хорошо, а я бывший реестровый казак, могут не принять, — усомнился Карпо.

— У меня много там друзей, Карпо. Не бойся, помогут. С Лободой я не одну сотню вёрст отмахал в походах. Не выдаст. И Мазура можно встретить. Он мне не откажет. Всё ж друзья были. Он не схотел пристать к Криштофу, но и меня не стал отговаривать. Этому шляхтичу ни за что не хотел верить.

— И правильно делал, твой Мазур. Я тож думку имел, что Криштофка сумеет поднять народ и казаков, да вот не получилось у него.

— Одначе я так думаю, мой Карпо, что наших людей завсегда трудно было с места насиженного сдвинуть. А одними казаками Речь Посполитую не свалить.

— Если б старшина наша в одну дуду дула, а то что получается? Один за народ, остальные то к Польше тягу имеют, то до москалей ратуют. А мне всё это едино. Что Польша, что Москва! Все поживиться хотят за наш счёт. А у старшины одни собственные думки. Шатаются, ищут лучшей выгоды.

— Наверное, в этом всё дело, Карпо, — вздохнул Демид. — Пока наш брат в верхи не попал — держит за народ, как только возвысился — всё забыл и начинает хуторами обзаводиться. Эх!

— Долго ещё нашему люду придётся горбиться на панов. А они всё больше наглеют, Демид. Король всей шляхте наши вольные земли жалует. А мы покричим, покричим, да и одеваем на шеи ярмо. Народ всё потянет, Демид!

Демид неопределённо пожал плечами, хмыкнул со значительным видом.

— Я бывал в некоторых странах, Карпо. Видел, что там творится. И ничего нового не увидел. Народ везде забит и тянет всех этих вельмож на горбу, во главе с королями, султанами, гетманами, князьями.

— В церквах говорят, что это от Бога, Демид, — неуверенно протянул Карпо, перевернулся на спину, положил ладони под голову.

— Думаешь, князья церкви отодвинуты от кормушки? Ничуть не бывало! У этих князей ещё больше накоплено, чем у светских сильных мира сего. Те на войны, наряды и женщин уйму денег тратят, а те копят, сидят на золоте и выжидают. Вот только чего, этого мы знать не сподобились. Это тайна за семью печатями. Нас туда никогда не допустят, Карпо.

— Богохульствуешь, Демид! Услышал бы преподобный отец…

— Не ты ль ему об этом поведаешь? — усмехнулся Демид.

— Хрен он от меня это услышит, Демид! Пусть другого найдёт!

— Потому и откровенничаю с тобой, друг Карпо. Иначе тоска может заесть.

— Откуда у тебя такие мысли, Демид? Ядрёно молвишь.

— Эх! Встречал я как-то одного попа расстригу. Из москалей. Курянин. Многое он мне поведал про свою братию. Жуть! Вроде бы и в Бога они не верят, если их дела проследить. Хуже любого пана. И народишко свой, что на них трудится, мордуют ещё хлеще! Кровопивцы, одно слово!

— Не все же они такие, Демид! Есть и праведники…

— А как же, Карпо. Без этого никак нельзя. В любом деле находятся честные людишки. Но их не так много. Их мало замечают. Может быть, таких даже намного больше, но не они творят жизнь, Карпо.

— А что, люди ничего об этом не ведают?

— Почему? Ведают, да с амвонов совсем другое бают нам. И это сильно в наши души въелось. Трудно вырубить.

— Ты что, Демид? — в голосе Карпо слышались страх, граничащий с ужасом. — Может, ты в Бога не веришь?

— Как же, верю, Карпо. А в людей верить не больно охота. И в Библии об этом много говорено, говорил мне тот поп-расстрига. Да толку мало. Слишком сильно нас подмял Сатана под себя.

— Ну и страсти ты молвишь, Демид! Жуть берёт! Не охота и слушать.

— А мне ничего, Карпо! Я готов слушать умного человека. Одначе слушай, а свой умишко раскидывай. Оголтело ничего просто так в голову и душу не бери. Можно свихнуться не в ту сторону.

— Поди определи эту сторону? Не каждый сможет.

— Не просто, не каждый, а очень редко кто так сможет. Сколько бунтов восстаний бывало по белому свету. И чем они кончались? Или их топили в крови сильные мира, или сами главари превращались в кровопийцев народа.

— А Косинский? Чего он добивался, Демид?

