XXXIII.


Напротив Шапошниковской богадельни и несколько наискось против Петропавловской церкви долгое время существовала небольшая площадка, по всей вероятности для парадов и разводов, так как Петропавловская церковь была церковью военных, затем здесь помещалось здание государственного банка, которое сгорело в пожаре 1879 года. Означенное место долго пустовало и несколько раз назначалось с торгов, но дума торги не утверждала по невыгодности цен. Наконец, 14 февраля 1885 года место было продано г. Шотту за 4011 р.

Церковь, находящаяся напротив Шапошниковской богадельни во многих отношениях интересна: прежде всего ее алтарь выстроен не на восток, а на юго-восток, в ее ограде покоится прах лютеранина военного губернатора графа Павла Петровича Сухтелена 2.

Эта церковь одна из самых старейших церквей города Оренбурга[126]. Разрешение на ее постройку было дано 21 июня 1755 года, но сама постройка замедлилась и была начата только в 1757 г., а освещение церкви произошло в 1760 году. 29 мая 1786 года во время громадного оренбургского пожара она обгорела, долгое время существовала в развалинах и уже было высказано предложение вовсе уничтожить эту церковь; но этому предложению воспротивился военный губернатор князь Волконский, он нашел средства построить вновь эту церковь, но на беду архитектор направил алтарь не на восток, а на юго восток и Оренбургский архиерей Амвросий Кембелев не давал своего согласия на освящение церкви. Тщетно Волконский долго и горячо убеждал архиепастыря, но убеждения не могли сломить крутого характером и гордого епископа, потребовалось вмешательство синода, который, на запрос можно ли освещать церковь так как алтарь ее находится промеж востока и полудня, ответил «по елику во времена года бывают различные востоки» — то и церковь освящать можно. Она и была освящена 25 октября 1809 года. Князь Волконский, заботясь о ней, приписал к ней весь чиновный и военный люд г. Оренбурга, а в 1831 году сюда присоединился и Неплюевский корпус, который до 1852 года не имел своей собственной церкви.

Петропавловский храм имеет и еще отличия — длинный стеклянный входной коридор и остроконечный шпиль. В ограде храма находится могила Оренбургского военного губернатора графа И. И. Сухтелена 2. Могила в настоящее время плохо поддерживается, но все еще находится в удовлетворительном состоянии — на глыбе черного мрамора возвышается простой металлический крест. Из за этой могилы возникло целое дело: причт церкви и епархиальное начальство находили, что труп графа Сухтелена, как лютеранина, не может находиться в ограде православной церкви и хотело возбудить вопрос о переносе праха — потребовалось вмешательство Перовского и могила осталась в покое.

Граф Сухтелен недолго был Оренбургским губернатором, всего с 1830 по 20 марта 1833 года, когда он скоропостижно умер в Оренбурге, но им положено столько начинаний, что приходится изумляться, как успел сделать столько этот талантливый администратор и невольно появляется сожаление, что он слишком рано умер, будь он большее время Оренбургским губернатором, жизнь и города и края, пожалуй, приняла бы иное направление.

И в самом деле, какую сторону жизни оренбургского края мы ни возьмем везде граф Сухтелен или что-либо сделал или положил начало.

Народное образование — он первый заговорил о необходимости реформы Неплюевского училища, он открыл Оренбургское женское училище, впоследствии переформированное в институт, он дал основание первому приходскому училищу, исходатайствовав введение в Оренбурге оценочного сбора, на суммы которого должно было содержаться училище, при нем открылось Уральское уездное училище и возбудилось дело об открытии училища в Челябинске.

Возьмем торговлю — при нем возник Верхнеуральский коммерческий тракт, имевший громадное значение для всего края; желая оживить город Оренбург, граф Сухтелен решил открыть в нем две ярмарки — и дело открытия этих ярмарок обставил совсем необычно. В то доброе старое время администратор делал только распоряжения, а подчинные и просто обыватели должны были подчиняться этим распоряжениям. Граф Сухтелен прежде, чем приступить к разрешению этого вопроса обратился с просьбою ко многим лицам, имеющим значение в Оренбургском крае, сообщить ему свои заключения, этот прием в то время не употреблялся,— весьма понятно, что запрашиваемые лица поспешили с ответами.

Полициймейстер города Оренбурга ответил общими фразами о пользе ярмарки и лучшими сроками для нее считал 29 июня и 6 декабря, при чем полагал, что ярмарки должны быть недельными.

