Графоманка

Глава 30

Глава 30

Всю дорогу назад ни он, ни она не проронили ни слова. Каждый о чём-то думал. И судя по пересечению взглядов - об общем. Лера посматривала на Графа, сжимающего сильной рукой штурвал ледокола, бороздящего ее сердце. Он отбивал подачу и самодовольно подергивал правым углом рта, будто гордился собой неимоверно. Но…

Все было по-другому. Лера больше не чувствовала всепоглощающей ненависти и отвращения (хотя, должна была бы). А того, что чувствовала - не понимала.

Он даже не симпатичен ей. Вообще не ее типаж. На воле даже не посмотрела бы в его сторону. А скорее всего, бежала бы прочь. Слишком консервативен. Ортодоксальный брутал. Такие вызывают желание… желание свернуться калачиком у его ног. Лера запретила бы таких мужчин конституцией! Они делают бессмысленной многовековую борьбу женщин за независимость!

Но почему ее так влечёт к нему? Почему ей так неуютно рядом с ним и в то же время так спокойно? Почему сознание гаснет после очередной вспышки стыдных воспоминаний? Она все ещё не могла поверить, что за два последних дня он стал ей ближе, чем кто-либо раньше.

Ну почему, почему именно он? Почему именно сейчас? Почему с ней? Она бы ещё столько же лет прожила спокойно, не зная всего этого. Так проще. Не зависишь от эмоций-паразитов. Не страдаешь. Не пытаешься в сотый раз понять, почему так тянет лечь к нему на грудь и проспать на ней целый век. Потому, что она так устала.

Быть сильной…

Ворота резиденции поглотили облепленный слоем грязи вездеход когда солнце уже по-осеннему ленилось отдавать тепло перед закатом. Машина не стала заезжать во внутренний двор, остановилась в красной зоне за КПП.

Граф подавил сопротивление звучным шлепком по ягодице и помог Лере слезть. Проконтролировал, чтобы с неё не слетели огромные резиновые сапоги, которые он ей пожаловал в знак благодарности за чудесные… бутерброды (так и сказал, сволочь!). Пока помогал, как бы невзначай, ухватил за грудь. Аспид.

- Как? - вопрос, выражающий заинтересованность делами по меньшей мере всей области, был адресован одному из встречающих его оруженосцев, выстроившихся в ряд, как на плацу.

- То трио, то соло. То романс, то рок-н-ролл, Граф, - философски пропел мохнатый, исполняющий в троице обязанности балбеса, и как-то нехорошо при этом посмотрел на Леру. Сально, липко. Сразу захотелось помыться с мылом три раза.

- Главное, чтобы не реквием, - ответил хозяин.

Лера не знала, что делать дальше. Ждать? Идти? Чувствовала себя неловко, как в гостях, где хозяева откровенно ей не рады. Она уже сделала два неуклюжих шага в сторону парадного входа в дом, но была остановлена твёрдой рукой, обхватившей запястье.

- Стоять, - скомандовал Граф и Лера испытала лёгкую благодарность, потому что ковылять в сапогах на три размера больше под пристальными взглядами целых четырёх мужиков, было бы очень унизительно.

- Приведи Чубайса! - велел хозяин кому-то из охранников в чёрной экипировке.

Как все странно здесь, по уставу, как на государственной даче. Как будто, это не дом, а секретный объект. Высокий забор с колючей проволокой, наверняка под напряжением, КПП, видеонаблюдение, система пропусков, досмотр.

Собака…

Лера похолодела, когда поняла, что этот рыжий монстр, размером с хорошего такого кабанчика, этот хвостатый анаболик и есть Чубайс.

- Сидеть, Чубайс, - пёс сощурился в зубастой улыбке от уха до уха. Признав хозяина, вывалил розовый язык и плюхнулся мощным задом на брусчатку. - Хороший мальчик.

Лере было страшно дышать, глядя на зубы этого хорошего мальчика. Казалось, даже пушок на лице от ужаса шевелится. Но она, вероятно, хорошо это скрывала, потому что Граф потянул ее ближе, прямо к собачьей морде. Лера, естественно, начала сопротивляться, выкручивать запястье из его пальцев. А кто бы не спасовал перед пастью главной фобии?

- Прекрати возиться, если не хочешь остаться без руки!

Пришлось послушаться. Слишком уж это убедительно прозвучало.

Пёс пару раз чавкнул, недоверчиво приблизил нос к замку их рук, потом поднялся, вытянув шею, начал шумно обнюхивать ноги снизу вверх до самого пояса. Лера была на грани обморока, потому что чувствовала жар пасти через одежду и как между лопатками расползается иней.

- Я боюсь собак, Гл… Глеб, - просипела она.