— Вестимо чего! С Ракитным у него заминка случилась. Вот и надумал руками нас, дурней, поправить дела свои. Возвыситься до великих вельмож, думаешь, он не такой, как остальные паны? Просто кишка была тонка, хотел потолщить её с нашей помощью. Да не вышло у него.

— Ты, вроде, рад этому, Демид.

— Не то что рад, одначе не переживаю.

— Чего ж пристал к нему? Вроде жилось тебе в Сечи вольготно.

— Дюже панов схотелось пощекотать, душу потешить хоть немного. Уж больно они обнаглели, Карпо! Противно было.

— Гм. Чудной ты, одначе, Демид. И чего ты теперь задумал?

— Душа ещё горит, Карпо. Не успокоилась. Тянет меня ещё немного погулять по панским маеткам[2], пощипать их усы. Прямо что-то свербит внутрях.

— А Сечь? Мы ж туда прём?

— Сговорю немного казачков, и погуляем малость. Толку никакого, одначе душу успокою.

— Душегубы мы, Демид! Смертный грех на душах наших! Боязно!

— Паны ничего не боятся, Карпо! Вот и нам след их дорожкой двигаться. В Библии упоминается про то. Сказано: зуб за зуб, да око за око! Так что…

Друзья притихли. Карпо никак не мог успокоиться, а Демид отвалился и блаженно закрыл глаза, ловя лицом пятна солнечного света, пробивающегося через листву дерев.

Это был плотный казак с давней щетиной на лице, с отвисшими усами. Небольшие глаза серого цвета смотрели пытливо, настороженно. Прямой нос и чёткие брови делали его довольно привлекательным на вид. Он был среднего роста, но силой, как видно, природа его не обделила.

Карпо был постарше. Он был темноволос, с открытым взглядом карих глаз, худой, жилистый, усы носил покороче, а длинные руки, казалось, ему мешали. Он часто не знал, куда их деть. Лет ему было под сорок, но семьи до сих пор не создал, был недоволен этим, а теперь и вовсе не знал, что делать и куда податься.

Под вечер они оседлали коней, напоили, собрались, а Демид сказал:

— Пока до Сечи дотелепаемся, посетим несколько маетков. До Роси ещё далеко, сторожиться требуется. Времени на это должно хватить, Карпо.

— Мне б несколько сот злотых, и я б обзавёлся бы семьёй, — мечтательно изрёк Карпо. — Думаешь, нам это удастся?

— Как получится, друг. Но, думаю, что вполне получится. На рожон переть не будем, жадность сдержим, тогда можно надеяться на успех.

— А ты не собираешься осесть на собственной земле, Демид?

— Что-то не тянет, Карпо. Кругом паны — загонят в долговую яму — тогда не выбраться, а трястись над каждой копейкой не по мне. Пождём немного.

Они неторопливо ехали по ночной дороге, высматривая огоньки хуторов и маетков.

После полуночи наехали на село, растянувшееся вдоль речки. Демид осадил коня, прислушался.

— Коль ребят не видать, разузнать бы, что за село, есть ли тут пан. — Демид до рези в глазах всматривался в темноту ночи. — Спустимся к речке. Коней напоим, прикинем немного, что делать.

— Село порядочное, Демид, — отозвался Карпо. — Вряд ли оно без пана или его войта. Да где его искать?

— Посмотрим, — неопределённо ответил Демид, слез с седла и повёл коня к реке.

Пока кони пили, казаки стянули сапоги, опустили взопревшие ноги в холодную воду и наслаждались приятным ощущением, расстелив для просушки благоухающие портянки.

— Поехали, Карпо, — молвил Демид и тяжело взобрался в седло. — Устал я что-то сегодня.

— Чего ты хотел, — оживился Карпо. — Последнее время было много дурных дней, а особливо ночей. На сеновал бы щас!

Демид не ответил, толкнул коня пятками и направился к чернеющим хозяйственным постройкам на околице.

— Хорониться не будем, Карпо, — молвил Демид. — Как вчерашней ночью поступим. Кони не заморены, легко укроемся до утра где-нибудь в буераке.

В ближайшей хате подняли мужика. Тот в страхе топтался у плетня.

— Войт, Панове? Это с четверть версты будет, — мужик махнул рукой в направлении речки. — Хата большая, с флигельком. Там остановился пан, его знакомец.

— Он один? — спросил Карпо, наклонившись с седла.

— Со слугой, пан казак.

— Едут в тарантасе или верхами?

— В тарантасе, паны, в тарантасе. Пара сытых коней, паны казаки!