Ответ уездного предводителя дворянства Мансурова был серьезнее и обстоятельнее; Мансуров писал следующее:«продажа лошадей башкирцами будет, вероятно, одна из значительнейших статей вывозимых предметов из Оренбургского края и хотя не скоро потеряют они привычку покупать им все нужное у разъезжающих по аулам каргалинских татар, но довольно значительная торговля сия попадет мало по малу в руки настоящих купцов, ибо большая часть татар сих торгует без всякого законного на то права и в совершенный вред покупателям. Для сего надобно обратить внимание в назначении ярмарки времени». По мнению Мансурова сроки ярмарки: 1 октября и половина февраля.

Ответил и Оренбургский голова Жилкин, одна из интереснейших личностей города. Он не сомневался в выгодности ярмарок и полагал, что наиболее удобными сроками для ярмарок будут первые числа октября и июнь месяц, срок ярмарки не менее 10 дней.

Но самый обстоятельный ответ представил Струков, управляющий Илецким соляным промыслом. «Время назначения ярмарки, пишет он, должно быть соображено с главными занятиями всех местных жителей. Их можно разделить на следующие разряды: помещики, казаки, башкирцы и крестьяне. О первых нет надобности входить в особое рассуждение, ибо они могут всегда с удобностью расположить своим временем; но последние три разряда зависят совершенно от местности. Весна, от разлития рек и ручьев, трудностей переправ и вообще дурных дорог, не представляет удобности к назначению ярмарки. По просухе все три сословия занимаются посевом и полевыми работами, по окончании коих башкирцы выходят в кочевые для откармливания табунов и стад, которые во всю зиму довольствуются подножным кормом и по худости не могут быть пригнаны для продажи. Кроме лошадей и скота главные предметы башкирской торговли заключаются в меде, лубьях и частью в хлебе. Лубья сдираются весною, мед сбирается около Петрова дня, хлеб осенью, а между тем поспевают сенокосы. Итак до окончания уборки хлеба, т. е. до осени, учреждение ярмарки едва ли будет полезно. По мнению моему лучшее назначение ярмарки можно предположить в начале октября, когда кончаются все деревенские занятия и хозяева могут сделать соображение о числе убранного хлеба. В сие же время возвращаются с Макарьевской ярмарки азиатцы и приходят с товарами обозы. Вторая ярмарка может быть назначена в конце зимы, когда бураны бывают уже реже, снег осядает и начинает таять, причем должно взять токмо в соображение возвращение зимним же путем приезжающих на ярмарку».

На основании этих отзывов граф Сухтелен 16 февраля 1881 года взошел со следующим представлением в министерство:

Город Оренбург, по соединению в нем губернского и корпусного управления, хотя считается первым местом в здешнем крае, но в отношении удовлетворения общественных потребностей представляет многие затруднения оттого, что здешний купечествующий край, состоя большею частью из людей, занимающихся одним заграничным торгом с киргизами и азиатцами, весьма мало заботится о снабжении города предметами необходимыми собственно для потребления жителей и особенно высшего звания, которые по сему случаю принуждены бывают многие или выписывать из других мест или покупать за такие цены, какие назначаются по произволу продавцов. Жители же окрестных и удаленных от города крепостей и селений, приобретая нужные вещи от разъезжающих временно торгашей платят им еще с большею дороговизною или отдают за бесценок произведения своей сельской промышленности. При таковом положении внутренних оборотов весьма полезным представляется учредить здесь независимо от заграничного торга ярмарки, летом и зимою, которых привлечением в Оренбург иногороднего купечества не только бы отвратили ощущаемые теперь недостатки в потребностях местных жителей, но соединяя в одном пункте торговлю обывателей окрестных, доставили бы им верный способ сбыта своих произведений, оживили бы сельскую промышленность и послужили бы к приумножению городских доходов; с тем вместе с существенной для казны пользою, усилили бы и заграничную торговлю нашу с киргизами и народами средней Азии, которая, основываясь теперь с одной стороны на неудовлетворении необходимых потребностей, а с другой на своекорыстии местных торговцев, не соответствуют ни ожиданиям правительства, ни пользе казне».

Высказав такие общие соображения, граф Сухтелен продолжал — «по соображению местных обстоятельств и временных съездов купечества в других городах Оренбургской губернии, я полагаю учредить в городе Оренбурге каждогодно две ярмарки — первую с 29 июня по 7 июля, вторую с 15 по 22 ноября». Далее шло указание, в какие числа месяцев происходят в Оренбургской губернии ярмарки в других городах.

Ответ из министерства пришел довольно скоро, а именно 11 марта 1831 года, причем ответ этот вызвал следующую любопытную пометку Сухтелена на полях министерской бумаги: но читал-ли он (т. е. министр) мою бумагу?

Пометка эта относилась к следующему. Разрешая ярмарки, министр писал: «но нужным считаю только, чтобы сроки оных, были соображены со сроками других местных ярмарок — между тем об этом согласовании очень подробно трактовалось в бумаге Сухтелена.

