Алина приехала поздно вечером. Максима еще не было дома. Нахмурилась, прошла в комнату. Они не виделись уже больше двух недель. «Мог бы и пораньше сегодня вернуться, – с обидой подумала она, – мне еле-еле удалось вырваться, а он все еще торчит на своей работе. Как будто не мог перенести свои дела!» Но увидев на диване подарочную коробку, перевязанную алым бантом, удивленно подняла брови и быстрыми движениями стала разворачивать подарок. Это был изысканный набор дорогого белья известной французской марки. И еще подарочная карта в любимый Алиной салон красоты, который находился недалеко от дома Максима. Обида растаяла.
Поздно вечером, когда модные разноцветные бокалы из муранского стекла были пусты, а тонкое белоснежное белье лежало на полу возле дивана, Алина спросила Максима:
– У меня тебя и так непозволительно мало, может быть, ты не будешь работать в те дни, когда я приезжаю?
Максим поцеловал ее макушку.
– Малыш, ну ты ведь сама понимаешь, что свой бизнес всегда более непредсказуем, чем офисная работа. Mindberry быстро и успешно растет, все время появляются новые задачи. Как ни странно, мужчины идут к нам очень активно. И фокус, похоже, действительно смещается в сторону бизнес-консалтинга. Личные проблемы оказались не самой актуальной темой для обсуждения. Больше всего наших клиентов интересует бизнес-стратегия с учетом психологических особенностей менеджерской команды. Некоторые пытаются выяснить слабые стороны конкурентов и в зависимости от анализа планируют свои дальнейшие шаги. В общем, надо переориентироваться на коучинг или менторство. Тем более клиенты оказались даже более состоятельными, чем я ожидал. Здесь нужна просто ювелирная работа. Конечно, и времени, и нервов это отнимает достаточно. Но игра точно стоит свеч. К тому же с ростом бизнеса появляется необходимость в правильном финансовом планировании, оптимизации налогов. У меня и раньше был плотный график, но теперь у меня однозначно не хватит времени. Я сейчас в поисках зама с финансовым образованием, плюс нужен эйчар минимум на полставки и бухгалтер на постоянку. В общем, я совсем зашиваюсь…
– Слушай, – с готовностью предложила Алина, приподнявшись на локте, – а хочешь, я буду у тебя бухгалтерию вести? Все равно я собираюсь закончить работу у Эдика. Мне кажется, это как-то неправильно – продолжать заниматься его делами после того, как мы развелись.
– Ну не знаю… Я думаю, ты зря так горячишься. Вы же почти не пересекаетесь по работе, да и ты там всю кухню прекрасно знаешь. Не надо заново ни во что вникать и тратить время. В крайнем случае можно и удаленно работать. А вот нам с тобой точно не стоит дебет с кредитом сводить. Как ты сама видишь, рабочие отношения с личными лучше не смешивать. У нас ведь есть с тобой и поинтереснее занятия, да, малыш?
Максим потерся подбородком со свежепробивающейся щетиной об округлое плечо Алины и одними губами прикусил ее за шею.
– Кстати, между прочим, в этом году из-за работы я пропустил свой отпуск. Мне кажется, что это надо бы как-то исправить.
– Я бы очень хотела… – мечтательно протянула Алина, – но как? Я же не могу детей сейчас оставить, и к тому же уже осень…
– Да ладно! Осень только началась. Полно мест, где сейчас просто отличная погода. Я вообще жару терпеть не могу. И уж на неделю мы точно сможем вырваться. Мне кажется, что ваша украинская бабушка уже очень долго отдыхает. Пора бы вернуться и посидеть немного с внуками.
– Легко сказать… Ладно, давай попробую с ней поговорить. Сережка как-то опять разнервничался. Я ведь тебе рассказывала, что ему показалось, что он узнал то место, где пропал его дедушка.
– Блин, Алина, ну я же тебе как врач говорил: оставьте ребенка в покое. Вы его доломаете просто. Все, забыли эту историю. В конце концов, это же просто дед. Не надо культивировать у ребенка комплекс ответственности. И о себе, Алин, тоже не стоит забывать. Отдых – это восполнение ресурса. Ты ведь помнишь, до чего ты себя довела своей самоотверженностью?
