Глаза Сатаны

Глава 27

Утро опять было светлым, чистым, солнце быстро набирало силу и бросало на несчастных путников жестокие лучи, иссушая последние капли влаги из их тел.

Хуан с трудом обрызгал себя забортной водой, глазами приказал так же поступить Пахо. Ариаса предпочёл не трогать. Тот только и делал, что кашлял. Осунувшееся лицо было серым, глава лихорадочно блестели, и в них можно было прочесть полное отсутствие чего-то разумного. По-видимому, он ничего не ощущал, полностью поглощённый болезнью.

Хуан с Пахо то и дело обливали себя морской водой, пока соль не начала щипать их тела.

Ещё до полудня Хуан на востоке заметил белые облака. Они быстро сгущались, темнели. Вскоре блеснула молния. Грома ещё не слышно, но шквал и дождь обещались.

Страх и надежда одновременно обуяли путников. Лишь Ариас был равнодушен ко всему. Он ещё больше осунулся. Глаза ввалились, лицо ещё сильнее посерело. Хуан был уверен, что до утра друг не дотянет. Господь торопится призвать его к себе.

Волнение усилилось, хотя ветер ослабел почти до штиля. Хуан заметил далеко за кормой сильную рябь. Это шёл шквал. С помощью Пахо с трудом спустили парус, и только успели его укрепить, как с сильным гулом на них обрушился шквал. Тучи водяной пыли захлестнули каноэ. Тотчас волнение заметно усилилось. Волны с каждой минутой повышались. Каноэ уже наполнилось водой, Ариас почти плавал в ней, содрогаясь от сильнейшего кашля.

— Черпай воду, Пахо! — закричал Хуан, отыскал пустую скорлупу ореха и с остервенением начал работу. Пахо не отставал.

Полил дождь. Он был плотным, тугим и сёк немилосердно. Хуан с Пахо пытались наполнить скорлупки, но это им не удавалось. Пыль и пена постоянно носились в воздухе. Пришлось бросить эту затею. Они просто подставляли лица под ливень, ловили жадными ртами струи живительной влаги и глотали.

Неизвестно, сколько прошло времени, но вдруг шквал унёсся вдаль, дождь быстро перерос в моросящий. И Хуану с Пахо удалось только несколько глотков воды собрать в скорлупы орехов.

Ещё минут десять — и дождь прекратился вовсе. Ветер утих до слабого, лишь волны ещё гуляли по простору моря, напоминая о тех жутких минутах, когда каноэ было на волосок от гибели. Но и сейчас оно едва держалось на плаву, наполненное водой.

— Брось всё, Пахо! Выливаем воду из лодки!

Хуан пригоршнями и скорлупами выплёскивал воду. Постепенно лодка поднималась над водой. Временами волна накрывала пенным гребнем лодку, и приходилось начинать всё сначала.

На Ариаса никто не обращал внимания. Он лежал без движения, слегка покачиваясь в воде. Бледное лицо неподвижно смотрело в небо. Глаза были полузакрыты и неподвижны.

— Сеньор! — Тихо позвал Пахо и указал глазами на Ариаса. — Видно, помер!

Хуан подлез к другу. Осмотрел его, покачал головой.

— Отмучился, бедолага! К этому шло! Эх!..

Живые в молчании стояли на коленях перед трупом. Они то ли молились, то ли представляли, как через два дня сами будут такими недвижными трупами.

— Ладно, Пахо! Что тут поделаешь? Надо похоронить его.

— Похоронить? Где же, сеньор?

— В море, Пахо. Таков обычай. Груза у нас никакого нет. Придётся спихнуть так. Прости нас, Ариас, раб божий! Ничего больше не можем мы для тебя сделать. Помоги, Пахо, а то я обессилил. Стоп, погоди!

Руки Хуана ощутили что-то твёрдое за пазухой грязной рубашки. Он вынул тряпочку с монетами. Там были и два перстня. Хуан их узнал. То были драгоценности из его шкатулки. Хуан многозначительно посмотрел на Пахо. У того глаза округлились, в них читался страх.

Хуан вздохнул. Губы сжал, на щеках появились желваки. Потом он неохотно ощупал всю одежду Ариаса. Больше ничего не было.

Сильно побледневший Хуан молча кивнул Пахо. Они в молчании поднатужились и перевалили тело мулата через борт. Оно с всплеском неторопливо исчезло в зеленоватых водах моря.

Они оглушённые сидели по пояс в колыхающейся воде. Потом так же молча принялись выплёскивать воду из лодки. Работали медленно, словно придавленные грузом.

Когда воды в лодке почти не осталось, Хуан расправил парус на рее, подтянул шкот, посмотрел на солнце, опять палившее с неба. Местами заполненное облаками небо голубело в вышине. Покачал головой, заметив исчезновение рулевого весла.

