Когда Алина добралась до дома, была почти полночь. Свет в квартире был выключен. Алина тихо разделась и на цыпочках подошла к комнате дочери. Дверь была закрыта. Алина постучалась, но Марина не ответила. Алина постучалась еще раз, чуть сильнее. Потом она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Кровать Марины была убрана, самой девочки в комнате не было. Алина остановилась в нерешительности, но потом обреченно вздохнула и направилась в спальню мужа.
Эдик негромко храпел, обнимая левой рукой спящего сына. Алина вновь остановилась. Будить мужа ей было неловко. Точнее, уже не мужа, а спящего на кровати человека, который перестал быть любимым, но еще не успел стать чужим. Она смотрела на Эдика и чувствовала, как внутри шевелилось что-то странное и необъяснимое. На секунду ей захотелось прилечь рядом с ними и просто заснуть. А потом проснуться утром и понять, что все произошедшее за последние два года – просто длинный и запутанный сон.
– Эдик, – чуть слышно позвала Алина, – Эдик, проснись.
Он вздрогнул и открыл глаза:
– Чего тебе?
– Ты знаешь, где Марина?
– У подруги осталась. Не мешай нам спать.
– А ты знаешь, что… что с ней случилось?
– Ничего не случилось, – не глядя на Алину, ответил Эдуард, – просто у Кати осталась. Иди в детскую. Сережка здесь сегодня поспит.
– Я не про это, – прикусив губу, собралась с силами Алина. – Ты вообще знаешь, что у нее произошло? Что она… что она беременна?
Эдуард подскочил в кровати.
– Ты вообще в своем уме? С чего ты взяла?
Алина сглотнула подступающие слезы и пошла в гостиную. Эдуард впопыхах надел висевшие на спинке кровати домашние брюки и быстро направился вслед за бывшей женой.
Они молчали и не смотрели друг на друга. Алина сидела на диване, обхватив колени руками, а Эдуард, сжимая и разжимая кулаки, ходил из угла в угол. Наконец он прервал молчание:
– И что мы будем делать?
– Я не знаю, – чуть слышно ответила Алина, – Максим считает, что выбора нет, что она сломает себе жизнь, если оставит…
– Бля! – прорычал Эдик. – Какого хера ты обсуждаешь нашу дочь с этим… с этим…
Но он не договорил, только выругался еще раз и вернулся в спальню. Алина осталась неподвижно сидеть на диване. Она слушала мерное тиканье часов и плакала.
Эту ночь она почти не спала. В те редкие промежутки, когда сознание затуманивалось и Алина задремывала, ее мучили кошмары. Она барахталась в мутной воде, пытаясь спасти тонувших детей, которые постоянно выскальзывали из ее рук. Как только ей удавалось найти в коричневой толще воды одного, то из ее рук сразу же исчезал второй. И Марина почему-то была совсем маленькой, младше Сережки. Алина задыхалась, захлебывалась и просыпалась.
Когда за окном забрезжил поздний ноябрьский рассвет, она окончательно встала, приняла горячий душ, выпила две чашки крепкого кофе и вышла из дома. Ей совершенно не хотелось вновь встречаться с Эдуардом, и она решила подождать дочь у дома подруги. На улице был разлит сырой вязкий туман. Не было видно ни серых многоэтажек, ни обнаженных крючковатых деревьев. Только тусклый свет фонарей с трудом пробивал густую молочную взвесь. Алина сначала хотела пойти пешком, но потом передумала и села за руль. Еще не было и девяти утра, поэтому она решила не будить Марину и подождать ее у подъезда. Она сидела в машине и пыталась составить несколько вариантов развития разговора.
Эдуарду эта ночь тоже далась непросто. Он смог заснуть только под утро, но спал крепко и без снов. Сережа разбудил его около десяти часов утра. Когда погруженный в свои мысли Эдуард готовил на кухне завтрак, зазвонил телефон. «Дядя Витя… Только его сейчас не хватало», – с досадой подумал Эдик. На разговор совершенно не было сил. Но все же он нажал на кнопку «ответить».
– Эдик, доброго тебе утра. Нам надо срочно встретиться и поговорить.
Дядин голос звучал взволнованно, даже раздраженно.
