Город отравленных душ

19. Начало мести

Честнухину в последнее время стало мало везти. Он это чувствовал, как чувствует опасность зверь. В середине сентября, ему, казалось, что сильно повезло. Сумел всё-таки одному из чукотских предпринимателей толкануть несколько бочек соленой рыбы. Не стал слишком загибать цену, предпринимателю еще предстояло вести рыбу в один из отдаленных районов округа. Получил приличные деньги и успокоился. Правда, он знал, что когда рыбу засаливали, она слегка попахивала — передержали в тепле. Но не для себя ж солили, другие не свиньи — всё сожрут. Но к концу сентября прилетел из райцентра предприниматель, состоялся крупный разговор насчет тухлой рыбы.

— А ты бы проверял товар, а не верил на слово. — парировал Честнухин.

— Я ведь тебе не фальшивые деньги давал, потому и верил, что имею дело с порядочным человеком. — заявил искренне предприниматель.

— Нашёл теперь порядочных! — ухмыльнулся нагло Честнухин. — Их и в «Красной книге» нет. Потом чего расстраиваться, чукчи в твоей дыре всё сожрут. У них капальха еще сильнее воняет.

— Там не только чукчи живут, скорее из вовсе нет, а горняки. Мужики золото добывают и им нужно качественным продуктом питаться, а не тухлятиной.

— Может ты ее сам сгноил, почем мне знать.

— Не мог сгноить. За три дня довез до прииска.

В общем, слово за слово, а коммерсант на собеседование в кафе пришел не один, Честнухина вывели под белы руки из кафе, избили, как следует, привели домой, потребовали возврата денег. Пришлось рассчитываться, в милицию не пойдешь, сразу зададут первый вопрос, а откуда рыба. Браконьерство в больших масштабах — уголовно наказуемо, уж это Честнухин хорошо знал. Хорошо предприниматель честным оказался, не всю сумму затребовал. Часть рыбы, в бочках оказалась нормальной.

Вообще-то, как думал Честнухин, линия его поведения первоначально была правильной. Он хотел, чтобы все переговоры о продаже рыбы вела Ирина, чтобы она и документы подписала. Вот тогда он бы был чистым, а та дура за всё несла бы ответственность. Но с ней что-то случилось, в миг переродилась и ударилась в религию. Бывают же великие превращения: проститутки становятся святошами, а святоши проститутками.

Не успели зажить синяки от предпринимательских побоев (крупный оказался парень, в забое работал), как новая напасть. Решил Честнухин поправить свое здоровье за счет предприятия — телерадиокомпании, заключил договор с местным водолечебным комплексом… За час нахождении в номере люкс, где все удобства: сауна, массаж, бассейн, нужно платить по пятьсот рублей. Всего пять-десять тысяч в месяц, купайся с девочками, выпивай с друзьями — блеск. Где деньги взять? В смете они не предусмотрены. Решил Честнухин кое-кому премий не давать. В числе оных оказался оператор с большим стажем, имеющий награды и прочее. Он-то и оказался нервным. Пришёл с костылем в кабинет и стал молотить этим костылем Честнухина. Пришлось ему под стол залезть, чтобы не покалечили, и пришлось премию возвращать. О побое, конечно, все в компании стали знать.

В это же время еще одна напасть случилась. Оставшиеся в малом числе журналисты, написали на него коллективную жалобу о том, что он, Честнухин, развалил всю работу, что придумал незаконно себе должность, что незаконно использует в своих корыстных целях государственные средства и прочее. Одна из журналисток пошла с этим письмом по всем начальственным кабинетам. Тех, кто подписал жалобу, Честнухин сумел убрать из компании, журналистку довел до инсульта. Вскоре и она ушла с работы. Борьба есть борьба. Честнухин не раз во всеуслышание заявлял, что тот, кто встанет на его пути, он сожрет с потрохами. Правда, теперь в компании не кому работать. Но это дело, как считал Честнухин поправимое. Он приказал начальнику отдела кадров компании брать в штаты всех молчаливых, бездарных и угодливых людей. То, что эти люди, как правило, не смогут творчески работать, широко мыслить, делать своеобразные материалы, Честнухина не беспокоило. Заполняйте эфир, чем хотите, приказал Честнухин («всё сгодится для слушательского дерьма»), лишь бы план по объемам вещания выполнялся. Бугров, как руководитель компании ни во что не вмешивался, фактически ничего не знал, полностью отдав на откуп компанию Честнухину. Бугров мечтал лишь об одном, быстрее уехать в Нижний и наслаждаться там жизнью. За полтора года работы на Чукотке, он сумел скопить приличную сумму денег. К тому же Честнухин провернул две операции с деньгами компании (купил несколько иномарок с кораблей, заходящих в Анадырь, и перепродал их), что тоже увеличило его состояние.

Но кто-то из работников бухгалтерии растрезвонил о проведенной операции, так появилась в коллективной жалобе строчка о не правильном использовании государственных средств.

— Да не дрейфь ты, — успокаивал его Честнухин. — У меня кореш — городской прокурор, всё замнёт, и всё загладит. И всё-таки на душе было тревожно. Ещё и поэтому Бугрову хотелось покинуть побыстрее Анадырь и Чукотку. Он помнил, почти два года назад какую принял телерадиокомпанию. Интересные самобытные журналисты, высокого уровня передачи, как на радио, так и на телевидении Участие в различных, даже международных конкурсах, шумная радость по поводу побед. Везде царил творческий дух, желание хорошо работать. Теперь во всей компании не осталось ни одного человека с журналистским образованием. Кругом унынье, наушничество, безразличие к работе. Даже оставшиеся работники радио и телевидения в открытую презирают Бугрова и Честнухина.