— Вот, Пахо, и остались мы одни. Дойдём ли мы до земли? Бог только может это знать, но и мы должны что-то для этого делать. Будем для начала питать надежду. Другого нам не остаётся.

Они устроились в тени паруса, молчали, уйдя мыслями в себя. Жажда пока их сильно не мучила, но голод с остервенением набросился на их желудки.

Задремав, убаюканные качкой и монотонным журчанием воды у бортов, они не следили за морем. Было уже безразлично, куда, в каком направлении движется каноэ. И только случайно открыв глаза, Пахо вдруг закричал:

— Сеньор! Судно! Глядите! — вскочив на ослабевшие ноги, указал направление.

Медленно встал и Хуан. В миле от их лодки, обгоняя её, проходил небольшой двухмачтовик с косыми парусами.

Они замахали руками, закричали. Потом, обессиленные, упали на дно лодки, продолжали следить за удаляющимся кораблём. Вдруг Хуан молвил, приподнимаясь на руках:

— Пахо, они ложатся в дрейф! Они нас заметили! Мы спасены!

Они опять вскочили, впившись глазами в паруса, которые медленно поворачивались, обезветриваясь. Судно резко сбавило ход. С борта быстро спустили шлюпку и две пары вёсел дружно ударили по воде.

— Кто такие? — прокричал на испанском человек на носу.

— Потерпевшие, — ответил Хуан так тихо, что его никто, кроме Пахо, не услышал. Волнение душило его. Спазм схватил за горло и не давал говорить.

— Мы потерпевшие! — помог Пахо. — Бежим от индейцев! Спасите нас!

Шлюпка лихо подлетела, борта глухо стукнулись.

— Пить и есть, сеньоры! — прохрипел Хуан.

Им дали по фляге с разбавленным вином. Жидкость с трудом проникла в горло, тотчас смочив внутренности, оживив их. Стало легче. Потом им протянули по банану, а рулевой напомнил назидательно:

— Не торопитесь, ребята. Есть ещё для вас, — он передал через матроса ещё два банана, заметив строго: — Больше нет и нельзя. Потерпите. Эй, — повернулся он к матросам. — Берите на буксир. Потащим к судну. Каноэ хорошее.

Жгучая боль скрутила животы наших бедных моряков. Но это продолжалось 'не очень долго. Вскоре боль прошла, и опять заныл голод. Но фляги ещё хранили остатки благостной влаги. Они жадно выпили всё до капли.

Испанец на румпеле всё допытывался у Хуана об их злоключениях. Тот не очень охотно отвечал, стараясь ничего не говорить конкретно. Придумал крушение их судна, где он был боцманом, вблизи острова Сент-Кристофер. И историю с индейцами и гибелью товарищей.

— Вы куда направляетесь, сеньор? — спросил Хуан.

— Сначала зайдём в Сан-Хуан, потом пойдём на Кубу.

— И вы сможете доставить нас на Пуэрто-Рико, сеньор?

— Это решит капитан. Я всего лишь боцман.

Небольшое судно шло с грузом из Куманы с заходом на мелкие острова Малых Антил, где изредка селились испанские поселенцы.

Капитан, он же и владелец судна, встретил наших горемык довольно приветливо. Представился доном Фортунато Гомесом. Ему было лет под пятьдесят, но выглядел он старше. Всё лицо в морщинах, неизменная трубка в зубах с вонючим табаком. Совершенно лысая голова и шикарные усы чёрные, без единого седого волоска. Он был худ, костляв и не выше Хуана. Оглядел Хуана, спросил сурово:

— До Сан-Хуана несколько дней пути. Придётся платить за проезд и еду.

Юноша неопределённо пожал плечами.

— Готов работать на любой работе, сеньор. А в городе я смог бы и заплатить. Там я могу достать немного денег.

— Договорились. Негр твой раб?

— Можно и так сказать, сеньор капитан.

Тот странно глянул на Хуана. Однако спорить и допытываться не стал.

— Располагайтесь, где хотите. До завтра можешь отдохнуть. Ты слишком слаб. А с утра приступай к работе. У нас людей мало. Негр знает дело?

— Не очень чтобы… но всё же немного знаком, сеньор.

На судне была команда в одиннадцать матросов, весьма подозрительного вида, смотревших на спасённых алчными глазами.

У Хуана в руке был узел из куска парусины. Там он держал шкатулку со своими ценностями. Он пожалел, что не избавился от неё, но теперь стоило об этом подумать.

Они с Пахо устроились на баке, в тени фальшборта, положив голову на бухту канатов. Он долго думал, дожидался ночи. Голод продолжал терзать их животы, но есть больше было нельзя.