- Ну, ничего. Меня тоже боялась сначала.

Корпулентный «санчо» нервно кашлянул, повернулся к коллеге и нарочито громко обратился:

- Руд, скажи пацанам, чтобы разгружали, - он неопределённо махнул рукой в сторону дороги, ведущей к домику охраны.

Волосатый нехотя поплёлся к крыльцу служебного здания, недовольно оглядываясь через шаг. «Бывалый» остался пыхтеть на тротуаре, глядя на шефа с печалью, с какой сморят на безнадёжно потерянного бойца. Длинный был занят разговором по телефону, дымил без остановки и бубнил что-то в аппарат. Словом, был безучастен к происходящему.

- Он не трогает только тех, кто пахнет мной и кто его кормит. - Граф крепко держал пса за ошейник и тот безропотно подчинялся. - Остальные для него объекты. Валит на землю, прикусывает зубами горло и ждёт моей команды. Нет команды - нет объекта.

- Прекрасно, теперь я боюсь собак, не так, как пять минут назад. А ещё больше.

- Сейчас ты пахнешь мной. Даже слишком. Он тебя ещё не принял. Но уже не тронет.

- Вот спасибо, сиятельство. Вы меня балуете доверием! - Лера пыталась укротить вибрации голосовых связок, а лучше - заставить себя молчать. Но, видимо, опять между мозгом и речевым аппаратом отошли контакты. - Такими темпами Виолетта решит, что я ее подсиживаю или претендую на часть твоего состояния.

Показалось, что ветер в листве застыл и опешил сам Чубайс. Он даже морду повернул на хозяина в недоумении. Возможно, она опять ляпнула что-то такое, отчего по жёсткому лицу мужчины прошёл глюк.

- После восьми жду у себя в кабинете, - сухо проговорил Граф и дал знак охраннику перехватить собачий ошейник.

- Иди, Лера, в дом, - процедил он тоном, от которого трескалась плитка под ногами.

И она пошла. Делать нечего. Только, прежде чем идти, скинула ненавистные сапоги с ног и, задрав подбородок, пошлепала по дороге в носках. Куталась в куртку, хотя было не так холодно. Ее пробирало изнутри какой-то ледяной обидой. Мало того, что Граф всю дорогу смотрел на неё, как на охотничий трофей или как солдат на совращенную им генеральскую дочку, так ещё и при холопах своих продемонстрировал Лере ее зависимое от него положение.

Лера пулей пересекла парадный вход, холл, гостиную, влетела на третий этаж, добежала до комнаты и закрылась на замок.

Перепрятала тетрадь. Села.

Захотелось поплакать. Да только повод никак не формулировался. Она же привыкла отчитываться перед собой за каждую допущенную слабость, ошибку или слезу. А как теперь все это себе объяснить? Когда на душе то весна, то осень; то цунами, то засуха; то лёд, то огонь. Такая неразборчивость в эмоциях свойственна истеричным барышням, управляемым гормональной системой. Лера же всегда считала себя крайне резистентной к колебаниям эстрогенов!

До восьми оставался час. Так и не выдавив из себя ни одного уважительного повода для слез, Лера приняла душ и избавила себя от внешних признаков снежного человека. Потом в полотенцах долго зависала перед раскрытым шкафом, думала, что надеть. Никогда перед ней не стоял этот вопрос так остро. Что сейчас-то произошло? Хотелось что-нибудь противоречивое. От чего у Графа сведёт лицевые мышцы, но не будет вульгарно-откровенно сообщать ему где и что сводило у самой Леры в процессе перебора вариантов.

Когда она выходила из комнаты с туфлями в руках, ей казалось, что глубокого изумрудного цвета бархатное платье с запАхом вполне отвечает всем этим требованиям. Но у дверей кабинета, обуваясь, Лера подумала, что чулки на подвязках - это, все-таки, борщ. В конце концов, она же хотела только подразнить Графа, а не соблазнять его или провоцировать.

Зачем она здесь? Зачем она вообще вышла из комнаты? Надо было забраться с головой под одеяло и уснуть, предварительно закрыв дверь и окна. Не пришлось бы стоять сейчас здесь, не решаясь взяться за ручку.

Но, видимо, Граф решил проявить благородство. Сделал это сам. С той стороны. Наверное, понял, что Лера так может проторчать до утра.

Дальше все было как в любовных романах. Главная героиня медленно, очень медленно перевела взгляд со своих туфель на губы героя, и только потом позволила себе посмотреть ему в глаза. Воздух привычно встал в пылающей груди. Героиню разрывало от спорных чувств к герою. Он был ей безразличен, но она его хотела. Он был не в ее вкусе, но она не могла перестать смотреть на него. Сгорала, но тонула.