– Дядь Вить, я сегодня совсем не могу, и завтра тоже. Извини, у нас тут серьезные проблемы дома. Не могу сейчас ничего рассказать. Давай отложим хотя бы до следующих выходных?
– Еще неделю? – Дядин голос почти сорвался на крик. – Эдик, ты сам слышишь, что говоришь? Ты ведь сам все это затеял, а теперь у тебя даже нет времени со мной встретиться! Хочешь, я сам к тебе приеду? Я ввязался в это только ради твоего отца! Это переходит все границы! Избавь меня от этой дурной бабы! Если ты мне сейчас же все не расскажешь, я больше в эти игры играть не буду!
– Дядь Вить, – умоляюще протянул Эдуард, – у меня с дочерью беда случилась. Ну не могу я сейчас, правда. Я прошу тебя, потерпи немного. Очень важно, чтобы эта женщина нам доверяла. Это действительно связано с отцом. Поверь мне, скоро тебе не придется с ней общаться. Дядь Вить, я тебе попозже перезвоню. Не трогай меня, пожалуйста, хотя бы неделю.
Но Виктор Николаевич был настроен решительно:
– Знаешь что, я от тебя такого не ожидал! Твой отец был всегда человеком слова. Я думал, что и ты такой же. Эдик, либо ты мне скажешь все как есть, либо я прямо сегодня пошлю ее на хутор бабочек ловить. Я не мальчик, чтобы играть в твои шпионские игры. Я с такой бабой отродясь бы не связался! Ты даже не представляешь, как она себя ведет! Вчера пригласил ее, как интеллигентную женщину, в кофейню, а она из сумки бутылку с какой-то настойкой достает прямо за столиком и мне в чашку наливает. Я ей, конечно, замечание сделал, а она только улыбается, бесстыжая эта женщина. А потом вообще: как прижалась ко мне под столом своим бедром необъятным и спрашивает: «А как, Виктор, у вас с этим делом обстоит? Я хоть и в летах, но женщина горячая. Со мной любому мужику счастье!» Эдик, ты можешь себе такое представить?! Разве нормальная женщина так себя ведет? Я чуть дара речи не лишился от такого хамства!
Впервые за утро Эдуард улыбнулся. Если бы все проблемы были такими серьезными!..
– Ужасно, дядь Вить! Конечно, ужасно! Я тебя понимаю, но ты уж потерпи, родной. Я тебе все расскажу, но прошу тебя, только не сегодня. Я завтра перезвоню, обещаю. – И не дожидаясь пока дядя выдаст ему новую возмущенную тираду, Эдуард нажал на отбой.
Тем временем Алина уже больше часа сидела в машине и не могла решиться позвонить Марине. Она то включала, то выключала двигатель и все еще проговаривала про себя возможные диалоги. Но все получалось каким-то неестественным и глупым. Алина сама не могла решить, что именно она должна посоветовать дочери. Любой исход казался ей неправильным. В конце концов Алина набрала номер дочкиного мобильного и вышла из машины, чтобы встретить ее у подъезда.
Марина выскользнула из подъезда осунувшейся и побледневшей. Она была совсем не похожа не только на будущую молодую мать, но даже на девушку-подростка. Просто бледный и перепуганный ребенок, который нашкодил и теперь замер в ожидании взбучки. Девочка исподлобья посмотрела на мать и опустила глаза. Алина инстинктивно бросилась к дочери и крепко прижала ее к себе. Она почувствовала, как под пуховиком беспомощно задрожали плечи Марины.
– Зайчик мой, пойдем погуляем? В сквере через дорогу, где мы раньше голубей кормили? Просто погуляем, как раньше. Смотри, какой туман густой, вообще ничего не видно. Как будто мы в облаке. Помнишь, как ты в детстве хотела на облачко забраться?
Марина ничего не ответила, но послушно пошла вслед за матерью. Они молча перешли дорогу и присели на лавочку у фонтана, завернутого в несколько слоев поролона. Девочка по-прежнему не сказала ни слова. Алина обняла ее за плечи и спросила:
– Тебе очень плохо?
Марина кивнула.
