Город Оренбург: Материалы к истории и топографии города

XXIX.

Мы считаем. уместным сказать несколько слов о Петре Ивановиче Рычкове, имя которого нами уже несколько раз повторялось. Рычков один из тех русских людей, которые своею деятельностью переросли окружающую действительность и работа которых даже в настоящее время вызывает удивление. Главным образом очень трудно, почти невозможно объяснить и выяснить те причины, которые влияли на деятельность этих людей. В самом деле: вот П. И. Рычков — сын купца, с молодых лет начавший работать почти исключительно по торговой части, постиг место бухгалтера в таможне, вследствие случайных обстоятельств попадает в Оренбургскую экспедицию. Здесь он делается не только опытным администратором, но — что и странно — ученым: историком, географом и до известной степени политикоэкономом. И вот как сам Рычков поясняет свою деятельность:«в жизни человеческой ничто так быстрого течения не имеет, как то время, которое при всегдашней своей перемене все за собою влечет, а позади себя ничего более не оставляет, как одну обнаженную память; но и сия, если не будет подкреплена писанием, время от времени помрачается и приходит в забвение... Наше настоящее время от того же источника происходит и к той же вечности течет, как и прошедшее и мы, за оным непрестанно следуя, к такому пределу приблизимся, от которого наконец в неизмеримую пучину вечности зайдем и так удалимся, что и наше, то есть нынешнее время за древнее будут признавать. По словам Соломоновым: род минует и род преходит, а земля во веки стоит. По сим начальным и основательным причинам, яко же и от бесчисленных примеров, можно с довольным доказательством сказать что о новой нашей Оренбургской губернии, ежели о ее начале и происхождениях не останется достоверного писания, в следующих веках такое же забвение или неосновательные мнения могут происходить, а особливо в рассуждении города Оренбурга, о котором со всякою несомненною надеждою возможно сказать, что он со временем знатнейшим городам не уступит и подаст причину о начале его любопытствовать».

Итак, побудительным импульсом к деятельности было для П. Рычкова желание сохранить для потомства верные сведения о той местности, в которой Рычкову пришлось работать; Рычков подчеркивает, что его работа будет не для его времени, он не ожидает успеха у современников, он прямо говорит: «сие о начале и состоянии Оренбургской губернии известие поныне так еще общее есть, что некоторые, уведав, одно о том рассуждают и говорят, яко бы в нем, как ведомом, настоящей потребности ни мало нет». И не смотря на такое общее мнение Рычков все таки продолжает свою работу.

И что всего страннее — Рычков явился не исключением, наоборот, при начале нашей умственной деятельности появился сразу, как бы целый кадр работников одного направления с Рычковым. Вот Иродионов священник города Троицка издает «Известия исторические, географические и политические до города Троицка касающиеся» (1778) [(моё прим. Возможно, у Столпянского ошибка, т. к. Пётр Иродионов — священнослужитель Русской православной церкви, служивший в городе Торопце, известный как автор книги «Исторические, географические и политические известия до города Торопца и его округа касающиеся» (СПб., 1777; СПб, типография Академии наук, 2 изд. 1788, тираж 600 экземпляров), написанной на основе материалов из Российских летописей и достоверных свидетельств)], Засецкий собирает известия о городе Вологде (1780), прокурор верховной расправы Сергей Ларионов описывает «Курское наместничество в древних и новых разных о нем известиях (1780), Зиновьев делает тоже о городе Казани (1788), Ильинский выпускает в свет 6 частей описания Пскова (1790), Архангелогородский гражданин Василий Крестинин «начертает» историю города Холмогор. Словом, та же деятельность, которой посвятил себя Рычков, обнаруживается при начале нашей умственной жизни во многих углах и закоулках нашей родины. Наконец, появляется Николай Новиков, который сознательно объединяет всех этих работников, который ставит издательскую деятельность прямо на недостигаемую высоту.

