Глаза Сатаны

Глава 25

Копившееся недовольство Ариаса всё же вылилось в выяснение отношений. Мулат так переживал за свою долю в золоте, что его вывернуло наизнанку, когда он узнал, что получил Лало.

— Никчёмный метис получил больше, чем любой из нас! — В голосе Ариаса слышалось такое недовольство, что Хуан сильно задумался.

— Ты спешишь получить свою долю, Ар? — мирно спросил Хуан.

— А почему бы и нет? А ты всё тянешь!

— Я тяну потому что не вижу, куда ты её денешь сейчас. Скажи, и я тотчас тебе всё выложу. И мне не очень понятно, что тебя беспокоит? Лало? У него есть возможность управиться с долиной. А что мы? Мы уйдём на Монтсеррат. Возможно, вовсе сюда не вернёмся.

Ариас молчал, явно не соглашаясь с доводами друга.

Они находились в гавани, почти на внешнем рейде и берег темнел в трёх четвертях миди севернее.

— Ар, скажи мне прямо, — опять заговорил Хуан, — что ты задумал? Мне кажется, что тебя что-то тяготит. Мы смогли бы договориться.

После недолгого колебания, Ариас ответил:

— Ты занят только своими делами, Хуан! А я тоже хочу иметь свои интересы. И мне нужны деньги для этого.

— Хочешь отделиться, Ар? — спросил Хуан с чувством некоторой обиды.

— Как сказать. Посмотрю, сколько ты выделишь мне на мою долю.

Хуан долго раздумывал, сопоставлял, прикидывал. Выходило, что Ариаса не устраивает Хуан в роли вожака, капитана и вершителя всего.

Этот вывод сильно обеспокоил юношу. Было жаль, что такой друг и не понимает его. Что-то пробежало между ними. И это что-то ускользало от Хуана, как он не пытался додуматься.

— Мне жаль, что ты так думаешь, Ар, — с грустью заметил Хуан. — Но насильно мил не будешь. Тебе нужны деньги? Сегодня же можно их тебе вручить. Я поеду с тобой к тайнику, и мы разделим их. Согласен?

Ариас кивнул. Хуан остро ощутил его недовольный кивок, больше не стал ничего выяснять. В душе рос ком отчуждённости, обиды и грусти. Внутри что-то ворочалось неприятное, ощущение пустоты и неудовлетворённости. Говорить больше не хотелось.

Ближе к вечеру Хуан с Ариасом на лодке пристали к пристани. В молчании пошли искать мулов, чтобы не тащиться пешком, хотя это было совсем не так далеко. Уже в тихих прозрачных сумерках, они сошли с животных под недоумённые взгляды негра Кумбо.

— Нам необходимы деньги, Кумбо, — вместо приветствия молвил Хуан. — Дай нам лопату, друг. Как дела у сеньоры? Ты давно её видел?

— С тех самых пор о ней ничего не знаю, сеньор. Волнуюсь. Вы не навестите её? Очень хочется узнать о Мире, дон Хуан.

— Я подумаю, как это сделать, Кумбо. Мне самому охота повидать их.

— Спасибо, сеньор! Я буду молиться за вас!

Друзья молча прошли к тайнику. Фонарь едва выхватывал из темноты небольшой клочок земли. Хуан неторопливо стал снимать сначала пласт дёрна с хилыми побуревшими от сухости стеблями травы, потом углубился дальше.

Ариас с напряжением следил за работой. Потом не выдержал, спросил:

— Ты так доверяешь этому негру?

— А почему я не должен доверять ему, Ар? Он уже доказал свою честность и преданность.

— Что-то ты слишком глубоко копаешь.

— Скоро докопаюсь, Ар. Вот, уже близко.

Вскоре он отбросил лопату, вылез из ямки, бросил Ариасу устало, утирая с лица обильный пот:

— Вытаскивай сам, Ар. Я устал. И осторожнее. Мешок может лопнуть от лежания в земле.

Ариас с готовностью осторожно ступил в ямку, поднатужился и выдернул тяжёлый кожаный мешок.

— Чёрт, тяжёлый! Сколько же там, Хуан?

— Точно не знаю, — сухо ответил Хуан. — Считать будем? Или так, на глаз отмерим?

Ариас думал недолго. Он что-то в уме прикинул, молвил неуверенно:

— Да со счётом у меня дела не так хороши, Хуан. Сколько ты мне думаешь отвалить?

— Полагаю, что треть тебя должна устроить.

Мулат неопределённо пожал плечами. Хуан наблюдал за ним, понять его он не смог, но молчание принял за знак согласия. Только спросил:

— Здесь или понесём к негру в хижину?

— Тащить такую тяжесть? Лучше здесь! Я расстелю попону. Захватил.

Хуан развязал мешок. Он был жёстким, грубым. Пошире раскрыл его, запустил руку в глубину. Ощутил холод монет.