– Солнышко мое любимое, ты не плачь только, – вдруг сказала Алина, – мы со всем разберемся, я тебе обещаю, что все хорошо будет. Как захочешь, так и будет. Честно-честно. А хочешь, мы уедем куда-нибудь, ты родишь спокойно, и я на себя этого ребенка запишу. Хочешь?
Алина сама поразилась тому, что она произнесла. Это было совсем не то, что она проговаривала, сидя в машине. И не то, что она думала вчера, когда возвращалась из Москвы. Это был какой-то безумный порыв, но теперь именно он казался ей единственно правильным.
– Мам, да ты что говоришь? – Марина высвободилась из рук Алины и испуганно посмотрела на мать. Ее глаза блестели от слез.
– Маринка, мы все решим, все сделаем. Вот увидишь, все наладится, ты только потерпи. Это же не конец света. Поверь мне! – с жаром продолжала убеждать дочь Алина.
– Мама, – Марина, казалось, выглядела еще более потерянной, – мама, не надо, не надо ничего делать, я… я это все напрасно сказала, я…
– Не придумывай даже, – прервала ее мать, – ты все правильно сделала. Ничего страшного. Мы совсем не будем тебя ругать. Ни я, ни папа. Мы же тебя очень любим, Марина. И знаешь, это мы виноваты, что не уделяли тебе достаточно времени. Это я виновата.
– Мама, – губы дочери скривились в измученной гримасе, – не надо ничего делать. Это такая глупость, зря я тебе вообще…
Алина снова попыталась прижать дочь к себе.
– Ты ни в чем не виновата, Маринка. Не терзай себя. Просто надо потерпеть. Все решится. То есть как ты решишь, так мы и сделаем.
– Да отпусти ты меня! – Марина вырвалась из рук матери и надрывно, почти со злобой крикнула: – Не надо ничего делать. Я придумала это все, придумала! Нет никакого ребенка! Даже если бы он был, я бы в жизни тебе его не отдала!
Алина отшатнулась от дочери и замерла. Ей показалось, что ее ударили по лицу. Она не двигалась почти минуту, потом встала со скамейки и, не говоря ни слова, пошатываясь, пошла к дороге.
Марина смотрела вслед матери, не решаясь ее окликнуть, но когда силуэт Алины скрылся в тумане, девочка бросилась за матерью и, догнав уже на противоположной стороне дороги, вцепилась в рукав ее пуховика.
– Прости меня, мамочка!
Но Алина резко выдернула руку и прошептала:
– Не трогай меня. Иди куда хочешь. Видеть тебя не могу.
– Мама, ну прости меня, мама! – зарыдала Марина. – Я… я… так хотела, чтобы вы с папой помирились. Я думала, что вы… что вы меня пожалеете или будете ругать, но будете вместе. А потом поняла, что так нельзя, что это все глупость. Я сегодня ночью вообще не спала. Ни минуты.
– А я, думаешь, спала? Ты вообще обо мне подумала? – закричала на дочь Алина. – Или ты только о себе думаешь? Тебе вообще на нас наплевать, на меня наплевать. Я для тебя – ничто! Мои чувства для тебя – ничто! Уходи! Не хочу с тобой говорить.
– Мама, ты не понимаешь!
– Это ты ничего не понимаешь! Уходи, я сказала! Убирайся!
Девочка закрыла лицо руками и медленно побрела обратно к скверу.
И вдруг Алина услышала резкий звук двигателя. Где-то рядом в серо-молочной завесе несся невидимый автомобиль. Рычащий звук был совсем рядом. Алина резко обернулась. Марина с опущенной головой как раз подошла к полотну дороги. Она продолжала идти, не останавливаясь и не ускоряя шаг, как будто ничего не слышала. Мать не думала ни секунды. Она бросилась назад, вцепилась в капюшон дочери, с силой отшвырнула ее на тротуар, но поскользнулась сама и упала на скованный ледяной глазурью асфальт. До столкновения оставались доли секунды, и Алина уже видела вырвавшийся из тумана капот черного паркетника и слышала резкий визг тормозов. Почему-то совсем не было страшно. Просто ноги стали будто чужими, тяжелыми и совсем перестали слушаться. Перед тем как наступила кромешная темнота, Алина успела только удивленно подумать: «Надо же, все-таки авария, как чудно́…»