И что же в результате?.. — В результате наступает 19-й век, труды предшествующих деятелей забываются; на смену им не являются другие деятели; наука, принявшая при своем появлении в России правильное направление, искажается, делается достоянием слишком ограниченного класса людей — и проходит более ста лет, пока начинают извлекать из архивов труды людей, пользоваться ими и лишь тогда, когда на западе появился новый метод, новые взгляды. Оказывается на проверку, что то, что на западе открыто сравнительно недавно, так называемый «натуральный метод исследования» предугадывался у нас нашими предками и проводился ими в жизни. Но потомки не могли воспользоваться плодами работы, считали ее за нестоющую внимания.

Таким образом деятельность Рычкова была не одинокою. Рычков явился одним из первых работников по изучению родной страны и надо отдать ему справедливость от Рычкова критического отношения, он не мог подвергать свою работу он производил чрезвычайно добросовестно, стремясь сообщать или только те факты, очевидцем которых он был сам, или которые он мог проверить по документам. Конечно, нельзя требовать документы анализу, не мог отделить общего от частного и дать не только пересказ событий но и полную картину жизни. Для последнего еще не наступило время. И поэтому все те труды Рычкова, в которых он пытался обосновать известные положения, не выдерживают на наш современный взгляд критики — но смотря на работы Рычкова, как на материал, как на первоисточник мы должны признать за ними громадное значение.

Без них мы не имели бы таких полных и точных сведений о начале существования города Оренбурга, тем более, что большинство актов и документов того времени пропали безвозвратно[98].

От невольного и необходимого отступления переходим к дальнейшему изложению, а именно к описанию города Оренбурга, оставленному нам П. И. Рычковым[99]: «для въезда и выезда имеется четверо ворот, называемых: первые Сакмарские, потому что стоят к стороне Сакмары реки, прямо от губернской канцелярии по большой губернской улице; другие Орские для того, что сквозь их лежит дорога в Орскую крепость; третьи Яицкие к реке Яику; четвертые Самарские (Чернореченские) посему, что на Самарскую дистанцию и к городу Самаре зимняя дорога туда лежит. Домов всякого звания людей, а по большей части служивых, воинских и статских чинов внутри и вне города построенных, по переписи по нынешний 1760 год (кроме помещающихся за городом землянок) 2866. Знатные улицы внутри города именуются: первая Губернская, потом Орская, Яицкая, Пензенская, Самарская, Гостинная, Петропавловская. Троицкая, Воскресенская, Посадская, Садовая, Нижняя, Комисская, Преображенская, Успенская, Артиллерийская, Уфимская и Николаевская ».

Ворота в городе сохранились, конечно, вплоть до уничтожения крепости и крепостного вала. В последующее время Самарские ворота получили название Чернореченские, Яицкие — Водяные и помещались они первые около нынешней Чернореченской площади, вторые по Водяной улице. Городской вал шел приблизительно по Безаковской улице. Сакмарские ворота были близ нынешнего окружного суда, Орские около казачьего штаба.

Современному жителю города Оренбурга про бывшие когда-то крепостные ворота должна напомнить калитка, находящаяся в настоящее время напротив дома казенной палаты, на берегу реки Урала при спуске к живому мостику. По всей вероятности многие из жителей Оренбурга смотрели с ужасом на архитектуру этой калитки и задавали себе вопрос, да почему же не уберут этих уродливых статуй с отбитыми носами? А между тем эти статуи заслуживают большого внимания со стороны оренбуржца — позволим себе напомнить их историю[100].