— Пахо, ты готов принять часть моих ценностей к себе? Спрятать у себя.

— Это не опасно, сеньор?

— Опасно, Пахо! Всюду опасно! Команда здесь из одних подонков, и трудно предположить, что нас оставят в покое. Одно успокаивает, что дорога будет недолгой.

— Что ж, сеньор. Я готов! Вы слишком много для меня сделали, дон Хуан!

Поздно вечером, в темноте, Хуан передал негру немного монет. Тот спрятал их в лохмотьях, что было надеждой, что матросы не станут домогаться у него ничего такого.

Остальное Хуан рассовал по карманам, шкатулку незаметно выбросил за борт, оглянулся по сторонам. Кругом было тихо. Лишь на полуюте тихо переговаривался капитан с рулевым.

На рассвете Хуан ожидал распоряжений. У капитана Гомеса помощника не оказалось. Эту должность выполнял боцман, но капитан в основном сам всё выполнял на борту. Он не расставался с двумя небольшими пистолетами и мачете. И Хуан заметил, что матросы сносно его слушали и подчинялись.

Пахо заменил кока. Прежнего перевели палубным матросом. Мулат мстительно глянул на Пахо. По-видимому, он был очень недоволен сменой должности.

Работы было мало, погода продолжала бить тихой. После недавнего урагана трудно рассчитывать на ухудшение погоды.

Прошли остров Вьенес. Ветер посвежел, волнение усилилось. Судно прибавило ход, но и работы прибавилось. И всё же Хуан был доволен. Значит, скорее можно было оказаться в городе.

Вечером к Хуану пристали два матроса, свободные от вахты:

— Парень, думаешь ли ты, что пора поставить нам по бутылочке, а? За спасение и за знакомство! — один из матросов, плотный со шрамами матёрый морской волк с всклокоченной грязной бородой, подошёл к парню.

— Если дашь в долг, амиго, — ответил осторожно Хуан.

— Можешь вернуть в городе?

— Надеюсь. Я и капитану обещал. А здесь есть ром?

— А как же? Только учти, что долг нужно будет отдать с прибавкой.

Хуан сделал вид, что задумался, поскрёб голову, ответил:

— Смотря сколько, амиго. Много я не смогу тебе отвалить.

— Отвалишь! Куда ты денешься? Так ты согласен?

Хуан кивнул, осторожно наблюдая за матросами. Те довольно усмехались.

Скоро у них появились две бутылки рома, которые они уже сосали.

— Хлебнёшь, Хуан? — протянул бутылку матёрый.

— Не откажусь, амиго. Давно не смачивал глотку, — взял бутылку, сделав два больших глотка обжигающей скверной жидкости.

Матросы уселись на комингс, пригласили Хуана устроиться рядом. Пьяно и нагло расспрашивали Хуана о возможностях того в городе. Хуан уже понимал, куда они клонят. Им очень хотелось обчистить его, когда тот заимеет денег.

Хуан упросил одного матроса поменяться с ним вахтами.

— Думаешь ночью лучше стоять? — усмехнулся матрос. — Я согласен, тебе же хуже, Хуан. Я пойду капитана предупрежу.

Хуан не хотел стоять вахту с новыми приятелями, тем более ночью, а они стояли позже, под утро.

Он не упускал случая пообщаться с Пахо. И оказалось, что не зря. Уже ближайшим вечером бывший кашевар сделал попытку избить негра. И, получив увесистый удар по скуле, Пахо отлетел в угол камбуза, где и свалил котёл.

Хуан услышал грохот, бросился туда. Мулат только готовился продолжать издеваться над Пахо. Юноша двинул того по шее, выхватил кинжал, прошипел е яростью:

— Ты что тут устраиваешь, подонок, крысиный хвост?! Попробуй ещё раз к моему рабу подойти — и кишки твои повиснут на вантах! Прочь, гниль собачья!

Мулат осторожно протиснулся к двери и выскочил на палубу, бормоча проклятья и угрозы.

В пелене мелкого дождя и свежего ветра от северо-востока, судно осторожно входило в гавань Сан-Хуана. Видимость слабая, капитан неотлучно стоял у румпеля.

Горы совершенно не виднелись, затянутые сеткой дождя и туманом. Тучи неслись по низкому небу, и лишь где-то далеко в море одинокий луч солнца пронзал серую пелену непогоды своим размытым светом.

Судно не подошло к причалу, капитан распорядился бросить якоря на внутреннем рейде, подальше от властей. Хуану показалось, что здесь не всё в порядке. Видно, капитан занимался контрабандой и опасался появления на борту чиновников порта.

