Две недели назад
Лорд Ракон спал беспокойно. Не привык, что рядом может находиться женщина. Нервничал не потому, что жена ему мешала, а просто боялся ее во сне зашибить. Не маленький же, еще придушит ненароком. А она доверчиво льнула к нему и улыбалась во сне.
Фольк провел ладонью по влажной коже Гражданки. От груди до самого живота. Умаял девочку долгим обрядом, но иначе было нельзя. Все это он вычитал в старинной книге, которая с недавних пор стала настольной. Едва ли небольшие изменения могут нанести вред — он нанес метку до консуммации, дабы сделать апогей обряда безболезненным. Он же видел свидетельство тому, что боги приняли его возлюбленную — небольшая царапина, заживая, завилась в сложный рисунок цветка. Лютик — все равно, что печать в паспорте. О земной традиции подтверждения брака ему рассказал Аравай.
«Я все сделал правильно», — рука легла на живот любимой, имя которой отныне леди Ракон, герцогиня Хариим Драгон. Слово «Василиса» никак ему не давалось. И не нравилось. Фа-фа-фасилиса… Таким именем Иваны кличут нимф.
— Может быть, ты будешь Лисой? — слово «Вася» даже не приходило на ум. Ну, какая герцогиня позволит называть себя по-мужски Васей? Или, может, купить патент на имя Василиса и заставить всех нимф переименоваться, ну, скажем, в Маш? А что, вполне возможно. Хотя, собственная матушка после обряда даже отцу не разрешила называть себя по имени Лирлинда. Леди Драгон и все тут. Настоящая дракониха.
Тихому семейному счастью пришел конец, когда в проеме двери появились два друга.
— Вставай! Качерка сбежала! — Аравай пытался говорить шепотом, но у него от волнения плохо получалось.
— С кем? — только из любопытства спросил Фольк, накрывая любимую простыней. Друзья, дабы ненароком не разбудить в нем дракона, подняли глаза к потолку.
— С тобой! — неожиданно ответил Индис.
— Этого просто не может быть, — выдохнул Фольк. — Такое поразительное сходство.
В комнате, где за неделю до бала демонами был организован наблюдательный пункт, по одному из многочисленных экранов крутилась запись, как в комнату качерки, беспрестанно оглядываясь, входит Фольк.
Все трое уже успели смотаться в порт и вернуться. Они опоздали. Утренний паром отбыл, а вместе с ним и карета, в которой сидела качерская царевна. Таможенники ни на минуту не усомнились, что ее сопровождал лорд Ракон, а потому отдали команду досрочно отчаливать. Следующий приплывет с той стороны только через час, и перед заговорщиками стояла сложная задача — не дать качерке оболгать герцога. А пока… а пока они просматривали видеозаписи, чтобы понять, что же происходило ночью после бала.
Портрет Солеро (он, а не лорд Ракон, должен был стать главным действующим лицом в подстроенном спектакле) сразу же после обнаружения двойника отправили в несколько точек: в «Сладкую попку», чтобы показать его херресите Паломе, и в трактир «В пасти дракона», где брат с сестрой могли опознать в нем господина Дэ.
Фольк ругал себя, что не сделал этого раньше. Как-то не укладывалось в голове, что Солеро Драгон способен на подрывную деятельность. Зависть и ревность — это одно, а вот предательство семьи — совсем другое.
— Ты умудрился засветиться на четырнадцати камерах, — Аравай поочередно показал на изображения разных частей замка: от покоев герцога до спальни его «невесты».
— Но я был все время у себя, — то, что им с Гражданкой удалось найти следы клада, пока никак не вписывалось в общую картину, а потому Фольк решил не сбивать друзей с толку и придержать новость.
— Зря ты не позволил демонам установить камеры в твоих личных покоях, поэтому ничего теперь не докажешь.
— Постойте! Покажите мне малую портретную галерею, часть обратного пути мы с Гражданкой бежали по ней. Как я, будучи занят одной женщиной, польстился бы на другую?
— Сожалею, но это не поможет, — Аравай переключил на нужный монитор, который показал пару со спины: взъерошенные волосы, расхристанная одежда, на девушке платье неопределенного цвета. — Слишком зыбкое свидетельство. А вот смотри финал твоего «любовного приключения»: он гораздо доказательнее.
Фольк зарычал как раненный зверь: он, без рубашки, но в серых штанах — части костюма орла, выносил из спальни прильнувшую к нему качерку. Четкое изображение позволило рассмотреть даже ее лучащиеся счастьем глаза. Открылась дверь соседних покоев, и из нее высунулась одна из гостящих в замке дам.
— Леди Хардинг?