В 1755 году прекратился благодаря энергическим мерам бунт, начатый башкирцем Алаевым. По окончании бунта Неплюев отправил в Петербург своего сына Николая Ивановича с изложением всего хода дела во время бунта. Императрица Елизавета Петровна, выслушав от Неплюева доклад лично, во время аудиенции, между прочим, пожелала, чтобы в Оренбурге выстроены были лицом на киргиз-кайсацкую степь каменные ворота с арматурою в виде своего Высочайшего подарка Ивану Ивановичу Неплюеву и городу Оренбургу. И вот благодаря этой то Высочайшей воле, Неплюев и распорядился построить в Оренбурге, в 1755 году каменные ворота, поставить их на водяных воротах городского вала лицом на киргиз-кайсацкую степь или к меновому двору. Потом ворота эти были перенесены на Сакмарские ворота и наконец попали они на свое настоящее место. Ворота эти каменные, шести аршин ширины, трех с половиною высоты, боковые столбы сложены из кирпича и оштукатурены, перекладина над воротами деревянная, сверх ворот на перекладине, между маленькими, четырехскатными крышами над столбами, утвержден ребром плоский белый камень, на коем высечены арматурные украшения, состоящие из знамен с древками, ружей, секир, ядр, барабанов, сигнальных рожков, задних частей орудий, которые окружают государственный герб. В середине герба снизу поставлены переплетенные инициалы И. Р. Е. и под ними год 1755. Инициалы означают Императрица Российская Елизавета. Кроме этих украшений, в углублениях-нишах столбов с лицевой стороны поставлены два ангела держащих по щиту, копью и пальмовой ветви. Ангелы высечены из белого камня и скорее похожи на каменные бабы, находимые в степи, чем на ангелов.

Вот каково происхождение стоящей ныне у палаты калитки.

Крепостные ворота были каменные, сводчатые, на них вместо земляного бруствера были расположены каменные стенки, через ров против каждых ворот устроены деревянные мосты. Вечером эти ворота запирались и таким образом из города не выпускали, а у приезжающих в город спрашивали паспорта.

У каждых ворот города, несколько выступая из линии домов, стояла каменная кардегардия — караульный дом. У Сакмарских ворот кардегардия находилась на месте нынешней инженерной дистанции, последняя была несколько подальше. Кардегардии были каменные одноэтажные здания с деревянною платформою по фасаду и будкою, в которой помещался часовой. Улицы около кардегардии, как и следовало ожидать, были переграждены пестрым шлахбаумом. Рядом с кардергардией помещались и питейные дома: Сакмарский на углу нынешних Инженерной и Успенского переулка, он один отошел несколько от кардегардии — вызывалось это обстоятельство тем, что рядом с кардегардией были постройки инженерного ведомства, поэтому и отнесли этот питейный дом несколько подальше. Но все же соседство, как оказывается, было неприятное и неудобное.

Именно, в 1838 году командир Оренбургской инженерной команды подполковник Фосс взошел к графу Перовскому с следующим рапортом[101] : «Между инженерными мастерскими и двором инженерным существует питейный дом, в который люди военно-рабочей 35 роты при выходе на работы и ухождении с оных безпрерывно ходят и в течение дня перебывает в оном почти вся рота, через что люди сей роты расстроились до такой степени, что с трудом можно отвращать это зло, да и сверх того делается остановка работ в означенных мастерских. Во избежание чего я всепокорнейше прошу Ваше Превосходительство не оставить приказать кому следует этот питейный дом сломать и перенести в другое место».

Несмотря на указание подполковника Фосса, что вся рота расстроилась, ответ от графа Перовского был неутешителен, оказалось, что «за силою состоявшихся на питейный откуп условий, как на настоящее, так и на будущее с 1839 года четырехлетие перенесение питейного дома на другое место невозможно».

Соседство кардегардий, питейных домов и выездных ворот делали то, что каждый выезжающий и приезжающие не могли миновать питейного дома, на котором в то время была лаконическая вывеска «государственный герб», а из питейного дома легко было угодить в кардегардию.

Мы удалились несколько от нашей цели — возобновить в памяти читателя описание Оренбурга, сделанное Рычковым, но чтобы не возвращаться при дальнейшем изложении к описанию прежних крепостных ворот и неизбежных их спутников кардегардий и питейных домов, скажем несколько слов о дальнейшей судьбе их.

Ворота, конечно, исчезли вместе с исчезновением вала в 1862 году, кардегардии и питейные дома существовали на своих местах гораздо дольше.