— Бывай, хозяин, — поднял ладонь Демид и тронул коня каблуком.

Усадьбу войта нашли легко. Лай собак сопровождал их, пока они двигались по извилистой улице селища. Дощатые ворота загрохотали под ударами сабель. Собаки бросались к щелям, злобно грызя створки ворот.

Послышался недовольный голос:

— Кого это Бог или чёрт прислал в такую пору? Пошли вон, проклятые! — это на собак. — От кого посланцы?

— Открывай быстро, быдло неумытое! Я сотник Белопольский!

За воротами торопливо завозились. Ворота приоткрылись, Карпо сильно толкнул створку.

— У тебя остановился пан Скажинский, быдло? — Демид не ослабевал нажима.

— Н-нет, пан сотник! — залепетал войт. — Здесь только пан Пакула, господин сотник!

— Это он для тебя Пакула, а для нас Скажинский — враг Речи Посполитой! Где он? Немедленно!

— Прошу пана во флигель. Он там остановился, пан сотник! Прошу…

— Гарбуз, — это он на Карпо, — займись этим быдлом. Я к Скажинекому, — и Демид размашисто зашагал в указанном направлении в глубину двора.

Он не обращал внимания на боязливые глаза, выглядывающие из-за дверей и окон. Вскочил лихо на ступеньку флигелька, ударом ноги открыл дверь. В нос ударил спёртый запах перегара, немытой посуды и пота. В темноте ничего не было видно, но в углу что-то завозилось. Потом сонный голос пробормотал невнятно, но требовательно что-то, что не расслышал Демид.

Казак разглядел светлое пятно постели, шагнул туда, нащупал голову ляха, встряхнул его, бросив зло:

— А ну, пан Пакула, встать молча и выкладывай всё, что имеешь! — в доказательство серьёзности слов, приставил холодный клинок сабли к животу сразу проснувшегося и протрезвевшего пана Пакулы.

— Что, что… что такое…пан?..

— Злоты выкладывай, говорю, панский прихвостень! С тобой говорит сама твоя смерть! Быстро! — конец сабли ткнул пана в грудь, прорвав кожу.

— Сейчас, сейчас, пан…

— Сотник гетмана реестрового казачества пана Косинского!

— Да, да! Пана Косинского, понимаю! Сейчас, только лучину зажгу!

Демид помог с лучиной, пан Пакула трясущимися руками достал ящичек и, поглядывая на Демида, пошарил в нём.

— Вот, пан сотник! Больше нет ничего, — пан Пакула повернул ящичек открытой крышкой к свету лучины.

— Отлично, пан Пакула, — произнёс Демид, — Сколько здесь?

— Не помню, пан сотник! Но это всю, клянусь Маткой Бозкой, ясновельможный пан сотник! Вот ещё перстенёк возьмите, прошу, — и лях судорожными движениями стал с трудом выкручивать с пальца кольцо. — Вот! Только не губите, ясновельможный пан сотник! Детки у меня…

Почему-то эти слова о детях сильно разъярили Демида. Кровь хлынула в лицо, сердце в груди заколотилось. Рука сама поднялась и коротким ударом опустила саблю на шею ляха.

Визгливый вскрик, рука, прижатая к хлещущей кровью шее, а Демид шипяще, с присвистом, молвил:

— А о наших детках кто-нибудь из вас хоть раз вспомнил, паскуда?

Он не стал смотреть, как быстро бледнеющее лицо пана Пакулы посерело, силы покидали его от потери крови, и он грузно рухнул на пол, хватая ртом последние струи свежего ночного воздуха, струящиеся из открытой двери.

— Гарбуз! Ты готов? Поехали! — закричал глухо Демид, увидев, как Карпо осторожно спускается с низкого крыльца.

В доме голосили, собаки захлёбывались лаем. В соседних хатах чувствовалась затаённая возня, но ни одно окно не открылось, лишь собаки провожали одиноких всадников бешеным лаем.

— Чёрт! — выругался Карпо в усы. — Пришлось повозиться с этим лайдаком!

— Заткнись! — только и смог выговорить Демид.

Ему было не по себе, но жалости не чувствовал. Просто пустоту, муторность в груди, тяжёлые удары сердца.

На рассвете добрались до оврага, переходящего в узкий лог, заросший кустарником и молодыми деревьями.

— Здесь остановимся, — коротко бросил Демид.

Они спустились на дно лога, огляделись в светлеющих сумерках наступающего утра, молча расседлали коней, пустив их пастись.

