Глава 21
Всю сознательную жизнь Новодворская боролась с клишированием заводских настроек женского интеллекта. Члены клуба знатоков женской логики считались Лериными личными врагами. Правда, сражения всегда происходили на полях комментариев под ее статьями и физическими страданиями никому не грозили. В качестве основной претензии противоборствующей стороны к автору выдвигался тезис о том, что женщина пизде - не хозяйка. Мол, голова ей нужна, чтобы в неё есть, корректировать косметикой природные ошибки и в перерывах между двумя этими занятиями ублажать мужское ЭГО. Как? Это уже зависит от приобретённых элементарных навыков, не требующих знаний квантовой механики. Хочешь - словом ублажай, хочешь - делом. Работай ртом, короче. Но лучше молча.
В попытках доказать Лере, что в устройстве ее психики мужчины разбираются гораздо лучше самой Новодворской, рождалась очередная статья для блога. И все начиналось по новой. Вражда разгоралась. Статьи разлетались по пабликам и форумам, как горячие пирожки в базарный день. Блог процветал буйством мнений. Новодворскую однажды даже пригласили на одно ток-шоу сомнительной репутации в качестве эксперта. Темой дискуссии должна была стать история какой-то изнасилованной на вписке ссыкухи. Крикливой массовке предстояло решить, действительно ли дитя стало жертвой или, как обычно, сама виновата, но Лера решила не пачкать себе карму и отказалась.
И вот на следующее после возлияний утро Лерина совесть сама встала на сторону обвинения. Таки да, Новодворская - женщина, которая выдула почти всю бутылку вина в одно рыло, нарядилась, как портовая шлюха и чуть не отдалась по пьяной лавочке малознакомому мужику, подтвердив своим поведением основные постулаты мужского шовинизма.
Прекрасно!
Было ощущение, что ад со всеми чертями переехал прямо в Лерину жизнь.
Она поняла, что дошла до предела эмоционального напряжения, когда всерьёз стала рассматривать пульт от телека, как средство передачи сигнала SOS на большую землю.
Голова разрывалась. Стыд обжигал щёки. И пошли месячные.
Лера даже обрадовалась. Главным образом потому, что женщине в ПМС можно простить многое: и сладкое, и девиантное. Ну и дня четыре этой женщине ничего не угрожало. Главным образом, сама женщина.
Головную и прочую боль сняла медикаментозная помощь Виолетты. Она выдала Лере антипохмелин в шипучке из собственных запасов и показала, где в доме аптечка на всякий случай. Делала она это максимально немногословно и подчёркнуто вежливо, почти даже официально, сдерживая зубами желание брякнуть Лере какую-нибудь «любезность». Так разговаривают с клиентами менеджеры, получившие взбучку от начальства.
Начальство же с утра собрало всю свою гвардию и укатило руководить криминалом. Лера в последнее время не упускала возможности проводить взглядом кортеж из четырёх черных, железных колесниц, который хорошо было видно в окно библиотеки. Перед тем как дать проглотить себя одному из чёрных монстров, Граф несколько минут стоял на улице в окружении пяти-шести своих холопов и раздавал указания. Наблюдать за жизнью современного дворянства было увлекательно. В основном из-за Графа. Он почти всегда, только если не жестикулировал и не говорил по телефону, держал руки в карманах брюк. Одну точно. И эта привычка простолюдина ему… очень шла. Ткань идеально сидящих брюк натягивалась на плотных крепких ягодицах. Смотреть на них можно было вечно. Даже огонь мерк.
Потом Граф с грациозностью тигра запрыгивал в бронированный танк. Дверь внедорожника за ним закрывалась, холуи бросались по своим машинам врассыпную и процессия торжественно трогалась с места.
Возвращался хозяин тем же составом. Иногда в другой одежде. Иногда не приезжал вообще.
А иногда и не уезжал.
И тогда они сталкивались буквально везде. Короткие их диалоги при встрече напоминали пропитанный ядом флирт, обмен двусмысленными фразами, которые - понимай, как хочешь. Во флирте ведь главное - создать ауру загадочности. Объект должен быть в лёгком замешательстве и не знать точно, заигрывает с ним женщина или просто дура. Хотя, Лера уверяла себя, что ни капельки с ним не заигрывает. Даже не пытается. Просто дура.
Однако, после ее нетрезвого выступления Граф вдруг перестал встречаться. Причём, она знала, что он в особняке, но случайных столкновений Лере больше не выдавали, почему-то.
Оно, вроде, и хорошо! Только у Леры накопилось столько колких фраз, которые зря простаивали...
