Город отравленных душ

9. Начало возмездия

Жена Честнухина Галина, проснулась поздно. После приема снотворного, всегда чувствовала в теле старческую тяжесть, ломоту в костях и боль в голове. Именно головная боль более всего мучила ее. Голова начала болеть после того, как однажды, рассвирепев, бил по ней кулаком муж. Галине казалось, что она безмерно любит своего благоверного («ба, словечко-то какое в больную голову с утра сигануло»), что гордится тем, что он у нее расторопен, умеет взять от жизни свое и у других тоже. Это было раньше, по молодости лет, теперь, после семи лет совместной жизни, она поняла с каким жестоким, вероломным, нечестным человеком живет все эти годы. Она жила с ним, терпела побои, унижения, потому что понимала, в ее возрасте (ей за тридцать), с ее внешностью другого мужа не сыскать. Она мечтала о ребенке. Она любила детей и потому устроилась воспитателем в детский сад. Всю любовь свою отдавала детям, и с надеждой обездоленного человека, ждала чуда, что рано или поздно забеременеет.

Все семь лет ждет, все семь лет надеется.

Муж не желал и слушать о ребенке.

— Зачем нужна обуза, обойдемся без воплей, пеленок и прочего дерьма, — говорил он.

Она пыталась втолковать ему, что ребенок, это продолжение их рода, продолжение их самих.

— Пошла ты, дура, куда подальше со своим продолжением, — вскипал он в ответ. — От такой гусыни и продолжать нечего.

Первое время плакала украдкой, теперь не плачется («и слезам предел есть, как и терпению»).

Выйдя из комнаты, Галина увидела лежащего в коридоре у входной двери мужа Игоря.

Перепугалась, что это с ним? И раньше. напивался, но уж до такого!

Подошла, потолкала.

— Игорь! Игорь!

Повернулся с живота на бок. Замычал, потом бредовым, полупьяным голосом выронил:

— Пошла, сучка, к чёрту! Ты чего турка Карима выгнала? На год договаривались.

— Какого турка? — ужаснулась Галина. — У тебя горячка что ли началась!

Честнухин перевернулся на живот и сонно засопел.

Она опять потолкала его за плечо, желая чтобы он перешел спать на кровать, но тот вновь стал сквернословить и называть ее «сучкой».

— Ну и спи тут! — раздраженно сказала Галина и ушла на кухню.

Голова не унималась. Женщина ни чего и не кого не хотела видеть. Налила чаю, взяла в ванной полотенце и вернулась к себе в комнату. Проглотила таблетку, обвязала полотенцем голову и легла в халате в постель. Нужно полежать спокойно часика два, лучше заснуть и тогда всё пройдет. Способ проверенный, только боли становились мучительнее. Хотелось выть, кричать, но она знала, что это не поможет и потому стиснув зубы, терпела, лишь изредка выстанывала, будто испускала дух.

В это самое время я вышел на прогулку. Было тихо, солнечно. Пошёл по центральной улице Отке. Тротуар, уложенный плиткой турецкими строителями, проезжая часть улицы — идеально ровное бетонное полотно, недавно промытые моечной машиной блестели на солнце весело, подкупающе пахли лесом, даже грибами. Я шел по безлюдной улице и радовался. Анадырь стал настоящим, красивым городом. Уличные, уже погасшие фонари, точно часовые, вытянулись в линию, выкрашенные в разные цвета дома, клумбы, газоны, кое-где прижившиеся кусты ивняка. Нужно отдать должное новому молодому Губернатору, он сумел в короткий срок изменить город.

Перешёл улицу возле отеля «Чукотка» («как звучит «отель!») и супермаркета «Новомариинский» («какая громадина!»), дошел до здания школы. Остановился. Нахлынули воспоминания. Вот я семилетний мальчишка с цветами в руках, иду с матерью и отцом на первую школьную линейку. Белая рубашка, новая школьная форма, новый портфель! В душе всё сияет и поет. У школы на площади уже стоят знакомые мальчики и девочки по детскому саду. Играет музыка, потом что-то говорит директор школы, учителя, всё им хлопают в ладошки, смеются и он хлопает, смеется и почти летает от счастья.

И вдруг он увидел это всё, девочек в коричневых платьицах с большими белыми бантами, в белых фартуках, мальчиков, худеньких, глазастых, седовласую, полную первую свою учительницу Анну Антоновну, услышал взволнованный, веселый голос соседа Гоши Крупнова («Теперь кажется, директор какого-то оленеводческого совхоза»):

— Паша! А Паша! Мы с тобой теперь первоклашки, настоящие промокашки!

Ах! Как весело и смешно это было! Мы засмеялись так заразительно, что нам погрозила ласково пальчиком учительница.

