Горелое озеро

Глава двадцать первая

Палата была одноместной. Но стараниями Марины и Галины Сергеевны больше напоминала комнатку провинциальной хозяйки. Спутница дядя Вити с жаром бросилась проявлять свои профессиональные знания больничной жизни. Она попросила Марину замерить тумбочки и подоконник и за ночь сделала для них клеенчатые накидки с розами и сшила подушечки на гостевые стулья. Галина Сергеевна порывалась еще обновить занавески, но Алина решительно заявила дочери, что не собирается проводить в больнице всю жизнь, а кроме того, она совершенно не одобряла мещанские вкусы новой родственницы, которую еще ни разу в жизни не видела.

Для комфортного пребывания Алине вполне хватало домашнего постельного белья, питьевой воды и смартфона с зарядкой. Навещать себя она разрешила только одной Марине. Алина не хотела, чтобы все остальные видели ее слабой и немощной. За прошедший месяц она только-только начала вставать с кровати. Два раза, превозмогая дикие боли в спине и сильное головокружение, Алина сумела дойти до туалета, который находился в ее палате.

С Максимом Алина переписывалась достаточно сухо. Только отвечала на его сообщения и никогда не начинала общение первой. Родителей, которые собирались прилететь к ней из Владивостока перед Новым годом, она старалась не беспокоить, уверяя, что очень быстро идет на поправку. С Эдуардом она общалась только по домашним делам и вопросам, касающимся детей.

Утром тридцатого декабря она задремала после завтрака и проснулась только около полудня. На экране светилось непрочитанное сообщение от Максима. «К часу дня буду у тебя. Нам обязательно нужно поговорить». Алина хотела сразу же ответить, что она не готова ни к какому разговору, но поняла, что уже поздно, Максим, вероятно, был недалеко от города. Тогда она стала судорожно потрошить косметичку. Та была полупустой, но, главное, в ней был сухой шампунь. Алина кое-как привела себя в порядок, с трудом переоделась в новую пижаму и нажала на кнопку вызова медсестры.

– Простите, пожалуйста, я забыла вас предупредить, мне нужно заказать пропуск для одного посетителя. Он скоро приедет. Орловский Максим Павлович тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения. Помогите мне, пожалуйста.

– Так у него, наверное, еще старый пропуск действует, – улыбнулась пожилая медсестра. – Пока вы без сознания были, он к вам через день приходил. Это потом почему-то перестал. Все сидел-смотрел, ждал, когда вы проснетесь.

– Вы, наверное, что-то путаете, – смутилась Алина. – Он ни разу не приезжал вроде бы. Высокий такой, брюнет в очках.

Медсестра покачала головой:

– Ну не совсем брюнет, темно-русый, скорее. И очков я не помню, наверное, в линзах был. Глаза у него еще серые, грустные-грустные такие. У нас молоденькая санитарка, дура, вам еще завидовала, говорила, что у посетителя вашего глаза ну точно как у дачной собаки, которую покормили пару раз и выбросили.

– Это другой человек, – отвернувшись, ответила Алина, – а сегодня знакомый приедет, коллега. Закажите на него пропуск, пожалуйста.

Медсестра кивнула, записала данные и вышла. А Алина смотрела застывшим взглядом на стальное небо за окном, чувствуя, как его бесконечная тяжелая серость проникает внутрь нее все глубже и глубже.

Максим сильно контрастировал с этой палатой: современный, моложавый, с модной стрижкой и свежим парфюмом. В руках у него был тщательно подобранный рождественский букет: с еловыми ветвями, красными розами, пушистыми шариками хлопка и душистыми палочками корицы. Максим улыбался, но в этой улыбке, скорее, читалась жалость, чем нежность. Он положил букет на аляповатый подоконник и наклонился, чтобы поцеловать Алину. Она неуверенно подняла голову, но как только его губы коснулись ее, она попыталась выскользнуть. Неловкий поцелуй пришелся между уголком Алининых губ и щеки.

– Ты постройнела. Очень хорошо выглядишь после всего, что с тобой приключилось, – сказал Максим, присаживаясь на стул рядом с ее кроватью.

– Спасибо. Но это называется не постройнела, а дошла. Давай уж называть вещи своими именами. Расскажи лучше, как ты.

Максим пожал плечами.