– Да я бы с радостью куда-нибудь поехала, – вздохнула Алина. – Летняя поездка в Испанию для меня была не отдыхом, а настоящим стрессом. Имитация радости ради детей. А ты, кстати, хочешь в какое-то конкретное место?
– Слушай, ничего определенного… Я вообще только что об отпуске задумался. А давай знаешь как сделаем, чтобы интереснее было? Я буду крутить карту, а ты закроешь глаза. Куда попадешь пальцем, туда и едем! Идет?
Глаза у Алины заискрились. С Максимом все получалось как-то необычно легко и интересно. Просто человек-праздник. А еще умный, ироничный и решительный. Без вечной рефлексии и затаенной грусти в глазах.
Алина присела, прикрыв грудь одеялом, и зажмурилась. Через пару секунд она уже кричала от восторга:
– Исландия! Мамочки, Исландия!!!
На кровати, мерно раскачиваясь взад-вперед, сидел большеголовый лысый человек лет сорока пяти с выпуклыми глазами под отечными веками. Он безразлично посмотрел на вошедших и сплюнул на пол.
– Ну вот, Рябов Николай Михайлович, в прошлом охранник ювелирного салона. Получил в драке железной арматурой по голове. Открытая черепно-мозговая травма. Хирурги спасли только жизнь, а вот личность у них, увы, сохранить не получилось. За годы, проведенные у нас в больнице, динамика почти несущественная. Я думаю, что если бы родные не поспешили от него избавиться, а потратились бы своевременно на операции и реабилитацию, то картина была бы не такой печальной. А это, собственно говоря, медкарта нашего Николая Михайловича с его фотографией и историей. Можете сравнить. Ну, теперь вы удовлетворены? А насчет геолога… У нас действительно есть восьмидесятилетний дедушка с деменцией. Его, кстати, исправно навещают дочь и внуки. Про кого там еще вам Николка рассказывал? Про шахматистов, кажется? Шахматисты-любители тоже присутствуют. Их, мне кажется, человек пять-семь наберется. Да и сами санитары не прочь иногда поиграть. Про дальнобойщика не скажу, откуда Коля взял почву для фантазий. Полагаю, что он насмотрелся на фуры за время своих походов из монастыря и обратно. В общем, думаю, что нам надо идти: не стоит беспокоить пациента. Видите, он волнуется.
Сидящий на кровати Николай Михайлович прекратил раскачиваться и стал яростно хватать бумажные листы газет, лежащие рядом с ним на тумбочке, комкать их и бросать на пол.
Эдуард вышел из корпуса как в тумане. Он не помнил, как попрощался с главврачом, не помнил, как проходил через пост охраны, как открыл дверь машины. Из оцепенения его вывел только чуть хрипловатый окрик:
– Родной, да что ж ты не слышишь, я за тобой устала бежать!
Перед Эдуардом стояла запыхавшаяся полная женщина в розовой ветровке с двумя большими сумками в руках.
– Соколик, ты в город едешь, а? Подвези ради бога. Мне к сестре срочно надо. У нее давление за двести, а она, дура, скорую боится вызывать. Подвези, родной? Автобус только через час будет.
Эдуард обреченно вздохнул. Ему уже порядком надоели больничные попутчики с их полубезумными разговорами. Он больше не хотел слушать никаких новостей из психбольницы. Уехать бы и забыть об этом месте навсегда. Только рану разбередил себе непонятной надеждой. Идиот! Следователь уже через месяц после пропажи отца сказал, что шансов найти его живым почти нет. И недавно рукоположенный отец Игорь, который терпеть не мог обсуждать свое оперативное прошлое, давно уже посоветовал смириться и принять Божий промысел. К тому же Сережка опять начал стонать по ночам. От переполнявшего отчаяния Эдуард хотел уже матом послать настойчивую пассажирку, которая без спроса, охая и кряхтя, залезала в его высокую машину, но только сплюнул и, плотно сжав челюсти, повернул ключ зажигания.