Когда была уничтожена питейно-откупная система, эти дома подлежали продаже, а земля, находящаяся под ними, должна была отойти в собственность города. Город сперва согласился на покупку питейных домов[102], их в то время было 7 и носили они следующие названия: Госпитальный, он помещался на базарной площади, Чернореченский, Водяной, Сакмарский, Орский — у ворот тех же наименований, Своекоштный — угол Троицкой и Торгового переулка, Канонирский — угол Водяной, и Атамановского переулка. Но началась переписка о возможности этой покупки, о ее условиях и когда, наконец, дело было разрешено, прошло пять лет и городской архитектор, свидетельствуя эти постройки, дал о них следующий отзыв: «сложенные из слабо обожженного кирпича, на дурных фундаментах, каменные стены этих домов местами дали осадки, отчего в стенах образовались значительные трещины, в особенности в углах зданий, при коих с лицевой стороны кирпич сильно выкрашивается от давления стен, начинающих клониться в одну сторону: все имеющиеся при домах деревянные части строений, как-то: крыши, оставшиеся местами полы, потолки, двери, оконные рамы и т. п. за немногим исключением сгнили и сделались негодными; печи и дымовые трубы ветхи и частью разрушились; все дома имеют, кроме того, безобразный внешний вид».

Весьма естественно, что при подобном отзыве город не рискнул приобрести в собственность эти казенные постройки, как предполагал раньше, и они были проданы на снос, а освободившуюся из под них землю раскупили у города соседи для прирезки к своим дворовым местам или, как это было при Своекоштном питейном доме, часть места отошла под улицу для урегулирования ее ширины.

Точно также было и с кардегардиями, только на одну из них, находящуюся при Орских воротах, обратил внимание председатель физико-медицинского общества и просил военное начальство уступить ее обществу для устройства в ней лечебницы. Но инженерное начальство нашло, что означенная кардегардия может понадобиться для устройства карцеров, потому и отказало физико-медицинскому обществу в его просьбе. Карцеров, как и следовало было ожидать, не устроили, ибо эта кардегардия находилась слишком далеко от казарм и при устройстве карцеров пришлось бы в ней содержать отдельный караул. Затем кардергардию снесли за ненадобностью.

При продаже поступивших в собственность города участков земли из под кардегардий разгорелись как и должно было ожидать страсти и аппетиты. Но одно где из свободных мест предъявили желание: один из мещан г. Оренбурга, так как место из под питейного дома находилось как раз позади его дворового места и как маломерное должно было перейти к одному из соседей и гласный думы протоиерей Семенов. Последний хотел приобрести это дворовое место для духовного училища для постройки амбаров и холодных построек. Дума продала место мещанину и гласный думы протоирей собора обиделся, написал на журнал думы особое мнение. На мнение, по обыкновению, не обратили внимания, но протоиерей не успокоился и обратился с жалобою к губернскому прокурору. От последнего пришел запрос в Оренбургскую думу и последней пришлось давать объяснения.

Такова история учреждений старого доброго времени, тех учреждений, без которых не мог обойтись ни один город, ни одна крепость.

Но возвращаемся к описанию Рычкова. Из приведенного последним списка улиц мы видим, что большинство улиц сохранило свое название и до сих пор, некоторые улицы изменили свое название только отчасти, например Гостинная стала Гостинодворской, а многие и исчезли вовсе например Пензенская, Садовая и прочие.

Вообще, надо сказать, что городское управление города Оренбурга обращало большое внимание на название улиц, так 8 марта 1879 года дума рассматривала составленный управою список улиц, причем многие улицы, имевшие неблагозвучное название были заменены другими, более благозвучными. Кроме того неоднократно дума постановляла, желая почтить память какого либо выдающегося деятеля, назвать его именем ту или другую улицу. Так после отъезда из города генерал-губернатора Безака, появилась Безаковская улица, в честь двух других военных губернаторов появились Неплюевская и Эссенская, наконец при чествования столетия памяти со дня рождения А. С. Пушкина появилась Пушкинская набережная, представляющая из себя, действительно лучший уголок города. Но, конечно и до сих пор, в городе существуют и Косушечный переулок и Слепогузовскии и Поцецуевская улица, названные или от имени первого обывателя этих улиц или от каких либо заведений, ютящихся в старое время на на них — Косушечная, например, от значительного числа питейных домов.