Он черпал пригоршнями монеты, горка на попоне росла. Мулат напряжённо следил за работой Хуана, а тот прикидывал глазами, сколько ещё нужно добавить. Потом приподнял мешок, посмотрел, проговорив устало:

— Вроде всё! Достаточно? — И повернул голову к Ариасу.

Ему ответило молчание, которое можно было расценивать как угодно. И у Хуана опять мелькнуло в голове: «Ариас наверняка что-то может задумать. Это молчание загадочно и неопределённо. Стоит быть поосторожнее с ним!»

После этого Хуан старался не оставаться к другу спиной.

— Ты уходи, Ар, а я зарою остаток опять в тайник. Меня можешь не ждать. Я, возможно, уеду к сеньоре. До скорого, Ар!

Мулат кивал, голос его, по-видимому не слушался хозяина. Волнение обуревало его, Хуан это чувствовал и ждал, когда тот удалится.

Наконец справился с волнением, молвил с хрипотцой в голосе, подхватив связанную попону:

— Пока, Хуан! Я пойду. Ты утром вернёшься?

— Да, конечно! Что мне долго быть в той хижине? До скорого, Ар!

Мулат удалился, быстро растаяв в темноте ночи, осторожно ступая по жухлой траве.

А Хуан ещё долго сидел в раздумье, пока шаги не отвлекли его от дум.

— Дон Хуан! Где вы? Ага, фонарь горит. Я уж думал, что произошло что-то, простите. Вам помочь, сеньор?

— Нет, что ты, Кумбо. Вот сижу, думаю, как быть дальше. Вот возьми себе несколько монет на жизнь, — юноша протянул негру руку.

— Зачем мне, сеньор? У меня всё есть. Лучше Мире их отдайте. Ока купит себе что-нибудь для души. Сеньора держит её в строгости, а девчонке так хочется побрякушек и ярких платьев! Отдайте ей, дон Хуан. Она будет очень рада и благодарна вам. Вы ведь едете туда?

— Да, Кумбо. Вот зарою свою часть и поеду. Ты иди спать. Уже поздно, наверное. Я тут сам управлюсь.

Негр ушёл, а Хуан с фонарём в руке пошёл искать новое место для клада.

Он не поехал к сеньоре. Было поздно, пришлось дожидаться утра.

Сеньора Корнелия встретила Хуана особенно приветливо. А Мира прыгала вокруг повизгивала, словно восторженный щенок.

— Хуанито, что так долго не показывался? Я уже и ждать перестала!

— Эсмеральда! — грозно прикрикнула старуха. — Отстань от молодого человека. Он приехал по делу, а не развлекаться. Угомонись!

— Ну что вы, донья Корнелия! — Вмешался Хуан немного смущённый столь бурным изъявлением радости этой шумной девчонки. — Вам привет от Кумбо. Он сильно переживает за вас, дамы!

— С чего бы это? Мы ведь часто и не видимся. Всего несколько раз в год. Шкандыбает ещё?

— Работает, сеньора. Вот просил передать сеньорите на подарки ко дню рождения, — и Хуан протянул Мире несколько дукатов, блеснувшим в этой хибаре совсем неприлично.

— Хуан, вы делаете плохо, — строго молвила старая сеньора. — К тому же у Кумбо нет таких денег. Это наверняка ваши. И мне это не нравится!

— Бабушка! Что ты говоришь? Хуан не обманет меня, правда, Хуанито?

— Эсмеральда! Как ты обращаешься с доном Хуаном? Безобразие! Где ты научилась такому обращению? На улице?

— Бабуля, но мы с… доном Хуаном лучшие друзья! Правда сеньор? — её тёмные таинственные глаза хитро блеснули в сторону юноши.

— Какие друзья? Ты с ума сошла, Мира! Сейчас же прекрати нести чушь.

— Донья Корнелия, не ругайте внучку, прошу вас! — Хуан смущался всё больше, но успел заметить, что гнев сеньоры не настоящий. — Мы действительно с Мирой друзья. И это нам вполне нравится. Верно, Мира?

Девочка запрыгала, радостно смеялась, а сеньора продолжала ворчать, но в этот раз поспокойнее. Потом отстранила девчонку в сторону, проговорив, обращаясь к Хуану:

— Что нового, Хуан, можешь поведать старухе? Чем обрадуешь?

Он посмотрел на Миру с определённым значением. Донья Корнелия строго шлёпнула девочку по затылку, сказала решительно:

— Ступай на улицу, негодница! Да смотри не впитывай всяких гадостей!

Мира стрельнула глазами на Хуана, усмехнулась и стремительно выскочила в дверь. Её босые пятки мелькнули по дорожке.

— Вот балаболка! — ругнулась сеньора. — Сладу с нею нет! Ты с ней построже, прошу тебя! Не позволяй ей распускать языка.

Хуан улыбнулся, понимая, что старуха просто так ворчит, от долгого одиночества. И, углядев вопрос в её глазах, рассказал про последние события, происшедшие в усадьбе дона Рожерио.