– Даже не знаю, что рассказать. Мотаюсь все время по встречам. Нашел инвесторов. Сейчас занимаюсь поиском нового помещения на Кутузовском. Надеюсь, все будет рентабельно. Алин, я, кстати, переживал за тебя. И даже, пока ты была в коме, несколько раз общался с твоей дочкой. Хорошая девчонка. Она действительно тебя любит и, как оказалось, вполне может контролировать свои чувства.

Алина слабо улыбнулась:

– Я всегда тебе говорила, что она умница.

Максим не стал продолжать тему.

– А как ты? Что сейчас говорят врачи? Я знаешь что подумал: давай после новогодних праздников я перевезу тебя в Москву? В любом случае, там с реабилитацией будет намного лучше.

– Максим, подожди. Давай посмотрим, как будет после праздников. Вроде прогресс небольшой, но есть. И дети рядом. Мне так спокойнее.

– Это да. Но хотелось бы более быстрых результатов. Да и условия, я смотрю, здесь не очень. Единственное, я, конечно, не смогу тебя часто там навещать со своим графиком. Плюс в конце января на две недели я собираюсь с друзьями в Альпы покататься на лыжах. Но ты не волнуйся, я, конечно, найму сиделку.

– А с кем ты собираешься ехать?

– Слушай, ты их не знаешь, это как раз инвесторы моего проекта. Помнишь, я тебе рассказывал про тетушку, которая хотела мужа романтическими воспоминаниями удивить? Так вот, один из них и есть ее муж. Я с ним хорошо сошелся, lots in common, как говорится. А он меня уже со своими коллегами министерскими познакомил. Совместный активный отдых хорошо сближает. Так что считай, это рабочая поездка получается.

– Здо2рово, а тетушка эта, которая его жена, едет с вами?

– Да нет, конечно. С девушкой полетит. Он давно бы с женой развелся, но порядочный очень дядька, хочет, чтобы дети в полной семье жили.

– Действительно порядочный, – с сарказмом заметила Алина. – А как твои планы с приобретением собаки? Не купил еще?

– Да нет, конечно. Кто с ней возиться будет? С этой работой я теперь домой только спать приходить буду. Вот давай поправляйся быстрее, переедешь – тогда и возьмем собаку. Будешь ею заниматься.

– Максим, – Алина закусила губы и внимательно посмотрела на собеседника, – зачем ты это говоришь? Ты ведь знаешь, что я никуда не перееду. Ты ведь знаешь, что все кончено. Мы оба это знаем.

Максим опустил голову, как будто рассматривая свои пальцы, которыми барабанил по циферблату дорогих часов.

– Наверное, ты права. Мне кажется, мы как-то перестали понимать друг друга. Может быть, это временно… Я не знаю… Я немного не так представлял сегодняшнюю встречу.

– Я тоже, – грустно улыбнулась Алина. – Наверное, тебе пора ехать. Спасибо за цветы.

Когда Максим ушел, Алина отключила телефон и сделала вид, что заснула. Она лежала с закрытыми глазами, повернувшись к стене, и, как в фильме, отматывала одну за другой картинки воспоминаний, пытаясь понять, когда именно была допущена та самая роковая ошибка. Когда она поняла, что карьера для него важнее семьи? Когда он рассказывал ей про отношения с единственным сыном? Когда он впервые заявил, что Марина должна была остаться с отцом? Когда она увидела, что написанные по ее заказу картины остались лежать в подсобке клиники? Или это она поступила неправильно и нужно было сразу уходить от мужа и переезжать к Максиму, и тогда все было бы по-другому? Или вообще вся эта история была одной сплошной ошибкой с первой же встречи в том фисташковом кабинете?

На мгновение Алина остро пожалела, что все-таки выжила, но потом вспомнила глаза дочери и рисунки Сережи. Он уже знал, что мама в больнице, и передавал через Марину нарисованные им открытки, в которых печатными буквами просил маму поскорее поправиться и вернуться домой. Вернуться домой… Только есть ли он теперь, этот дом… Подушка была давно уже мокрой от слез, но Алина этого не чувствовала.

Когда она открыла глаза, за окном уже разлился чернильный сумрак предпоследнего вечера уходящего года. На окне лежал оставленный Максимом букет. Не поставленный в вазу с водой, он больше всего напоминал ей погребальный венок. Их любви. Если только она когда-то была…