К концу рабочего дня Честнухин почувствовал во всём теле недомогание. Его ломало, как-то вытягивало, шумело в голове, будто внутрь ее налили шипящую газировку. «Что это со мной? — еще не испуганно и даже не с особой тревогой подумал он. — Вроде ничего не делал, а чувствую столетнюю усталость». Он не знал, какова эта «столетняя усталость», просто выражение само собой пришло в его голову.

— Может по рюмке пропустим в баре? — предложил он Бугрову, скучающему за рабочим столом.

— А что, это прекрасная идея, тем более, что мне не грех и опохмелиться. — ответил весело тот.

Быстро оделись, прошли длинный коридор офиса, вышли на улицу.

Чувствовался легкий морозец, было безветренно. Весь город выкрашен алым, закатным солнечным светом. Уже давно выбелило сопки у горизонта и в алых лучах солнца, они светились розово и возвышенно. Землю давно сковал мороз, кое-где на обочинах дорог серел снег.

Здание развлекательного центра находилось всего в нескольких метрах от служебного офиса Честнухина и Бугрова.

Из раздевалки сразу направились к стойке бара.

— Нам два по сто, — ласково, сокровенно заказал Бугров.

В этом заведении его все хорошо знали, ибо бывал он тут часто.

— Чего-то меня сегодня искручивает всего, — пожаловался Честнухин.

Может перед пургой? Сейчас выпьем и всё, как рукой снимет.

— Надеюсь на это. Лишь бы холодная водка была.

— Будет, — уверенно сказал Бугров. — Лёша, а водка у тебя холодная? Нам непременно холодную нужно, — обратился он к бармену.

— Конечно холодная! У нас только холодная и вкусная.

— А ты знаешь, как о водке сказал поэт Светлов «Водка бывает хорошая или очень хорошая!»

Все засмеялись. Бугров попросил нарезанный лимон и два бутерброда с ветчиной. Выпили, стали жевать бутерброды.

Честнухин был грустен, задумчив. Он прислушивался к себе, и чувствовал, что в нём происходит что-то необычное, болезненное.

— Не полегчало? — с той же веселостью, как и рассказывал о водке, спросил Бугров.

— Пока нет.

— Тогда еще по одной. И непременно полегчает.

Выпили. Опять бросили в рот по кругляшку лимона, зажевали кислоту бутербродом. Бугров хоть и пьянел быстро, но всегда крепко держался на ногах.

— Мне думается, что меня отравили, — сказал Честнухин.

— С чего ты взял? — удивился Бугров.

— Помнишь, я тебе рассказывал, что какого-то плода попробовал?

— Но ты ж выблевал его, — извиняюсь за крутое выражение, не за столом бы сказанное.

— После этого во мне всё и началось. Чувствую, ощущаю, но понять ни хрена ни могу.

— Сходи к врачу.

— Плевал я на этих коновалов. Тут, наверное, в больнице одни дураки собрались.

— Почему же, очень даже врачей-северян хвалят.

— Хвалить всё можно, но лучше ничего не хвалить, — буркнул раздраженно Честнухин.

Говорить им друг с другом было не о чем. Они надоели друг другу и встречались только потому, что вместе работали и были связаны многими неблаговидными делами и поступками.

— Не пропустить ли нам еще по одной! — весело предложил Бугров.

— Нет! Не могу! Мне стало хуже! — зло отрубил Честнухин. Соскочил на пол и пошел к выходу.

«Сволочь, опять не распалился! Всё время пьет на холяву. Вот и крутит его за жадность», — сердито подумал Бугров и тотчас заказал еще сто грамм водки.

В раздевалке Честнухин столкнулся с турком Кармалем.

Тот схватил его за рукав шубы, вытаращив глаза почти закричал:

— Делай дэвушка иначе очен горько будет!

— Сделана уже!

— Как зовется?

— Виктория!

— Сколькам лет?

— Девятнадцать и очень красивая.

— Чукочанка?

— Тебе-то какая разница, лишь бы дырка была!

— Нэт, нужен хороший секс. Буду платить и тэбе буду вновь платыт. Но гыляди, обман — жуткий дело.

Честнухин, наконец, освободился от турецкого специалиста и побежал по улице, трусливо оглядываясь, дрожа всем телом. Пробежав целый квартал, Честнухин остановился, чтобы перевести дыхание. Тут ему почудилось, что кто-то за ним бежит. По-заячьи, подпрыгнув на месте, Честнухин рванул далее. Пробежав еще квартал, он остановился в изнеможении, прижался к стене дома. Он дышал со свистом, в левом боку кололо. Такого раньше с ним не было. Прежде он был натренированным конвоиром, метким стрелком-милиционером, футболистом сборной УВД. Что ж теперь стряслось с ним? Он не мог найти ответа. Шёл, думал и ничего не понимал. «Сволочи, люди, мерзкие тараканы, это они мстят мне, преследуют меня, — озлобленно думал он. — Они мне и этот вонючий, отравленный светящийся плод подсунули. Но я его не ел, могу поклясться всем, что у меня есть. Я никогда эти вонючие плоды не вкушал. Это всё месть, месть, месть!»

Бормоча слово «Месть», Честнухин еле дошел до дома, открыв входную дверь, он рухнул у порога в прихожей и мгновенно заснул.