— Очень хорошо, мой мальчик, очень! И как это ты смог так жестоко обойтись с его дочерью? Ведь у вас была такая бурная связь.

Хуан удивлённо бросил взгляд на старуху. Он никогда даже не заикался об этом. А старуха тем временем продолжила развивать эту мысль:

— Я даже не была уверена, что ты сможешь выполнить всё то, что мы задумали. А ты даже сделал большее, мой дорогой мальчик! Я довольна. Но вот с сеньорой, я не хотела бы ей худого, Хуан. Да и дон Рассио не так плох. Но он сам хотел этого, верно я говорю, Хуан?

— Именно так, донья Корнелия. И я, и сеньорита умоляли его не принимать столь решительных действий. Но он посчитал своим долгом постоять за честь сестры… и своей, конечно. Ведь лейтенант, хоть и в отставке.

— Как же у тебя так хорошо получилось с ним, мальчик. Ты такой худой, и, думаю, не так уж и силён. А дон Рассио красив, статен, силён и намного выше тебя! Ты просто молодец, Хуанито!

— Простите, сеньора, — посерьёзнел Хуан, — как вы узнали о наших отношениях с Габриэлей? Об этом я никому никогда не говорил. Правда, в долине об этом все знали, но вы?

— Мой мальчик! Я иногда многое узнаю, что скрывают люди. Например, я вчера узнала, что у тебя с лучшим другом твоим произошла серьёзная размолвка. Он тебя покинул, и вряд ли ты его больше встретишь. Ты растерян, огорчён. Я верно говорю?

— К сожалению, донья Корнелия, вы правы. Но как такое получается у вас?

— Божье проведение, Хуан, — тихо отозвалась старуха. — Но вот о происшествии в усадьбе дона Рисио я ничего не узнала. Это меня удивляет и на многое заставляет взглянуть иначе.

— Вы, сеньора, говорите загадками. Я ничего не пойму.

— И не обязательно тебе понимать, Хуанито. Я вот подумала, не слишком ли мы далеко зашли с этой местью? Божье ли это дело?

— Не мне судить о таких вещах, сеньора, — немного смущённо ответил Хуан.

— Ладно, оставим наш неприятный разговор. Всё уже свершилось, но сдаётся мне, что ничего не закончилось. Ещё не закончилось.

— Что не закончилось, сеньора? — встревожился Хуан.

— Ещё не могу определённо ничего сказать, Хуан. Только полагаю, нас ждёт ещё одно испытание. Ты обязан быть постоянно начеку, Хуанито. Возможно, скоро мне явится прозрение. Поэтому посещай меня почаще, если можно. Это относится и к Эсмеральде, Хуанито, — и старуха посмотрела на молодого человека так пронзительно, что это заставило юношу поёжиться и немного заволноваться.

Он хотел спросить, уточнить её опасения, но не посмел. Сеньора ушла в себя, отрешилась от всего мира, закрыла глаза и ритмично покачивала туловищем, словно в полусне.

Хуан тихо вышел во двор, поискал Миру. Её нигде не было видно. Он вышел на улицу и заметил девчонку среди детей, играющих в камешки, что громко спорили за каждый пустяк.

Подошёл почти вплотную, прислушался к их грубым крикам, ругани и угрозам. Вспомнилось, как он сам так же играл в своём селе, в почти похожие игры, с такими же оборванными, грязными и всклокоченными сверстниками.

Вдруг Мира резко обернулась. Её глаза вспыхнули. Вскочив, сказала серьёзно, словно взрослая, очень похожая в этот миг на бабушку:

— Я почувствовала, что ты стоишь за спиной, Хуанито!

— Неужели? Разве так можно?

Хуана удивила эта резкость, серьёзность. Вдруг показалось, что перед ним не десятилетняя девочка в замызганном стареньком платьице, а взрослая девушка, красивая, образованная и внимательная.

— Ты что так задумался, Хуанито? что с тобой?

Он улыбнулся, посмотрел на притихших детей, порылся в кармане.

— Мира, я могу предложить твоим друзьям реал на сладости?

— На сладости? Конечно, Хуанито! Ребята, нам повезло! — Она выхватила из руки Хуана монетку, бросила её высоко вверх и потом весело наблюдала, как целая куча тощих грязных тел бросилась искать её.

— Зачем ты так, Мира? — осуждающе спросил Хуан. — Они могут подраться.

— Ну и что с того? А мне ты купишь сладостей, а?

— Ты пойди переоденься и мы пойдём в город. Там я тебе куплю всё, что захочешь. Согласна?

— Ой, правда! А бабушка разрешит?

— А чего ей не разрешать? Со мной она всё тебе разрешит, так ведь? — Хуан с хитринкой посмотрел на серьёзное лицо Миры.