П. И. Рычков указывает, как было видно из приведенной выше цитаты, что в Оренбурге, внутри и вне города, по переписи 1760 года, было 2866 домов.

Эта цифра наводит на некоторое сомнение, она через чур велика и вот на каком основании.

В положении о застроении города Оренбурга после пожара 1786 года мы читаем, что мест, отведеных под постройку домов в Оренбурге значилось всего лишь 414, далее в именном списке домовладельцев г. Оренбурга, составленном 15 мая 1836 г. опять таки имеем всего лишь 558 домовладельцев, наконец в списке домов от 1797 года значится, что в первой части Оренбурга домов 358, а во второй — 524 всего же в городе 912 домов[103]. Бесспорно, пожар 1786 года истребил почти все постройки города, но все же не могло сразу уменьшиться число домов так значительно. По всей вероятности П. Рычковым увеличено число домов — других данных для проверки его цифр мы не имеем и потому высказываем только догадку.

Продолжаем выписку из Рычкова: «Церквей во всем городе и с теми, что за городом в Казачьей слободе и за Яиком, на Меновом дворе девять, из которых две соборные, первая во имя Преображения Господня, вторая Введения Пресвятыя Богородицы, а третья приходская на главной улице, при въезде в город во имя святых апостолов Петра и Павла каменные и со сводами, для их пространства и изрядной архитектуры достойны особливого примечания; наипаче же первая, яко главная, украшенная преизрядным иконостасом и богатою же церковною утварью, покрыта она вся белым листовым железом, а куполы, как на церкви, так и над колокольнею вызолочены. Публичные каменные строения: во первых губернаторская канцелярия о двух этажах, из которых нижний этаж для архива и денежной казны сделан со сводами. В рассуждении сего здания можно сказать в прочих губерниях для такого канцелярского правления лучшее где либо находится. По ней губернаторский дом, который ныне состоит еще из двух флигелей (однакож около 20 покоев имеет); к настоящему дому сделан только фундамент и когда-б он по назначенному плану и фасаду отделан быть мог, то б достойно было почесть его между лучших строений в резиденциях Императорских имеющихся. Цейхауз и артиллерийский двор достойны особливого примечания. Полицейская и Корчемная конторы, под которыми для привозимого на Оренбургские кружечные дворы вина сделаны большие выходы со сводами. Почтовый и аманатный двор, где для приезжающих штаб и обер офицеров изрядные покои сделаны. Гаупвахта о средине самого города с несколькими покоями, под которыми сделан купол, где и стоят и боевые городские часы с небольшими колоколами, а наверху ее государственный герб. Гарнизонная и полковая канцелярия, аптека и госпиталь с принадлежащими к ним казарменными каменными же зданиями (при чем доктор, аптекарь и лекарь и несколько подлекарей и учеников содержится), також провиантские и соляные магазины, для которых подведением губернской канцелярии особые конторы учреждены. Для купечества внутри города — построен каменный гостинный двор, четвероугольный. которого длина по большой улице, называемой губернской 104 сажени с полуаршином, а ширины 94 сажени; лавки все внутри двора со сводами и с навесом, так что никакая погода торгующих тут не беспокоит, и у каждой лавки подземные затворы. Всех лавок и анбаров считается 150 для въезда и выезда сделаны с двух сторон на самой середине ворота, из которых над первыми, кои от большой губернской улицы для купечества церковь с изрядными украшениями во имя Благовещения Пресвятыя Богородицы, а над другими сделана с куполами колокольня. Среди оного двора построена каменная таможня о четырех покоях, между которыми пространный паккауз, где для всякого развесу устроены весы, все оное строение покрыто листовым железом и вычернено смолою. При сем же гостинном дворе бывает повседневный базар и ставятся приезжающие из уездов с хлебом и со всякими харчевыми и прочими припасами».

Таково описание, оставленное П. Рычковым. Прежде всего бросается в глаза та наивность, с которою Рычков восхваляет свой город — здание (дом губернатора, например) еще не построено, а Рычков утверждает, что, если оно еще будет построено, то его «достойно было почесть между лучшими строениями в резиденциях Императорских находящихся».