А потом первый звонок. Он, казалось, звонил с самого поднебесья. Одна из девчонок сидела на плече верзилы десятиклассника и изо всех сил махала начищенным до блеска золотистым школьным звонком. Потом строем прошли в класс, и началась удивительная жизнь под романтическим названием «Школьные годы».

«И нет милее моих школьных лет!» — так может сказать любой человек.

Я, видимо, так разволновался, что сквозь стены увидел сразу всё происходящее внутри. В классах работали строители. Что-то красили, строгали доски, устилали паркетом полы.

Нужно было идти дальше. Многих из моих одноклассников уже нет в живых. Как немилосердна, коротка жизнь! Умерла и первая учительница, добрая и строгая Анна Антоновна. Пусть будет земля ей пухом! Она научила нас любить жизнь, быть честными и верить в людей.

Я прошел выше, затем свернул в сторону набережной. Меня тянуло к воде, к лиману, к шуму волн.

У одного из домов, кажется по улице Беринга, я остановился. Что-то заставило меня это сделать. Стены испарились. В комнате на втором этаже, заставленной ящиками с компьютерами и какими-то запасными частями и всяким барахлом, увидел женщину, которая лежала на диване. Голова ее была обмотана голубым полотенцем. Женщина постанывала, видимо у нее сильно болела голова. Вот она привстала, села спиной прижалась к стене. На фоне золотистого настенного ковра, ее бледное лицо казалось мертвы. Я узнал ее. Кажется Галя, да Галя Бужутина. Мы вряд ли были с ней знакомы, но хорошо помню ее. Худенькую, стройную веселую. На каждом школьном концерте она исполняла под гитару свои песни. О, каким успехом у школьников пользовалась она!

Я был потрясен, увидев эту старую, изнеможенную женщину. Боже, что с нами делает жизнь! Прядь седых волос выбивается из-под полотенца, закрученного на голове, длинный старушечий нос, увядшие сероватые глаза, впалая грудь. Боже, сколько же ей. Чуть за тридцать! Неурядицы в жизни так быстро старят женщину!

В прихожей, у входной двери, лежал мужчина. Он мычал, как-то странно подергивал головой. Я точно в кино приблизил, увеличил мужчину. В круглом затылке его, под коротко стриженым редким волосом, под кожей, за затылочной костью, увидел гипофиз, там была маленькая злокачественная опухоль. Бедный, содрогнулось мое сердце! Какая страшная болезнь началась в нём. Опухоль гипофиза ведет к изменению выработки гормонов организмом. Вскоре у него начнут расти руки и ноги, вытягиваться ткани на лице. Вытянутся нос и губы, голову покинет волос. Он будет лысым, страшным и неизлечимо больным.

Я и его узнал. Это он, семь лет назад, мчался пьяный на машине и сбил меня. Это он наклонялся над моим телом, потом с собутыльником («Кажется, тот, второй, работал следователем») заталкивал мое тело в машину и вез к берегу лимана, потом вышвырнул меня из машины в воду. В полете, я больно ударился о выступ на скале. Они, специально, таким образом, добивали меня.

Мне всё равно было жалко этого человека. Его ждут великие страдания, душевные муки. Но будущее не изменить, развитие болезни не остановить. Он, пока, и не подозревает о ее существовании.

Я почувствовал, как чувствуют присутствие горячего предмета, как много бед принес этот человек людям! Сколько же зла от него вышло в этот мир! Творя зло людям, он не понимал, что природа вернет ему это зло в больших размерах. Так устроен мир. Природа начинает избавляться от этого человека. Она почувствовала, что он — зло, что он не нужен ей. Природа всегда избавляется от негодяев, используя для этого разные пути. Остановить природу невозможно, как невозможно остановить время. Теперь и покаяние не поможет. Слишком много зла принес в этот мир этот человек.

«Несчастный» — подумал я и пошел дальше. Вот и берег лимана. Тихо. Вода, будто зеркало. И величественный простор.

Пронизанные солнцем дали, у горизонта сгущаются в синеву. И горы, как бы упирающиеся под небеса — это загадочная вязь синевы, которая и торжественная, и вместе с тем печальная, как напоминание о завершении всего в этой жизни, лишь бессмертен космос и вселенная. Человек — частица великого бесконечного мира, хрупкая, ранимая, но неотъемлемая его часть.

Я прошел по досчатому, недавно (новые, еще пахнущие смолой доски) тротуару. В нескольких метрах, за забором из обычной металлической сетки, стоят два двухэтажных коттеджа, облицованные серым пластиком, крытый бассейн, напоминающий лежащую на боку бочку — это резиденция нового, молодого губернатора. Ворота — настежь, ни охраны, ни какого людского движения внутри. Хотя в единственном окне бассейна, расположенном под крышей, горит свет. Освещено одно из окон первого коттеджа. Следовательно, кто-то на территории есть. Я не пожелал «заглядывать» внутрь губернаторских покоев. Но картинка внутренности бассейна мелькнула невольно, как кадр остановленного кино. В одной части я увидел молодого мужчину, убирающего полы, в самом бассейне плавали двое — юная русалка и мужчина лет пятидесяти, с небольшой бородкой, с проседью коротко стриженным волосом.