— Почему ты так говоришь? — спросила ещё серьёзнее девочка, идя рядом и пыля босыми ногами. Она заглядывала ему в глаза, вопросы так и бегали в её тёмных глазах. Они были ярко-карими, очень глубокими и, как уже заметил Хуан, таинственными, чуть загадочными, но чаще всего озорно-весёлыми.

— Мне сдаётся, бандитка, что твоя бабушка всё о тебе знает, — заметил Хуан.

— Что знает, Хуан? О чём это ты?

— Не хитри, Мира! Ты знаешь, о чём я говорю. Я уверен!

— Вот и нет, Хуанито! Что она может знать? Я ничего ей не говорила.

Хуан улыбнулся, поняв, что девчонка догадывается о чём идёт речь, но хитрит, раззадоривает его, вызывая на продолжение интересного разговора.

— А что ты прошлый раз говорила мне? Вспомни!

— Мало ли мы болтали просто так! Ничего я особого не помню. А что?

— А то, что ты хитрющая девчонка! И тебя пора отшлёпать. Пока ты ещё маленькая и не очень обидишься.

— Ну и отшлёпай, Хуанито! Мне не будет больно!

— Тихо! Мы уже рядом и было бы неприлично, когда бабушка услышит наш глупый разговор. Беги переодеваться. Да не забудь умыться и ноги помыть!

Хуан присел на лежащий чурбак, наполовину изъеденный жуками. На душе было легко, мирно, приятно и спокойно. Он сидел без мыслей, просто купаясь в своём чувстве лёгкости, почти невесомости, отдыхая не телом, а душой.

Он вздрогнул, когда Мира стремительно выбежала к нему на улицу и тут же спросила, игриво заглядывая ему в глаза:

— Я красивая, Хуанито? Тебе нравится, как я выгляжу?

— Что-то ты слишком на взрослую похожа, — ответил Хуан, придирчиво оглядел нарядную девочку. Отметил, что умение одеться и носить одежду у этой девчонки с улицы явно имеется.

— Вот и хорошо, а то ещё подумают, что ты мой папа!

— А чего бы ты хотела? — задал Хуан провокационный вопрос.

Она взглянула на него с осуждением, усмехнулась своими тёмными глазами, скорчила гримасу кокетства.

— Хотела бы быть уже взрослой, Хуанито! — И стрельнула на него подозрительным взглядом.

— Думаешь взрослой лучше?

— А как же! Никто не заставляет делать то, что не нравится, свобода и вообще…

— Всё это не так, Мира! Даже совсем не так! Лучшее время жизни — детство. Уже в юности начинаются неурядицы. И знаешь, какие?

Мира вопросительно смотрела снизу вверх, ожидала продолжения, а в глазах бегали искорки любопытства. И, надоев ждать, спросила нетерпеливо:

— Ну что замолчал? Говори, Хуанито! Мне хочется это узнать.

Хуан улыбнулся. Потом проговорил, наклонившись ближе к её уху:

— Это любовь, моя милая Мира!

Она в недоумении вскинула озабоченную голову.

— Я думала, что… это… ну, Хуанито… Я полагала, что это так хорошо!

— Определённо! Если имеется взаимность и никто не мешает. Но так бывает очень редко. Родные считают далеко не всегда так, как хотелось бы любящим детям, Мира. И получаются трагедии, иногда очень печальные, но почти всегда люди мучаются. А потом могут происходить и всякие недоразумения… измены, всякие ссоры и всего много остального, что почти не оставляет места для того счастья, о котором влюблённые мечтали.

Девочка очень серьёзно слушала, бледнела лицом. Она долго не отвечала.

— И что, так происходит всегда, Хуан?

— Почти, моя Эсмеральда! Бывают исключения, но только исключения. — Хуан погрустнел, воспоминания нахлынули на него неудержимой волной.

Мира тоже молчала, впитывая услышанное. Потом тихо спросила, подняв голову с расширенными глазами.

— Хуан, ты любишь кого-то?

— С чего ты взяла, глупышка? Нет, конечно!

— А почему «конечно»?

Хуан пожал плечами, затрудняясь ответить. Но этот вопрос заставил его задуматься. Вспомнилась Габриэла, но тут он ясно осознал, что любви никакой не было. Скорей наоборот. Но что-то всё же между ними существует, этого отрицать он не мог.

— Кто его знает, Мира, — наконец ответил молодой человек. — Наверное, ещё не повстречалась мне такая девушка. Это не так часто получается.

Мира молчала, но они уже пришли к рынку, где люди толкались и галдели, мешали разговаривать. Хуан улыбнулся, спросил, отвлекаясь от серьёзного разговора:

— Что хочешь купить, Эсмеральда? Выбирай!

— Всё, всё, что хочу, Хуанито? — воскликнула она хитро, посмотрела сияющими глазами на юношу, и добавила: — А денег хватит у тебя?

— Для тебя хватит. Выбирай!

Она ещё раз глянула на Хуана, алчно заблестели глаза.

