Город отравленных душ

10. Крушение

Только три человека могли купаться, пользоваться сауной в губернаторском бассейне — его заместители. Двое из них, были на Чукотке наездами, а третий Серебров жил в Анадыре. Он и пользовался этой привилегией, но редко, был смышленым и понимал, что губернатор не любит, когда пользуются его вещью.

Серебров только отпраздновал свое пятидесятилетие, наслаждался высоким положением, уважением и почитанием, которым окружен, достатком. В семье были неполадки. Как говорится, семейная лодка дала большую течь. Жена его, рядовой медик, поставила ультиматум: или я, или ты бросаешь пить. Пить приходилось по «служебной» линии. Бесконечные мероприятия, совещания, заседания, на которые съезжались представители со всех районов округа. Многие из них ходили в друзьях Сереброва. Ну, а как не выпить за встречу, за удачно проведенное мероприятие. К тому же у всех были просьбы, всё что-то от него хотели. Он считался приближенным к губернатору и мог решить многое. Действительно, новый губернатор считался с ним, уважал и доверял ему.

Вода расслабляла, особенно после парной. А они, Серебров и Алина, хорошо попарились. Алина прилетела из Москвы, еще с тремя своими подругами. Их поселили в трехкомнатной, прекрасно меблированной квартире. Они очень довольны, эти веселые бабочки из одного столичного салона красоты. Платят хорошо, относятся с уважением, местные мужчины не извращенцы какие-то, а настоящие мужики, любящие секс и женское тело.

— Ты еще не хочешь попариться? — спросил Серебров, подплывая к Алине.

— Как ты, — ответила та. — Могу, если хочешь.

Тело девушки бронзовое от загара, она прекрасно сложена (была в прошлом танцовщице в ансамбле), голубые с мягким взором глаза, короткий черный волос. Она только в плавках (ниточка материи позади и крохотный треугольник впереди), без лифчика. И грудь ее и ягодицы коричневые от загара. Видно было, что она загорала совсем недавно и. совершенно обнаженной.

— Верно, подметили Михаил Вячеславович, — будто угадывая мысли Сереброва, сказала Алина, очаровательно и кокетливо улыбаясь. — Совсем недавно отдыхала на юге, на вилле одного состоятельного человека. Он обожал, когда мы с подружкой, голенькие, валялись в шезлонгах.

— Это прекрасно, как я тебе завидую!

Серебров приблизился к девушке, обнял ее. Та порывисто обхватила его руками за шею, ногами за талию. Они долго и страстно целовались.

— Пойдём тогда, выпьем шампанского. У меня уже в горле пересохло, — сказал Серебров.

Они вышли из воды, зашли в небольшую комнату. Два широких дивана, простыни, стол, холодильник в углу. На столе конфеты, фрукты, на тарелках колбаса, сыр, другая снедь.

Серебров достал шампанское из холодильника, налил в фужеры. У него крупная, с редким волосом голова, чернявая с проседью бородка. Тело уже начинало деформироваться возрастом: выпирал небольшой живот, стали дрябловатыми мышцы ног и рук.

Алина прилетела на Чукотку второй раз. И в первый прилет она встречалась с Серебровым. Она знала, какую высокую должность он занимает. Но ей это всё равно. Её теперешняя работа требует одного — угождать клиенту.

— Тебе бородка, между прочим, идет, — сказала Алина отпивая шампанское. Она пила вино с наслаждением, ритуальным благоговением — любила его. Так приятно было вливать в разгоряченное тело холодную, пенящуюся, хмельную прохладу.

— Мне тоже, кажется, это так, — сказал Серебров и слегка подшмыгнул, как бы быстро втянул носом воздух.

Он слегка заикался, когда в разговоре волновался, но подшмыгивал постоянно.

Идея привозить девушек из московских салонов красоты принадлежит молодому руководителю одного из департаментов. Она всех молодых чиновников окружной администрации воодушевила и всеми была принята. Действительно, в верхнем эшелоне местной власти, находились здоровые, молодые или средних лет мужчины. Заводить любовниц в маленьком городке и аморально, и опасно, пойдут разного рода слухи и толки.

Девушек привозили под видом сотрудниц разных ведомств, вознаграждение оплачивали из представительского фонда.

Их предупредили, чтобы и в Москве, они держали язык за зубами и не афишировали свои поездки на Чукотку.

— Я была в прошлом году почти в это время, но теперь город так разительно изменился, — сказала Алина. — Из Москвы вовсе не видно ваших перемен, но они такие…

— Стараемся, и не подкачаем, — нехотя ответил Серебров.