Всего один раз за три дня они почти столкнулись на пороге столовой и Лере чудом удалось удержать горячий кофе в чашке. Никто ничего не сказал. Он только отступил чуть назад, с оскорбляющим почтением пропуская Леру, но смотрел при этом куда-то в сторону, будто она плебейка какая-то, недостойная внимания патриция. Потом она несколько раз прокручивала в голове множество альтернативных вариантов этого эпизода, в которых испорченные напитком дорогие брюки Графа каким-то фантастическим образом обязательно превращались в испачканную кровью простыню.
А на четвёртый день и вовсе прибыли таежные вездеходы и увезли Графа, судя по полному багажнику боеприпасов, куда-то на войну. Оказалось, что всего лишь на охоту, но Лера сразу же нашла в этом плюсы. Можно целых три дня спокойно мокнуть в бассейне, наслаждаться последними летними лучами солнца, гулять по дому, читать прямо в гостиной на диване или, вообще, где угодно, бегать каждый день и слушать музыку. В общем, с головой погрузиться в насильно навязанные курортные условия! Куча дел, не разгребешь!
В первый же день иллюзорной свободы все надоело. Измученная изоляцией от Всемирного Гугла Лера дошла, в конечном итоге, до того, что начала вести что-то вроде блога. Только на бумаге. Пришлось вспомнить, как писать ручкой. И так этим увлеклась, что перестала считать дни.
«Невероятная пытка постоянно задавать себе один вопрос: дошла бы я до конца тогда, если бы он не отказался взять? Понятно, что это случится. Не сегодня. Не завтра. Но случится. Мое тело выбрало его. И меня к нему несёт, как рекой бумажный кораблик. Но как решиться шагнуть в открытый космос голой без скафандра? Это ведь даже не страх боли, а страх разочароваться. А вдруг все врут? А вдруг, всё не так, как в стихах и песнях? А вдруг, это как в сказке про голого короля? Или в ветхозаветной истории? Один скользкий мошенник когда-то на заре человечества наплёл одной дуре про то, как это хорошо. На, съешь мое яблоко и узнаёшь. Она съела, ни фига не поняла, но чтобы не прослыть ещё большей дурой, притворилась, что познала. А потом решила поделиться этим враньем с другими такими же дурами. Так и пошло-поехало. И теперь эта ложь вселенского масштаба передаётся из поколения в поколение, только чтобы мы не вымерли. Но я не умею притворяться. Я не смогу сделать вид, что познала и врать потом всю жизнь себе.»
Бумага все терпела. Скоро рандомные записки стали выстраиваться в сюжет. И когда иссякли чернила во втором стержне, Лера поняла, что наконспектировала десять глав книги под рабочим названием «Графоманка».
Задействованные в интеллектуальном труде органы потребовали отдыха и Лера впервые решилась попробовать поплавать перед сном в крытом бассейне. Пока Граф не вернулся. Его присутствие подогревало Лерину фертильность. Она физически ощущала, как распускается внутри неё робкий аленький цветочек, если чудовище бродило где-то поблизости и это делало заплывы, забеги и просто променад по дому сомнительной авантюрой.
Но сейчас, надевая купальник, никаких внутренних эмоциональных брожений Новодворская не переживала. В доме было тихо, бассейн в полном ее распоряжении. Кайф!
Плавала Новодворская скверно. Бултыхала конечностями, держа голову над поверхностью воды, «проплывала» так пару метров и шла ко дну. Так и боролась со стихией, фыркая и плескаясь, находя в этом какое-то забытое, детское удовольствие. А между тем, позади неё водная гладь бассейна с тихим хлюпом тайно поглотила что-то большое и тяжёлое.
Граф плавал, в отличие от Леры, превосходно. Как и полагается зодиакальным Скорпионам в родной стихии. Это лук Стрельца на чужой территории из боевого оружия превращался в корнеплод. Вода для Графа была его союзником и источником силы. Для Новодворской - коварной ловушкой.
Она совершенно не рассчитывала на такое интимное рандеву, поэтому, мягко говоря, обеспокоилась. Прежде всего, вспоминая, бриты ли у неё ноги и только во вторую очередь - планом эвакуации из враждебной среды.
- Вот так встреча, - Граф вынырнул рядом с Лерой, которая вцепилась в бортик, вжалась в стену грудью, чтобы не выдать сосками неконтролируемый сознанием их задор. - Не спится?
«Какая спица? Кто не спица?» - мозг плавно перетекал в нижний отдел купальника и не хотел выдавать остроумные заготовки.
- Как охота, Граф? Много мамонтов для племени добыли?