Конечно, описание Рычкова не может быть принято вполне на веру, но оно во всяком случае дает понятие, что за 17 лет своего существования Оренбург застраивался с лихорадочною быстротою. Так например в грамоте епископа Луки Казанского от 31 мая 1750 года читаем[104]: «велено, по представлению оной губернской канцелярии, вместо имеющегося ныне при Оренбурге прежде сделанного плетнем из хворосту и обмазанного глиною гостинного двора, построить вновь новый каменный гостинный двор, который за помощью Божиею строением нынешнего лета начался и производится»...

Таким образом в течении десяти лет был выстроен гостинный двор.

Но злой рок преследовал Оренбург. Подошли тяжелые годины Пугачевского бунта, исчез с лица земли казачий форштадт, а тут настал 1786 год и Оренбург весь выгорел.

Тогда решено было вновь распланировать Оренбург, для этого выработали особое положение о застроении города. По этому положению «под каждый дом лучших купцов и дворянского достоинства людей назначил я, — пишет Игельстром,— места по улице по пятнадцати а в глубину квартала на тридцать сажень; мещан же, разночинцев, служащих солдат и приказных служителей по улице на двадцать, а в глубину квартала на двадцать четыре сажени, а для сего, по исчислению обширности места под строение в оном публичных разных строений назначивается после пожара в целости оставляется сорока пять домов, для построения вновь назначиваемых сорок четыре места, для партикулярных домов, оставшихся после пожаров и построение вновь назначаемых мест триста двадцать пять, а всех публичных и партикулярных уцелевших от пожаров и под вновь назначаемые дома мест четыреста четырнадцать[105].

Итак от пожаров уцелело только 45 казенных построек, все остальные сгорели. Из списка предназначенных к постройке казенных домов видно, что сгорели: генерал-губернаторский, обер-комендантский, инженерный, пограничной экспедиции и суда, верхнего земского суда, двух нижних расправ, нижнего земского суда, губернского магистрата, городового магистрата, почтового двора, аптеки, гофшпиталя, обер-комендантской канцелярии, гарнизонной школы, четырех батальонов, острога, провиантских и соляных магазинов, казначейства, управы благочиния, съезжих. Словом, сгорели почти все казенные постройки. И хотя для них были отведены места, но постройки их очень и очень замедлились. Большинство из них было выстроено в 30—40 годах следующего столетия при губернаторе Перовском. По крайней мере, когда в 1796 году совершился перевод губернских учреждении из Уфы в Оренбург, то для них не нашлось помещений. Так мы читаем в описании того времени[106]: «губернатор, по своем прибытии, скоро убедился, насколько эти здания (т. е. предполагавшиеся для помещения присутственных мест) от долговременного построения, сухости и гнилости были не прочны и совершенно негодны к употреблению, так как местами уже приходили, в развалины и угрожали падением. Кое-как годными признаны были только два строения — дом прежней губернской канцелярии и бывший губернаторский дом. Но в здании бывшей губернаторской канцелярии были такого рода ветхости, как сгнившие в некоторых палатах и нагнувшиеся, а в других висящие потолки и полы, угрожавшие падением. Существовало еще какое то казенное здание, именуемое Диван и стоявшее тогда в полуразрушенном виде, с провалившимися полами и потолками и совершенно без признака крыши. В таком же худом состоянии были и те казенные здания, какие находились и в ведомстве военного управления, как то: казармы оренбургского батальона, кардегардии и другие мелкие строения, меновой двор, гостинный двор».

Картина, как видим, печальная. Приводиться в порядок Оренбург стал только при графе Перовском.

Но возвратимся к рассмотрению того положения, которым надо было руководиться при построении вновь города Оренбурга. Мы видели, что под частные постройки должны были быть отводимы места двух категорий — первые 15x30 саж., вторые 12x24 саж. — таких мест было отведено 414.