К вечеру матросы потребовали от капитана разрешения выйти в город.

— Мы уходим на рассвете, — бросил Гомес недовольно. — Сможете ли вы к этому времени вернуться? Или мне надо будет разыскивать вас по всем кабакам порта? Сидите на борту и можете пить свой ром здесь!

Однако матросы настояли, грозя вовсе покинуть судно.

Хуан с недовольством принял предложение матросов съехать с ними на берег при условии, что и Пахо поедет со всеми.

— Договорились, Хуан! — воскликнул матёрый, хитро посмотрев на товарищей.

— Черномазый нам не помешает, Хуан! Собирайся!

— Нечего собираться, ребята, — сокрушённо ответил Хуан. — У меня здесь ничего нет. Поехали, — и он незаметно тронул рукоять кинжала. Мачете пришлось оставить здесь.

Почти все матросы уселись в шлюпку. Капитан не забыл предупредить Хуана о плате, пригрозив присвоить каноэ.

В городе Хуан заметил, оглядываясь:

— Я должен идти добыть денег, сеньоры!

— Это хорошее дело, Хуан! — матёрый осклабился полусгнившими зубами. — Я с тобой. Вдруг кто вздумает обчистить тебя.

— Пошли, — невозмутимо ответил Хуан. — Это не очень далеко.

Матёрый с другом и Хуан с Пахо пошли в город, миновали портовые пристани и углубились в узкие улочки, сплошь после дождя покрытые грязью и нечистотами. Центр города с собором, церквами и дворцами губернатора и вельмож остались в стороне. Там матросам делать нечего.

Хуан шёл, поглядывал по сторонам и прикидывал, как спокойнее избавиться от назойливых попутчиков. Те начинали нервничать.

— Слушай-ка, Хуан! Скоро придём на место?

— Почти пришли, амиго. Завернём за угол — и мы на месте.

Он оглянулся незаметно. Переулок тонул в сумерках. Плотные облака ещё не рассеялись, но светлое небо уже проглядывало. Солнце закатилось, ночь стремительно надвигалась.

Хуан сделал вид, что споткнулся. Матёрый со смешком чуть наклонился к юноше. Тот молниеносно выхватил кинжал и сильно ударил в живот. Отскочил в сторону, готовый к драке.

Матёрый скрипнул зубами так и не распрямившись. Простонал со скрипом:

— Сволочь! Диего, круши их, ох!.. Диего!..

Хуан не стал ждать. Он двинул Диего ногой в пах, Пахо ударил кулаком в лицо, а Хуан ударил кинжалом, уже не разбирая куда.

— Бежим, Пахо! Скорее!

Они оставили вопящих матросов, редкие свидетели шарахались от них. В густых сумерках Хуан с негром быстро скрылись в закоулках узких переулков, пока не вышли на довольно широкую улицу с лавками и фонарями.

— Пахо, побыстрее необходимо купить приличную одежду, — заметил Хуан и трудно перевёл дух. — Поищем нужную лавку. В таком виде нам долго не продержаться здесь.

— Сеньор, вот подходящая, — вскоре указал негр на лавку с одеждой.

— Давай мне деньги. Тебе не следует их здесь показывать. Будешь моим рабом. Понятно?

— А как же, сеньор! Чего уж там…

В лавке купец подозрительно оглядел оборванцев, неохотно предложил на выбор новые рубашки, штаны, шляпы и прочие атрибуты приличной одежды. Хуан торопливо переодевался, стараясь не обнаружить своих ценных побрякушек.

Когда они полностью оделись, Хуан порылся в кармане, достал перстень и подал купцу.

— Денег у меня других нет, сеньор. Думаю, что это стоит больше твоих ничтожных тряпок.

Купец попытался возразить, Хуан схватился за кинжал, угрожающе глянув в наглые глаза лавочника.

— Теперь цирюльник, Пахо. Тебе хорошо. У тебя борода ещё не скоро вырастет. Да и волосы больше не растут, ха! А тут, — он показал на бороду, — сплошные заросли. Избавимся от них.

От цирюльника вышел обновлённый и совершенно неузнаваемый. Купил ещё сумку, сложил туда ценности, отдельно в купленный расшитый кожаный мешочек монеты. С гордо поднятой головой в сопровождении Пахо, пошёл по улице, высматривая дома, прохожих и экипажи состоятельных горожан.

Он зашёл в лавку, где кроме всего прочего, торговали холодным оружием.

— Мне шпагу, не очень длинную, — спросил Хуан подскочившего купца. — И кинжал для моего раба. Это ему может пригодиться.

Он долго торговался, выбирая оружие поскромнее, но добротное, с крепким клинком.