Он был в расстроенных чувствах. Не показывал это, хорохорился, но душу терзала одна неприятная заноза. Неделю назад с ним беседовал представитель федеральной прокуратуры. Дело касалось его вылетов на вертолете на охоту. Поговорили мило, Серебров вынужден был признать, что санитарные рейсы вертолета выполнялись, по его указанию, но летали не за больными, не оказывали кому-то помощь, а доставляли его в район охоты. Представитель уехал, вроде ни в чём Сереброва не обвинил. Но если посмотреть на это с другой стороны, то можно дело раскрутить. Вот почему временами у Сереброва было беспокойно на душе.

Алина налила себе шампанского.

— Тебе налить? — спросила она у задумавшегося Сереброва.

— Нет! Не люблю эту газировку. Выпью лучше водочки. Ты не хочешь?

— Если только полрюмочки.

— Вот и прекрасненько!

Серебров вышел из-за стола, достал из холодильника бутылку водки, налил в рюмки.

Выпили.

— Как русский напиток? — спросил Серебров.

— Впечатляет, — закусывая сыром, ответила Алина.

— Для руководящего состава, — хохотнул мужчина.

Он накинул на себя белую простынь и лег на мягкий, кожаный диван. В голове слегка закружилось, наступила полнейшая расслабленность. Вспомнилась охота на оленей, выпивки у костра, разговоры.

— Вот чем Чукотка хороша, так это охотой. Ты говоришь Алинушка у нас леса нет. Есть, да еще какой! В поймах рек. Чезении толщиной в два метра, березы белые растут, тополя, ивы и прочее. Дичи много, лоси есть, дикие олени. Охота — моя слабость. Так и тянет туда, где перевалочная база Серная. Домики, банька, и дикие олени. Прут косяк за косяком. Пали, не зевай. По тридцать голов укладывали за один день. А нас — двое или трое.

— И зачем столько? — удивилась Алина. На ее лице (вздернутый носик, ровные тонкие, видимо, выщипанные брови, густые, мохнатые ресницы, пухлые губы), искренний интерес.

— Азарт, милая, азарт! Женщины разделывают туши, а мы к домикам, банька, потом свежанинка поджарится и такой кайф…

— Откуда в лесу женщины?

— Мы их из оленеводческой бригады брали. Она там недалеко. Вертолётом залетали и женщин брали, специально для разделки оленей.

— Да, интересно…

— Не то слово. А кружечку варёной оленьей крови выпить! О!

— Крови? Фу!

— Кровь — основа основ, скажу тебе, как медик. В крови всё есть. Не даром чукчи, уходя на ночь, на мороз, укарауливать оленье стадо, выпивают кружку жидко сваренной оленьей крови с жиром. Ни какой мороз не страшен.

— Почему? — продолжала интересоваться Алина.

Рассказ Сереброва ей давно надоел, («чушь какая-то и дичь, одним словом, дикари и кровопийцы»), но она слушала его внимательно, к этому ее обязывала необычная профессия. Нужно интересоваться всем, о чём говорит мужчина. Слушая, заглядывать ему в рот, смеяться от души, если он сказал что-то смешное, пусть даже для тебя не очень смешное.

— Потому милая, что и оленья кровь — не водица. Вся наша жизнь замешана на крови. Куда не кинь свой взор прекрасный — везде кровь. Она, по сути, рекой везде льется.

Серебров поднялся, вновь налил себе и Алине водки. Быстро опрокинул в рот свою рюмку, крякнул, но не стал закусывать. Опять прилег на диван.

— Я себе позволил взять отгул. Вчера, в воскресенье, допоздна совещались, потом глава района, как водится, устроил солидный мальчишник. Он ловкач на угощения. Старая, назаровская закалка.

Алина вначале не поняла, что значит «Назаровская», молчала, не зная как на это отреагировать, потом до нее дошло. «Он же говорит, имея виду бывшего губернатора Чукотки Назарова».

— Вот золотые времена были! — продолжал рассказывать Серебров, растянувшись на диване. — Выпивали, спорили, мотались по всей Чукотке, ни днем, ни ночью не знали покоя. Разруха была жуткая. Денег всегда на нуле. Всё через него. Теперь тоже через него, губернатора, но денег навалом. Трать — не хочу. Несчётно и вволю. Такая экономика. Но дырок не заткнутых тьма.

Ты говоришь город расцвел, а знаешь какую уйму денег всё это стоит? Чтобы покрасить дом, один дом, альпинисты из Москвы берут миллион, наши такой же дом красят за триста тысяч. И так во всём. Турки — строители с нас три шкуры снимают. Космические цены. Но делают хорошо. Привозим учителя вшивого, ни бум, бум о Чукотке и в три раза ему больше платим, чем тутошнему, куда лучшему, куда опытному. И так по всем специалистам. А их тысячи завозятся, вот и посчитай во что выливается. Между прочим, и твоя зарплата не снится местным девочкам.