Получив разрешение от министерства, Сухтелен прежде всего позаботился выбором места и согласно предложению городского головы таким удобным местом был признан гостинный двор, внутри которого было, по словам Жилкина, много свободных лавок. Далее Сухтелен принял все меры, чтобы оповещение об открытии ярмарки было как можно шире: уведомлены были все городничие, коменданты, все полиции городов и крепостей Оренбургского края, посланы были извещения соседним губернаторам: Вятскому, генерал губернатору западной Сибири, Казанскому, Саратовскому, Пермскому, Омскому, Астраханскому, Симбирскому и наконец Сухтелен послал 250 экземпляров следующего объявления Нижегородскому губернатору: «в городе Оренбурге по разрешению правительства открыты две ярмарки: первая с 29 июня по 7 июля, а вторая с 15 по 22 ноября. Время для первой ярмарки признано удобным, потому что к исходу июня обыкновенно выходят на Оренбургский меновой двор азиатские караваны и стекаются для мены и на заводимые скачки киргизы, башкирцы и другие поколения народонаселения Оренбургского края; азиатцы, не имеющие права производить розничную продажу товаров своих, имеют между тем всегда нужду в деньгах для оплаты пошлины и удовлетворению возчиков, следовательно, с величайшею охотою ведут оптовую торговлю с Российским купечеством и купечество всегда может найти свои выгоды тем более, что приобретенные от азиатов товары легко успеть можно доставить на нижегородскую ярмарку и сделать оборот на учрежденной в Оренбурге осенней ярмарке. Не менее того важна торговля скотом, пригоняемым на мену киргизами. Назначенная в ноябре месяце ярмарка выгодна для Российских купцов потому, что азиатские купцы, в сие время отправляясь в свое отечество, запасаются российскими изделиями; по климату в Оренбурге время способствует для переездов и поселяне, окончив полевые работы, могут собираться, как для продажи своих произведений, так и для покупки им нужного; в особенности может быть выгоден торг лошадьми, которыми весьма изобилуют башкирцы. Оренбургский военный губернатор, объявляя о сем, приглашает Российское купечество к пользам их ожидаемым»[127].

Нет сомнения, что если бы Сухтелен был жив, ярмарки осуществились бы, но он умер — а следующее за ним начальство занялось иными проектами. Мы сочли необходимым познакомить читателя более подробно с этим проектом учреждения ярмарок, тем более, что им рисуется довольно ясно, как работал граф Сухтелен.

Возьмем инородцев — здесь мы наталкиваемся на заботу о башкирах, введение кантонных попечителей — выше мы указали на это — реформа управления киргиз, введением в киргизскую орду порядка и особой, хотя на современный взгляд и сложной организации, но которая должна была подействовать на ассимиляцию киргиз.

Во всех начинаниях графа Сухтелена проглядывала одна, очень симпатичная черта — он никогда не думал, что искусный администратор может добиться сам, единогласно желательных результатов, он полагал, что только в развитии общества, в распространении образования, в развитии общественного мнения заключается залог дальнейшего преуспеяния края. И стремление подействовать на общество в этом смысле, т. е. пробудить общество, заставить его подумать — проходит красной чертою через все начинания графа Сухтелена и закончились в двух его проектах.

Граф Сухтелен думал издавать в городе Оренбурге газету и даже выпустил один номер этой газеты и кроме того хотел завести постоянную летопись края.

Проект летописи края был задуман по очень широкой программе[128]. Все существовавшие в городе Оренбурге учреждения, начиная с 1 января 1832 года обязаны были доставлять ежедневно в коменданскую канцелярию сведения, необходимые для внесения в летописный дневник по следующей программе:

1) излагаются в оной сколь можно ясным, но кратким слогом все важнейшие события до крепости и города Оренбурга относящиеся, как то: указы, распоряжения правительства и местного начальства по управлению гражданскому и общественному.

2) современные подобные же события, перемены и распоряжения по части военной в городе и по близости.

3) необыкновенные происшествия, пребывания знаменитых особ, заложение или освещение новых зданий и заведений, вскрытие и замерзание реки Урала и степень разлития оной. О важнейших событиях в губернии и о киргизах сообщать лишь тогда, если оные будут иметь связь и влияние на дела гражданские и на общее благосостояние жителей оного.

4) Известие о прибытии и отходе почт, караванов, число оных, примерную стоимость привозимых и отпускаемых товаров. Приблизительное определение движения торговли внутренней и внешней.

5) Ежемесячное определение существовавших цен на главнейшие продукты и жизненные потребности, а при заключении года известия о ложной цене оных.

6) Однажды в год краткое сведение о городских доходах и расходах.