— Она, — кивнул эльф, а потом показал пальцем куда-то в тень. — А здесь ваш дворецкий. Крысеныш. Он сейчас выйдет из-за колонны.
И действительно, как только леди Хардинг скрылась за дверью, на экране появился улыбающийся Тьяго.
— А это он же, но уже на кухне, — Фолька заставили перевести взгляд на другой экран, где слуга собрал вокруг себя компанию и что-то возбужденно вещал.
— Даже минуты не сомневаюсь, что о твоем визите к Вейлере судачат все те, кто уже проснулся, — Индис тряхнул головой. Ему непривычно было иметь короткие волосы, но он не жалел. Пусть все думают, что принц постригся ради неузнаваемости на балу, хотя реальные причины были совсем иными. Эльф улыбнулся собственным мыслям.
— Тебе смешно? — негодование переполняло Фолька. Он впервые оказался в такой патовой ситуации.
— Нет, что ты, друг, я смеюсь не над тобой. Кажется я тоже попал.
— В смысле?
— Так или иначе, чтобы понять, кто орудовал в замке ночью, мы вынуждены будем пересмотреть все записи. Чтобы снять с меня подозрение, просто взгляните, чем я был занят.
Картинка ошеломила: на лежащем на полу эльфе сидела обнаженная телохранительница и прижимала к его горлу нож.
— Это она в пылу страсти отрезала мне накануне волосы, — Индис помахал короткой прядкой.
— Бабушка знала, кого пристроить к внуку, — крякнул опытный в постельных делах Аравай. Он своим наложницам, а женам тем более, ни за что не вручил бы клинок.
— После секса на ножах меня как-то мало тянет на разнеженных барышень и продажных херессит. Страх смерти возбуждает. Я такого экстаза еще никогда не испытывал.
— И все-таки, кто же это? Кто так хорошо знает меня? — герцог увеличил собственное изображение. На видеозаписи по его губам змеилась победная улыбка. Царевна отвечала точно такой же. — И как Вейлера решилась бросить на себя тень? Она ведь теперь никогда не отмоется.
— Отмоется, если ты женишься на ней. Поэтому царевна не отступится, будет стоять на своем. А что у тебя в противовес? Слова рабыни?
— Я не дам Гражданку в обиду. Пусть отсидится в моих покоях, куда вход строго ограничу. Оставлю его только для вас и нэн. Солеро, во избежание соблазна порыться в вещах в мое отсутствие, принимать в замке запрещу. Пусть убирается.
Фольк, нахмурившись, следил, как лже-герцог, не скрываясь, проносит царевну по холлу. Ранние слуги, что приводили помещение в порядок, оборачивались им вслед. Качерка строила томные рожи.
— Я думаю, она всему голова. Мы недооценили царевну, — Аравай поднялся, прошелся по тесной комнатке. Тихо потрескивали, разряжаясь, электрические кристаллы. — Вейлера добилась своего, пусть и другими путями. Вспомни, как она пыталась соблазнить тебя дурманом. У таких девиц каждый шаг просчитан.
— Она верная десятка, — согласился со словами друга Фольк. — Но как она сумела вывернуться?! Я же во время танца приколол к ее платью цветок, надушенный «эльфийском соблазном», а после того, как набил морду Солеро, был уверен, что твоя телохранительница выполнит свою часть задачи.
— Мы все сделали, как договаривались. Она промокнула кровь твоего дяди платком, смоченным в «соблазне»: осечки не должно было быть, — эльф поморщился, не веря, что бабушка могла изготовить негодный приворот. — В моем случае это же средство подействовало безотказно.
— Ты проверил «соблазн» на себе? — поднял брови Аравай. — Ты хоть предупредил свою телохранительницу об эксперименте?
Эльф опустил глаза. Теперь было понятно, почему она отрезала ему волосы.
— Слушай, — гоблинский принц, продолжая следить за перемещениями лже-Фолька, постучал пальцем по монитору, — может, это все-таки ты? Ну, разлил неаккуратно «Эльфийский соблазн» на свою одежду, а потом действовал в беспамятстве. Мы, собственно, почему так поздно к тебе пришли: были уверены, что ты все переиграл. Ну, мало ли? Потом решили проверить и вот…
— Я похож на беспамятного? — Ракон ткнул в экран главного входа, где любовников уже поджидала карета. «Герцог», не выпуская свою любовницу из рук, лихо забрался в бархатное нутро.
— Кто там на козлах? — гоблин прищурил глаза.
— Дети? — эльф подвинулся ближе, чтобы рассмотреть.
— Нет, это гномы, — лорд Ракон с досады стукнул кулаком по столу. Часть экранов погасла.
— Опять чертовы гномы, — сплюнул Аравай.