«Вот и спи со своими кривоногими, раскоряками» — хотела выпалить Алина, но только нежно и понимающе улыбнулась.

— Твой монолог прекрасен!

Алина выпорхнула из-за стола, сбросила на диван простыню, прилегла к Сереброву, стала целовать в губы, просунула руку между его ног.

Он быстро возбудился и тяжело перевалился на девушку.

Через некоторое время они еще выпили по фужеру шампанского. Вино еще было холодным и приятно освежало во рту и животе.

Потом Серебров проглотил пару рюмок водки. Ах, какая настала телесная, душевная и прочая раскрепощенность!

— Слушай, — неожиданно спохватился Серебров. — Нас же вчера потчевали каким-то заморским плодом Я один прихватил, он где-то в холодильнике. Я и забыл о нём.

Он соскочил с дивана, открыл холодильник, порылся в пакетах и вытащил алый, точно светящийся загадочный плод.

— Каково, он весь просвечивается. Ты потрогай, КАКОЙ ОН ЛЁГКИЙ, ТОЧНО ВОЗДУШНЫЙ, НО КАКАЯ В НЁМ ЭНЕРГИЯ!

Серебров предал в руки Алины восхитивший его плод. Она приняла его бережно, как берут в руки новорожденного. Плод, действительно, светился. Он был прозрачен и сквозь алую оболочку, алую внутренность просвечивалась сердцевина плода — светящаяся точка. Он был легким, холодным — всё — таки находился долгое время в холодильнике — но из него лилась энергия, которая не возбуждала, а умиротворяла человека.

— Давай попробуем, — азартно спросил Алину Серебров.

— Жалко, — ответила девушка. — Я такого раньше не видела.

— Тем более, значит надо попробовать.

Он взял со стола нож, и на тарелочке разрезал плод на две части. Потом каждую часть еще пополам.

— Под водочку, думаю, самое то, — беря в руку четвертинку плода сказал Серебров. Он был возбужден, весел, энергичен и излучал жизнерадостность.

Содержимое рюмки, исчезло под усами, туда же последовала и часть плода.

Алина тоже взяла рюмку с водкой, но ни водку, ни плод не хотелось загружать в себя. Именно загружать, точно они имели невероятно большие размеры. Она всё-таки пересилила себя, выпила и закусила плодом. Рот обволокло прохладой и только. Она ожидала большего, огня какого-то, свечения внутри. Но ничего не произошло. Тогда они выпили еще по рюмке и съели по четвертинке плода.

Серебряков как-то сразу протрезвел и опять почувствовал в душе тревогу. «Наверное, влип я по самые уши, с этой охотой. Продадут, заложат, заложат, сволочи!» — подумал он. Уж больно много было тех, кто его хотел бы продать.

Он умело «провальсировал», как он сам выражался между двумя губернаторами. При прежнем начальнике Чукотки он занимал высокий пост, потом был направлен в один из районов главой администрации, и при новом руководители округа, вернулся в то же высокое кресло, что занимал прежде. Круг его карьеры замкнулся. Но нынешний виток и почетнее и выгоднее. Он говорил о том, что достигнут новый рубеж, что среди немногих так называемых «бывших», кого новая команда, нового губернатора вышвырнула за борт корабля власти, он удержался на палубе, включен в состав команды и может рассчитывать на хорошие дивиденды.

Эта история с охотой может для него кончиться плохо. «Распоясался» — вдруг откровенно, резко подумал он о себе. И удивился этому.

Закрыв глаза, он будто дремал. Но всем существом прислушивался к себе, к биению сердца, току крови по венам и артериям. Было такое ощущение, что в нём стало что-то происходить. «Охота — это чепуха, отмажусь!» — решительно заключил он про себя и медленно погрузился в сон.

Заснула и Алевтина. Её загорело молодое тело было красиво на белых простынях. Одна нога выпрямлена, вторая, — правая, слегка согнута в коленке, всё тело чуть склонено на правый бок. Голова запрокинута, грудь, живот, всё оголено, лишь небольшая часть межножья прикрыта углом простыни. Она дышала ровно, здорово, казалось, что счастливо.

Серебров тоже лежал на правом боку, лицом к спинке дивана. Его взлохмаченная, крупная голова занимала большое место на валике дивана. Чёрная с проседью борода выделялась и от русых волос на голове, и на фоне белых простыней. Он посапывал тревожно и болезненно, точно переживал какую-то неприятную историю.