7) По истечении каждого месяца однажды до 15 числа следующего месяца дневник должен быть в копии сообщен военному губернатору отдельными тетрадями. Сей экземпляр, по пополнении в чем нужно и утверждении его поступает на сохранение в Оренбургский музеум, подлинный хранится в делах канцелярии.

Газеты вышел всего лишь один номер, а дневника до нашего времени сохранилось несколько разрозненных тетрадей.

Для нас, конечно, понятны неудачи большинства замыслов графа Сухтелена, то, что он хотел делать, возможно в культурной стране, у культурного населения — ничего подобного не было в Оренбурге и весьма понятно, что ни население, ни даже большинство интелигенции края не сочувствовало начинаниям графа Сухтелена и видели в них одни «начальнические» измышления, служащие только лишним бременем для обывателя.

Граф Сухтелен не дождался еще своего биографа, мы не могли сейчас подробно охарактеризовать личность Сухтелена, но описывая его могилку, мы считали своим долгом хотя эскизно, а восстановить в памяти Оренбуржца эту замечательную личность! Мы сознаем, что наброшенный нами эскиз слишком недокончен, но надо помнить и то, что мы должны были пользоваться лишь сырьем, архивными данными — материалы для биографии Сухтелена все еще не опубликованы, несмотря на то, что прошло почти 75 лет после его смерти.

Следующий за Петропавловскою церковью дом — маленький, одноэтажный, с большим двором и садиком внутри его заслуживает внимания. Этот дом когда то принадлежал помещице Приезжевой, известной своими постройками церквей. Сама помещица, очевидно, в нем не жила, но зато в этом доме останавливались разные иностранцы, прибывающие в город Оренбург с различными иностранными диковинами. Так в 1864 году прибыли братья Зальцфиш[129], остановились в указанном доме и привезли:«керосиновые лампы». Лампы эти — так читаем в объявлении: «разных форм, очень красивые, при употреблении не требуют никакой чистки, кроме обтирания пыли, зажигание и гашение их очень просто, свет от них так бел и блестящ, что самая малая заменит пять, а поболе размером ответит за десять свечей стеариновых. Сравнительно со свечами и маслянными лампами превосходное керосиновое освещение может составить значительную экономию в хозяйстве!»

Ничто не вечно под луною. Также, как сорок лет тому назад расхваливали керосиновое освещение, доказывая его превосходство перед маслянным, так и теперь возвеличивают электрическое и смеются над превосходным керосиновым освещением. Но кроме ламп братья Зальцфиш привезли массу самых разнокалиберных вещей — тут были и «визитные карточки разных европейских знаменитостей, и новоизобретенные химические книги (copie des lettres), и рижские весы, и новоулучшенные фонари, и альбомы для фотографических карточек и наконец очки с перескопическими стеклами для сохранения и укрепления зрения».

Нет сомнения, что дом Приезжевой осаждался любопытными и карман обывателя города Оренбурга в достаточной степени отощал.

В доме на углу Николаевской и Гостиннодворской долгое время помещалась единственная в городе гостиница и ресторация, носящая название:«Коммерческой»

В 30-тых годах прошлого столетия в Оренбурге было всего две гостиницы, харчевня и квасной балаган. Доход от этих учреждений был с лишком. Так когда 26 Ноября 1827 года[130] дума разрешила устроить вторую харчевню в городе, то содержатель единственной в городе гостиницы обратился в думу c просьбою уменьшить акциз. Мотивы этой просьбы изложены так оригинально, что мы приведем текстуально:«и как он желает заниматься содержание гостиницы еще вновь, то остается в неизвестности, может ли ему быть какая польза, судя по тому, что вход в гостинницы предоставлен только чиновникам и купечеству, какового класса люди весьма в небольшом числе, хотя и входят, но единственно для игры на биллиарде, а употребление напитков есть весьма на незначительную сумму, напротиву же низшего класса людям бытность в гостинице строго воспрещается». Но дума не смиловалась над бедным трактирщиком, очевидно не поверив, что чиновники и купцы только играют на биллиарде, и ничего почти не пьют, и не уменьшила акциз. Из сметы доходов города Оренбурга видно, что в 1830 году за трактиры акциз был 160 рублей, за гостиницу 200 р., за харчевни 350 р. итого 710 р., конечно, ассигнациями. В 1833 году цены значительно понизились, за 2 гостиницы было выдано на торгах 360 руб., за харчевню 80 руб., за балаган 60 р. и за трактир во 2-й части в д. Шапошникова 150 руб., а всего — 650 руб.

С 1878 года в одной из гостинниц города Оренбурга, а именно «Европейской» стали выписывать для посетителей столичные газеты и об этом были помещены широковещательные объявления. Вообще же гостиницы и трактирные заведения в Оренбурге ничем специфически Оренбургским не отличались.


Загрузка...