— Вот теперь я снова идальго, Пахо! — Хуан немного успокоился от ночного приключения и теперь ощущал себя вполне уверенно. — Можно поискать и ночлег. Очень хочется по-настоящему выспаться и отдохнуть.

Постоялый двор нашли довольно скоро. Хуан потребовал отдельную комнату, на что хозяин заметил учтиво:

— Сеньор, это будет стоить дорого.

— Я готов заплатить, хозяин. Только чтобы никто не мешал до позднего утра. Это нам необходимо.

Сунув хозяину целый реал, Хуан оглядел комнатку с довольно старой мебелью и не очень широкой кроватью. Пахо наотрез отказался ложиться рядом и Хуан за несколько мараведи добыл соломенный матрас с подушкой.

Они тщательно проверили запоры, укрепили дверь табуретом, положили оружие под руки и с наслаждением растянулись на постелях, предварительно сытно поужинав.

Потом Хуан с Пахо целую неделю бродили по городу, знакомились с ним, искали возможность уехать в Понсе.

— Может, купим животных и поедем по дороге? — спрашивал Хуан негра, не надеясь на ответ. — Сколько мы уже бродим по свету, а?

— Да уж месяц будет, сеньор, — с уверенностью ответил Пахо. Он хотел ещё спросить о многом, но не решался. Слишком хорошо жилось Пахо при Хуане, чтобы он мог позволить себе необдуманный вопрос.

— Я обещал Мире вернуться к её дню рождения. Он уже приближается. Я ещё обещал ей хороший подарок. Что скажешь, Пахо?

— Сеньор, вам решать. Что я могу?

— Ты до сих пор никак не отойдёшь от рабской покорности, Пахо. Запомни, мне не раб нужен, а преданный друг, на которого я мог бы положиться.

— Мне трудно это принять, сеньор. Простите. Мне уже скоро сорок лет, почти тридцать я провёл здесь, в рабстве. Я и родину свою забыл, и язык, и родных всех. Разве что смутно что-то вспоминается.

— Понятно, — в раздумье произнёс Хуан. — Я вот тоже, хоть и недавно здесь, а всё ж тоже забывать начал. Последнего друга на острове потерял. Теперь я один, и всё надо начинать сначала. Может, когда и вернусь на родину, да когда это будет ещё?

Прошло уже больше двух недель, а друзья всё ещё не уехали. Судна всё не оказывалось попутного, а ехать на лошадях слишком хлопотно и опасно. С некоторых пор на дорогах стали пошаливать беглые рабы и прочие любители лёгкой наживы.

Но тут Хуан как-то купил карту острова и удивился, что до его долины не так уж и далеко. Он даже поведал о том Пахо. И тот удивлённо вскинул голову, устремил глаза на карту, словно мог в ней что-то понять.

— Понимаешь, Пахо! Я прикинул по карте и понял, что до нашей долины всего-то миль около пятидесяти. Разве это расстояние? Столько же было от Понсе до наших гор. Стоит подумать, разузнать дорогу на юго-запад.

— Это было бы лучше, чем качаться на судне, — откровенно признался Пахо.

Хуан понял, что негр до смерти боится моря и судна. Понять того вполне можно после пережитых ужасов и смертей товарищей.

Хуан тотчас стал собирать сведения о внутренних горах острова. Узнал, что за невысоким хребтом Сьерры-де-Лукилло тянутся лесистые холмы и горы почти до самого Понсе, где они резко повышаются, венчая себя горой в четыре тысячи футов высотой. При желании можно заметить этот ориентир с большого расстояния и по нему найти нужную долину.

Однако прошли не менее десяти дней, прежде чем Хуан решился на путешествие. Нашёл и попутчика, который ехал миль на двадцать в асиенду своего отчима принимать управление.

Знакомый был лет сорока, немного сутуловат, с робкими глазами, длинными беспокойными руками и большими серыми глазами под тёмными бровями.

Его звали дон Колмонеро де Серпа. Ехал верхом со слугой негром и двумя мулами, нагруженными разным товаром и вещами личного порядка.

Они познакомились в порту, когда Хуан искал попутное судно. Дон Колмонеро только что сошёл на берег и искал место для ночлега. Они поселились рядом, когда Хуан узнал, куда тот едет.

— Буду вам признателен, дон Хуан, за путешествие вдвоём. Это меня как-то обнадёживает. Я плохо ориентируюсь здесь, хотя дорогу уже однажды проходил, но это было года… — дон задумался, улыбнулся, добавив: — Года три, а то и больше. Да и вообще, дон Хуан, я плохо приспособлен к лесу, горам. Мне они кажутся суровыми, неприветливыми, коварными.