Весь город надлежало разделить на две части и шесть кварталов, улицы по городу расположить «сколь можно держаться старого плана», а где встречается кривизна и прочие неудобства, там назначать новые улицы, старые же уничтожать по возможности. Но предполагая такую меру, составители плана не забывали и обывателя. При уничтожении старых улиц надо было наблюдать «чтоб стоящие по линиям хорошие дома во избежание хозяевам их убытка от перенесания избавлены были».

Улицы должны были иметь ширины 12 сажен. Далее надлежало в городе оставить «три большие площади, первая в средине города «плац-парадная», вторая торговая, позади Гостинного двора, противу Чернореченских ворот, для продажи съестных припасов и привозимых досок, лубьев, дров и прочего, также для постройки на оной из досок лавок для произвождения хлебного торгу и третий от Орских ворот направо против Артиллерийского пушечного двора для продажи привозимого сена». Из этих трех площадей остались две, третья против артиллерийского парка скоро была застроена. Вообще инженерные офицеры «должны были разбить улицы и не только на тех местах, где улицы получают по линии своей переломы вехи на столбах ставить но и промежу оных угольных всех от ста до ста саженей по обеим сторонам улицы такие же вехи поставить, укрепя их, чтобы оные никогда свалиться не могли и полиции наблюдать, чтоб сии вехи никем свалены не были, а ежели кто осмелится оные снять, то тех брать в полицию и поступать с ними, яко с, противляющими законам, хозяев, на чьих местах вехи поставляются обязать подписками, чтобы они сберегали их в целости».

Разбив таким образом городские улицы и площади, указав каждому обывателю место, где он должен строиться, составители плана сочинили правила, как обыватель должен был строить дома. Прежде всего было указано при раздаче под дома мест наблюдать, чтобы «домы для житья в них самих хозяевам принадлежащия строения располагаемы были по обеим сторонам передней, а службы их задней улиц». Далее были сочинены фасады домам какие мог строить обыватель: таких фасадов было сочинено достаточное количество, а именно четыре фасада для домов каменных, 5 фасадов для домов деревянных на каменном фундаменте, 6 фасадов домов «самой меньшей пропорции деревянных» и 7 фасадов домов военно-служащих нижних чинов. Затем «всякого хозяина двор от дому до другого дому по улице обнести оградою решетчатою подобно ограде около загородного генерал-губернаторского дому состоящей, но только не на каменном, а на деревянном фундаменте, а какой оную пропорцию иметь всякому хозяину должно от управы благочиния дать образец, внутри же квартала дозволяется всякой двор оградить плетнем с обеих сторон глиною обмазанным». При этом необходимо было наблюдать, чтобы деревянные дома строились друг от друга в расстоянии семи сажен. И наконец: «желающих строиться, обязать подписками, чтоб они строения их производили по данными им планам, фасадам и в положенные строениям: каменному — пятилетие, а деревянному — трехлетние сроки оные кончали, планам же, фасадам должны быть всегда за подписанием определенного к наблюдению за строением инженерного офицера и господина обер-коменданта, с коих при повелении его обер-коменданта отсылать такия же арегиналы [107] и за подписанием вышесказанных особ в управу благочиния, дабы она бдение имела, чтоб строение происходило точно по данным планам, фасадам, а ежели она найдет противу фасадов на плане назначенных в строении какую нибудь перемену, то оное строение должна остановить и о том донести господину обер-коменданту, дойдя наперед до истины с свидетельствованием того определенным инженерным офицером». Следует указать еще и на то обстоятельство, что для различных слоев населения города были отведены особые кварталы, так «при разделении города: 1) инженерным, артиллерийским и прочим сего рода нижним чинам расположение назначить между пушечного и инженерного домов (т. е. нынешние кварталы, ограниченные Орской, Инженерной, Николаевской и Преображенской улицами), 2) гарнизонным же солдатам в кварталах около казарм назначаемых (между Николаевской, Безаковской, Водяной и р. Уралом) 3) азиатам под строение отвести особый квартал и в нем небольшую квадратно на тридцать сажень для построения мечети площадь (между Эссенской, Водяной, Николаевской и Введенской), оренбургского казачьего полка для чиновников квартал под № 32 (между Эссенской, Водяной, Николаевской и Преображенской). И только после этой разбивки города надлежало: «затем в прочих кварталах места раздать штаб и обер офицерам, дворянам, купцам и мещанам».