- Какая теперь непунктуальная пресса пошла, - Граф чуть отошёл, пропуская ее в кабинет.

- Ты сказал после восьми прийти, - напомнила Лера, ступая в знакомое полутёмное помещение.

- Это значит в течении пяти минут после восьми. А сейчас уже восемь двадцать три.

Серьезно?

Лера даже развернулась на каблуках, как однажды видела в каком-то фильме.

- Может, мне выйти, ваше сиятельство, за дверь и войти, когда на ваших дорогих часах снова будет ровно восемь вечера?

Граф закрыл дверь. На ключ. Подошёл. Сегодня опять весь в чёрном, но за воротом поблескивала довольно толстая золотая цепь. Сибирь. Тут чем больше на тебе денег, тем теплее.

- Слушай, - он несколько раз втянул ноздрями воздух рядом с ее ухом, будто обнюхивал, - у меня, почему-то, есть подозрение, что тебе сегодня утром не хватило?

Ну, вот, собственно, пока он об этом не напомнил, Лере казалось, что не просто хватило, а даже чересчур. А теперь… опять все внутри юлой пошло.

- Или ты в принципе не бываешь сыта?

Откуда только прыть взялась у разомлевшей в мужских флюидах Новодворской? Со всей присущей ей женской вертлявостью она отскочила за мгновение до встречи графьих пальцев с подвязками.

Нет, если он решил, что она сразу вот так даст себя облапать, то пусть ещё попробует.

- Глеб, - имя сатрапа впервые далось без заиканий, хотя тембр ей не понравился, слишком тоненький получился, - приглашение было достаточно прохладным, я не предполагала такое близкое общение.

Она отошла ещё на пару шагов, машинально поправляя бархатный подол и уперлась в злосчастную столешницу попой. Ага, не предполагала… Кому ты врешь, Лера?

- И поэтому ты так нарядилась?

Вот он конфликт полов! Андроцентристы свято верят в то, что земная ось находится в штанах. Причём, каждый из них убеждён, что именно в его. В отдельных, единичных, можно даже сказать - уникальных случаях, это так и есть. Но тыкать этим в лица самодостаточным женщинам - низко!

Граф не намерен был отступать от каких-то своих планов. Быстро сократил расстояние. Подошёл вплотную. Тыкнулся осью. Не в лицо, а пока только Лере в живот. Дал понять, что секс с такими мужчинами начинается задолго до непосредственного физического контакта. Даже до того, как сама женщина осознает своё в нем участие. Секс в словах, во взглядах. Постоянный секс. Он даже острее прелюдии, потому что возбуждает через нейроны мозга. Самое сильное влечение созревает в воображении. Которое, как известно, тесно связано с Эммануэль. И он всегда на неё смотрел, будто уже был в ней.

Правое запястье сдавило до четкой пульсации. Выдыхая Лере в губы все существующие шипящие звуки, Граф накрыл ее ладонью свой пах.

Впечатляло. То есть, для Леры до сих пор эта физиологическая метаморфоза казалась фантастикой. Главным образом, удивляло как это в ней помещалось полностью столько раз.

- Нравится? - оказалось, пульсация в запястье давно прошла, а Лера бессовестно продолжала ощупывать метаморфозу Графа. Упс.

Взгляд резал из-под бровей с нескрываемым наслаждением.

- Я просто пытаюсь определить для себя, достаточно ли он крепкий для такой самоуверенности. Не сломается ли нести ответственность за все мои решения и поступки.

«Садись, Лера, пять с плюсом!» - похвалила личность.

«Ой, мама!» - ойкнула женщина.

Потому что Лера обнаружила себя прижатой животом и левой щекой к зелёному, в тон ее платью, сукну стола. Обе руки Граф перехватил у неё за спиной, как наручниками. Каблуки разъехались в стороны, когда он втиснулся между ее бёдер и задрал подол платья, оголяя зад. Она попыталась измерить силу захвата запястий. Без шансов. Держал намертво. Да ещё бешенный пульс расходовал силы и кислород. Какое уж тут сопротивление?

- Ого, Новодворская! Вот это сюрприз! - он облапал всё неожиданное, не скрывая приятного удивления. - За это мы с ним готовы понести ответственность.

Подразнила? Молодец. А теперь у самой тазовые кости трещат от желания…

- Лера, Лера, что ж ты делаешь, Лера… - просипел Граф ей в шею, запуская пальцы в…

Бабуль, не смотри.

- Это ты делаешь. А я вынуждена… - уже сама поняла, что сейчас ляпнет очередную себе проблему, но раз начала, - … терпеть.