— Пойдём к лавкам, где торгуют украшениями! Я тебе покажу!

— Ну, я слушаю, — со смешком проговорил Хуан.

— Вот! — Она указала пальцем на серьги и ожерелье из ярких гранатов в золотой оправе. — Можно?

— Всего-то? А бабушка? Что она скажет, и что ты скажешь ей?

Девочка поникла, потом всё же смело ответила:

— А можно ей ничего не говорить, Хуанито?

— Так она всё равно узнает, Мира. Разве ты сможешь это скрыть от неё?

— Правда, Хуан! Бабушка обязательно узнает. Что ж делать?

— Я придумал! У тебя скоро день рождения, а я вряд ли смогу быть у тебя! Пусть это будет тебе подарок от меня! Как, подходит, а?

Её яркие губы растянулись в улыбке, глаза заблестели озорно.

— Вот здорово ты, придумал, Хуанито! Наклонись ко мне, — прошептала она.

Он наклонился, и Мира стремительно коротко поцеловала его в губы.

Хуан чуть не отшатнулся, но удержался, ощутив прилив нежности, смущения и волнения одновременно. А Мира покраснела до корней волос, отвернулась, не в силах посмотреть вверх.

— За это, ты получить от меня!.. — Он не закончил, не придумав ещё кару.

— Что я ещё получу, Хуанито? — тут же вскричала девочка. В голосе слышался отчаянный вызов, готовность броситься головой вниз в ледяную воду. И Хуан это подметил. Волнение усилилось. Пришлось унять его продолжительным молчанием.

— Почему не отвечаешь? — в её голосе звучали уже спокойные тона.

— Ты меня смутила, Эсмеральда. Я не знаю, что ответить. Лучше купим твои украшения, а там посмотрим. Смотри лучше, не ошибись. Ты, наверное, в этой лавка побывала, а?

Она с готовностью закивала головой. Взяла его за руку.

— Спроси ты, Хуан. Я боюсь.

— Чего ж тут бояться. Я рядом ведь. Спрашивай.

Девчонка тихо заговорила, лавочник плохо слышал её тихий голос.

— Сеньорита спрашивает показать ей вон те украшения. — Хуан указал.

— Деньги у вас имеются, сеньор? — с недоверием спросил лавочник.

Хуан вытащил мешочек, встряхнул его.

— Лучше поспеши, сеньорита не хочет ждать.

— Извольте, — засуетился лавочник. — Прошу, сеньорита, — и он разложил на прилавке серьги и ожерелье.

Мира с затаённым восторгом взирала на них, боясь тронуть руками.

Хуан молча взял ожерелье, застегнул его сзади на шее, серьги отдал Мире, попросив купца:

— Зеркало, где зеркало? Подай, голубчик.

Мира вертела головой, меняла серьги, восторженные глаза не могли оторваться от восхитительного зрелища. Наконец она вздохнула, повернула потухшие глаза к Хуану.

— Но это же, наверное, очень дорого, Хуан?

— Сколько я должен? — обратился он к купцу.

Тот назвал цену. Хуан с недоумением посмотрел на жадного купца, отсчитал немного меньше, проговорил жёстко:

— Никогда не жадничай, голубчик! Это не поможет тебе! Пошли, Мира!

Купец было бросился возражать, но Хуан уже вышел, держа Миру за руку.

— Хуан, это же так много! — ужаснулась девочка. — Мне даже страшно стало! И идти с ними как-то неудобно. Вдруг кто из знакомых увидит?

— Пустое, Мира! Ты и не такое должна иметь! Только подождать надо немного. Иди и не волнуйся. Ты довольна?

— Да! Я и мечтать не могла ни о чём подобном, Хуанито. Можно тебя ещё раз поцеловать? — Мира покраснела, но не очень сильно.

— Пока нельзя, моя Мира, — усмехнулся Хуан. — Пойдём к цирюльнику. Я побреюсь, постригусь, и тогда можешь сколько угодно. А ты должна надушиться лучшими духами, какие найдутся у цирюльника. Согласна?

Она молча кивнула, но было видно, что немного огорчена затяжкой её порыва, её желания поблагодарить своего благодетеля.

Хуан долго разглядывал себя в зеркале, поданном цирюльником. Повернулся к Мире, спросил с неловкой улыбкой:

— Так лучше? Тебе нравится?

— Ой! Конечно, Хуанито! Ты совсем неузнаваемым теперь стал!

Они вышли, прошли молча немного, потом Мира приостановила шаг, повернулась к Хуану, покраснела и прошептала:

— А теперь ты позволишь мне тебя поцеловать?

— Теперь можно, моя Эсмеральда! — с наигранной весёлостью и бравадой, ответил Хуан. Наклонился и Мира опять осторожно прикоснулась своими трепетными губами к его губам.

— А ты можешь меня поцеловать? — опять покраснела Мира.