Вот по какому положению должен был возродиться Оренбург точно феникс из пламени. Постараемся теперь на основании тех мелких черт, подробностей и указаний, которые мы только что привели, нарисовать общую картину, если так можно выразиться возрождения города Оренбурга и потом сравнить ее с тем, что было на самом деле.

Правильные, широкие в 12 сажень ширины улицы или идут параллельно или перпендикулярно. Посреди города обширная плац-парадная площадь. Кроме того на двух противуположных концах у двоих ворот точно также большие площади. Все дома имеют однообразный, красивый вид, делясь на несколько типов, смотря по величине и по материалу, из которого они построены. Дома не ютятся друг около друга, а отстоят на приличном интервале; лачужек, построенных без соблюдения архитектурных правил, вовсе не видно. Дворы по улицам и сады обнесены однообразною довольно изящною оградою. Все стройно, красиво и все подходить под известную мерку, не режет глаз и во всем виден порядок и надзор.

Такая картина воссоздастся, если мы мысленно повторим все те указания, которые давались бароном Игельстромом. Не забудем и того, что кроме главного начальника края, наблюдали за постройкою инженерное начальство, обер-комендант, полиция, управа благочиния, что жители давали подписки во исполнение всех изданных правил.

И что же на самом деле? Обратимся еще раз к цитируемой нами работе Н. Н. Ардашева «К столетнему юбилею Оренбургской губернии»; здесь мы найдем указание нового оренбургского губернатора Баратаева, какие постройки он встретил в г. Оренбурге по своем прибытии: земляные хижины, на поверхности оной самолепные, равное наименование порядочным домам званиями имеющими[108]. А вот и еще другое архивное описание, относящееся к более позднему времени, именно к 1827 году[109]: «Градская полиция через чиновников своих по несколько раз подтверждала жителям г. Оренбурга тем, которые имеют дома ветхие и назначенные к сломке, чтобы они во избежание могущего произойти вреда от чрезвычайных в оных ветхости в нынешнее летнее время вышли из них и заблаговременно приготовили бы себе к зиме жилища, для чего от полиции у них отпечатаны печи, но они живут и готовят у других». С таким рапортом полициймейстер обращался к губернатору Эссену.

А вот и описание некоторых особенно примечательных домов, почерпнутое из того же рапорта.

Пример первый: дом во второй части с давнего времени строенный, по местам обвалившимся, со всеми потолками поддерживается подставками, в средине стены к улице проезжей с верху от гнилости бревна переломались, стропила ж крыши более двух лет с тесом истреблены, с одной стороны осталась только крыша, которая от малейшей бури грозит падением.

Пример второй в той же части: изба науличная хотя без подпор и подставок в средине, но весьма наклонившаяся в надворную сторону и поддерживается только надворным столбом, с давних лет строенная и делает улице безобразие.

А вот третий пример из первой части: изба подвергается падению так, что наружная стена давно бы вывалилась, если бы не поддерживали подпоры.

Не в лучшем положении были и казенные здания. Выше мы приводили описание почтовой конторы, а вот описание уездного суда: уездный суд с давнего времени помещается в казенном каменном здании, которое по многим недостаткам и невыгодному внутреннему в нем расположению, по неимении присудствующей (т. е. комнаты для заседания) неудобен для присудственного места, в окнах его ни снаружи ни внутри нет деревянных ставней; комнаты расположены дурно, нет места для удобного хранения дел, нет кладовой, печи пришли от времени и употребления в ветхость.

Описание других присутственных мест и частных домов будет почти одинаково: всюду хаос, разрушение, всюду жалкие развалины. Таким образом действительность совершенно нe походила на те предрасположения, которые составлялись в различных канцеляриях и составлялись как будто с знанием дела, согласуясь с условиями местной жизни. В этом заключается очень интересная подробность, характеризующая вполне нашу жизнь и ее развитие.