Уже отойдя на значительное расстояние от резиденции, а вернее комплекса, где проживает губернатор, во время приезда в Анадырь, вспомнил, что принимающий водные процедуры с очаровательной русалкой мужчина — это Виктор Вячеславович Серебров, заместитель губернатора, уж не знаю по каким вопросам. Он и убывшего губернатора был заместителем и в ту пору, мне приходилось с ним встречаться.

Я прошел по Набережной и вышел к памятнику ревкомовцам. Крутой скалистый берег, группа мужчин в бронзовых камлейках и кухлянках, чуть поодаль, на пьедестале со знаменем в руке, глава революционеров Мандриков. А начинается мемориальный комплекс с могил, расстрелянных членов ревкома.

Постоял, подумал, вглядываясь в бронзовые лики, некогда обожествленных людей. Теперь ни цветов, ни преклонения перед ними. Подумалось, что вот и они, устроив революционный переворот в Анадыре, тогда Ново-Мариинске не пожелали исполнять всего несколько простых заповедей, определенных природой и поплатились за это жизнью.

Прошёл по дорожке ближе к ограде, сел на одну из скамеек. Внизу, на причалах морского порта кипит работа. Снуют люди, гудят машины, работают краны, — разгружают очередной теплоход.

Головные боли уменьшились и Галина крепко заснула. Нет, ей ничего не снилось, просто она услышала вещий голос. И будто говорил старик, откуда-то с небес, вернее из глубин голубого пространства. Что мировое пространство всегда избавляется от людей, несущих другим зло, беды, несчастья. Что человек, появившийся на земле, обязан выполнять несколько заповедей. И одна, важная из них — не мешать другим людям жить, не творить против них зло.

— Это всё дерьмо! Это всё мерзость! Если ты взял, то у кого-то уменьшилось, если кто-то взял, то у тебя уменьшилось. Так хватай, а то другие схватят. Вот попаду в команду губернатора и всех подряд буду трахать. Я такой, крутой!

Она открыла глаза. Перед ней, покачиваясь, стоял Честнухин. Глаза мутные, бегающие зрачки. Он говорил в какое-то пространство. Похоже, что он еще не оправился от выпитого вчера. Она села, спустив ноги к полу. И первое, что подумала, что у нее не болит голова. Она сняла полотенце.

— Опять дурная голова покою не дает! Чтоб она у тя совсем отсохла! Нелюбимая женушка с отсохшей головой. Ха!. Опостылела ты мне! Взял бы себе бабу из команды, и при деньгах и при власти. Ты камень у меня на груди. Ладно, сохни, а я молодой и сильный, пойду дозасыпать. Я умница, всё вчера провернул. Проверну и то, что задумал.

Пошатываясь, он вышел из комнаты. В проходе наткнулся на ящики, матюгнулся, потом слышно было, как рухнул на скрипучий диван в своей комнате.

Галина прошла на кухню, опять налила чая. Хотелось пить, во рту всё пересохло, как после болезни с высокой температурой, а голова была ясной, здоровой. Боль испарилась, ощутимо, как испаряется на глазах влага во время сильной жары, и от этого стало радостно на душе. Галина почувствовала себя здоровой, помолодевшей. Ей захотелось схватить гитару — любимый инструмент в молодости и запеть. Как давно она этого не делала! Она пила чай, а в голове звучала простенькая фраза, произнесенная кем-то и услышанная ею во сне: «Мировое пространство избавляется от злых людей, приносящих другим горе». Это было так просто, и так, как ей теперь казалось, очевидно. Она вспомнила о всяких убийцах, о которых писалось в прессе, о жестоких царях, о диктаторах-изуверах, о простых людях, которые творили зло — почти все они из жизни ушли рано, или от руки убийцы, в результате катастрофы, но чаще почему-то от страшных болезней. Возможно, что болезнями, медленными страданиями перед смертью, природа заставляла злодеев подумать о содеянном, раскаяться и поведать другим о наказании. Скорее сама природа, таким образом, давала урок остальным людям. Услышав здоровый, сильный храп мужа в соседней комнате, Галина болезненно улыбнулась, подумала, что ее мужу, алчному и злому, до фени всякие размышления и страхи. И всё-таки услышанные во сне слова, запали в ее душу. Прорастут ли они, как прорастает семя, брошенное во влажную, теплую почву или растворятся в соленом растворе бытия. Этого никто не мог знать. Всё определяло время.