Он отечески обнял девчонку, вдыхая аромат её духов и детства. Она была немного влажной от волнения. Он нежно поцеловал её в щёку, потом повернул лицо и поцеловал в другую.

— Почему не в губы, Хуанито?

— Глупышка, в губы целуют только влюблённые и супруги, — немного растерянно ответил Хуан. Он был явно обескуражен, взволнован этой наивной девчонкой, не знал, как вести себя.

— Я слышала об этом, Хуанито, — ответила Мира, понурила голову, но потом всё же продолжила: — Мне всё время об этом мечтается!

Хуан не на шутку испугался. Эта девчонка совсем спятила, он в недоумении смотрел на неё, не зная, как ему поступить. Мира тоже молчала, подавленная собственной смелостью и страхом перед осуждением и стыдом.

— Ты о чём это думаешь, Мира? — наконец выдавил он нерешительно. — Ты так юна, ты ещё малая девчонка, и не должна так думать! Откуда такое у тебя?

— На улице часто об этом говорят, — тихо сказала она, покраснела, словно поняв, что сказала очень стыдное и неприличное.

— Тебя необходимо послать в монастырь, Эсмеральда! — Строго сказал Хуан. — Там тебя научат правильно себя вести, не говорить глупости разные!

— Мы же друзья, Хуан! А друзьям надо говорить обо всём, что в голову придёт. Ты старше, и уже много повидал. Кто, как не друг, вроде тебя должен помочь мне понять жизнь? К бабушке с этим никак нельзя обратиться, а на улице много гадостей говорят. А тебе я доверяю.

— Мира, всегда оказываются тайны, которые не стоит высказывать… даже друзьям. Особенно, если друзья такие, как мы с тобой.

— Какие? — спросила Мира с испугом.

— Ну… Ты девочка, а я всё же мужчина, хоть и твой друг. Ты поставила меня в неловкое положение. Я никак не могу принять условия твоей игры.

— Какой игры, Хуан? — воскликнула Мира. — Я не играю!

— Так говорится, Мира! Об этом не говорят постороннему мужчине… Особенно такие маленькие девочки. Давай оставим этот разговор! Он глупый!

Мира обиделась, но, как показалось Хуану, это лишь способ скрыть своё замешательство.

Они подошли к дому. Дети, игравшие по-прежнему, окружили Миру, заметив новые украшения на ней. Возгласы, крики, смех слышались со всех сторон, а Мира преобразилась, крутилась среди этого оборванного грязного народца, и всем показывала дорогие украшения, как ей казалось.

— Мира, бабушка зовёт, — вмешался Хуан в её игру. — Пошли домой. Обед готов, а мы с твоими разговорами совсем забыли купить хорошей еды. Сбегай в ближайшую лавку с детьми, купи чего-нибудь вкусного и угости друзей. — Хуан вручил ей два реала.

Гурьба умчалась, а Хуан остался на улице, присев на чурбан у калитки. Сеньора Корнелия вышла, молча села рядом, вздыхала, молчала, потом сказала поникшим тоном:

— Беспутница опять приставала к тебе, Хуан?

— Да вроде, сеньора, нет… А чего это вы так спросили?

— Так, — ответила старуха. — Знаю, что она только о тебе и думает. Постоянно спрашивает, когда ты появишься здесь. Вот взбалмошная девчонка! Не слушает старуху. Сладу с нею нет.

Хуану стало не по себе от таких слов. Но в них он не услышал осуждения, лишь беспокойство за внучку. С ответом он не нашёлся, продолжал молчать. Молчала и старая женщина, вздыхала, утирала пот с шеи, морщинистой и тощей.

Мира примчалась в окружении ватаги сосущих леденцы детей. В руках держала свёрток, протянула его бабушке, проговорив скромно:

— Это Хуан настоял, бабушка. И вот… посмотри, — и указала на подарки.

— Ко дню рождения, бабушка, — ещё тише закончила она.

— Выпросила, однако, бесстыдница!

Больше она ничего не сказала, взяла свёрток и тяжело поднялась с чурбака. Оглянулась на внучку, внимательно оглядела её и опять же молча удалилась, безвольно покачав головой.

Мира с Хуаном переглянулись, улыбнулись друг другу заговорщицки.

— Как это бабушка ничего не сказала, а?

— Почему ничего? Кое-что сказала, — улыбнулся Хуан. — И слава Богу!

— Я теперь до самого дня рождения их не одену, — и она повернула голову в разные стороны, показывая серьги. — Нравится?

— Мне — да! Но это не значит, что твой выбор удачный.

— Почему? Мне они очень нравятся и хорошо подходят.

— Ты лучше у бабушки спроси. Она в этом толк знает и понимает, что хорошо, а что не очень. У неё большой опыт по этой части. А я… — он махнул рукой, давая понять, что с ним об этом лучше не говорить.

Из хижины потянуло запахом вкусной еды. Мира с весёлым видом проговорила, жадно втягивая носом струи запаха:

— Скоро бабушка позовёт к столу. Есть хочется!