— Ту можно с вами спорить дон Колмонеро, — улыбнулся Хуан. — Многие не считают так. Жаль, что мне намного дальше. Но и двадцать миль с вами я проеду с удовольствием. Вы получили образование, дон Колмонеро?

— Получил, дон Хуан! Окончил университет в Сарагосе. Предлагали карьеру духовника. Отказался. Занялся строительством, да вот пришлось ехать в это захолустье. Наша матушка давно овдовела, теперь стара и, естественно, больна. Вышла замуж за здешнего плантатора и по её приглашению я вынужден был появиться здесь опять. Превратности судьбы.

— Вы же бывали уже здесь, сеньор де Серпа?

— По приглашению матушки. Она уже тогда просила меня заняться хозяйством, да мне это не подходило. Теперь просто вынужден ехать.

— У матушки имеются дети от второго мужа?

— Один я, сеньор, остался, — со вздохом ответил сеньор де Серпа. — Вот основная причина моего приезда.

— Печально, сеньор, — согласился Хуан. — Я вот никак не могу выбраться с этого острова, да теперь ещё обязательства меня связывают, к которым я, собственно, никакого отношения не имею.

Сеньор де Серпа глянул на Хуана, понял, что дальше тот говорить не хочет, и не стал настаивать. Он вообще удивлял Хуана своей щепетильностью, воспитанностью и учтивостью даже к нему, грубому и довольно дикому человеку.

Он стал присматриваться к этому несуразному человеку. К тому же он и семьёй до сих пор не обзавёлся, что было совсем странно и непонятно.

Они выехали через четыре дня. Торопиться не стали. Дон Колмонеро трудно переносил путешествие в седле. Поэтому в первый день сделали всего не больше семи миль. К тому же дорога была здесь довольно хорошая.

Заночевали в асиенде знакомого дона Колмонеро. Хозяин был любезен, хорошо знал и мать сеньора, и отчима, дона Регаладо де Корсо.

— Уважаемый дон Хуан, — с печальным лицом молвил дон Колмонеро ранним утром, когда собирались уезжать дальше. — Дон Регаладо настаивает погостить у него. К тому же я полностью разбит вчерашним переездом, — и сеньор де Серпа просительно посмотрел своими большими серыми глазами на Хуана.

— Право, дон Колмонеро, — с неуверенностью проговорил Хуан, — мне не удобно пользоваться гостеприимностью дона Регаладо. Что он подумает обо мне?

— Ничего плохого, дон Хуан! Он сам просил вам передать его приглашение остаться ещё хотя бы на один день. Не огорчайте старого одинокого сеньора, мой друг! Прошу вас.

Хуан не стал настаивать. К тому же дом сеньора был обширен, места хватит всем. И Хуан остался, тем более, что особой причины спешить не было.

Дальше дорога шла по долинам, где изредка попадались хуторки и даже отдельные крохотные асиенды. Бедные, заброшенные, они представали печальными, убогими, скорее похожие на разорённые деревушки. И рабов здесь почти не попадалось.

Пахо быстро подружился со слугой дона Коломеро. Того звали Тробо, что было скорее кличкой, чем именем. Но тот отзывался только на неё, и его хозяин так обращался к нему. Он был уже в годах вывезен из Африки, и в Новом Свете ещё не бывал. Звание он имел странное, как и его хозяин. Тот никогда не кричал на него, не ругал, относился как к равному, но это Хуана никак не удивило, помня странность хозяина.

Ночевали в такой бедной усадьбе, где кроме хозяев-испанцев трудились метис с женой и тремя детьми. Почти весь день шёл дождь. Путники промокли, устали, были раздражены, но дон Колмонеро никак не выразил своего настроения. А Хуан заметил:

— Вам бы хорошо выпить горячего вина с корицей, дон Колмонеро. Можете заболеть от такого несносного дождя. Глядите, все продрогли.

Испанец глянул на Хуана, спросил с интересом:

— Вы знакомы с англичанами, дон Хуан?

— Почему так решили?

— Предлагаете чисто английские рецепты. Или я не так понял?

— Нет, сеньор. Вы правильно поняли, — усмехнулся Хуан. — Я побывал у англичан. А вы наблюдательны!

— Приходится, — улыбнулся испанец одними глазами.

И здесь пришлось задержаться на целых два дня. К тому же и второй день был дождливым. Продолжать путь по раскисшей тропе не стоило.

До усадьбы отчима сеньора де Серпы оставалось всего шесть миль. Этот путь решили проделать за один день. Животные торопливо перебирали копытами. Тропа была ещё скользкой, но сносной.

За одним из поворотов их встретили трое мрачных мужчин, не то испанцы, не то метисы. Но все они были в засаленных одеждах, с бородами, выглядели внушительно и решительно.