— А что случилось с Солеро? Куда он подевался? — герцог оторвался от экрана, и эльф слабо шевельнул рукой, чтобы привлечь к себе внимание.
— Я допросил охрану. Твой дядя покинул замок вскоре после бала и не возвращался. Нам предстоит большая работа. Этой ночью мало кто спал в одиночестве, а потому будет врать, чтобы скрыть свою интрижку.
— За себя говори, — Аравай гневно зыркнул на эльфа. — Я так точно берег верность гарему.
— Ну, что ж, господа, поздравляю, — Фольк тоже поднялся. — Мы имеем заговор. Свидетелей вполне предостаточно, чтобы доказать факт моей интимной близости с царевной. Столько трудов, а, получилось, что подставили сами себя.
Через полчаса прибыли дознаватели, которые тоже принесли нерадостные вести: господин Солеро никогда не заходил в «Сладкую попку» и в «Пасть». Он нисколько не похож на господина Дэ, хотя тот не раз был замечен в камзоле с пуговицами в виде головы дракона. Так что участие в заговоре дяди доказать не удалось, и теперь следовало сосредоточиться на самой царевне и ее таинственном спутнике.
Дабы предвосхитить грядущие события, могущие окончиться войной, друзья решили разделиться: герцог ехал в Качеры, Аравай направится первым же порталом к демонам, чтобы заручиться военной поддержкой (ну не махаться же в век высокотехнологических кристаллов мечами), а Индис со своей неотлучной телохранительницей в Чистый лес — умолять бабушку вмешаться и защитить интересы несчастного внука и его друзей от злобных Качер. На родственников-драконов никто ставку не делал. Империя не захочет вступать в конфликт с северной страной, откуда получает алмазы, древесину и горючее масло.
Перед отплытием парома Фольк забежал в свои покои. Постоял над кроватью, не решаясь разбудить спящую жену. Вздохнув, поцеловал и оставил под рукой записку с объяснением отлучки. Писал торопливо, поэтому сейчас не смог бы воспроизвести слова в точности, но смысл сводился к тому, что он лучше сдохнет, чем женится на царевне. Это и посчитал признанием в любви. Объяснился, как умел.
Фольк догнал карету, которую умыкнули заговорщики, только у царского дворца. Слуга принял поводья, и герцогу ничего не оставалось делать, как идти за царевной, которая на этот раз надела маску обиженной добродетели.
— Вейлера, давай поговорим, — предпринял он последнюю попытку объясниться вне стен здания, чьи купола обжигали взгляд искрящейся белизной. Лето, а трава покрыта изморозью, изо рта вырываются клубы пара.
— У нас с вами, мой лорд, разговор состоится лишь в храме Любви, — она куталась в соболью шубу. — И единственное, чего от вас будут ожидать мои родственники — это слово «да».
Герцога Хариима властитель Качер принял не сразу. Видно, беседовал с дочерью, и вовсе не в мирном ключе, на какой надеялся Фольк, поскольку при аудиенции дышал словно разъяренный бык.
— Вы что себе позволили? — первые слова царя Веримара не обещали мирного исхода. Царь восседал на черном троне, над которым распустил крылья самый настоящий орел. Глаза птицы, сообразно настроению хозяина, пылали гневом. Голова с крючковатым, но острым клювом, находилась в непрестанном движении, точно хищник только и выискивал, в кого бы вцепиться.
Если честно, орел произвел на Фолька большее впечатление, чем монарх могущественной страны — мужчина небольшого роста с желчным от внутренних болезней лицом и редкими волосами, висящими паклей по обе стороны от слишком уж громоздкой короны.
— Я с уважением относился к вашей дочери, — на этих словах находящаяся здесь же Вейлера поджала губы, и Ракон вспомнил всего лишь два проступка, которые могли бы ее обидеть: как он спешно покинул карету, учуяв запах дурмана, и как оборвал танец, кинувшись на спасение Гражданки. Но оба этих поступка никак не могли бы заставить его жениться. — И клянусь, я ни разу не входил в покои царевны, — герцогу Харииму приходилось стоять перед царем, восседающим на значительном возвышении, но все равно он как-то умудрялся не выглядеть просителем, хотя смотрел на Веримира снизу вверх.
— Наглая ложь, — прошептала качерка, так и не подняв глаза. Хрустальная слеза медленно скатилась по ее бледному лицу. Дрожащей рукой она поставила на подлокотник трона небольшую хрустальную пирамидку. — Здесь все записано.
— Всем выйти, — гаркнул царь, и те немногие придворные, что удостоились чести присутствовать при разборе поведения лорда Ракона, толкая друг друга, поспешили вон.