Хуан думал совсем о другом. Вспомнил, что Лало не захотел ехать к хозяину, заявив, что попытается выкупиться сам со временем. По-видимому, ему не терпелось вступить во владение долиной. Юноша улыбнулся, представляя, как изумятся его односельчане свалившемуся счастью.

Перед закатом Хуан распрощался с доньей Корнелией. Мира упросила проводить его до дороги, на что бабушка посмотрела осуждающе.

— Ты долго будешь отсутствовать? — спросила девочка очень беспокойно.

— Не знаю, Мира. Я должен уйти на один остров. Там у меня дела остались. Думаю, что двух месяцев мне хватит.

— Постарайся вернуться к моему дню рождения, а! Можешь?

— Постараюсь, — ответил Хуан, вовсе не уверенный в исполнении обещания. — Иди домой. Бабушка может поругать за твоё ослушание. Слышала, что она тебе сказала? Беги!

— Дай я тебя поцелую, Хуанито! Подними меня к себе.

Хуан с неохотой исполнил её просьбу. Она прижалась к нему, губы её с силой вдавились в выбритую щёку.

— Обещай, что больше не будешь так зарастать бородой, Хуанито!

— Тебе так нравится? — поцеловал он её в бархатную щёку.

— Ага! Ты так совсем молодой, словно мальчишка!

— Хорошо! Я обещаю больше не появляться перед твои очи с бородой. Может, и эту сбрить, — он указал на крохотную бородку клинышком.

— Не возражаю, — блеснула она глазами. — А что ты мне привезёшь с твоего острова?

— Тебе понравилось получать подарки, Эсмеральда?

— Ещё бы, Хуанито! Привезёшь?

— Вот шельма! Конечно! А что ты хотела бы?

— Сам определи! Хочу на твой выбор и вкус. Договорились?

— Договорились! Ну, а теперь слезай и беги домой, пострелёнок!

— Фу, какое слово! Но я и такого тебя люблю, Хуанито! А ты любишь меня?

— Конечно, девчонка… только, как сестру. Ты понимаешь?

— Но я ведь ещё маленькая! Потом ты сможешь полюбить меня иначе… как, — она запнулась, покраснела, договаривать не стала, спрыгнула с мула и побежала назад.

Хуан обернулся. Она тоже повернулась, остановившись. Махнула рукой и опять побежала. Подол платья развевался на ветерке, порхая крыльями бабочки в тонувшем в редких сумерках воздухе.

Юноша улыбнулся, тронул мула и поехал. Улыбка ещё долго не сходила с его губ, а в голове неторопливо перекатывались приятные мыслишки, сосредоточиться на которых он никак не мог.

Лишь проехав бо́льшую половину до моря, он стал рассуждать трезво.

«Какая непосредственная, открытая девчонка! Постоянно ставит меня в тупик своими вопросами и предложениями! Однако она очень симпатичная. Не то, что Габриэла с её жёсткими глазами и выражением лица. Интересно, как Мира будет выглядеть через пять лет?»

Эти мысли и рассуждения были приятны ему. Хоть одна душа есть в этом мире, кто любит его без оглядки на положение, деньги и прочую чепуху богатых людей.

Потом ему показалось, что ехать на Монтсеррат не очень-то и хочется. И вспомнил про Ариаса. Подумал с сожалением: «С чем он встретит меня? Останется ли со мной, или уже исчез? Стало быть, в отношении с золотом, всякая дружба может лопнуть, как мыльный пузырь? Неужели так велика сила золота? А что? Вполне возможно. Только оно даёт человеку настоящую свободу и независимость. Значит, и мне не стоит разбрасываться им, если хочу быть вольной птицей».

На баркас он ступил после долгих блужданий по гавани. На прежнем месте его не оказалось.

— Дьявольщина! — ругнулся Хуан. — Какого чёрта меняете место стоянки?

— Это я распорядился, Хуан, — ответил Ариас. — Что-то подозрительно одна лодка шныряла тут поблизости. Высматривала что-то.

— Хорошо! У вас всё готово к походу?

— Ты хочешь идти завтра на рассвете? — опять спросил Ариас, пытливо заглядывая другу в глаза.

— А чего тянуть? Ждать, пока штормы участятся?

Ариас пожал плечами.

— Кристобаль говорит, что всё готово к отплытию. Ты его берёшь?

— Нет. У него здесь семья, дом. Пусть уходит тотчас. Он своё отслужил.

Все простились с метисом, он благодарил Хуана, но тот был скуп на слова, торопил с отплытием. Лодочник терпеливо ждал, когда сможет отвалить и удовлетворить своё любопытство, расспросив знакомого про этих загадочных людей с белым начальником.

— Ребята, рано утром поднимаем парус, — Хуан при свете фонаря приглядывался к своим людям. Их было всего трое. — Ар, ты научил их хоть немного?