— А ну стоять, сеньоры! — Поднял руку старший из них.

— Чего вы хотите, сеньоры? — тут же спросил дон Колмонеро решительно, но натянул поводья и остановил коня.

— Выкладывайте монеты и можете ехать дальше, сеньоры.

— Это же грабёж! Что вы себе позволяете?

— Сеньор видно ничего не понял, — хохотнул первый и повернулся к товарищам, ища поддержки его веселью.

Вдруг он хрюкнул, повалился на шею мула, а Хуан стремительно вонзил шпоры в бока животного, выскочил вперёд с уже обнажённой шпагой, рубанул первого попавшегося бандита по шее. Второй успел рвануть мула в сторону, обнажил мачете, но поспешил хлестнуть животное и ускакал назад, подняв брызги грязи и листьев.

— Господи! Что такое? Дон Хуан, что произошло? — Сеньор де Серпа вытаращив в ужасе глаза.

— Погодите, сеньор! Тут не всё закончено! — вскричал Хуан, наклонился к раненому шпагой, стащил с седла и бросил на землю. — У этого голубчика ещё спросить надо кое-что.

Хуан упёр шпагу в живот бандита, лежащего на земле. Тот зажимал рану, бросился молить простить его необдуманный поступок, вращая глаза от одного сеньора на другого.

— Ты метис или мулат? — спросил Хуан свирепо.

— Метис, метис, сеньор! Отпустите меня, умоляю! У меня дети с голоду пухнут, сеньор! Я больше не буду!

— Значит, твои дети желают есть, а у остальных людей нет? Паскуда вонючая! Кто этот бандит? — указал на лежащего и стонущего бандита, по всем признакам главаря.

— Он белый, сеньор! Это он нас подговорил на грабежи! Отпустите, сеньор!

— Посмотрим, что у него в сумке, — проговорил Хуан, слегка ткнул клинком в грудь, спрыгнул с седла и стал рыться в подсумках седла. — Вот вам, сеньор де Серба, бедные людишки, — И с этими словами показал увесистый мешочек из тиснёной кожи. — Скольких вы уже ограбили, сволочи? — повернулся он к раненому в шею.

— Я… я не знаю, не помню, сеньор! Это всё он, — и резво указал на своего вожака. — Я только из страха перед ним согласился быть рядом, поверьте!

— Пахо, отруби ему большой палец правой руки! Чтоб не повадно было заниматься разбоем на дорогах! И немедленно!

Негр побледнел. Он мелко дрожал, нерешительно втянул голову в плечи.

— Дон Хуан, — молвил в страхе де Серпа, — не делайте этого! Отправьте его к альгвасилу. Он должен с судьёй решить его судьбу.

— Дон Колмонеро! — Хуан криво усмехнулся. — Стоит ли возиться с этим подонком? И кто его будет сопровождать? Вы? Оставьте свои слова при себе. С этими людишками только так и поступать. Судья просто прикажет его повесить, а я лишаю только одного пальца.

— Дон Хуан, сеньор! — проговорил Пахо растерянно. — Я… я… не смогу!

— Ладно, Пахо! Сделаем иначе. Эй ты, вонючка! Бери мачете и руби себе палец сам. Иначе я прикажу просто заколоть тебя! Решайся! И ты свободен!

Раненый оцепенел. Он в ужасе смотрел на Хуана. А тот ещё раз слегка, но чувствительно, ткнул шпагу тому в грудь.

— Поспеши, братец. Твой дружок уже прощается с этим миром. Скоро и ты последуешь за ним. Даю тебе пять минут. Хотя ты вряд ли сможешь определить это время. Пока я обыщу твои сумки, ты должен показать сеньору, — Хуан кивнул на де Серпа, — свой благородный палец.

Хуан не стал обращать внимание на протесты испанца. В сумках нашёл немного денег, два перстня и браслет чеканного серебра с красными камушками. В карманах тоже обнаружились ценные вещи, и у одного, и у другого. Вожак едва дышал. Хуан секунду подумал, резко выдернул кинжал из бока. Бандит дёрнулся, вскрикнул, дёрнул ногой и затих. Кровь медленно вытекала из раны.

— Ты до сих пор не закончил дело? — мрачно спросил Хуан, обернувшись к бандиту. — Твоё дело, — и он шагнул к нему.

Смертельная бледность покрыла лицо разбойника.

— Я сейчас! Я… сейчас, сеньор! Вот… уже! — И рубанул мачете. Палец не отскочил, а повис на остатках мышц и жил. Камень, на котором лежала кисть, оказался не очень устойчив.

— Поехали, сеньоры! — распорядился Хуан, кивнул неграм взять мулов в повод, тронул своего.