Она не хотела на него смотреть. Не хотела. Да он и не настаивал и в поле ее зрения не лез. Вместо этого прилип к ней сзади. Достаточно плотно, для того, чтобы дать ей почувствовать особые его планы на этот вечер. Руки при этом, правда, не распускал. Просто накрыл своими ладонями подрагивающие на краю бортика ее пальцы.
- А ты чем занималась, пока я губернатора мамонтами кормил? Скучала? Ждала?
- Некогда было, извини…
- Глеб…
- Что?
- Глеб, - он произнес в ее правое ухо своё имя и оно пробежало по мокрой коже лёгким током.
Лера повернула голову, случайно (случайно!) уткнулась правой щекой в его губы. Очередной киловатт прошил тело так, что рябь пошла по воде, усиливая плески и блики на потолке.
- Так чем развлекала себя, Лера?
- Лаз в стене ложкой ковыряла, - проговорила она, уже смирившись с непрекращающейся внутренней ажитацией. Изображать хладнокровие, когда посторонние губы щиплют мочку, а язык норовит пролезть в мозг через ухо, не смог бы даже Штирлиц.
- И как успехи? - продолжал пытки голос.
- По моим расчётам к понедельнику я должна убедить вас в своей невменяемости и нецелесообразности дальнейшего пребывания в ваших угодьях, Граф.
- Глеб! - поправил он и переместил одну свою руку Лере на живот, ещё сильнее прижимая к себе. - Может, хватит?
Пальцы скользнули под край ее плавок. Она дёрнулась, но тщетно - он крепко прижимал к себе. Непроизвольный Лерин протест больше походил на нетерпеливое ёрзание и Граф все именно так и понял.
- Что хватит? - голос осип, в горле пересохло. Это был тот самый случай, когда будучи по плечи в воде, человек изнывал от жажды.
- Хватит изображать неприступность, когда тебя так откровенно трясёт от желания, Леррра…
- Да! - выдохнула она совсем не с той интонацией с какой собиралась. - Да, Глеб, хватит! Что ты хочешь? Чтобы я пришла и сама попросила? Не будет этого! Не будет! И если это единственный способ выбраться отсюда, прошу тебя, Г… - она задохнулась, потому что он развернул ее к себе, подняв волну вокруг и внутри Леры, и заставил посмотреть в его затопленные темной похотью глаза. - Глеб… сделай всё сам, - она попыталась проглотить отчаянно рвавшееся вместе с голосом сердце, отводя взгляд, - сделай, пожалуйста, всё максимально незаметно для моей психики. Так, чтобы мне не пришлось потом всю жизнь тратиться на психоаналитиков. Чтобы я забыла всё, как страшный сон на следующий же день!
Он вжал ее лопатками в бортик бассейна, приник всем корпусом, разрешил по-хозяйски бесстыжим ладоням мять Лерины ягодицы, впился губами во влажную кожу шеи. Поднял ее зад и усадил себе на бёдра. Чтобы как-то держаться, Лере пришлось обхватить его ногами. Неважно, что по большей части она оправдывала свою дерзость. Пришлось и точка! Потому что вода - не ее стихия. И потому что губы Графа больше не казались ей грубыми и жёсткими, а язык - скользким и противным.
- Обещаю сделать все возможное, чтобы ты запомнила это в мельчайших деталях. - Прошептал он, когда перестал терзать ее губы. - На всю жизнь. А если твоя гордость не позволяет тебе попросить меня об этом… - Граф сильнее прижал ее промежностью к своему паху, - просто оставь дверь открытой ночью. Сегодня. Я сделаю вид, что поверил в твою забывчивость. Женщинам это простительно. Стань женщиной, Лера. Тебе это так пойдёт…
Он отпустил.
Как Лера выбиралась из-под него и из бассейна, как драпала мокрая через весь первый этаж, как два раза чуть не навернулась, скользя голыми стопами по паркету, оставляя за собой лужицы - вот этот позор хотелось забыть навсегда! Вычеркнуть из памяти, стереть, высечь. Если бы только можно было…
Поплавала, называется! Будто в огне искупалась!
Добрела, шатаясь, словно гонимая бурей, до комнаты и грохнула дверью так, что звук эхом прокатился по всему дому.
Пока лихорадочно смывала с себя Графа в дУше, сочинила эссе про гордость. Наспех вытерлась, обмоталась полотенцем, побежала записывать в блокнот, пока не забыла. Выстрадала на бумагу всё, что никогда не решится высказать ему, потому что гордость…
Так и уснула…
Гордая и по-женски забывчивая. Словом - дура.