В действительности, ему снилась охота на оленей, только почему-то не в чукотской тундре, а где-то в жаркой азиатской степи. Он бежал наперерез большому стаду животных. Их гнали загонщики, голоса людские слышались далеко за песчаными барханами. Но это были странные голоса, отрывистые, по орлиному клекочущие. Нет, вовсе не чукотские, к чему он привык — протяжные, вибрирующие мягко. Он задыхался от пыли, которую несло от песка, пытался откашляться, но не мог. И вот они, рогатые красавцы, уже близко, их достанет пуля, выпущенная из любого оружия. Он вскидывает свой карабин, целится, Но олени скрываются за барханами, и он не успевает выстрелить. Раздосадованный поднимается с колена, и тут его окружают всадники. От их разгоряченных лошадей пахнет потом. Кони косятся на него огромными возбужденными глазами, жуют металлические уздечки, из уголков их ртов спадает пена. Всадники в чалмах, халатах («это мусульмане, а не чукчи»), с плетками в руках. Их человек десять и они гарцуют на конях вокруг него, ничего не говоря, лишь с ухмылкой наблюдая за ним. Он кинулся бежать, не зная куда именно. Страшно ему не было, почему-то он чувствовал, что ни люди, ни кони не сделают ему вреда. Жалко было, что ушли олени, что он так и не застрелил ни одного. Бежал какое-то время по песку, ноги проседали в него по ступню, и от жары кружилась голова. Потом под ногами оказалась твердая почка, редкая пожухлая трава. Бежать стало легче, но всё равно он двигался медленно — усталость охватила всё тело. И еще — не хватало воздуха, он задыхался. Вот вынырнула из-за песков машина, старенький, серого цвета седан. Он закричал, замахал отчаянно руками, чтобы остановились и взяли его. Но машина промчалась мимо. Хотя он чувствовал, что его видели, просто не взяли. И такое его охватило отчаяние, что заныло в левом боку. Он сел у дороги, обхватил голову руками. Вокруг была пустыня, всадники и олени куда-то исчезли. Было жарко от палящего солнца, пахло пылью древних дорог Азии.

Сереброва разбудил Андрей — уборщик и смотритель за бассейном.

— Что случилось? — недовольно засопел Серебров.

— Ваша секретарша звонила. Говорит, что вас разыскивает сам губернатор.

— Хорошо, иди. Позвони ей и скажи, что через несколько минут я буду на работе. Отдохнуть не дадут, — с напускной раздраженностью заключил он.

Он чувствовал себя собранным и энергичным. Алина то же проснулась и она выглядела бодрой и веселой.

Ещё искупались в бассейне. Оделись, выпили на посошок по рюмки водки. У порога здания уже стоял «Рой крауз» — служебная машина Сереброва. Он подвез Алину к дому, в котором она жила, затем покатил к административному зданию, которое располагалось на берегу лимана.

Уже на пороге приемной, секретарша Вика, полноватая, спокойная девушка, вскочив, затараторила:

— Он еще раз звонил, просил, чтобы вы немедленно ему перезвонили. Что-то очень важное.

Серебров глянул на часы — в Москве за полночь. «Если губернатор звонит — это архиважно».

Позвонил из кабинета, с тревогой на сердце. Губернатор ему ответил сразу.

— Только вернулся из Угольков, там совещани…

— Хорошо, — не дал досказать Сереброву Губернатор. По голосу можно понять, что он спокоен. Хотя он всегда спокоен, но… — Слушай внимательно. Они завели на тебя уголовное дело насчет вертолетной охоты. Сегодня же возьми отпуск с последующим увольнением, начинай выплачивать чего тебе там начислили. Потом разберемся.

В трубке раздались частые гудки. У Сереброва слегка задрожали руки. Он полез в стол, где стояла водки в пластмассовой посудине из-под тоника, сделал прямо из горла несколько глотков. Не закусывая, машинально выдохнул:

— Это крушение. Вот я и никто!

Не знал с чего начать. Всё путалось в голове. Лишь два слова, как два гвоздя прошивали мозг, сознание. «Никто, крушение! Крушение, никто!»

Серебров подошел к окну. Виден был лиман. Тишь, в глади воды отражалось высокое голубое небо. У горизонта высасывающая из души радость синь. «Господи! — взмолился Серебров. — И чего это на меня разом всё навалилось! Жил, работал, ни кому не мешал и вот такая завихрительная ситуация».

Он сел писать заявление. «Прошу предоставить… с последующим…»

Позвонил начальнику отдела кадров, чтобы она зашла к нему в кабинет.

Он отдал заявление женщине и попросил не особо распространяться о его необходимом решении. Но через несколько минут, о заявлении Сереброва и уходе его с поста вице-губернатора, уже знала подруга начальника отдела кадров, а через несколько часов об этом знал почти весь город.