Они в молчании проехали сотню саженей. Наконец де Серпа проронил тихо:

— Дон Хуан, как вы жестоки!

— Это не я жесток, сеньор. Это жизнь так распоряжается. Думаете, эти твари постеснялись нас прикончить, если бы мы вздумали сопротивляться? Ничуть не бывало. Им наша жизнь и гроша не стоит. А тут невооружённом глазом видно, что едут люди достаточно богатые.

— Помилуйте! Но вы не дали им договорить, а нам ответить. Возможно, мы с ними смогли бы договориться, дон Хуан!

— Неужели вы так наивны, дон Колмонеро? Бог с вами! Это глупо. Дать им возможность обезоружить нас, потом обчистить и, возможно, убить, избавившись от свидетелей? Помилуйте, сеньор! Что вы такое говорите?

Де Серпа задумался, и они некоторое время ехали молча. Негры немного отстали, давая возможность господам поговорить.

— Как это вы умудрились кинжалом, а, дон Хуан? — Наконец спросил дон Колмонеро, исподтишка посмотрел на ещё не остывшего Хуана.

— Другого у меня ничего не было, сеньор. С моим телосложением, и с вашей откровенной беспомощностью, бросающуюся в глаза, я использовал их ошибку. А дальше решала быстрота. Тут у меня было преимущество.

— Где это вы так научились?

— Пришлось, сеньор. Не хотел быть мальчиком для битья. Пришлось потрудиться, попотеть. Зато, как видите, результат налицо. Нас не ограбили. Кстати, у меня оказались их награбленные ценности. Сколько бы вы хотели получить, сеньор? Я готов поделиться!

— О чём речь, дон Хуан? Ничего мне не надо! Я ничего не сделал. За какие геройства я должен что-то получить? Оставьте всё себе, вы это заслужили. И я вам очень благодарен.

— Как хотите, — равнодушно ответил Хуан. — Тут будет не менее трёхсот песо золотом. Если не больше.

Остаток дороги проехали спокойно, но разговор особо не шёл на языки.

— Вот и усадьба моей матушки и отчима! — Воскликнул дон Колмонеро, указал на появившиеся строения на пологом холме, среди раскидистых деревьев и роскошных пальм.

— Хорошее место. Только что-то я не заметил вокруг полей, сеньор.

— Они с другой стороны, дон Хуан. Вы их ещё увидите. Поехали, я представлю вас моим матушке и отчиму.

Их встретили слуга, и вышедший старик с седой бородкой на старый манер, в штанах шарами с цветными полосами, в розовых чулках с туфлями с дорогими пряжками.

Грузная сеньора появилась на крыльце, воскликнула со слезой в голосе?

— Господи! Сынок! Вот радость! Сколько лет ожиданий! Пабло, Колмонеро мой наконец-то приехал! Слава Богу!

Хуан не стал наблюдать сцену встречи и приветствий. Он с Пахо занялся мулами, полагая, что может воспользоваться услугами рабов.

Гости до глубокой ночи сидели у слегка горевшего камина. В горах было прохладно, к тому же дождливый сезон ещё не кончился. Сами испанцы родом были из района Уэска, что на севере Испании, в горах.

Хозяева долго уговаривали Хуана погостить хотя бы два дня, на что он с неохотой согласился.

— За это время познакомлюсь с предстоящей дорогой, — заметил Хуан. — А тридцать миль не так уж мало по горным тропам.

— Конечно! — поддакнул хозяин и предложил завтра же подробнейшим образом рассказать будущий путь. — У меня есть человек, отлично знающий все в горах тропы. Он вам выложит всё на тарелочке, дон Хуан! Оставайтесь!

Хуан долго беседовал с мулатом по имени Фома Безухий. Уха у него действительно не было, когда-то его отрезал прежний хозяин.

Выяснилось, что этот Фома знает даже усадьбу Рохелио де Азеведо, хозяина Лало.

— Ещё недавно был крепкий, словно гранит, а теперь раскис, — говорил Фома значительно. — Сын у него погиб при осаде Сан-Хуана английскими пиратами. Вернее не погиб, а умер от ран. Промучился почти год, сеньор.

— С ним можно будет договориться выкупить одного-двух рабов? — поинтересовался Хуан. — Хотел бы приобрести их.

— Он согласится, — с уверенностью ответил мулат. — Он вообще человек незлобивый. И не очень давит своих рабов. Им у него не так уж плохо.

Хуан теперь хорошо представлял себе скорую дорогу. Она проходила всего в пять милях севернее того поместья с доном Рохелио. Это устраивало Хуана и он решил заехать туда и договориться о выкупе Лало.

Радушный хозяин поменял Хуану мулов, предоставив ему отличных животных.