Как назло женщина не закрывала рта всю дорогу. На ее вопросы Эдуард отвечал односложно, показывая, что совершенно не настроен на беседу. Но попутчицу это не смущало. Через двадцать минут Эдуард уже в подробностях знал о нелегкой жизни несмолкающей Галины Сергеевны.
– Вот такие пироги, соколик, очень тяжко одной, – смахивая слезу, продолжала свой рассказ бабенка. – Что имеешь – не ценишь. Я ж только сейчас поняла, что как у Христа за пазухой с Иваном жила. Много ли в перестроечное время было женщин, которым работать не надо? Это сейчас у богатеев жены все сплошь домохозяйки. А тогда редкость. До перестройки Иван у меня зампредседателя колхоза работал, а потом кооператив сделал, предпринимателем стал. Бизнес-то хоть небольшой, но деньги всегда были, и все в дом нес. И квартира была в городе, и коттедж построил. А потом онкология эта проклятая его изводить стала. Мы все попродавали, когда лечились, а толку все равно чуть. Только деньги тянули. В Израиле ему последнюю операцию делали. Мы как раз коттедж тогда продали. Врачи говорили, что выберется, а вон… схоронила его три года как. Одна теперь маюсь. Денег нет, домишко деревенский крохотный весь на мне. Мужика нету. Работать некому. Пошла, видишь, санитаркой в дурку эту. Одна радость – из дома пешком хожу. Ну, сестра помогает немного. Но она сама уже пенсионерка. Я тоже на пенсии. Но стажа-то у меня не было почти, на минималке выживаю. Ну и здесь копейки свои получаю. А работа – врагу не пожелаешь, с дерьмом-то возиться. Не знаю уж, как из этого кошмара выбраться. Нет у тебя, родной, мужчины подходящего, приличного?
– Нет, – кратко ответил Эдуард, но, чувствуя на себе пристальный взгляд попутчицы, ожидавшей более подробного ответа на свою исповедь, прибавил: – Думаю, вам лучше в деревне своей поискать подходящую партию или в больнице кого-нибудь из персонала, сторожа там или охранника.
– Ох, видно, что ты в деревне-то никогда не жил. Там либо пьянчужки остались, либо подкаблучники, которые за юбки держатся. А в больнице у нас из персонала молодежь одна. У кого здоровья хватит в солидном возрасте с дураками-то работать? Была у меня, правда, одна попытка, да не вышло ничего. Мужчина один приличный у нас был. И звали интеллигентно так – Георгием. В институте даже преподавал, но слабохарактерным был. Схоронил жену и пить начал. До глюков всяких упивался. Ну, дочка его, тоже из образованных, она с отцом в институте работала, решила его здесь подлечить от зависимости. И вроде все хорошо было. Доцент наш прямо на лечении преображаться начал. И даже глаз на меня положил. Я уже думала, счастье свое нашла. А тут беда откуда не ждали. Дочку его насмерть машина сбила. Бывает же так: подлецы живут-поживают, а у хороших людей – беды одни. Ну и все, совсем у Георгия крыша поехала. Родственников у него больше не было. Никому он стал не нужен. Доктора над ним бились-бились. Все без толку. Вообразил себе, что он не преподаватель истории, а политрук в армии. Ходил тут приказы раздавал. Говорил, что у него сыновья на Севере служат и скоро за ним приедут. Ну, в общем, совсем того стал. А потом где-то через полгода его в котельной нашли. Повесился. Вот что за беда с мужиками?! Раскисают хуже квашни. Ни себе жизни, ни людям. Потом еще у нас геолог интересный появился в больнице. Умный мужик, видный такой, молчун, правда, но тоже с головой проблемы большие. В общем, у нас контингент неподходящий. Да, соколик, поворачивай вот тут и останови у рынка. Мне как раз тут выходить. В общем, если у тебя на примете будет какой приличный мужчина одинокий, ты уж вспомни обо мне, пожалуйста.