— Ты дал мне больше времени, чем я полагал. Они справятся с работой. Надеюсь, шторм нас не захватит. Тогда и посмотрим, на что они годятся, — он скептически оглядел тихо стоящих негров.

— Будем идти близко к берегу, и в случае опасности шторма, тотчас пристанем. Провианта достаточно? Воды?

— На месяц хватит. Я тем более рассчитывал и на Кристобаля, — Ариас самодовольно усмехнулся.

— Вахту будем стоять по два человека, — распорядился Хуан. — Это тяжело, но больше людей у нас нет. Если погода будет тихая, то я посмотрю, как изменить порядок. Сегодня сторожим по очереди. По одному. И не спать!

К полудню берег посёлка растворился вдали. Ветер был не сильным, немного встречным. Шли длинными галсами, редко приближаясь к побережью.

Ночь обещала быть звёздной, закат не предвещал ничего плохого.

— Идём всю ночь, ребята. Можно стоять по одному. Только без риска и внимательно глядеть. Море всегда может преподнести неожиданность. И галсы держать короткими, чтобы далеко не уходить от берега.

Баркас делал не больше трёх узлов. Если так продержится и дальше, то за неделю можно рассчитывать добраться до места.

Так полагал Хуан, прибрасывал на непредвиденные обстоятельства, встречный ветер или штиль. Потому он положил на путь до острова десять дней.

Он постоянно сверялся со старой картой, часто смотрел на компас. Волнение не покидало его. Особенно он беспокоился за отрезок пути, когда они должны будут делать переход от острова Санта-Крус до Сент-Кристофера.

— Это открытое море и преодолеть его за день нам никак не удастся, — говорил он Ариасу с беспокойством. — Только одна надежда на более благоприятный ветер, если он не изменится.

— Тут мы ничего не сможем поделать, Хуан, — отвечал Ариас. — Можно ваяться за вёсла, но это слишком трудная работа.

Хуан ничего не ответил. Они проходили порт Гуаяма и от него решили идти прямо к Санта-Крусу. Здесь ход баркаса прибавился. Ветер посвежел, негры забеспокоились, качка усилилась.

Было предвечернее время, Хуан тщательно изучал карту, определял маршрут, надеясь на компас. В открытом море, да ещё ночью, когда нет никаких ориентиров на берегу, можно надеяться только на везение. Течения легко могут изменить выбранный маршрут.

Потому Хуан весь ночной переход простоял у румпеля, постоянно следя за показаниями компаса.

Утром горизонт оказался пустым. К утру ветер немного стих, но потом задул свежий. Он переместился румба на три южнее, что увеличило ход баркаса почти до пяти узлов. Это радовало, но неизвестно, куда точно они идут.

Хуан даже спать не хотел, так нервничал и волновался. Наконец он полез на мачту, но подзорной трубы у него не было. И всё же на горизонте заметил признаки земли. Она тянулась по левому борту и её уже проходили.

— Земля слева! — Хуан радостно бросился к румпелю, матросов послал на снасти, баркас неохотно лёг на другой курс. После полудня остров скрылся за горизонтом. А Хуан гадал, что это был за остров. Определить местонахождение судна он не мог, даже, если бы были инструменты. Теперь только одна надежда, что он выдержал правильно намеченный маршрут.

Но тут Ариас, тоже полезший на мачту, закричал вниз:

— Хуан, остров слева по борту!

Хуан бросился на мачту, торопя Ариаса быстрее слезть. Он долго всматривался в очертания берегов. Этот остров был ближе пройденного, и Хуан с большой долей неуверенности, решил, что это Невис. Если это так, то им сильно повезло. Но могло быть и иначе.

— Если мы не сбились с пути, то стоит подумать о большой свечке в первой же церкви, — проговорил Хуан бодро. — К вечеру можно ожидать на горизонте наш остров.

Хуан долго рассматривал карту. Выверял маршрут, чтобы не пройти Монтсеррат.

— Эй, Сибилио, лезь ка мачту и постоянно смотри вперёд. Должен появиться остров на горизонте. Смотри не прозевай его, — и Хуан пригрозил негру.

Прошло три часа в тревожном ожидании. Наконец с мачты донеслось:

— Сеньор, вижу землю! Прямо по курсу! Чуть правее!

— Нам надо к западному берегу, — проговорил Хуан. — Мы немного отклонились влево. Вовремя заметили.

Хуан подправил румпель, подтянули шкоты, и баркас ходко пошёл к острову.

Уже в темноте наступившей ночи, подошли к берегу. Нигде не видно ни одного огонька. Тихо на берегу.

— Хуан, ложиться в дрейф следует, — предложил Ариас. — В темноте мы легко пройдём нужное место.

Хуан согласился. Убрали парус.

— Приготовить вёсла на случай, если ветер угонит нас в море, — распорядился Хуан. — Ариас и Сибилио могут идти спать. Я с Пахо будем стоять вахту.