— Здесь и воды нет, — заметил Карпо. — Коней напоить надо.

— Земля влажная. Вода близко, выроем яму, она и соберётся вскоре.

— Да ты что, Демид! Поищем другое место!

— Сиди здесь! Делай, что тебе говорят! Останемся на этом месте. Уже поздно искать другое место. Утро, развиднелось.

Карпо вздохнул, но спорить не решился. Молча прошёл дальше по логу к кустам, буйно росшим ниже, потопал ногой, хмыкнул.

Вытащил саблю, принялся неторопливо копать яму. Вода появилась быстро. Он ладонями выгребал мокрую жирную землю. В голове засела мысль: «Господи, земля-то какая ладная! А мы не можем так устроить жизнь, чтобы никто не голодал! Пресвятая Дева! Что с нами будет?»

Яма оказалась готовой, когда Демид подошёл, посмотрел, процедил в усы:

— Отдохни, Карпо. Пошли поедим. Тем временем вода здесь отстоится. Во флягах у нас воды хватит. Коней потом напоим.

Казаки молча жевали богатый харч, отобранный Карпо в деревне. Самогон обжигал горло, зато прояснял мозги.

— Пойду осмотрюсь, Карпо, — молвил Демид, поднялся и пошёл по склону.

Вернулся довольно скоро. Посмотрел на постели, устроенные другом в тени деревьев, скрытые среди кустов шиповника и тёрна.

— Деревень нигде не видать, Карпо. Можно спокойно отдохнуть до вечера.

Они проснулись далеко после полудня. Было жарко, в воздухе жужжали шмели и пчёлы, где-то в листве старательно щебетали птички, в траве кто-то настойчиво верещал, шуршал травинками.

Кони невдалеке побрякивали уздечками, неторопливо переступали ногами, мотали головами, отгоняя оводов и мух. Хвосты их хлестали по бокам. Всё вокруг дышало умиротворением, покоем, красотой мира.

— Ну и благодать здесь, друг Карпо! — зевнул Демид, ленясь подняться с влажноватого от травы ложа. — Так бы и остаться в этом логу и жить в окружении детишек.

— Что это ты, Демид, об этом заговорил? Не похоже на тебя, — отозвался безразлично Карпо.

— Да вот подумалось вдруг, — ответил Демид. — Одначе, Карпо, охота бросить в рот немного жратвы. Согласен?

— Всегда согласен, Демид. Щас сготовлю.

В сумерках тронулись опять в дорогу.

На третий день пути приблизились к Роси. Речка ещё не подошла к Днепру и здесь текла довольно узкой лентой среди холмов, покрытых лесом. Местами русло сужалось, сдавленное холмами. Течение убыстрялось, потом опять расширялось, вода текла спокойно, величаво, манила прохладой.

— Надо найти брод, — протянул Демид, оглядел реку с высокого берега. — Где-то западнее, выше по течению, стоят города. Хорошо, что тут пусто.

— Не верю я, Демид, в эту пустоту, — отозвался Карпо. — Места тут населённые и встретить ляхов ничего не стоит. А двигаться ночами уже осточертело! Скорей бы Сечи достичь.

— И то верно, — отозвался мирно Демид. — Однако лора искать брод. Вечереет. Прилечь охота побыстрее.

С полчаса искали брод, пока не решились переправляться. Кони на середине испугались, потеряв дно. Казаки их взбодрили, слезли с сёдел и поплыли рядом, держась за гривы.

Вылезли на берег продрогшие, мокрые и немного злые. Впереди была ночь, в село, видневшееся вдали, ниже по течению, зайти опасались. Придётся долго ждать, пока высохнет одежда у костра.

Только в темноте казакам удалось найти укромное место для ночлега. Небольшая роща среди холмов укрыла беглецов от чужого взора. Запылал небольшой костёр, запахло кулешом.

— Теперь пойдут места с редкими сёлами и хуторами, — проговорил Карпо значительно.

— Можно обойтись и без них. Достаточно имеем уже. А всего не нахапаешь. Пождём немного. Искать не будем.

— Так, Демид. Но коль само в руки ляжет, то я не намерен бросать.

— Понятное дело. Я с тобой. Панам это будет полезно. Ну, спим, друг.

-

[1] Криштоф Коси́нский — поляк по происхождению, полковник Войска Запорожского реестрового (1590 год), гетман казаков-низовиков (1591–1593 годы), предводитель названного его именем восстания в 1591–1593 годах.

[2] Маеток (укр.) — имение, поместье.