Пальцы выскользнули. Что-то грохнуло слева от Леры, и она готова была поспорить, что это Граф врезал кулаком по столу. Но спорить было не с кем, некогда, да и незачем. Он поднял ее со стола за волосы совсем не нежно, развернул. Старательно игнорируя дикий ужас в глазах, вцепился в горло рукой. Так довёл ее почти до обморока, толкнув в своё рабочее кресло. Завис над ней на пару секунд и, будто заставил себя разжать пальцы.

Лера захлебнулась хлынувшим воздухом и закашлялась. Это было страшно! Это было страшно, мать твою, Глеб! За что?

Он отошёл. Видно было, что его трясёт. От ярости трясёт. Но почему такая реакция? Подумаешь, правду сказала!

Или нет?

Граф раздраженно поправил на себе одежду, подошёл к ящикам стола, открыл верхний, выудил из него что-то.

- Это твои документы, - пояснил он, указывая на невысокую стопку. - Паспорт, кошелёк, все ксивы. Телефон, только без сим-карты, ключи от квартиры. Тебе там ребята дверь поменяли. Можешь уйти в любой момент. Я дам указания, тебя доставят домой хоть завтра.

- Почему не сейчас? - спросила только, чтобы он не слышал как ее сердце молотит в рёбра.

- Сейчас… - как-то тихо, тяжело выдохнул он, отвернувшись, - сейчас уже поздно. Иди спать.

Что ж…

Лера поднялась с кресла. Очень надеялась, что двигается с достоинством. Пока не выронила из трясущихся рук паспорт и ключи. Стояла, как истукан и смотрела на них, не в силах заставить себя согнуть колени перед Графом.

Когда стало очевидно, что расчитывать больше не на кого, она аккуратно присела. То же самое, будто очнувшись, сделал и Глеб. Он собрал и подал ей ее вещи. Потом неожиданно заключил ее руки в свои ладони и поднял.

- Могу я кое о чем попросить? - спросил, убирая по своей привычке руки в карманы.

Лера уже придумала пару фраз в ответ, но он не дал открыть рот.

- Только скажи просто да или нет. Я сегодня сыт по горло твоим ядом.

Что-то больно екнуло в солнечном сплетении. Не столько от самого вопроса, сколько от тона. Что-то в нем было такое, что не предусматривало отказа, и в то же время - выражало жгучую надежду. Почти мольбу.

- Проси, - разрешила Лера и неопределённо дёрнула плечами. Вроде, ей все равно. А у самой сердце пропустило пару ударов.

- Останься до субботы. Проведи эти дни здесь, как моя женщина. Без этих своих выебонов. Всего неделю.

Это было неожиданно до лезвий в животе. Как его женщина? Это что значит? Это как? Встречать по вечерам с его смертельно-важных стрелок? Накрывать на стол? Засыпать вместе и просыпаться, сплетенными в одно?

- А почему именно до субботы? - спросила Лера.

- В пятницу мне нужно быть на одном мероприятии. Я хочу, чтобы ты составила мне компанию.

Ах, вот оно что…

- Почему не попросишь свою подружку предоставить тебе профессиональную спутницу?

Слышно стало как что-то скрипнуло. То ли его нервы, то ли зубы. То ли кресло, в которое он устало упал.

- Цивилизация на тебя плохо влияет, Новодворская, - вздохнул он. - Представляю, какая ты была в своей Москве. Тобой же гвозди забивать или Кремлевские стены обматывать. Неудивительно, что с такими внешними данными ты до тридцати в целках пробегала. Из тебя там крики только на митингах добывать можно. Не надоело?

- Что? - опешила Лера.

- Воевать не надоело? Ты же женщина, Новодворская, горячая, звонкая! Я же слышал, я знаю. Хватит!

Глаза зажгло внезапно. А он… этот непонятный, странный мужчина, от которого выкручивало все кости, поднялся, будто предвидел наступающий в глазах шторм, шагнул на неё, почти прижался, провёл по губам большим пальцем. Взял со стола стопку с документами.

- Думай до завтра. Машина будет ждать до десяти утра. Не выйдешь, значит остаёшься. Видишь, я облегчил тебе задачу максимально.

Он вложил ей в руки удостоверяющие ее личность корочки, проводил до двери. И она пошла дальше одна по коридору, по лестнице, ошарашенная, с трудом передвигая чужими ногами со ступеньки на ступеньку, словно утопая в сугробах. Забралась на третий этаж, как на вершину Эвереста.

Зашла в комнату.

Закрыла дверь. Не на замок.

Сползла по ней спиной. Среди документов обнаружила второй том «Имажинистов». Не выдержала и дала волю слезам. Просто так. Без повода, не сдерживаясь, не разбираясь в причинах. Не стесняясь, просто плакала.

Как плачут в финале грустной мелодрамы глупые телки…