Глава 23

Глава 23

Эту колыбельную она не забудет никогда. Даже если на старости лет Новодворскую размотает Альцгеймер, и она начнёт путать гласные с согласными, а тёплое с мягким - эта ночь будет последним и единственным ее ясным воспоминанием до самого конца.

Да, такое нарочно не придумаешь. Интересно, какого балла по шкале боли достойно рождение ее женщины? Лере казалось, что роды прошли легко и без особых физических и психологических травм. Только новорожденная была явно сконфужена. Оглушена чувством, максимально сложным для перевода на язык логики. Как можно назвать одним словом конгломерат стыда, потрясения, грусти, ранимости, волнения, возмущения, эйфории, блаженства, предвкушения? И это ещё далеко не весь список. У Леры была пара вариантов подходящих существительных, но не имеющих ничего общего с литературным языком.

Граф перевернул ее представление о первом сексе. Она наслушалась всех этих сортирных баек от коллег по секции лёгкой атлетики и соседок по общаге и ничего, кроме боли и равнодушных ерзаний тяжёлого потного мужика не ждала. А Граф… вскрыл тихонечко в ней дверцу, смазал ржавые петли. И ушёл. И теперь в засаде будет ждать, пока Лера сама не осмелится выйти за порог. Потому что скоро до жути станет интересно, как это… когда он внутри и двигается в ней. И почему все сладко стонут при этом с такими лицами, как будто они друг друга нежно убивают.

Все не так. Все не так, как в паре десятков тех самопальных романчиков про юных дев, попавших по собственной инициативе в плен к одному маргинальному бруталу. В которого они, конечно же, всем отрядом мгновенно влюбляются после первого же грубого принуждения к близости.

Смешно…

Было бы. Если бы для Леры все ограничилось знакомством с незамысловатыми сюжетами влажных фантазий, уставших от бытовухи домохозяек!

Графу же явно не столь важно трахнуть ее тело, сколько качественно поиметь мозг. Впрочем, об этом он заявил прямым текстом.

Извращенец. Изощрённый маньяк. Моральный абьюзер.

Дурак!

Ненавижу!

И хочу еще…

Лера натянула одеяло на голову. Не хотела вылезать из постели. Пролежала бы так под одеялом лет сто, пока всё не забудется и не затянется обратно. А ещё камера на стене. Если Граф смотрит это реалити-шоу, значит… ему интересно на неё смотреть? А что тут интересного? Как она спит, как читает, как смотрит в окно? Зачем ему это? И когда ему это надоест?

Стянула одеяло, потому что стало душно. Огляделась. Затейник Граф оставил на постели своё перо. Красное.

Весьма символично. Странно, что не павлинье…

Сделать вид, что все приснилось, не получится - на простыне пара небольших нечетких бурых улик. Можно, конечно, уйти в неосознанку, отпираться, оправдывать все пролитым вином. Самым пьяным вином. Бесстыжим. От которого до сих пор кружилась голова, горели щёки и ныло между ног. Но себя-то не обманешь!

Возникла мысль, пойти поискать Виолетту и попросить ещё этой чудодейственной шипучки. Выйти-то все равно придётся. От обслуживания она сама отказалась, а голод чувствовала зверский. Аппетит проснулся раньше женщины, которая никак не могла собраться. Стояла после душа перед большим зеркалом в комнате и изучала своё голое отражение, наплевав на средство видеонаблюдения. Пусть смотрит. И мучается. Лера тряхнула волосами. Перекинула их на левое плечо - ей так больше нравилось. Коснулась прохладными ладонями пылающих щёк. Щёки победили.

Повздыхала, вздрагивая набухшей грудью, покрутилась ещё перед зеркалом, потом подняла голову на датчик противопожарной сигнализации (кстати, кому он тут в глуши сигнализирует?) и уставилась, не мигая, за его решётку.

Смотришь? Смотри!

А у самой колени тряслись от собственной дерзости. Щёлкать волка по носу можно в том случае, если он ручной, домашний, на цепи или транквилизаторах. Про Графа этого не скажешь. Он - хищник, опытный охотник, а не щенок, движимый желанием по-быстрому догнать добычу и утолить голод. Нет. Он матёрый. Вожак стаи. Цель свою будет вести долго, изощренно, загонять, играть. Эти товарищи безвольной падалью не соблазняются. И чем быстрее бегает жертва, тем медленнее будет ее смерть. Поймает такой и начнёт кожу снимать слой за слоем.

Леру передернуло. Тело намекало, что пора бы прекратить демонстрацию прелестей и одеться. В конце концов, не было никаких гарантий, что у этой сцены есть зрители.

На завтрак подавали блины с икрой, ватрушки с творогом, сыр со слезой, настоящую мраморную ветчину и ананасы на десерт! Всё в лучших традициях русского дворянства. Без шампанского только. Когда повар Василий Андреич спросил, что барышня желает на ужин, Лера пошутила, что желает рябчиков. Шеф невозмутимо сказал: «Хорошо» и пошёл ощипывать бедных птичек.

Дурдом.

Пренебрегая заботой о пищеварении, Лера наскоро запихнула в себя блин, всосала двумя глотками чашку кофе и, воровато цапнув с блюда ватрушку, поспешила в свою относительно безопасную келью.

Одно дело - дразнить Графа за закрытой дверью, и совсем другое - столкнуться с ним нос к носу при свете дня после того, как они лежали ночью тело в тело. Что она, вообще, ему скажет? О чем принято говорить при встрече со своим первым мужчиной? «Добрый день, как спалось? Прекрасная погодка, Граф, вы не находите?»

Но, видимо, его сиятельство предпочитало отсутствовать в те дни, когда в доме проводились плановые технические работы, сопровождающиеся гулом пылесосов и газонокосилки, запахами моющих средств и зычными указаниями Домоправительницы Виолетты. Лера сочла это ещё одним веским поводом посидеть тихонько в комнате, пока вооруженный тряпками и швабрами трудотряд не демобилизуется.

Дойдя до двери, Новодворская мгновенно взволновалась и сделалась влажной в спине. Листок бумаги, торчавший в зазоре между дверью и косяком, почему-то вызвал трепет и ассоциации с первой смс от первого мужчины. Лера зашла в комнату, доковыляла слабеющими ногами до кровати и только тогда развернула записку.

«Клининг до 16:00. У служебного входа газель. Смена охраны в то же время. Досматривать не будут. Доедешь до ближайшего населённого пункта. Дальше сама. Пойдёшь в ментовку - лично задушу!»

Размашистый почерк не оставил подписи. Но и так было понятно, от кого эта смс.

Загрузка...